Gossip and needles
Where the chapel ladies meet
American Murder Song – Pretty Lavinia
Jolene, Jolene, Jolene, Jolene,
I'm begging of you, please don't take my man
Dolly Parton – Jolene
40° Слух о том, что Хьюи Томпсон бросил жену и сбежал с другой женщиной, возник без участия самой Бэби, но обрушился на нее настоящей песчаной бурей. Сначала пошли шепотки, легкие, как пылевые змейки перед штормом. Люди приходили в лавку, натыкались на закрытые двери, вглядывались в окна и уходили в недоумении, на обратном пути делясь новостью с такими же посетителями. В закрытой лавке, самой по себе, не было ничего странного – все знали, что Хьюи с женой регулярно ездят в Чемберлен ловить поезда и сбывать рыбную добычу городка. Таких, как они, называли «прыгунами железных дорог». Хотя железнодорожные компании закрыли большую часть направлений по всему штату, «Милуоки Роуд» все еще пыталась жить, а с ней и городки, рассыпанные вдоль громадного пути, еще недавно соединявшего запад и восток Южной Дакоты. Теперь бескрайние западные прерии превратились в пустыни. Железные дороги пришли в негодность, а то и вовсе были сорваны с мест, однако на востоке сообщения еще действовали, спасенные широкой лентой Миссури, которой удалось если не остановить, то хотя бы ослабить ход пылевых бурь. Чемберлен стоял прямо на реке, и только по этой счастливой случайности через него еще проходили редкие поезда: от ближайшего запада за рекой и до упора на восток, в Су-Фоллс. Главное было поймать восточное направление. Чем дальше от Миссури, тем охотнее скупались рыбные запасы приречных городков. Половину партии Хьюи с женой обменивали на ходовые товары, половину – на соль. Тяжелые бочки с засоленной рыбой хорошо хранились и давали неплохую прибыль в их следующий приезд. Вот только никто не видел, как хозяева уезжали, а лавка стояла закрытой день, два, а потом и всю субботу. В торговый день у крыльца уже собралась небольшая толпа. В основном звучало предположение, что Томпсоны сорвались с места и уехали искать счастья. Кто-то их поддерживал, кто-то обвинял в безрассудстве и бессердечии к соседям, но никто не знал наверняка. Тогда-то Бэби Томпсон пришлось выйти на люди и признаться: Хьюи пропал. Появление Бэби стало порывом ветра, который поднял песок слухов и погнал его вперед. Сплетни вихрились на каждом шагу, и скоро пылевая буря захлестнула Хиллтоп с головой. Тут-то Хьюи Томпсону и припомнили все его грехи: поздние шатания и выпивку, шумные посиделки у реки, где его рокочущий смех перекрывал другие голоса, каждый поход в «Черную розу». Все знали, что он туда наведывается. Знала даже Бэби, а уж что она думала по этому поводу, остальные могли только догадываться. Как-то само собой родилось и укрепилось всеобщее мнение: Хьюи спутался с какой-то девицей и сбежал, бросив позади жену, лавку, и весь их богом забытый городок. Сама Бэби заметила признаки бури уже слишком поздно, и надо сказать, ей они нисколько не понравились. Куда бы они ни шла, вокруг образовывалось пространство. Разговоры при ее приближении замолкали и больше не клеились. Знакомые обнимали с преувеличенным сочувствием, а потом отходили перешептываться с подругами. Отовсюду в спину упирались взгляды, но стоило ей обернуться, как народ принимался гудеть с повышенным рвением, усиленно не смотря в ее сторону. И еще вечное: бедная Бэби. Как будто это теперь было ее полным именем: Бедная Бэби Томпсон. – Бедная Бэби, сама не своя… – Что, и записки не оставил? – Да кто же знает, она не говорит. – Может, рассорились? – Стала бы она тогда дома сидеть? Бедняжка, наверное, со стыда сгорала. – А ведь он мне казался достойным человеком, а вот теперь я припоминаю, и знаете… – …а я помню, как он пьяный к моему Бобу ломился… – …никогда бы не подумала… – …бедная Бэби… – …бедная Бэби… Шторм достиг апогея больше недели спустя, когда Бэби подходила к знакомой вывеске на главной улице. Пекло нещадно. Плотный хлопок мешковины прилип