Мы будем счастливы теперь и навсегда

Осень, Кабул — Нью-Йорк — Чикаго       За окном глухо ухнуло, и в ту же секунду в баре погас свет. Грохочущая музыка оборвалась, сменившись раздражёнными воплями: — Как?! Опять!!! — Не, ну что за дела! — Да вашу ж мать!..       Александра на ощупь поставила на стол стакан с недопитым виски. — Конец оргии, — грустно констатировал Пол, выпуская колечко сладковатого дыма. — Расходимся. — Может, скоро дадут? — неуверенно предположила Юлька. — В прошлый раз через два часа дали. — А в позапрошлый — на пятые сутки, — меланхолично возразила Александра, нетактично напомнив, как они четыре дня сидели без электричества, воды и связи на американских армейских сухпайках и контрабандном виски. — Так тогда подстанцию взорвали, а сейчас вроде ничего серьёзного, — наивно продолжала верить в лучшее Юлька. — Если по звуку судить. — Да ты прямо эксперт! — без тени улыбки протянула Алекс.       Даже в полумраке было заметно, как вспыхнули Юлькины щёки. Юлия Стержинская, журналист-универсал Интерфакс и одна из трёх женщин в их тёплой компании, была на несколько лет старше Александры. Но в силу субтильного телосложения и в целом внешности милой мышки-норушки выглядела едва ли не подростком, что вызывало в окружающих ее мужчинах неудержимое желание опекать, заботиться и ограждать от всяческих неприятностей. Впрочем, кое у кого наличествовали и иные желания. Александра некоторое время наблюдала за тем, как ладонь Пола блуждает под майкой девушки, уверенно замирая где-то в районе груди. Юлька против такого расположения чужих конечностей нисколько не возражала, наоборот — прижалась к мужчине ещё теснее.       То, что у русской и репортёра BBC World Пола Харберта завязался служебный роман, откровением ни для кого не стало. В тех условиях, в которых они вынужденно находились, привязанности вспыхивали очень быстро. Все они здесь в какой-то степени научились жить одним днём и ценить, как бы избито это ни звучало, каждое мгновение жизни. К тому же известный в определённых кругах Харберт, десяток лет проведший в зонах конфликтов от Боснии до Чечни, в чистых широко распахнутых глазах Юльки выглядел истинным гуру журналистики. А профессиональная успешность всегда привлекательна для женщины. — А ну-ка, крошки!       Между Юлькой и Александрой штопором ввинтился Энди, оператор Пола. Его условно белая футболка была заткнута за пояс, голые плечи поблёскивали от пота — в момент отключения электричества дискотека была в самом разгаре. От разгорячённого тела Энди исходил густой мужской запах. Алекс незаметно отодвинулась. Энди бросил на неё короткий взгляд, дёрнул уголком рта — усмехнулся. Похоже, он всё ещё не утратил надежду завоевать ее благосклонность, несмотря на сделанное ею месяц назад официальное заявление. В тот вечер, устав отбиваться от назойливых ухаживаний и, чего греха таить, дёрнув лишку, Александра взгромоздилась на табурет в облюбованном журналистами лобби-баре и во всеуслышание объявила заинтригованному обществу, что всех их бесконечно любит и ценит, но спать ни с кем не будет, ибо мужчина всей её жизни ждёт её в Штатах, и она намерена хранить ему верность. Ей энергично, хоть и с некоторым сожалением поаплодировали. И оставили в покое. Правда, на следующий день кое-кто педантично уточнял, не было ли вызвано ее заявление воздействием паров виски, и не пересмотрит ли она свою столь радикальную позицию.       