Для Элиз

Тонкий душок пыльных книг, абрикосов, целый флакон розовых духов — это шестикурсный, элитный состав сплетниц. Они сидели близко к ней, прятали смешки в кубки, играли в только им понятные переглядки и неумолкаемо сплетничали в своём кругу. Это она расслышала случайно: — Сэллоу собственного дядю убил. Непростительным… — Так его в Азкабан отправят… — Думаете, срок скостят? Несовершеннолетний ведь… Пальцы отнялись. Во рту, вместо глотка виноградного сока, разлилась горечь. К горлу пристал гудящий ком паники. Себастьян не был другом, но товарищем, почти всегда на подхвате, с болванкой вместо головы. Это было трагедией, маленькой катастрофой для неё — услышать известие вот так, неожиданно, как оступиться на лестнице. Рукава мантии завалились в размокшую в варенье овсянку, нервно задергалась щека, пока она пыталась выловить взглядом слизеринский стол и его. Нашла; мантия натянулась на ссутуленных плечах, зеленая подкладка капюшона отсвечивала мутной тиной, русая макушка волосок к волоску. Её всегда удивляло, как хорошо лежат его волосы, как он опрятен. Тихий, холодный, безликий от того, что не поднимает головы при разговоре, не смотрит в глаза. Слепой мальчик со Слизерина. — Элиз, ты слышала, да? — услышала она Марину, вздрогнула. Долго она так сидит и всматривается в чужую спину? Перед глазами заплясали круги, над ухом зашуршали голоса когтевранцев. Марина потянулась через стол, острые косточки запястий оголились из-под пышных рукавов. Она что-то зашептала, толкая её в плечо. Опять о Себастьяне. Элиз стало нехорошо. А что теперь будет с Оминисом? Края рукавов мантии подрагивали. Еле заметно поднимались и опускались узкие плечи от вздохов. Что-то в его позе разжалобило Элиз, и она не сразу сообразила что. Слизеринцы прилипли локтями к друг другу, ни одного зазора с одного края и с другого, только тот, в котором сидел Оминис, один, без друга. В носу противно защипало. Тяжелый от каши рукав, пустой трёп уже не волновал. Тесное, оглушающее чувство ныло под самым сердцем. Жалость? Себастьян был лучшим другом слепого мальчика. Это Себастьян их познакомил на третьем курсе, на зельеварение. — Элиз, ты что такая? — Марина заглянула ей в лицо, светлая коса скользнула с плеча. — Из-за Себастьяна расстроилась? Честность — залог их многолетней дружбы, но почему-то именно сейчас Элиз захотелось соврать, расплакаться от накатившей тоски, непонятной, пустой эмоции. Себастьяна было жаль, но почему-то на глаза наворачивались слёзы не из-за него.

***

Для Элиз расстраиваться из-за парня было вздором. Она не носилась за этими шумными, неугомонными мальчишками, которые все время искали как бы усложнить себе жизнь. Другое дело успех и знания, этого куда сложнее добиться и как приятно получать желаемое. Когда твои приложенные усилия дают восхитительные всходы, высокие баллы, невольное уважение — вот это успех. Но теперь для Элиз даже померкла подготовка к СОВ, а взгляд само собой выцеплял одиночку-слизеринца с палочкой у носа и бледным профилем. Иногда компанию ему составлял новенький с Гриффиндора, тот самый загадочный пятикурсник, тот самый прославленный убийца троллей. Джейк Портер. Коридор схватывал со всех сторон прохладой. Апрель. Тепло не доходило до этой части замка, теневая сторона, зимой-весной тут сквозило по ногам, а осенью-летом душило распухшим воздухом. Элиз сидела на свернутом шарфе, зачитывала вполголоса конспекты и ждала. Петли протяжно скрипнули, дверной проем