Love is a small miracle

      Восходящее ноябрьское солнце приносит столице море позитивных эмоций и, соответственно, жителей. Когда надежда на приятную погоду отпадает, появляется сюрприз, которого Ирина Алексеевна не ждала и, откровенно говоря, не хотела. Её будит будильник, после чего она открывает окно, впуская в квартиру свежий воздух, но не распахивая шторы.       Очередное рабочее утро идёт по обыкновенному плану, менять который Ирина не намерена. Конечно, не намерена, но меняет. Кофе больше не наполняет квартиру своим запахом, перед завтраком женщина стучит банками, принимая витамины, а настроение то ли от недостатка кофеина, то ли теперь на ещё семь с половиной месяцев становится просто отвратительным.       Ирину раздражает буквально всё: от хорошей погоды на улице до собственного положения. Она много думает о своей беременности, вспоминает тот октябрьский день, когда узнала об этом. Женщина хорошо помнит профессиональную сосредоточенность на лице Покровской во время УЗИ и помнит, как меняется выражение её лица, когда девушка понимает простую истину. Павлова не просит Сашу молчать, но та сама уверяет в своём молчании.       Павлова вообще не думала над тем, чтобы скрывать своё положение. Это бессмысленно и бесполезно по целому перечню причин. И одна из самых главных — это то, что рано или поздно живот начнёт расти, и скрывать будет просто нечего. Тем более лучше будет, если коллеги будут в курсе нового положения женщины — это могло бы понести не один плюсик в пользу Ирины.       Но при всём этом женщина не спешит собирать пятиминутку или ходить по отделению с табличкой «Осторожно, беременная женщина!». Но и быть как Брагины в их первую беременность Ирина тоже не собирается. Поэтому действует понятно и просто. Не кричит о своём положении, но и не скрывает это. Возможно, самые догадливые уже поняли, но пока что Ирина не слышит перешептываний за спиной.       Намного большее время занимают у Ирины переживания о самом ребёнке. Когда она узнаёт, то даже на секунду в её голове не мелькает мысль об аборте. Ей сорок пять лет, у неё нет и никогда не было детей. Избавляться от ребёнка сейчас — значит подписать себе смертельный приговор — вероятность больше никогда не стать матерью. Но принимать изменения в своём теле и сознании оказывается сложно. Очень.       Ирина каждый день наблюдает горящие глаза мужа, всегда и так позитивное настроение повышается в разы. Гена, кажется, не устаёт даже после самых сумасшедших смен. Мужчину окрыляет новость о том, что у него будет ребёнок. Не просто ребёнок, а от любимой женщины. Единственно любимой. Кривицкий полюбил ещё не сформировавшегося малыша с первой секунды, как вообще услышал о нём. Для Ирины такое зарождение чувств чуждо.       Она принимает факт нового положения дел, мирится с изменениями тела и сознание своё готова отдать. Женщина выполняет все рекомендации Покровской, даже не перегружает себя на работе. Трудится не излишне, нет, наоборот, в самую меру. Но ничего поделать с собой Ира не может. Она не может полюбить этого ребёнка так, как его уже любит супруг.       Для неё это нечто большее, более масштабное. Чувство, которое должно созреть в ней, обрести силу и очертания, чтобы стать настоящим материнским чувством любви. Но никто не в праве её судить или осуждать за это. Павлова такой человек. Излишне суровый, всегда готовый к худшему, но уже не ожидающий этого худшего. Благодаря Кривицкому ей удаётся избавиться от своей настороженности, но то, что уже заложено в её характер и личность, не уйдет никогда.       Геннадий это знает, кажется, он знал это с самого начала. Но его устраивает положение дел. Он точно уверен, что проблем с этим в будущем никаких не возникнет. Но, к сожалению, передать своё спокойствие на этот счёт супруге не удается.       Ирина топчется на месте перед открытыми дверцами шкафа, не в силах определиться с тем, что надеть. На улице сухо, но холодно. Женщина выбирает между брюками и юбкой, но, когда спина бьёт излюбленной болью в поясницу, Ирина останавливается на брюках. Боль становится основной проблемой для Ирины в беременность. Токсикоз, слава Богу, обходит её стороной, и, кроме приступов тошноты, её ничто не мучит.       