к спине, по миленькому узору расползлось пятно. Вдобавок ко всему, по бедру то и дело скреб неудачный стежок. Бэби все хотела распустить и переделать шов, но вспомнила об этом, только когда надела платье и вышла из дома. Последние дни мысли ее были заняты совсем другим. Она уже шагнула к невысокому крыльцу, перебирая в руках ключи и мечтая нырнуть с открытого солнца в тень, когда поднявшаяся в городе буря нагнала ее и толкнула в спину пронзительным: – Бэби, дорога-ая! Если бы стервятники имели человеческий голос, это был бы голос Гвендолин Эш. Бэби вздрогнула; уже оборачиваясь, обругала себя за это. Теперь не скрыться. Навстречу ей семенила сухопарая дама, от шеи до середины голени облепленная район-крепом. Малахитовая зелень выглядела кошмарно. Плотную ткань очевидно неправильно раскроили и еще хуже сшили, она сидела нескладно и топорщилась на боках. Миссис Эш приходилось идти прямо, как палка, чтобы не усугублять катастрофу. Впрочем, возможно, она ее и не замечала. На плече покачивала крыльями яркая брошь-бабочка. Бэби с трудом оторвала от нее взгляд и как раз вовремя, чтобы попасть в пекло объятий. – Бедняжка моя! – Гвендолин отвела в сторону руку с зонтиком, которым прикрывалась от солнца, чтобы нырнуть к щеке Бэби и звучно чмокнуть воздух. Та постаралась не дернуться от прикосновения взмокшей кожи. – Давно тебя не видно. – Здравствуй, Гвенни, – нехотя процедила Бэби. Под шуршание ткани Гвендолин разогнулась и откинулась назад с легким прищуром. По виску у нее бежала капля пота. Что творилось под рукавами и грудью, Бэби не захотела даже представлять. Простая мешковина с цветным принтом показалась ей раем. – Очаровательно выглядишь, моя дорогая, – Гвен чуть скривила губы, окидывая собеседницу жалостливым взглядом. Только такие ее в последнее время и преследовали. – Ты тоже, Гвенни. Новое платье? – Ну что ты! – дама натужно рассмеялась, стараясь не слишком активно двигаться. – Вытащила старье, чтобы руки прикрыть. Такая жара, недолго и кожу сжечь! – А мы-то, простые люди, носим на такой случай полотняные рубашки, – хмыкнула Бэби, не сдержавшись. Миссис Эш растерянно моргнула. Из-под шляпки сверкнула недружелюбная искра, но быстро погасла. На ее стороне была сила жалости, и отдавать преимущество она не собиралась. – Знаешь, я вообще-то хотела узнать, – она понизила голос до шепота, как у постели безнадежно больного, – как ты держишься, бедняжка? От вежливой улыбки почти физически свело скулы. Муж часто говорил Бэби, что даже когда она улыбается, глаза у нее остаются некомфортно серьезными. Ей от души хотелось, чтобы сейчас эта особенность не подвела. Главным правилом общения с Гвендолин Эш было никогда не давать ей повода прицепиться еще крепче. – Держусь, Гвенни, спасибо. – Уверена? – Работы хватает. Джентльмен из моего Хьюи так себе, сам пропал, а дела оставил. – Ба, да мы же у вашей лавки! – Гвен окинула вывеску изумленным взглядом, как будто не караулила здесь бог знает сколько, глотая пыльный воздух. – Ты, наверное, как раз пришла ее открыть! – Верно. Если не возражаешь… – Бэби кивнула в сторону магазина, не желая упускать возможность прервать разговор. Позвенела ключами в руках. – Сорок градусов, Гвенни, я лучше зайду внутрь. Береги себя. Она взбежала по ступенькам, не дожидаясь ответа, резво открыла замок и поспешила прикрыть за собой дверь, уловив сзади шорох. Глухо звякнул колокольчик, под ногами скрипнуло. Знакомое помещение встретило Бэби волной затхлости, в которой смешались отсутствие свежего воздуха и испорченная выпечка. Задеревеневший кукурузный хлеб так и лежал на полках, как она оставила его в последний раз. Все это теперь нужно было выкидывать, выметать задутый под дверь песок, перебирать запасы. На секунду решимость покинула Бэби Томпсон. Потом она взяла себя в руки и прошла вглубь включить свет. Старенький медный канделябр замигал под потолком. Открыть окна, проверить расчетную книгу. Решить, что делать