распахнулся, и маленькими кучками студенты поползли в стороны. Элиз поднялась, расщелкав онемевшие колени, ей нужен был только Оминис. Он вышел, уверенно шагая по коридору. Такой уверенности в Элиз не оказалось, она вдруг замялась, разглядывая пляшущий красный огонек; полы мантии хлопали по щиколоткам от сквозняка; подклад гладко отсвечивал мутно-зеленым. Волна жара поднялась от груди к голове. Каблуки звучно застучали по камню. Как-то всё не складывалось в нужную, отрепетированную ею сценку. Оминис шагал быстро, игнорировал препятствия на своём пути, обтекая студентов, углы, будто был зрячим. Палочка, конечно же, дело было в ней. — Оминис, — позвала Элиз и многократно прокляла себя за это. Беспокойство всколыхнуло ребром ладони тяжелые кудри. Элиз нервно натянула ремешок своей почтальонки. Оминис повёл головой, медленно повернулся. Палочка испустила алый блик и потухла. — Привет. Ты, скорее всего, меня не помнишь. Я Элиз Арно, мы с тобой на четвертом курсе ошпарили мистера Шарпа на занятии и неправильно рассчитали время приготовления… — начала она. Оминис твердо кивнул, держа волшебную помощницу так, будто готовился к нападению. — Я тебя помню, — расправил плечи, напряженно сощурив мутный взгляд в пуговицы её жилета. Оминис не улыбался. Между бровей пролегла тень складки, под глазами синеватые полулуны, а на молочных щеках плеяды родинок. Элиз засмотрелась. Оминис казался хрупким, беззащитным из-за своей слепоты, чаще отрешенным. Она даже не была уверена умеет ли Мракс улыбаться. Он всегда казался ей немного несчастным. Ей было его жаль, и эта жалость укрепилась ещё с начала первого курса. Слепой с рождения; насколько объемная в его сознании чернота? что он представляет перед собой, когда чувствует хруст льда под ботинками, когда касается щербатых стен слизеринских подземелий, когда яблони, вишневые пущи зацветают весной? Его взгляд не поднимался выше её плеча. Он заговорил охрипшим, уставшим голосом, и Элиз почувствовала себя дрянью. — Ты хотела что-то спросить? Грудь приподнялась от выдоха. Элиз поняла, что лезет совсем не в свое дело, что Оминису не нужна поддержка от постороннего. Кем она себя возомнила? — Извини, я… — Элиз внезапно вспыхнула, загорелась, как праздничный салют. Стало вдвойне горше от того, что она не может набраться смелости и боится задеть Оминиса. Мракс нахмурился, прислушиваясь к дыханию когтевранки. Ей даже почудилось, что он прекрасно слышит, как её сердце бьется о грудную кость. — Хочешь поговорить о Себастьяне? — бесцветно спросил он. Она сомкнула горящие ладони в замок. Руки мелко тряслись. — Мне жаль, Оминис, я знаю, он был твоим другом. Элиз почувствовала, как потеет затылок, как шарф узлом стягивает шею. В продуваемом сквозняками коридоре стало тесно. Он не ответил. Палочка вспыхнула алым, озаряя его лицо. Мерлин, как он бледен, удивилась, разглядывая заостренные тенями черты. — На носу СОВ, и я подумала, если тебе понадобится помощь, то ты можешь обращаться ко мне, — как можно искреннее проговорила Элиз, заметив легкую усмешку на губах Мракса. Он смеется над ней? — Спасибо за заботу, но я слепой, а не немощный. Её гордость уязвленно надулась, пока Оминис, вскинув палочку, побрёл дальше; медно-красные отсветы скакали по грудным латам рыцарей, переступавших с ноги на ногу; сквозняк боднул её в спину, застудив вспотевшую голову. Элиз смотрела ему вслед и чувствовала себя паршивее некуда. Её только что обсмеял слепой мальчишка.

