Курьёз

Рассекая преграждавшие путь воздушные потоки, машина Джареда уверенно мчалась по шоссе. Яркое солнце, освободившись от гнёта осенних серых туч, врываясь в опущенное стекло, слепило глаза, заставив Лето водрузить себе на нос защитные очки. В кои-то веки день выдался погожим и тёплым, и Джаред решил использовать его для поездки по поручению Мэттью. На соседнем сидении мирно покоился кожаный плащ, и, изредка поглядывая на него, Лето улыбался. В тот безумный вечер эта вещица оказалась весьма кстати, но Мэттью явно схитрил, попросив оставить его у дочери. Ведь он мог и сам забрать его, но предпочёл подкинуть Джареду лишний повод к ней съездить. Что ж, видимо, это и вправду важно. Наконец, свернув с дороги, машина обежала жилой массив и остановилась у приветливого белого домика с большими окнами и стеклянной дверью. Сверившись с записанным на клочке бумаги адресом, Джаред заглушил мотор и, прихватив плащ, выскользнул наружу. Невысокая молодая женщина открыла дверь, едва Лето нажал на звонок, и добрые серые глаза — совсем как у Мэттью — вопросительно уставились на него. Милое открытое лицо было измождено печалью, которую, впрочем, женщина пыталась скрывать; но грустные глаза кричали от боли, незримая сила которой заглушала все другие эмоции. — Добрый день, — мягко проронил Джаред. — Здравствуйте. Вы к кому? — Мне нужна Джессика. Левая бровь женщины слегка дёрнулась вверх. Ах, значит эмоции всё же были! — Это я. — Отлично. Меня просили вам кое-что передать. — Кто просил? — Ваши родители. Правая бровь резко полетела вдогонку за левой, глаза удивлённо распахнулись и стали походить на семафоры. И боль, казалось, так и посыпалась из них, как конфетти из хлопушки. — Кто? — шепнула Джессика пораженно. — Мэттью и Стефани. Ведь это, насколько я понял, ваши папа и мама? — Да, но...Когда вы видели их? — Позавчера. Ближе к ночи. Я был у них в гостях. Наверное, если бы Шеннон решил вдруг запеть, Джаред выглядел бы точно так же: огромные глазищи вмещали в себя две планеты и смотрели, гадая, в своём ли он уме. Интересно, что такого странного сказал Джаред? Видимо, решив, что выглядит глупо, Джессика опустила глаза, скользнула ими по плащу в руках Лето — и снова впилась в лицо гостя. — А это у вас откуда? — Ваши родители дали. Там был такой дождь... Просили затем у вас оставить, — Джаред протянул плащ девушке. Удивление всё ещё не сходило с её лица, и, взяв его, Джессика с минуту колебалась. А затем посторонилась, проронив: — Пожалуйста, проходите. Шагнув внутрь, Лето очутился в уютном пространстве светлых тонов, дополненном самой необходимой мебелью. Огромные окна охотно пропускали сквозь себя солнечный свет, щедро разбрызгивая его затем по стенам, отчего жилище казалось по-праздничному нарядным. — Это ваш дом? — спросил Джаред, бегло осматриваясь. — Да. Пока ещё мой. Резко обернувшись, Джаред с интересом взглянул на хозяйку, вешавшую плащ в шкаф. И то, как бережно она это делала, не ускользнуло от внимания гостя. — Что значит "пока"? — Это значит, что быть моим ему осталось недолго. — Почему? Горький вздох засвидетельствовал то, что это была больная тема, однако правила приличия не позволили женщине проигнорировать вопрос гостя. — Видите ли, — объяснила она, — раньше этот дом принадлежал моим родителям, а после их переезда в нём осталась жить я. А в последнее время на меня наехали риэлторы, требуя либо предъявить документ на право собственности, либо выметаться. — И? — А поскольку такого документа у меня нет, то... я уже начала паковать вещи. — Ах, вот как? — Джаред ещё раз огляделся и остановился