дальше. С каждой секундой в голове копились дела, а она стояла посреди душной комнаты и не знала, с чего начать. Колокольчик снова звякнул, впуская жару, пыль и уличные звуки. – Дорогая, я тут… Уф! – Гвендолин поморщилась от запаха, и только это спасло ее от того, чтобы увидеть гримасу Бэби. – Надо же, как здесь… Может, оставим дверь открытой? Нет, нет, пыль, будет еще хуже… В общем, я не успела спросить, но неужели до сих не известно, куда запропастился Хьюи? В городе всякое болтают, но вот я думаю, лучше узнать у тебя. Оставил он хоть полслова? Миссис Эш шуршала вокруг лавки следом за хозяйкой, заглядывая в каждый угол и притом не рискуя ни к чему прикасаться. Пока она говорила, Бэби успела собрать старый хлеб в полотняной мешок, раскрыть занавески и проверить захиревшие цветы. – Гвенни, – отчаявшись отбиться от надоедливой посетительницы, она зашла за прилавок и сердито хлопнула крышкой стойки, не давая возможности последовать за собой. – Честно сказать, ты не вовремя. Что бы ни болтали в городе, я не хочу уделять этому ни минуты внимания. Гвендолин поморщилась кокетливой ужимкой, которая совершенно не шла ее возрасту. – Понимаю, понимаю, но… – она наклонила голову, и длинный острый нос стал еще больше похож на клюв стервятника. – Мне-то ты можешь довериться, бедняжка. Неужели Хьюи и правда?.. Сбежал с какой-то девицей? Щеки Бэби полыхнули жаром. Язык стал колкий и грубый, как всюду лезущий песок. Ей потребовалась вся выдержка, чтобы не дать ему волю. По правде сказать, ей бы это не навредило – есть преимущества в трагедиях, когда женщинам прощают нервные срывы – но доставлять сплетницам удовольствие желания не было. Мысленно кипя, она выровняла уголки в стопке квитанций, стерла с прилавка пальцем желтую пыль. Потом подняла глаза и вежливо отчеканила: – Красивая у тебя брошь, Гвен. Гвендолин дернулась, как если бы у нее перед носом клацнул зубами знакомый пес. Без того длинное лицо обиженно вытянулось. Под ее напором подруги обычно ломались и начинали говорить – это было проще, чем выдерживать осаду. Надо отдать ей должное, она все же постаралась скрыть раздражение и кисло улыбнулась, покосившись на украшение. – Спасибо. Подарок дочери. – Как в июльской «Жене фермера», с обложки. – Да, наверное, – уже без интереса пробормотала женщина. Вся ее фигура в неудобном платье казалась какой-то нерешительной. Про себя, Бэби как могла громко кричала «УХОДИ, УХОДИ, УХОДИ», надеясь, что та почувствует. Гвен замешкалась. Это было знакомо. Нельзя прожить несколько лет в маленьком городе и не разложить каждого соседа на список привычек, повадок и странностей. У миссис Эш всегда был такой страдальческий вид, когда приходилось о чем-то просить. Как будто падать до просьб было ниже ее достоинства, и она была разочарована, что никто не додумался заранее предложить ей желаемое. – Дорогая, я хотела спросить… – Да, Гвенни? – Может быть, тебе не до того, но ты как раз напомнила… – В чем дело, Гвенни? – Моя дочь на будущий месяц выходит замуж, и я подумала… Не могла бы ты одолжить мне свое платье? – Какое, Гвенни? – терпеливо выдохнула Бэби, сцепив руки и забивая поглубже мысль, что если Гвендолин сейчас не уйдет, кожа на ней слезет от злости. Гвен одарила ее укоризненным взглядом. Словно в ее понимании у Бэби было только одно платье, которое стоило одалживать. – Ну, то, васильковое, с цветами по подолу. Очень уж симпатичное, а в такую жару я не представляю, в чем еще… Продолжая ломать в улыбке рот, Бэби с удивлением заметила, что из воздуха выкачали весь звук. Губы Гвендолин шевелились, но с них не слетало ни единого писка. Это выглядело даже забавно, как немое кино. Она разглядывала движение морщинок на лице миссис Эш и боролась с желанием захихикать. Какая она все-таки странная, эта Гвенни. Только недавно отучилась выходить на пекло под слоем косметики. Это ее 34-ый научил, тогда тоже была жара. Все ее белила постоянно стекали по щекам, пока она не