Одержимый

Мей проснулась от того, что в комнате было непривычно холодно. Даже укутавшись сильнее в одеяло, заснуть снова у нее не получалось, ветер будто назло продолжал гулять-хозяйничать у нее дома. Мей приоткрыла глаза, сонливо зевнула. На кухне, в коридоре уже слышались знакомые пошаркивания: бабушка давно проснулась и наверняка что-то готовила — сразу на завтрак и обед перед дежурством. Мей потянулась, села, протерла глаза. Солнечные лучи уже успели пробиться в ее комнату, на настенных часах показывало без десяти семь. Десять минут еще можно было забыться в сладкой тягучей дреме. Мей снова откинулась на подушки. Хотелось спать, вчера она долго не могла заснуть. Долго не могла придумать, что именно она сегодня будет рассказывать в школе Доуме, какую еще легенду придумает. Нет, все это было глупо. Мей тоже нужно было взрослеть. Все это шифрование до добра не доведет. Доума же совсем не дурак — быстро поймет, что к чему. Они с Аказой не встречаются и даже не друзья. И играть подобные роли только на потеху Доуме было бы совсем уж неправильно. Нельзя. К тому же, врать Мей совсем не любила и не умела. Доума ее раскусит — и она точно-точно за это поплатится. Да и нельзя ведь было так поступать со своим другом — это низко и очень даже отвратительно. Мей сморгнула, мотнула головой. Как раз эта мысль и не давала ей вчера спокойно заснуть. А был ли Доума ей вообще другом? Когда-то — да, безусловно. Сейчас — Мей в этом была совсем не уверена. Их неминуемый разлад начался, наверное, еще в прошлом году, когда она стала все чаще делиться с Доумой своими планами о подготовке к поступлению и возможном переезде. Обычно такие разговоры заканчивались слезами и завываниями Доумы: «Ну и на кого ты меня тут оставишь?!» Поначалу Доума намеренно даже пытался выдергивать ее с дополнительных занятий, а пару раз и вовсе симулировал болезнь, чтобы «Мей-чан побыла с ним рядом хотя бы напоследок». Но Доуме все же быстро пришлось сдаться — Мей была непоколебима и отказываться от своей мечты поступить в медицинский и пойти затем по стопам бабушки не собиралась. Доуме нужно было смириться с этим. А еще с тем, что времени у Мей на посиделки с ним оставалось все меньше и меньше. Мей еще никуда не уезжала, а их дороги уже расходились. Мей догадывалась, что сам Доума мог думать об этом. Это все Доуму убивало. А Мей же этого будто и не хотела замечать. У нее были курсы, волонтерство в больнице, учеба в школе — Доумы в ее жизни становилось все меньше и меньше. Закономерно. Доума Мей больше был не нужен, теперь она вполне могла найти себе более близкую по интересам и духу тушку. А Доуму выкинуть как попользованную игрушку. И вот с этим он точно не мог смириться. Ужасная-ужасная жестокая Мей-чан. Но Доума не мог за это злиться на нее. Она не виновата в своей ветрености и страшной новой увлеченности. Это Доума виноват: не удержал, потерял. Нужно было быть настойчивее, придумывать что-то более интересненькое для общего досуга. Нужно было быть для Мей-чан настоящим другом — а не так, личным клоуном. Доума понятия не имел, как это все исправить. Может, его Мей-чан и правда нужно было отпустить? Все равно эта бабочка рано или поздно от него бы упорхнула. Нет, это было слишком просто. Раз уж Мей-чан решила бросить его, на прощание она могла бы помочь бедному покинутому всеми Доуме найти себе замену. Аказу, например. Доума еще со средней школы мечтал с ним задружиться. Аказе он как будто тоже нравился: Доума ведь не слепой, видел, как его при каждой их короткой встрече аж потряхивало от перевозбуждения. К сожалению, другие люди быстро к Доуме охладевали: либо начинали сторониться, либо тщетно пытались игнорировать. Аказа таким не был. Аказа уже который год продолжал одаривать Доуму своим бесценным зубодробильным вниманием. Эта их связь не должна была порваться, нет-нет-нет. Им ведь обоим это нравилось, Доума был уверен! Аказе нравилось практиковать на нем свои новые приемы, а