***

Майские грозы подступились к границе Хогвартса, выполаскивая округу в теплом ливне. Скорбно свесились из хрусталя нарциссы. Цветам всего день, но, казалось, каждый уголок замка оплакивал потерю Элеазара Фига. Сегодня в школе было тихо. Она видела Оминиса на церемонии прощания, неизменно бледного, изможденного, печального (в подземельях плохо живется? подготовка к СОВ и неизвестность о судьбе лучшего друга породила болезнь?). Элиз не думала о нём последние несколько дней, и всё же, где-то в закромах, в потаенном уголке мыслей Оминис мелькал; тонкий, неумело скроенный дубликат, он умел улыбаться и водил дружбу не только с ней, но и с Мариной. Реальный Оминис был совершенно иной. Наверное, он бы никогда не согласился доверчиво плестись за девчонкой с Когтеврана и не дарил бы охапками букеты цветов, как кавалеры Марины. Наверное… — …он был с тобой груб лишь из-за того, что на него свалилось, — забренчала ковшом Марина, черпая воду из ведра. — Сама подумай, Мракс никогда не был дружелюбным и открытым, а после ареста Себастьяна… — Но ведь его не арестовали, — Элиз возмущенно стукнула пузатый бок, весь закопченный, липкий. Она так злилась на Марину. На её беспечные, глупые капризы, из-за которых они драили котлы в пять вечера. Ни волшебства, ни хорошего моющего средства. Кусок мыла и осыпающиеся щетки. А можно было готовиться к СОВ. — По-честному, Элиз, Оминис тебе нравится или тебе просто его жалко? — Марина остановилась, вскинула брови, поглядывая на Элиз. Зря она ей всё рассказала. В тот же вечер разнылась о том, что задели её самолюбие, да и кто, какой-то слизеринец. — Я устала, — Элиз сместила взгляд, вздернула сползший рукав блузы. — Давай молча закончим всё здесь. — Да, — согласилась Марина и добавила через минуту: — А всё же, как жаль профессора Фига, да и близнецов Сэллоу тоже. Несладко им сейчас… Элиз согласно промычала. СОВ приближался. Нервы студентов лопались, как хлопушки Пивза, разбросанные по лестничным пролетам. Большой зал гудел, в воздухе, промасленном, душном, чувствовалась атмосфера угнетения, легкой паники перед важным событием в жизни каждого пятикурсника Хогвартса. Для Элиз не было ничего важнее учёбы. Никто не сумел бы рассорить её и прекраснейшие, неподъемные томики книг в коже. Она была так увлечена поглощением знаний, мудрости, накопленной столетиями их предшественниками, даже научилась читать на ходу, не отрывая глаз от страниц. Мама говорила, что одержимость книгами её покалечит. «Какая благопристойная девушка будет читать книгу на ходу, Элиз?». На следующем повороте пророчество матери сбылось. Корешок книги впечатался в препятствие. Страницы с сочным хрустом смялись, упав на ковролин. Элиз изумленно выдохнула, почувствовав как кончик волшебной палочки утыкался ей прямо в ребро, чья-то горячая ладонь мазнула по шее. Она бы не придала этому внимания, если бы не… Оминис. Он застыл, вслепую ощупывая плечо Элиз, и тут же с коротким вздохом отодвинулся. — Извини, я не сильно тебя ушибла? — пальцы испуганно дернулись к его рукам, но она себя остановила, взглянула на его нахмуренное лицо, добавила: — Это я, Элиз Арно. — Я понял. Тебе книга помешала по сторонам смотреть? — он, казалось, не злился, но по-прежнему хмурил брови. — СОВ сводит с ума. Тебя нет? — спросила, поднимая сплющенный под ногами учебник. Внезапно Оминис улыбнулся, кивнул для надежности своих слов: — Замечу, что нервозность весьма заразительна. — На нашем курсе даже открыли продажу жидкой удачи. Правда, не уверена, что это действительно оно, но самые отчаянные тратят все свои сбережения, — зачем-то поделилась она с Оминисом. Он улыбался, и его лицо в какой-то миг налилось цветом, нежным, розовым. Очаровательно; как она могла считать раньше, что Оминис не умеет улыбаться? — Каждый сходит с ума по-своему? Не думал, что Когтевран окажется хитрее всех, — смешок, и палочка Оминиса мигнула алым. Он обогнул её, едва не задев плечом, и направился дальше. Не попрощавшись. Элиз разочарованно вздохнула. Почему-то ей захотелось получить его расположение. Научиться общаться с ним так, будто они близкие, самые родные