Контрабандного спиртного у них, как бы странно это ни выглядело в мусульманской стране, было завались. Точнее, залейся. Гораздо хуже дело обстояло с питьевой водой. Пить в высокогорном Кабуле надо было много, особенно в начале пребывания. Это помогало организму легче адаптироваться к новым условиям. Ту желтоватую жидкость, которая тонкой струйкой текла из кранов, назвать водой можно было с большой натяжкой. Употреблять её никто не рисковал. Питьевую воду привозили местные в пластиковых канистрах, расплачивались за нее из регулярно пополняемого «общака». Но даже эту воду долго кипятили, чтобы избежать риска заработать диарею.       Впрочем, эта напасть на пару с изжогой всё равно регулярно приключалась со всеми. Привыкнуть к местной кухне было нелегко. К тому же многие продукты в условиях царившей вокруг чудовищной антисанитарии оказывались заражёнными. Выручали натовские сухпайки, которые они в складчину покупали на чёрном рынке. Журналистская братия вообще жила здесь как в университетском кампусе, деля комнаты, еду, спутниковые телефоны, кабели. И информацию. — Чё я нарыл! — интригующе объявил Энди, отбирая у Пола недокуренный косячок.       Все с любопытством уставились на него. Энди с наслаждением затянулся, подёргал длинным носом. — Ну-у! –поторопил его Пол.       Оператор триумфально оглядел коллег. — Аль-джазировцы вышли на чувака из Талибана. И завтра отбывают на территорию племён. — Вот козлы бородатые! — восхитился Пол. — Умеют крутиться, сволочи!       «Зона племён», территория на границе Афганистана и Пакистана, фактически никому не подконтрольная, но с крайне лояльным к проигравшим талибам населением, была настоящей Меккой для журналистов всех мастей. Именно там можно было сделать первоклассный сюжет, достойный эфира в прайм-тайм, а если очень повезёт, взять интервью у какого-нибудь полевого командира. По слухам, именно в племенах скрывались верховные лидеры Аль-Каиды. Но это только по слухам.       К племенам хотели все. Коллеги-телевизионщики пребывали в состоянии постоянной погони за сюжетом, не всегда удачной в условиях нынешнего затишья. Александра, как фотожурналист, была в более выгодном положении. Свой сюжет в разрушенном Кабуле она находила всегда. — Ладно, ребятки, — Пол аккуратно отстранил Юльку и поднялся, — пойду-ка я потолкую с нашими катарскими коллегами. — Пол! — Юлька сложила ладони лодочкой, умоляюще глядя на мужчину. — Детка, конечно, наша договорённость в силе! Разве я давал тебе повод не доверять мне?       Он ласково поцеловал девушку в лоб и перевёл взгляд на Александру. — Алекс? — произнёс вопросительно. — Если дело выгорит, ты как?       Александра закусила губу. То, что Пол сумеет договориться с арабами, было очевидно. Ах, как же заманчиво! Какой шикарный репортаж может получиться! — Я пас! — подняла она руки. — Вы же знаете, у меня завтра самолёт. — Как скажешь, — легко согласился репортёр. Он повозился, включая фонарь на телефоне, проворчал: — Чёрт, темно, как в заднице! — и удалился, слегка покачиваясь.       Юлька проводила его долгим взглядом, перегнулась через Энди к Александре. — Я думала, ты хочешь на территорию племён, — проговорила она по-русски. — Хочу, — кивнула Алекс вставая. — Но ещё больше я хочу домой. Всё, я спать. Ты идёшь?       Девушка покачала головой, и Алекс, кивнув всем на прощание, вышла из бара.       «Кабул Стар отель» был единственным действующим отелем в столице, а журналисты — единственными постояльцами в нём. В этом, несомненно, имелись свои плюсы — на то, что неработающий бар был превращён гостями в пресс-центр и одновременно комнату психологической разгрузки, руководство отеля закрывало глаза. Правда, здесь плюсы и заканчивались.       Подсвечивая себе телефоном, Александра привычно пробиралась через тёмный холл к лестнице. Лифт не работал. Здесь вообще мало что работало. Магазины в холле были закрыты давно и, похоже, навечно, витрины покрылись толстым слоем серо-жёлтой пыли. Немногочисленных гостей обслуживал лишь ресторан.       