Доуме нравилось их принимать, оценивать и комментировать, сплевывая кровь. Все были счастливы, все были довольны. Но глупая Мей-чан зачем-то решила все разрушить. Ничего она не понимала в крепкой мужской дружбе. Да, Мей и правда ничего в этом не понимала. Никакая дружба с Аказой Доуме не светила — только больничная койка. И то вряд ли Аказа стал бы его там навещать. Мей понимала: Доума либо совсем сошел с ума, либо совсем отчаялся, раз продолжал искать внимания через ссадины и унижения. Мей не могла оставаться в стороне. Пусть они с Доумой больше и не были близкими друзьями, все же она не хотела, чтобы он плохо закончил из-за своих сомнительных планов и фантазий. Мей была рада, что ей удалось пообщаться с Аказой. Он понял, услышал ее. И даже, как ни странно, подыграл. Когда они вчера вечером вместе возвращались домой в звенящей тишине, Мей было впервые за последнее время спокойно. Аказа шел рядом, попинывая камешки, а Мей все думала о своем, считая звезды. Думала и все не могла надышаться свежим воздухом. Губы Мей растянулись в улыбке. То, что произошло вчера, было лишь странным стечением обстоятельств — вынужденной игрой. И все же, пусть Мей не хотелось признаваться в этом даже себе, ей понравилось. С Аказой и правда было хорошо, спокойно, тихо, несмотря на его репутацию буйного хулигана. Аказа был совсем другим — Мей это всегда знала наверняка и лишь в очередной раз в этом убедилась. Наконец зазвенел будильник, и Мей словно по немому приказу поднялась с постели. Хватит забивать голову всякими глупостями, пора собираться на учебу — о мальчиках она подумает потом. От нового дуновения ветра по телу прошелся противный холодок, Мей поежилась. Не хватало ей еще заболеть из-за такой ерунды. Мей сделала пару шагов в сторону открытого окна и тут же замерла на месте. Боковым зрением зацепилась за странную ярко-алую коробку, лежащую на столе. В черных девичьих глазах вспыхнул осторожный интерес. Может, бабушка решила сделать ей какой-нибудь подарок? Вот только поводов на это не было. А просто так ее бабуля никогда ничего не делала: сюрпризами не одаривала уж точно. Мей потянулась к коробке, аккуратно отвязала пышный, немного потрепанный бант. Приоткрыла крышку и тут же отшатнулась, прижав ладонь к губам в немом вскрике. Подарок был точно не от горячо любимой бабушки. Череп. Самый настоящий череп. Точнее, очень похожий на настоящий. Мей неверяще уставилась на коробку, а затем перевела взгляд на распахнутое окно. Нервно сглотнула. В опустевшем застывшем сознании набатом зазвенело: «Доума». В коридоре тем временем послышались шаги. Мей вздрогнула, спрятала коробку за стопку еще со вчера не убранных книг. — Ты чего там шумишь? Ударилась спросонья, что ли? Пойдем завтракать, я уже все собрала, — Мей машинально повернула голову на голос — у двери показалась смутная тень. — Все хорошо, — пролепетала Мей, обнимая себя подрагивающими руками и нервно радуясь, что бабуля все-таки решила не заглядывать к ней в комнату. — Я… Я подумала, что проспала. Опаздываю уже. Мне с Доумой перед школой еще нужно встретиться. Кое-что… передать. За дверью послышался короткий вздох. Бабуля сейчас осуждающе качала головой — Мей отчего-то была в этом уверена. — Вечно ты за этим приемышем таскаешься, а он и рад. На твоем месте я бы мальчика поспокойней подыскала. Этот больно суетливый. Тебя проводили вчера, кстати? — Ага, — неохотно ответила Мей. Хитоми Оота, вполне удовлетворенная коротким ответом внучки, поспешила вернуться на кухню. Мей же снова перевела напряженный взгляд на «подарок». А вот и «сюрприз», которым Доума еще вчера так норовил ее одарить и осчастливить. Уж что-что, а Доума умел удивлять-поражать до нервной икоты. Когда-то однажды он уже залезал к ней через окно, тоже с самыми невинными намерениями — когда Мей допоздна задержалась в больнице, а Доума просто-напросто устал отираться у входной двери. Когда-то Доума уже довел Мей до дикого испуга, встретив