взглядом на хозяйке дома. — Значит, поэтому вы так печальны? — О, нет! Что вы! — горькая улыбка на лице Джессики подтвердила искренность её слов. — Потеря дома — это такая мелочь! — и она добавила еле слышно: — По сравнению со всем остальным. Джаред не понял, что значило "остальное", а женщина и не стала объяснять. Решив сменить тему, она повела рукой вглубь гостиной, приглашая гостя располагаться: — Проходите. Садитесь... Кофе? Чай? Заслышав слово "чай", Джаред, уже собиравшийся отказаться, вдруг улыбнулся. — Если только вы умеете заваривать такой же, как ваша мама. Лёгкое оживление коснулось лица девушки, оно взволновалось и задышало. — Только не говорите, что они вас угощали, — недоверчиво произнесла она. — Конечно. И мне безумно понравилось. Серые глаза Джессики задумчиво опустились, и тёплая улыбка на миг коснулась губ. — О, да. У мамы всегда был изумительный чай. И я умею готовить такой же. — Тогда с удовольствием выпью его. Джессика лишь кивнула и скрылась на кухне, а немного погодя вернулась с чайным сервизом. Печенье и конфеты выросли на столе, янтарная жидкость, разлитая по чашкам, наполнила гостиную уже знакомым Джареду благоуханьем. И опять ему показалось, будто знойное лето коснулось души, маня сладковато-терпким ароматом. — Приятного чаепития, Джаред! — взяв свою чашку, Джессика устроилась в кресле напротив гостя. — Вижу, представляться мне не придётся, — с лёгкой полуулыбкой заметил он. — Нет, конечно. Кто же вас не знает? Она говорила очень спокойно, не жеманничая, не пряча глаза, не ёрзая на месте от эйфории. И Джаред, которому всегда импонировала сдержанность, ощутил к девушке уважение. — Так вот, ваш батюшка просил передать..., — начал было он, но Джессика вдруг проронила: — Простите, могу я вас попросить? — Разумеется. — Расскажите мне всё. С самого начала. Как вы повстречались и так далее. — Хорошо. И Джаред начал рассказ. Джессика слушала, не отрываясь.То хмурясь, то кивая. Она ловила каждое слово, и, казалось, пыталась уловить что-то между строк. И затаённое неверие светилось в её глазах, озадачивая Лето всё больше. А глаза у неё были прекрасны. Большие, смышлёные, они искрились честностью и чистотой, свидетельствуя о неразвращённом сердце. И если бы только не застывшая в них печаль, до причины которой Джареду вдруг захотелось докопаться... — Он так и сказал? — переспросила Джессика, когда Лето на миг остановился. — Да. Сказал, что у вас очень тяжёлый период и просил кое-что передать. — Что именно? — Чтобы вы заглянули в книжный шкаф. Вторая полка, задний ряд, третья книга слева. Синяя. В жёстком переплёте. Изогнувшиеся брови и удивление, застывшее в глазах, сказали Лето о том, что Джессика такого не ожидала. Похоже, она недоумевала, что же такого особенного могло оказаться в книжном шкафу, что отцу пришлось прислать вестника об этом. Всё ещё с явным неверием поглядывая на гостя, она подошла к шкафу, нашла нужную книгу, полистала страницы. И вдруг все её мышцы напряглись, хрупкое тело задрожало, с разомкнувшихся губ слетел тихий шёпот: — О, Боже! Ноги неожиданно дали сбой, отказываясь держать тело, и, дабы не упасть, она вцепилась руками в спинку рядом стоящего стула. — Джессика, вы в порядке? — в три прыжка очутившись рядом, Джаред усадил её на тот же стул, поднял шлёпнувшуюся на пол книгу. — Что здесь? Бомба? Знал бы я это с самого начала...! — Нет, всё хорошо. Это... Вот, — и дрожащей рукой она протянула найденную в книге бумагу. Развернув её, Джаред пробежал глазами по печатным строчкам, а затем удивлённо уставился на собеседницу. — Дарственный документ? На этот