начинала походить на подтаявшее мороженое. Бэби едва подавила новый смешок, вспомнив об этом. В ушах загудело, мягко и как будто издалека. Густой теплый воздух не давал двигаться, по спине скользнула капля холодного пота. Она вдруг сообразила, что Гвен перестала болтать и смотрит на нее с тревогой, что-то повторяя, но хоть убей, не могла сообразить, чего та хочет. Потом лицо Гвен приблизилось, и сквозь духоту донеслось требовательное: – Бэби! Бэби, ты меня слушаешь? Бэби! А потом звуки вернулись разом. Пронзительные интонации взрезали слух, Бэби вздрогнула, заслоняясь от них. Руки ходили ходуном. С ней никогда такого не было. – Где ты витаешь? Бэби, что происходит? – Тебе не пойдет это платье, Гвенни, – услышала она себя как со стороны, не голос, а тонкая скорлупа, из которой выели яйцо. – Оно тебе совсем не пойдет. – Что? Что ты там шепчешь? Ты точно в порядке? Я на секунду подумала… Ты так побледнела! С глубоким вздохом Бэби заставила мир окончательно вернуться в норму. В груди еще колотило, но худшее уже прошло. Гвендолин, нависнув над стойкой, не спускала с нее подозрительного взгляда. Это привело ее в чувство лучше чего бы то ни было. Прочистив горло, она повторила уже тверже: – Я сказала, это платье тебе не пойдет. Ты выше меня, оно тебе будет коротко. – Ты в порядке, дорогая? – Да, да. Прости, должно быть, на секунду закружилась голова. Все утро на солнцепеке, вот и… Гвен недоверчиво хмыкнула. Шурх! шурх! прошелестел креп. Миссис Эш отстранилась, сухие пальцы выбили дробь по стойке и задвигались, стирая пыль. – Так что, ты говоришь, платье мне не подойдет? – Извини, Гвенни, но как есть. Талия не сядет, внизу будет коротко. Если найдешь отрезы, могу помочь раскроить, сделаем из тебя настоящую Джин Харлоу. – Ну, посмотрим, – разочарованно протянула Гвендолин, поджав губы. – Не хочется долго возиться, да и куда его потом носить. А ты уверена, что?.. – Уверена. Бэби аккуратно сложила на стойку ладони. В окнах снаружи происходило какое-то движение, но она глянула лишь мельком. Малахитовое проклятие все еще маячило впереди. Кто угодно знал, что расслабляться рано. – Что-нибудь еще, Гвен? – Я, пожалуй, пойду, Бэби, не буду отвлекать тебя от дел, – видя, что откровенничать с ней не собираются, миссис Эш засобиралась. Пристроила зонтик на сгиб локтя, промокнула волосы над висками подушечками пальцев. Бэби вышла из-за прилавка – по большей части, удостовериться, что назойливая дама в последний момент не передумает. – Рада была увидеться, – покривив душой, проговорила она, открывая дверь и почти выталкивая Гвен за порог. В лицо дохнуло уличным зноем. – Взаимно, бедняжка. Держись. Гвен протянула к ней руки для объятий, вздыбилась на боках плотная ткань. Пришлось выйти к ней под солнце и еще раз приложиться щекой к влажной щеке. Морщась у нее за плечом, Бэби прикрыла глаза. Сегодня она легко отделалась, но кто знает, что будет завтра. Мрачные происшествия в Хиллтопе редко привлекали внимание дольше, чем на неделю, всегда происходило что-то новое, но если уж стервятник нашел добычу, так просто не отстанет. Она все еще об этом размышляла, когда Гвен вдруг отстранилась и недовольно протянула: – Это что еще такое? – Что, Гвенни? – по привычке спросила Бэби, а потом увидела сама. По улице текли люди, кто-то в одиночку, больше – группами. Слышались возбужденные разговоры, хотя слов было не разобрать. Мимо с улюлюканьем пронеслась стайка ребятишек, за ней еще одна. Мальчишки неслись с палками наперевес, на ходу атакуя засохшие кусты, девчонки – позади. Все подгоняли друг друга, то и дело переходя на бег. – Подожди-ка, это Бобби, я его знаю… Бобби! – Гвен ловко стащила зонтик и заколотила по перилам крыльца. – Бобби Каллахан, я к тебе обращаюсь! Мальчишка лет двенадцати заозирался, услышав властный голос. Ботинки у него были расшнурованы, одна лямка комбинезона болталась за спиной. Потные светлые волосы торчали клоками. Отскочив от друзей, он