ее при приглушенном свете на пороге ее же дома. Со временем Мей должна была привыкнуть и к таким выходкам, но даже у нее, терпеливой и понимающей девочки, всему был предел. Доума, видимо, больше совсем не видел границ, раз считал абсолютно нормальным пробираться к ней ночью через окно и подкидывать черепа. Доума был нездоров. И шутки у него были совсем не здоровые. Мей сжала в руках крышку от коробки, на ватных ногах подошла к окну. Внизу клумба с цветами была примята: наверное, Доума еще и навернулся, когда забирался к ней в комнату. Удивительно, что она так ничего и не услышала. Мей стало не по себе. Подумать только: он залез к ней посреди ночи, чтобы подсунуть череп. Мей вытащила коробку обратно, присмотрелась. Череп был действительно искусственным, что уже радовало, однако Мей бы совсем не удивилась, если бы Доума притащил ей настоящий. В следующий раз, наверное, догадается. Мей накрыла крышкой коробку и захлопнула окно. Она вернет этот череп сегодня же. Неважно, что Доума обидится, неважно, что он точно-точно решит придумать что-нибудь еще. Мей устала. Эти игры нужно было прекращать. Ночные вторжения в ее дом — тем более.

***

Мей быстро собралась и вылетела из дома, наспех перекусив моти. В висках стучало, рюкзак за плечами был тяжелее обычного. Наверное, впервые идя в школу, Мей даже не пыталась думать об уроках. Все ее мысли занимали только Доума и то, что все это зашло слишком далеко. Мей вообще не понимала, зачем он решил подарить ей этот череп. Что он этим подарком захотел сказать? Доума ведь тоже никогда ничего не делал просто так. Подойдя к воротам школы, Мей сделала глубокий вдох. Доумы нигде не было видно — это сразу напрягло. Обычно Доума вился у главного входа, поджидая Мей, либо лениво приставая к одноклассникам. Мей сжала лямки рюкзака. Решила подождать. Простояла она немым изваянием чуть ли не до самого звонка. Доума так и не появился. Наверное, он проспал, потому что всю ночь шатался да искал приключений под окнами чужих домов — другой резонной причины его прогулу Мей придумать так и не смогла. Не захотела. Уж ко второму уроку Доума точно придет. Причин прогуливать у него не было, он ведь, напротив, наверняка жуть как хотел узнать, как же прошло свидание у Мей-чан с Аказой. Мей очень быстро поняла, что ошиблась. Видимо, драмы ее личной жизни Доуму больше не интересовали: он не пришел ни к первому, ни ко второму, ни к третьему уроку. Весь день Мей не могла сосредоточиться ни на одном занятии: все думала о черепе в коробке и о пустой черепушке Доумы. Волновалась все сильнее и сильнее. А что, если с ним что-нибудь случилось? Может быть, Аказа знает? С Доумой обычно случались неприятности только тогда, когда он крутился вокруг Аказы, намеренно испытывая его терпение. В груди Мей вспыхнула надежда. Может быть, Доума решил первым делом пойти допытаться до Аказы — то-то его тоже в школе не было видно. Успокоилась Мей лишь ненадолго. Выходя из кабинета, она сразу увидела в другом конце коридора знакомую фигуру. Аказа стоял у кабинета, напряженно стараясь разобраться в отобранных у кого-то конспектах. Мей сжала руки в кулаки, сердце бешено забилось. — Ты?.. — она похлопала глазами, подходя ближе. Все заранее заготовленные вопросы мгновенно выветрились из сознания. — Ага, — хмуро кивнул Аказа. — Учусь здесь иногда. — А где Доума?.. — встревоженно прошептала Мей, будто совсем не желая, чтобы их кто-нибудь услышал. После занятий все школьники быстро разбредались кто куда: кто домой, кто в клуб. Всего за несколько минут коридор опустел и наполнился непривычной тишиной. Аказа между тем нахмурился. Не то чтобы он хорошо разбирался в людях и не то чтобы ему было не плевать, но с Мей явно было что-то не так. И явно тут причем-то был Доума. Что, все-таки этот идиот надавил на нее и ей пришлось ему все растрепать? Аказа невольно мотнул головой. Нет, Мей он почему-то доверял. Раз уж ей вчера хватило ума не разбалтывать про него