Алекс прошла мимо эмалированной таблички со сколотыми углами, которая указывала направление к бассейну и спа. Табличку можно было смело сдавать в музей, так как никакого бассейна не было и в помине, равно как и части здания, разрушенной во время ракетных обстрелов при отступлении талибов. Одна из стен в левом крыле частично обрушилась, но никто не обращал внимания на этот мусор. Просто удивительное свойство человеческой психики — легко превращать шокирующее в рутинное.       В номере пахло пылью. Чёртова пыль была везде: на мебели, подоконнике, простынях, на коже, в волосах и ушах. Тончайшей кисеей она висела в воздухе, затрудняя дыхание, оседая в горле. В первые дни после приезда Александра, вынужденная без конца раз за разом делать глубокий вдох, чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Она связывала это с акклиматизацией, пока Пол не объяснил ей, что дело в плохой циркуляции воздуха. Кабул, со всех сторон окружённый горами, походил на своеобразный пыльный парник, пропитанный выхлопными газами старых автомобилей и отходами низкокачественного топлива для обогрева жилищ. — Афганистан — он вне времени и пространства, лишённый света, воды и даже воздуха, в непроницаемой капсуле бесконечной войны, — сказал тогда Пол, задумчиво глядя в окно на окутанный утренней дымкой город.       В следующие два месяца Александра тысячу раз успела убедиться в правоте его слов.       Она присела на кровать поближе к столу, привычным и столь же безнадёжным жестом смахнула пыль с кофра, вытерла пальцы о джинсы. Камеру было жалко даже больше, чем себя. Она и так изуродовала её чёрной изолентой, придавая новенькой Canon потрёпанный и бывалый вид, чтобы уберечь от посягательств местных криминальных элементов. Остаться без рабочего инструмента было смерти подобно. Впрочем, эти страхи уже позади. Её командировка, растянувшаяся на два с половиной месяца, закончилась. Чуть больше суток отделяли её от возвращения в мир, где из крана текла чистая вода, а дома купались в ярком освещении, где стены не сотрясались от взрывов, роняя штукатурку прямо за шиворот, а улицы не загромождали скелеты горелых автомобилей. В том мире не было бородатых мужчин, облачённых в шальвар-камиз, с непременным «калашниковым» на шее, и женщин, закутанных с головы до пят в синие бурки* (накидка, скрывающая все тело и лицо), которые делали их похожими на живые надгробные изваяния. О том мире, в котором её возвращения ждали, она не позволяла себе думать слишком часто. Но теперь… Теперь было можно. О том, что улетает в Кабул, Александра сообщила Вентворту накануне. Она, как могла, растягивала мгновения того безоблачного счастья, которое невесомым коконом окутывало их в те дни. И страшно боялась своими словами его разрушить. — Когда? — спросил Вентворт, садясь в постели. — Завтра, — выдохнула Александра, виновато глядя на него снизу вверх. Несколько секунд он молчал, переваривая сказанное, затем лёг обратно, одним мягким движением притянув её к себе. — Ты просто шкатулка с сюрпризами, Саша, — пробормотал Вентворт, касаясь губами её волос. Положив голову ему на грудь, Александра слушала, как бьётся его сердце — гулко и часто. Он был взволнован, хоть и, верный себе, пытался этого не показывать. — Я ожидал чего-то подобного после твоего тренинга, — признался Вентворт. — Но никак не думал, что это произойдёт так скоро. Не буду спрашивать, зачем тебе это нужно. Кажется, я знаю ответ. Только скажи мне, как надолго? — На месяц. Это только на месяц, правда! В Афганистане сейчас затишье, но агентство должно иметь там своих людей. На всякий случай, — зачастила она, заглядывая ему в глаза. — Ничего себе затишье, теракт за терактом! — Это на юге, в