Саша успокаивает Ирину, говоря, что на рождение ребёнка это не должно повлиять. Точнее, не должно быть проблем при родах из-за травмы спинного мозга. А боль в пояснице Покровская объясняет тем, что и так подверженный боли организм должен привыкнуть, что теперь на протяжении долгого времени носить придется на несколько килограммов больше. Гинеколог даёт Ирине рекомендации и настоятельно просит выполнять упражнения, чтобы укрепить мышцы спины. Собственно, Павлова выполняет их только под настоятельным руководством мужа.       Такси останавливается у ворот Склифосовского, и Ирина покидает салон, плотнее запахивая пальто. Короткий путь до работы не оставляет Павлову в спокойствии. Ей навстречу случайно идёт Нина, у которой именно в это время случился перерыв. Женщина ослепительно улыбается начальнице, явно настроенная на разговор. Ирина настораживается.       — Что-то случилось, Нина? — задаёт очевидный вопрос заведующая, забывая о своих личных раздумьях и проблемах мгновенно.       — Ой, Ирина Алексеевна! — охает Дубровская, останавливаясь около женщины, - что вы так сразу. Нет, ничего не случилось, — услужливо отвечает.       — Тогда что это за настроение такое? — не успокаивается Павлова, сбавляя шаг и полностью тормозя перед эмоциональной Ниной.       — Какое? Обычное настроение, — жмёт плечами блондинка, перебирая пальцы. — А вообще-то у меня к вам разговор, Ирина Алексеевна!       Павлова наклоняет голову набок, ухмыляясь прямоте медсестры.       — Ну пойдёмте тогда, — возобновляет попытки добраться до рабочего места. - Что за разговор?       — Личный! — отвечает Нина, переводя неловкую ситуацию в шутку.       На удивление Павловой Нина молчит всю дорогу, пока они не доходят до ступенек. Потом Дубровская перешагивает с ноги на ногу, изучая глазами заведующую. Ирина терпеливо ждёт, пока мысли сойдутся в кучу в голове её подопечной. Это будет явно быстрее, нежели если она сейчас начнёт подгонять и без того волнующуюся Нину.       — Ирина Алексеевна, вы беременны? — вопрос прорезает воздух вокруг. Прямолинейность Дубровской в некоторые моменты всегда нравилась Павловой, но находиться на месте испытуемого этой прямолинейностью совсем иначе, чем смотреть со стороны.       Женщина ничего не отвечает Нине первые несколько мгновений, размышляя, как именно та поняла. Срок только семь недель, живот не начал расти совершенно, токсикоза не было, повышенная стервозность — нормальный фактор для Павловой. Блондинка готова уже провалиться сквозь землю под проницательным взглядом заведующей, но получает совсем не выговор или угрозу увольнения...       — Да, Ниночка, я беременна, — спокойно отвечает Ирина, смотря по сторонам на проходящих мимо них сотрудников и больных.       У медсестры весь воздух из лёгкий выбивает. Она закашливается собственной слюной и шокировано смотрит на начальницу. Нет, сорок пять лет — это не приговор, и не сказать, что они с коллективом не шутили на эту тему, но получилось такое твердое подтверждение собственным догадкам...       — Ох... Ирина Алексеевна! — теряется в словах Нина. — Поздравляю вас! Вас и Геннадия Ильича!       — Спасибо, Ниночка, — улыбается искренности слов подопечной Ирина, но быстро меняет вид на серьёзный. — Срок небольшой — семь недель. В курсе только Кривицкий и Покровская, токсикоза нет. Угроз для ребёнка нет и, предощущая ещё один вопрос, отвечу: да, спина болит из-за этого.       Шокированная таким отчетом Нина стоит как вкопанная, внимая каждому слову заведующей.       — А теперь мой вопрос, — железным тоном проговаривает Ирина. — Сколько людей в моём отделении и вообще во всём Склифосовском, — делает характерный жест рукой, — уже знает о моей беременности?       — Спешу вас порадовать: только я... — растерянно отвечает Нина, наблюдая за недоверчивостью на лице заведующей. — Если вы не хотите, то никто и не узнает больше...       Ирина думает над предложением Дубровской, перекатываясь с пятки на носок. Платок на шее приятно касается лица мягкой тканью. Женщина ухмыляется опрометчивому решению у себя в голове, заставляя ничего не понимающую Нину стоять в растерянности.       — Нет, Нина, — как-то победно произносит Павлова, - давайте по старинке. Как у нас обычно от вас информация по всему отделению разлетается? — прячет руки в карманы пальто женщина.       - Вот и сейчас давайте точно так же. Только у меня условие, — показывает указательный палец, — чтобы никто никаких плакатов с поздравлениями по отделению не развешивал.       — А чего это вы так? — любопытно спрашивает Нина.       — А какой мне смысл скрывать? — открыто говорит Ирина, поджимая губы. — Все всё равно узнают, когда живот вырастет.       Она опускает голову вниз, смотря на пальто, которое, возможно, в будущем не сможет застегнуть из-за живота. Мечтательная улыбка отражается на лице Ирины.       — Вы, если что, там... Можете прийти ко мне, поболтаем? — Нина как можно мягче предлагает свою помощь начальнице, потому что сама горьким опытом научена, что такое первый ребёнок.       — Я вас поняла, Нина... — кивает. — Спасибо!       Павлова признательно улыбается и проводит рукой по плечу медсестры, после чего уходит. Дубровская смотрит вслед удаляющейся фигуре. Ей больше всех хочется быть как можно более полезной для Павловой, да и для многих других. Но в отношении начальницы Нина наблюдает со стороны много ужасных вещей. Именно она становится свидетелем несдержанности сожителя, она первая видит Ирину после страшной аварии и первая оказывает ей поддержку. Нина накрывает её плечи голубым пальто, когда они ждут новостей из операционной в день рождения Павловой, и тоже Нина гладит спину начальницы, когда новости оказываются плачевными... Ирина Алексеевна не знает, но в тот же вечер дня рождения именно она набирает номер Кривицкого и слёзно просит того больше не оставлять Павлову одну. Кажется, они совсем не знакомы, но оказываются близки намного больше, чем сами подозревают. Нина тоже не догадывается, что Ирина Алексеевна может составить список не меньше её самой с такими моментами.       Блондинка так и стоит на месте, погружаясь в собственные мысли. Все эти люди, работники снуют туда-сюда, даже не догадываясь, что случится в скором времени. Что уже через несколько дней всё отделение будет в курсе беременности Павловой, что масса положительных эмоций, так необходимых для Ирины, на неё же и обратится.       Но даже сама Нина пока не знает, что через чуть больший промежуток времени в Склифосовском появится очень необычная дружеская компания, в которую и она будет входить. Да и Ирина, направляясь в свой кабинет, не догадывается, что через пару часов её беременность встанет под угрозу. Не догадывается и не должна. Пусть время само решит, когда ей лить слёзы, а когда дуть шарики на праздник.       Блондинка спускается с небес на землю, когда слышит теперь особенно знакомый и важный голос челюстно-лицевого хирурга. Кривицкий что-то сообщает родственникам, которые очень радостно реагируют. Женщина слёзно благодарит хирурга и бросается ему на шею. Геннадий в меру сдержан, как и всегда.       — Хорошие новости? — громко спрашивает Нина, привлекая к себе внимание хирурга.       — Здравствуйте, Ниночка! Да, просто лучшие, — озорно улыбается он, а медсестра не может сдержать нахальной ухмылки от того, что знает чуточку больше, чем знает он сам.       — Это хорошо, — ответно улыбается она.       — А вы случаем не видели Ирину Алексеевну? — Нина сдерживает смешок, слушая врача: она никогда не понимала, зачем такие формальности, когда и так вся больница знает их как супругов. — Она должна была уже приехать...       — Почему же не видела? Видела! Она уже, наверное, у себя, — отводит взгляд в сторону дверей женщина.       Кривицкий, получив нужную информацию, хочет направиться к кабинету зав. отделения. Но его тормозит голос операционной медсестры, а потом и собственное любопытство насчёт такой загадочной, явно что-то скрывающей ухмылки.       — Что же вы скрываете, Нина? — с любопытством спрашивает мужчина.       — Я? Что вы, Геннадий Ильич, я как раз таки ничего не скрываю, - наблюдая смену эмоций хирурга, говорит Нина. — А вот вы...       Кривицкий молчит, чтобы не сделать ещё хуже. Он понятия не имеет, что такого мог бы скрывать, кроме беременности жены. Последнее, кстати, не очень хочется раскрывать самому.       — Как вы могли скрыть от меня, что Павлова беременна? — распахивает руки в стороны она.       — Что вы, Нина! Не кричите так! — подходит ближе Геннадий, стараясь предотвратить неминуемое.       — А мне Ирина Алексеевна дала добро на раскрытие вашей тайны! — победно произносит она.       Шокированный поведением супруги Геннадий говорит с медсестрой ещё пару мгновений, прежде чем наконец отправиться к кабинету заведующей.       Дубровская наблюдает побег второго члена семьи Кривицких, ощущая удовлетворение от сегодняшнего дня. В особенности оттого, что скоро их станет не двое, а трое...