лишнего, значит хватит мозгов молчать и дальше. — Не знаю, это ты его подружка. — Он… нужен мне. Его сегодня целый день в школе нет, я думала, что он и ты… — Мей запнулась. Под пристальным взглядом Аказы мысли снова начали путаться. — Я должна его найти. — Зачем? — Аказа вздернул бровь. Нет, он совсем не был удивлен, что Мей-таки решила продолжить танцевать на этих давно сгнивших граблях. Удивлен Аказа был скорее тому, почему его вообще это все интересовало. Ну хочет дура быть дурой — его какое дело, а? Возможно, дело было в том, что Доума портил жизнь не только ей. — Я должна ему череп отдать, — на выдохе бросила Мей, отведя взгляд. — Чего? — Аказа не понял. Мей тоже не поняла, зачем вообще решила это брякнуть. Судя по всему, сегодня Аказа Доуму не трогал, он вообще не знает, где сейчас тот наживал себе новых неприятностей. — Он еще вчера хотел сделать мне подарок, даже в больницу пришел, хотя эти места он ненавидит. Но… — Мей неловко пожала плечами. — Когда он увидел тебя… Наверное, передумал. Передумал нам мешать. Доума залез ко мне сегодня ночью, чтобы подарить вот это. Мей достала из рюкзака коробку. Посмотрела на Аказу так растерянно, будто сейчас собралась ему передарить ее. Аказа поджал губы. Мей едва ли не трясло, а ему от ее жалкого вида просто-напросто хотелось рассмеяться. Вот до чего можно дойти, если будешь играться со всякими психами — рано или поздно они тебе посреди ночи всякую дрянь еще подкидывать начнут. Небось Мей сейчас носилась по всей школе, чтобы поблагодарить своего отбитого за такой подарочек. — Да вы чокнутые, — с усмешкой кинул Аказа и тут же переменился в лице. Его действительно все это злило. Ему все меньше и меньше нравилось вариться в окружении идиотов. — Наверное, — Мей даже не стала спорить. Она уже была совсем ни в чем не уверена. — А отдай мне этот череп, — в голубых глазах Аказы лишь на мгновение заплясали бесы. — Зачем тебе? — настороженно спросила Мей. Нет, что от Доумы, что от Аказы можно было ждать чего угодно. — Башку новую этому кретину прикручу. Может, хоть поумнеет. Мей мотнула головой. Все-таки очередная драка между этими двумя ей точно была не нужна. — Нет, — твердо бросила она. — Спасибо, я сама разберусь. — Ага, — Аказа только хмыкнул. Он был больше чем уверен, что ни черта Мей не разберется — только больше проблем огребет. С этим психом по-другому быть и не могло, Аказа знал по себе. Знал, но даже и не подумал останавливать Мей. Сама виновата — нечего было бегать за этим кретином всю среднюю и старшую школу. Сейчас от него будет сложно отвязаться. Да и Аказа сомневался, что у Мей хоть что-нибудь получится. — Извини, — пробормотала Мей. Отнимать время у Аказы больше не было смысла — в школе Доумы точно не было, значит, нужно сходить к нему домой. Оставлять у себя этот череп она точно не собиралась. Как только Мей избавила Аказу от своего присутствия, он снова уткнулся в записи, совсем не разбирая смысла попадавшихся на глаза слов, фраз, предложений. У Аказы во всех смыслах чесались руки. Плевал он на пересдачу теста — под конец года все равно его никто не выгонит и не отчислит. Если бы могли, давно уже бы попрощались с ним. Сейчас Аказа мог думать только о том, что задумал этот идиот. Аказа не хотел еще больше вязнуть в этом дерьме — разумеется, Доума от него только этого и ждал — но и просто стоять и гадать, когда же этот псих выкинет еще что-нибудь, он не мог. Мей с ним не справится, все-таки именно Аказе его придется добить и наконец заткнуть. В первую очередь это было в его интересах, Мей и ее новая игрушка тут были совсем не причем. Так уж вышло, что у него с ней была одна проблема на двоих и ничего с этим поделать было нельзя. Аказа должен разобраться с Доумой сам, а не ждать чего-то там от этой девчонки. Вся эта убогая ситуация его страшно злила: Доума превзошел самого себя, совсем тронулся башкой. Его нужно было поставить на место. А еще лучше — насовсем от него избавиться.