подбежал к лавке. – Привет, миссис Эш! Уже слышали? – Что у вас тут происходит, Бобби? – Так это, – паренек мазнул локтем по лбу, добавив грязных пятен. – Тело нашли в реке, мы бежим посмотреть! – Какое еще тело? – Ну, тело! – он отчаянно махнул руками в стороны. Вокруг уже образовалась кучка притоптывающих ребятишек, нетерпеливо пихавших его локтями. – Рыбаки выловили, мы больше не знаем! Следующий поток смыл их компанию с места, и Бобби унесся вместе с остальными, горланя «Тело в реке! Тело в реке!» и хохоча, как будто собирался на ярмарку. Его разболтанные ботинки взбивали облачка пыли при каждом шаге. Гвендолин в ужасе обернулась, уставившись на Бэби в упор. Та поерзала на месте. Вытаращенные глаза и открытый рот подействовали на нее нервирующе. Как будто от нее ждали чего-то особенного. – Что ты так смотришь, Гвенни? У нас тут каждую неделю по трупу. – Бэби! – задохнулась возмущением дама. На секунду Бэби показалось, что она и ее сейчас побьет своим зонтиком. – А что, если… Ну, а что если это Хьюи? Она так комично дернула бровями, что Бэби снова чуть не прыснула, упустив смысл сказанного. Затем внутри резко похолодело. Пальцы снова задрожали. «Тело в реке! Тело в реке!» – донеслось спереди. Бэби вдруг стало нехорошо. – Нет, не может… – Идем и посмотрим! Она позволила Гвен утащить себя с крыльца и вниз по улице, едва обращая внимание на жесткую хватку. Чем ближе к реке, тем больше народа толпилось вокруг. Собирались люди со всех сторон: кто-то шел из города, кто-то бежал из полей. Основная масса уже скопилась на берегу. Стало трудно дышать. Гвен расчищала путь, орудуя зонтиком, как тростью, Бэби волокло за ней следом. Когда они подобрались к первым рядам, кто-то уже выносил обернутое в брезент тело из воды. – Что-нибудь слышно? – Известно, кто? – Рыбаки не говорили? – Мартин, кто там? – Скажи, кого нашли? Отовсюду сыпались вопросы. Мартин, крупный бородач с телом на руках, молча пробирался по илу, стараясь не потерять сапог. – Дайте место! – гаркнул он, разгоняя народ. Пришлось податься назад. Люди наседали друг на друга, пытаясь сформировать полукруг и не потерять обзора. Ему с трудом освободили кусочек пространства. Чувствуя в груди стремительно тяжелеющие удары, Бэби смотрела, как Мартин опускает тело на землю и откидывает брезент, закрыв ладонью нос и рот. Толпа синхронно вздохнула. – Кто? – Кто? – Кто? – Кто? Тело на брезенте плохо сохранилось, щеки и уши подъедены рыбами, и все же: длинные волосы, перепутанные с тиной. И все же: подол платья, облепивший раздутые и странно-белые икры. – Девушка! Девушка! И потом, спустя несколько секунд: – Мэгги! Это Мэгги Портер! Бэби будто ударили под дых. Как только прозвучало имя, ноги у нее ослабли, пришлось вцепиться в Гвендолин для поддержки. Она все никак не могла оторвать глаз от раззявленного горла. Из глубокого, забитого илом и водорослями пореза сочилась темная вода. Порванная лента змеилась вокруг шеи, траурная, как сама находка. – Мэгги! Мэгги! Это Мэгги! Она помнила Мэгги Портер. Она знала Мэгги Портер. Полгода назад Мэгги Портер пропала без следа, и никто не бросился ее искать. Сбоку от нее Гвендолин презрительно сплюнула на землю. Кое-кто последовал ее примеру. В последние годы жизни Мэгги проводила вечера с джентльменами разного помола, сверкала подаренными побрякушками и была больше известна как Черная Марго. – По крайней мере, не Хьюи, – продребезжало над ухом. Бэби с трудом отвернулась и глянула на Гвендолин пустыми глазами, прежде чем взять себя в руки. – Да, не Хьюи, – кивнула она. – Что с ней теперь будет? Гвен фыркнула. Толпа быстро рассасывалась, их начали толкать в сторону. У каждого находились более важные дела, которыми стоило заняться. Тело Мэгги пропало из поля зрения, и Бэби рада была обернуться к ней боком. – Зароют, как всех. Песок любую дрянь проглотит. – Гвенни! Возвышенная собственными суждениями, миссис Эш только поправила шляпку и вдруг понизила