друг другу друзья. Но пока что от их встречи у неё саднили рёбра и бесперебойно крутились одни и те же мысли… — …хочу водить с ним дружбу, — голос Марины впутался в её мысленный поток. Элиз бессознательно намазывала ломоть тоста маслом и затерялась в середине их разговора. — С кем? — подала голос, откидывая нож. — С кем, с кем. Элиз, я же тебе говорю, с Джейком. Подружусь, найду к нему свою тактику обольщения и уведу у Поппи Добринг! — тяжелый пшеничный хвост всколыхнулся. Марина была в раздражающе приподнятом настроении. Элиз понимала подругу — все экзамены сданы, через два дня они возвращаются домой. Но Элиз была опустошена, вывернута наизнанку, она отдала всю себя учебе. Голос Марины сменился на монотонный гул. Она не слушала, вглядываясь в дальние столы чужого факультета, рассматривая одинаковые зеленые капюшоны, пока не ощутила, как недовольство дергается нервом в щеке. Чем она занимается, с каких пор её интересует, что там у слизеринского стола? Стыдливое негодование переросло в смиренное согласие. Она должна была заявить о себе Оминису. Просто чтобы расположить его к себе. Она поскидывала все свертки в саквояж, забралась с ногами на койку, катая между пальцев маленькое семя. Через час поезд отправится на станцию Кингс-Кросс, Элиз вернется домой, пятый курс и на отлично сданный СОВ — всё останется позади на два с половиной летних месяца. Элиз взмахнула палочкой, зашептала заклинание, поскрипывая неровной половицей у кровати, и на покрывале расцвел пушистый, ослепительно жёлтый букет. Заструилась синяя лента, подминая бархатные рукава веток. Беспокойно гудящее чувство завозилось под сердцем, когда она поспешила к выходу из замка. Багаж болтался где-то сзади, едва догоняя хозяйку. Толпа студентов заполнила двор Хогвартса, все громко смеялись, болтали, мешались ей под ногами. Оминиса нигде не было. Сердце Элиз упало в пятки, придавленное чьим-то твердым каблуком. Она безуспешно выглядывала его поверх чужих голов. — Где Оминис? — остановила она знакомую слизеринку. Девушка растерянно заводила глазами по людям, лицо её просияло через пару секунд: — Он остался в Большом зале. За ним должны приехать. — Спасибо, — поблагодарила её Элиз, приказала саквояжу остаться снаружи, а сама поспешила внутрь. Оминис сидел на краю скамьи, локти на столе, чуть ссутулившись, держал перед раскрытой книгой палочку. Элиз глубоко вдохнула, сбитое от волнения и бега сердце выстукивало прямо под горлом. Она остановилась рядом, рассматривая его напряженное лицо; родинки ярко выделялись на бледных щеках, губы были поджаты, он слегка хмурился. — Оминис, — позвала она, перекладывая букет в другую руку и добавила: — Это я, Элиз Арно. Он повел головой в её сторону, плавно, рассекая светлыми ресницами проблеск света. — Я догадался, — книга захлопнулась, палочка потускнела. Оминис снова моргнул, скидывая с плеч невидимую тяжесть, вдохнул через нос, сощурившись. — Считай это моим извинением за то, что докучала. Знаю, тебе сейчас непросто, я подумала, что подарок тебя приободрит. Протяни руку, пожалуйста. Её собственные руки внезапно похолодели. Она тяжело сглотнула. Оминис часто-часто заморгал, повернулся к ней, медленно вытягивая ладонь. — Это мимоза, — хрипло проговорила Элиз. Дотронулась до его руки, с волнением подмечая, какая она горячая, а у неё, будто она держала их подо льдом; вложила ему букет желтых, воздушных шариков мимозы, и он осторожно заскользил пальцами по цветку. — Она зачарована, простоит до конца лета. У тебя в комнате будет пахнуть весной. — Весной? — лицо Оминиса было удивленное, испуганное, растерянное, Элиз не могла понять, рассматривая, как нежно заливается розовым его светлая кожа. — Да. Мимоза весенний цветок. Я привезла семена из Франции, от своей бабушки. Мы с профессором Чесноук хотели вырастить её в школьном палисаднике, но она здесь не цветет… Её перебили. — Элиз, мерлинова борода, шевелись! Мы уже отбываем к поезду! — Марина стояла в дверях. Элиз ей кивнула, вернула глаза к растерянному Оминису. — Мне пора. До встречи в новом учебном году, Оминис! И ушла, уже не расслышав. — До встречи, Элиз.