***

Разбираться с Доумой Аказа не торопился: все-таки у него были еще и свои дела, да и этот кретин все еще явно где-то прятался. Он не знал, где Доума жил, по каким улицам он мог шататься, и узнавать это у Аказы не было ни малейшего желания. Рано или поздно этот идиот снова сам к нему прибьется, нужно только подождать. А пока можно было заняться действительно важными делами: навестить отца, поработать в больнице. Аказа отчего-то был уверен, что сегодня Мей на дежурстве можно было не ждать — она-то как раз наверняка сейчас бегает по городу ищет своего больного идиота. Лучше бы тоже чем-нибудь полезным занялась, ей-богу. Аказа никогда не лез в чужие дела, да и вообще в целом плевал он на проблемы окружающих, но в случае с Мей и Доумой система его мировосприятия явно решила давать сбой. Доума был самой настоящей опухолью, заражал своим кретинизмом все, к чему бы ни касалася. Только у Аказы был на это иммунитет. Он был больше чем уверен: Доума хотел сделать из Мей такую же чокнутую, как и он сам. Мей такой участи совсем не заслуживала. Она не была тупой, да и в целом казалась Аказе нормальной. Их отбитому миру таких людей очень даже не хватало. Аказа замер, застыл в своих же невеселых мыслях, стоило ему завернуть к главному входу больницы. На грязных ступенях сидел Доума и бормотал что-то несвязное, не отводя взгляда от расхаживающего рядом одноглазого голубя. — Привет, — на удивление безразлично отрешенно бросил Доума, только завидев Аказу. Тот остановился, сжал руки в кулаки, но Доума и не подумал как обычно вскочить и побежать за «обнимашками». Это Аказу напрягло только сильнее. — Я тут подлечиться решил. Разбитое сердце так боли-ит… — протянул Доума, уткнувшись головой в колени. — Ну да тебе же не понять, тебе же ответили взаимностью… Поздравляю, кстати. Ты ведь за Мей-чан пришел? Знаешь, я сижу тут с самого утра, а она все не пробегала. Странно, да? — Ты зачем ей череп подбросил, придурок? Доума поднял голову. Белое унылое лицо его мгновенно растянулось в улыбке. — Ох, а что, Мей-чан уже и тебе похвасталась? Не завидуй, Аказа. Хочешь, я и тебе подарю? Будет у вас с Мей-чан парный подарок от друга семьи. Аказа скрипнул зубами от раздражения. Доума намеренно сейчас измывался над ним и испытывал его терпение. Заскучал за целый день. Аказа зажмурился, вобрал в легкие остатки самообладания и хладнокровия. — Не приближайся к ней, понял. — Иначе что? — Доума игриво вскинул брови. — Подаришь Мей-чан уже мой череп? Думаешь, я против буду? Эх, какие же вы все-таки глупенькие. Ну ничего, влюбленным сердцам это простительно. Аказа, ну неужели ты ничего не понимаешь? Если ты хочешь любить Мей-чан, придется полюбить и меня. Мы всегда с ней будем вместе. Мы — одно целое, понимаешь? Мей-чан вот это понимает. Она понимает, как мне холодно и одиноко, поэтому решилась с тобой подружиться. А ты, дурачок, совсем ничего и не понимаешь… Я почему-то думал, ты посообразительней. Знаешь, теперь мне даже как-то жаль, что ты ответил ей взаимностью. Бедная-бедная Мей-чан, такая юная, а ведь уже не везет с мужчинами. Аказа сморгнул: если бы сегодня на улице весь день не стояла пасмурная погода, он бы подумал, что Доуме просто-напросто припекло. Либо у него началось запоздалое весеннее обострение. Вот во второе поверить было уже гораздо проще. Доума между тем поднялся, небрежно отряхнул свои когда-то белые чистые штаны. — Не люблю грязь, не люблю больнички, — пробурчал он. — А тебе, кажется, тут нравится, да? Всего второй раз в жизни сюда прихожу и все тебя встречаю. Может, все-таки