голос, пихнув Бэби локтем. – Ишь, смотрят. За своей пришли. Она обернулась. В редеющем потоке три фигуры стояли скалой, три девушки, крепко взявшиеся за руки. Должно быть, они только подошли, а может, просто не сразу смогли пробиться ближе. У одной по плечам рассыпалась незаконченная прическа, другая до сих пор держала в руке помаду, словно сорвалась с места, забыв ее бросить. Третья, в одной домашней накидке, плакала, смотря на тело. Плакала Черная Белль, самая младшая, если не преступно младшая, сама еще почти ребенок. Сквозь проеденный у оборок шелк проглядывали худенькие колени. Девушка в середине, с распущенными волосами, склонилась к ней, что-то говоря, бережно коснулась щекой светлых волос. Черная Белль помотала головой, потом по-детски кивнула и уткнулась ей в плечо, обеими руками вцепившись в ладонь. Девица с другой стороны была старше. Эта уже не плакала, только сверкала злыми глазами, слыша колкие шепотки от идущих мимо женщин. Каждый раз, как она поворачивала голову, в ушах поблескивали длинные серьги. – Розмари, детка, не грусти, я зайду тебя утешить! – Пошел к дьяволу, Берти! Голос у нее был звонкий, как пощечина. Раздался взрыв смеха. Подруга сердито дернула ее за руку, приструнивая, и Черная Розмари яростно шепнула в ответ что-то неразборчивое, но эмоциональное. Едва начавшаяся перепалка быстро угасла, стоило ей взглянуть на тело. Дернулись ненакрашенные губы. Она вся как-то сникла, потерла о бедро свободную руку. Все знали, что под перчаткой у нее лишайное пятно. От жары и пота оно расползлось, и Розмари постоянно мазала его дегтярным маслом, пока сама прочно не пропахла резким запахом вперемешку с дешевыми духами, которые флаконами лила на ладони. Посетители «Черной розы» не возражали. Для возражений должен быть выбор. Третьей особой была Черная Мадлен. Бэби поймала себя на том, что против воли разглядывает ее куда внимательнее других. Это к ней, говорили, захаживал ее муж. Хьюи кивал ей на улице и обслуживал в лавке, неизменно вежливый, как будто не видел ее открытых платьев и золотых колец. Как будто не с гулящей девицей общался, у которой бывал накануне. Она не выглядела гулящей девицей, стоя на песке под солнцем и смотря на мертвую подругу. Неубранные волосы спутались от ветра, с одной стороны уже расчесанные, с другой пряди еще хранили жесткую форму завивочных щипцов. Подол платья – рабочего, красивого, какие бывают только у девушек из рекламы джина – спускался поверх грубых сапожных голенищ. Они все сорвались с места, кто в чем был, вдруг осознала Бэби. Бросили собираться, схватились за руки и понеслись, сломя голову. Белль прилепилась к Мадлен намертво, Розмари время от времени поглядывала на ее лицо. Бэби не могла разобрать выражения, а если бы и смогла, то не узнала. Там была та же самая тихая злость, сожаление и решимость, что въелись в ее черты за последнюю неделю. В этот момент Черная Мадлен подняла взгляд прямо на Бэби, и следом за ней еще две головы повторили жест. Открылись черные ленты на трех тонких шеях. Бэби почувствовала, что дрожит. Ей показалось, что у каждой из них перерезано горло. Словно во сне, она смотрела, как Черная Мадлен шепчет в сторону, аккуратно высвобождает одну руку и тянется к ней, тянется – или указывает. Воздух загудел от биения сердца, как будто внутри на всех парах несся восточный поезд. Ба-бах, ба-БАХ, ба-бах, ба-БАХ, БА-БАХ, БА-БАХ, БА-БАХ! Из воздуха начали испаряться звуки. Прежде, чем новый приступ пригвоздил ее к месту, Бэби резко развернулась и ухватила шуршащий локоть. – Гвенни, уведи меня отсюда. Гвендолин Эш не нужно было просить дважды. Она бросила на девушек последний высокомерный взгляд, развернулась и потащила Бэби прочь от реки, каждым шагом взрывая пыль. Бэби шагала за ней, пытаясь выкинуть из головы образ Черной Мадлен. Неудачный шов на платье вгрызался в бок, но она только шла да изредка поддакивала: – Да, Гвенни. Хорошо, что не Хьюи. Хорошо, что не Хьюи.