Кандагаре, — возразила Алекс. — Кабул под контролем сил коалиции, там спокойно. Вентворт иронично выгнул бровь, глядя на неё сверху вниз. — Ну… относительно, — уточнила Александра. Она повозила пальцем у него по груди, прижалась ещё теснее и пробубнила: — Хочешь, я откажусь? Просто скажи. И он тут же сказал: — Хочу! Александра подняла голову, широко раскрытыми глазами глядя на него. Больше всего на свете она дорожила своим правом выбирать любовь и работу. И произнося на эмоциях свои слова, она была уверена, что Вент ни за что на свете не станет посягать на это ее право и не поставит ее в ситуацию выбора между этими двумя определяющими её жизнь ценностями. Вентворт пропустил сквозь пальцы прядь её волос, вынуждая вернуть голову на прежнее место. — Только ты не откажешься, — сказал он. — А я никогда не потребую от тебя ничего подобного. Потому что это твой выбор. Делай свою работу, Саша. И возвращайся домой, — он на мгновение замолчал и, отвечая на ее невысказанный вопрос, договорил: — А я буду тебя ждать.       Планируемый месяц в Афганистане превратился вначале в полтора, а затем незаметно перетёк в два с половиной. Её пребывание здесь было насыщено под завязку новыми впечатлениями самого широкого спектра, переполнено адреналином, скрашено завязавшейся дружбой и омрачено глухой ночной тоской. Она просто до физической боли скучала по Вентворту. И чем дальше, тем больше. И никакие телефонные звонки, когда в их распоряжении всё-таки оказывалась спутниковая связь, не могли унять эту тоску.       Скрипнула дверь, и в номер лёгкой тенью проскользнула Юлька. Александра удивилась — обычно та оставалась на ночь у Пола, дисциплинированно заявляясь по месту заселения утром, чтобы переодеться и поделиться сводкой новостей. — Ну что, договорились с катарцами? — полюбопытствовала Александра, садясь на кровати.       Юлька перестала красться. — Не-а, — заявила она, несмотря на темноту уверенно выруливая к своей постели. — Энди бегал в разведку — переговоры в самом разгаре. Пол торгуется. — И что он может им предложить? — Ты же знаешь Пола, у него всегда есть туз в рукаве.       Юлька хлопнула дверью своей тумбочки, извлекла увесистый несессер, повозилась и, судя по звукам, принялась удалять косметику с лица. Это был общий бзик: чем хуже были условия, тем тщательнее они старались следить за собой. Профессия военного журналиста делала из женщин андрогинов. Они одевались максимально скучно и бесполо, руководствуясь лишь критерием удобства, в мусульманской стране вынужденно покрывая голову широким шарфом или платком. Единственным способом сохранить свою женственность оставался макияж. И даже Александра, нередко игнорировавшая косметику в мирной жизни, сама того не осознавая стала пользоваться ею куда щедрее. Наверное, это было необходимо им как некая иллюзия нормальности, как способ оставаться собой. — Бурку раздобыла? — спросила Алекс.       Без бурки нечего было и думать соваться на территорию племён, ревностно придерживающихся многовековых традиций. — Алим обещал привезти утром.       Алим — Юлькин водитель и переводчик. У каждого из них был свой толмач из местных. Александре повезло, пожалуй, даже больше остальных. Ее сопровождающий Самандар отлично владел не только английским, но и русским. В своё время Александра с удивлением обнаружила, что в Кабуле немало мужчин среднего возраста если не говорили, то неплохо понимали русский язык. — Чему тут удивляться, — пожимал плечами Самандар, — половина из нас училась в Союзе, вторая — с ним воевала.       