это судьба?.. Доума рассмеялся в голос. — Не переживай, я тебя у Мей-чан не уведу. Понял уже, что мы с тобой не подружимся. Эх, убили вы во мне всех бабочек, жестокие буки. Передай Мей-чан, что это мой ей прощальный подарок. Головешку зовут Котоха-чан, я ее на курсах по биологии еще присмотрел. Мей-чан ведь тоже, как и я, одинока, вот нашел ей подружку. — Ты, что, так просто отвалишь? — Аказа нахмурился. Он не верил ни одному его слову. Слишком просто, слишком не в характере Доумы. — А что мне еще остается? — Доума пожал плечами. — Насильно мил не будешь, а я… хочу быть хорошим другом до самого конца. Я, кстати, кажется, нашел себе новых друзей. Наконец-то с мамой и папой в храм сходил вчера ночью — наконец напросился. Там такие люди милые… Все меня полюбили: вот сразу, вот просто так. А я ведь только на одну оргию пришел. Они говорят, у меня глаза Бога. Дурачки, правда? Но милые. Не то что вы с Мей-чан. Знаешь, я тут вообще подумал, что вы меня не заслуживаете. Стараешься, стараешься для вас, а вы все бегаете от меня. Будто я прокаженный какой. Это обидно, знаешь ли. Но, хорошо, я не обидчивый и даже мстить я вам совсем-совсем не собираюсь. Совет вам да любовь, желаю умереть вам в один день! Доума театрально откланялся, поморщился, заметив на штанине неоттертое пятно грязи. Нахмурился. — Я не нужен вам, — внезапно серьезным ледяным тоном отчеканил каждое слово он и пристально посмотрел на Аказу. Тот даже невольно отступил назад — он никогда не видел Доуму таким. Нет, точно слетел с катушек. — Вы — другие, не такие, как я. Поэтому у нас ничего и не сложилось. Я хочу найти людей, таких же несчастных и ненужных, как я сам. Ведь таких людей много, правда? Раньше я думал, что мы с Мей-чан будем вместе навечно, потом думал, что с тобой мы когда-нибудь тоже подружимся. Но нет. Я вам не нравлюсь. Я вообще никому не нравлюсь. Тебе это не понять — Мей-чан ты очень нравишься. Знаешь, в последнее время я даже начал догадываться, что переживает она за тебя больше, чем за меня. И ты за нее переживаешь, эх: вон, сейчас как надулся. Пожалуйста, будь ей лучшим другом и любовником, Аказа. Раз уж я не смог… Доума смахнул две слезинки, скатившиеся по щекам, махнул Аказе рукой на прощание. Аказа не переменился в лице: для него речи Доумы были не более чем очередным представлением — уже не первым и явно не последним. И все же сегодня Аказе впервые не захотелось его ударить. Сейчас Доума был не просто раздражающим — Доума был ничтожно жалким. Чтобы удержать рядом единственную подружку, он начал ее запугивать. Чтобы его точно приняли-пожалели, начал играть в бедного-брошенного. Очень халтурно играть, даже не стараясь. Аказа не был слепым идиотом, Доума его недооценивал. — Проваливай к своим новым друзьям. Ни мне, ни Мей ты к черту не сдался. — Ага, знаю, — Доума безразлично пожал плечами. — Не заскучайте только без меня. Пока-пока. Доума развернулся, но тут же замер на полушаге. Снова кинул на Аказу пустой взгляд. — Знаешь, я ведь очень люблю Мей-чан. Она очень-очень-очень долго была моей подружкой. Аказа… Если ты ее обидишь, я тебя убью. В радужных глазах на мгновение вспыхнул нездоровый отблеск. Доума не шутил. Аказа в этом тоже и не подумал засомневаться. В пустую голову этому психу могло залететь что угодно. Аказа ничего не ответил на эту нелепую угрозу — Доума как ни в чем не бывало наконец поспешил распрощаться со своим «бывшим другом», более не затягивая словесные прелюдии. Хватит, Аказа ведь все равно его не поймет и услышит: слишком глупый. Не тот.