Самандар был из первой половины. Под внешностью типичного бородатого пуштуна в плоском паколе* (один из традиционных афганских головных уборов в виде берета «две лепёшки») скрывался высококлассный инженер-строитель, интеллигент в третьем поколении. «Талибан» в своё время лишил его возможности работать, но теперь он надеялся, что его знания и опыт найдут достойное применение. Особенно теперь, когда его страна лежала в руинах. Он был полон надежд. Многие сейчас, после изгнания талибов, были полны надежд.       Юлька наконец покончила с уходовыми процедурами и, скинув тяжёлые ботинки, плюхнулась на кровать. — А ты уже собралась? — спросила она Александру. — Ещё с утра. Оказывается, я обросла здесь вещами, в рюкзак всё не вошло. Даже не верится. — Что, сувениры не поместились? — хмыкнула коллега, а потом неожиданно спросила предельно серьёзно: — Почему ты уезжаешь, Саш? Ведь у тебя виза на полгода.       Почему? Потому что устала от бытовой неустроенности, от невозможности элементарно принять душ и вымыть волосы? Потому что здесь, в этом настолько отставшем в технологическом плане мире, она начинала страдать от своеобразной клаустрофобии, лишённая мгновенного доступа к информации? Потому что безумно соскучилась по своей прежней жизни, и особенно по тому, кто отныне эту жизнь для неё олицетворял? — Потому что я начинаю к этому привыкать, — тихо сказала она. — А это… неправильно.       Юлька молчала.       Утро выдалось суматошным. Совершенно очумевшая спросонья Юлька отчаянно скакала по номеру, пытаясь одновременно попить кофе, одеться и накраситься, пока, наконец, не сообразила, что последнее совершенно излишне, так как оценить её макияж под буркой всё равно никто не сможет.       Взглянув на часы, она охнула и принялась нахлобучивать принесённую Алимом накидку. — Ну как? — спросила она Александру. — Выглядишь интригующе, — сообщила та. — Господи, как они в них ходят-то? — завозмущалась коллега. — Тут же ни черта не видно! Эта сетка и правда как решётка! Не зря её Алим «голубой тюрьмой» назвал. — Пошли уже, а то уедут без тебя, — сказала Александра, стоя у порога.       Угроза подействовала. Юлька схватила рюкзак и ринулась из номера. Александра на мгновение задержалась, окинула взглядом своё, уже бывшее, обиталище и захлопнула дверь.       На паркинге царила суета. Бородатые ребята из «Аль-Джазиры», громогласно переговариваясь по-арабски, энергично грузили оборудование в две белые тойоты. Увидев девушек, они приветственно помахали руками. Из стоявшей чуть поодаль третьей тойоты выглянул Пол. Юлька ринулась к нему. — Ого! — оценил он её одеяние. — Джули, а тебе идёт!       Юлька фыркнула и задрала паранджу на голову. — Эй, коллеги! — крикнул по-английски один из катарцев. — Все в сборе? Тогда выдвигаемся!       Александра снова почувствовала острый укол зависти и с досадой прогнала вспыхнувшее чувство смутного сожаления. Не время.       Юлька оглянулась, порывисто её обняла. — Я буду скучать! — Удачи! — пожелала Алекс по-русски. — Сделай убойный репортаж. Утри нос янки.       Юлька часто закивала и шмыгнула собственным носом. — Всякий раз, когда вы говорите по-русски, я начинаю подозревать вас в заговоре, — заявил Пол, в свою очередь обнимая Александру. — Почему так? — Это в генах, Пол. Условный рефлекс на русскую речь. Прими как данность.       Энди тоже получил свою порцию объятий, не преминув интимно прошептать ей на ухо: — Я всё ещё надеюсь!       Александра засмеялась, отстранилась. Оглядев друзей, она проговорила: — Берегите себя. И друг друга.       Она долго смотрела вслед маленькому каравану автомобилей, давно скрывшемуся из вида, пока ей коротко не просигналила подъехавшая машина. Из окна старенькой потрёпанной тойоты (афганцы вообще не подозревали, что существуют другие марки автомобилей) высунулся Самандар, улыбнулся приветственно. — Ну что, домой? — Домой, — кивнула Александра.