дом? Джессика лишь кивнула, не имея сил произнести хоть слово. Она была изумлена внезапной находкой и, казалось, даже огорчена. — Так это же здорово, — заметил Джаред. — Да, но... когда родители успели его составить? И как сумели дать знать о нём именно сейчас? Как-как? Очень просто: воспользовались тем, что Джаред по уши увяз в грязи у их дома и занялись шантажом. Дескать, вытащим, только если он расскажет их дочери о книге. Примерно как-то так. А эта милая особа, чем задавать глупые вопросы, лучше бы сама с родителями связалась. А то как-то странно: Мэттью говорил, что они любят друг друга, а, выходит, не общаются. Как такое возможно? Поглядывая на опустившую голову Джессику, Джаред вдруг подумал, что не является судьёй человеческих душ и судеб и вряд ли может её осуждать. — Значит, как я понимаю, проблемы с риэлторами больше не будет? — тихо произнёс он. Снова покачивание головой, но уже в отрицательном значении. — Тогда почему такое траурное лицо? У вас есть повод для радости. Она подняла глаза — и Джаред ужаснулся. Беспомощный взгляд, как у ребёнка. А в глубине его бушевала буря: злобные вихри тиранили душу, и та безмолвно кричала от боли. — Джаред, — послышался надломленный шёпот, — могу я попросить вас уйти? Кажется, вы выполнили поручение. Это было немного неожиданно, и в какой-то момент Лето ощутил себя оскорблённым. Он из лучших побуждений припёрся в этот дом, вооружил эту особу бомбой из книги, а его же ещё и выдворяют? Это что, благодарность такая? Или это с барышней что-то не то? Понимая, что ответа не отыскать, Джаред и не стал ломать голову и, кивнув, поднялся. — Конечно. Всего доброго, — и тихо вышел. Однако что-то не давало покоя, и, следуя к машине, он уже допускал мысль о том, что сам во всём был виновен. Может он сказал что-то не то? Или слишком уж очевидным был его интерес к этой особе? Вот она и выставила его от греха подальше. А Джессика действительно заинтересовала его: милая, неглупая, со стройной фигуркой. На вид ей было где-то тридцать пять, и если бы она ещё и оказалась свободной... Запыхтевший в кармане мобильник оторвал Джареда от созидания воздушных замков, и, выудив его, он поднёс к уху. — Слушаю. — Ну, и где ты на этот раз? — в голосе Шенна изначально слышалась ирония. — Только не говори, что опять в заднице. — Да. Но уже в другой. — Чёрт возьми, Джаред, ты что, проктологом подрабатываешь? Бросай это грязное дело! — Какого лешего тебе от меня надо, Шенн? — уже улыбался тот. — Хочу, чтобы ты схватил свои культяпки и галопом прискакал ко мне. Я тут орехов кешью прикупил. И чё, теперь сам их есть должен? — Отравиться боишься, бурундучок? — Не то чтобы. Но от сознания рядом находящейся клизмы мне будет спокойнее. — Это я-то клизма? — Джаред уже не мог сдерживать смех. — Ах, ты, хамоватый сморчок! Вот я доберусь до тебя! Засуну эти самые орехи тебе в... сам знаешь куда. — Ну? Я ж говорю, ты специалист по этой области! Ладно, жду. Посмотрим, какой ты на деле, — и Шеннон, смеясь, отключился. Подойдя к машине, Джаред уже взялся за ручку дверцы, как вдруг маленький эпизод привлёк его внимание. По другую сторону дороги, облачённый в яркий комбинезон, топал по тротуару годовалый малыш. Отпустив мамину руку, он неуклюже двигал ножками и, зацепившись за поребрик, неожиданно шлёпнулся наземь. Несколько мгновений несмышлёныш не понимал, что произошло, а затем разразился горьким плачем. Подбежавшая мама схватила малыша на руки, стала успокаивать и обнимать... Но Джареда это уже не интересовало. Став свидетелем такой сцены, он неожиданно для себя всё понял. Перед плачем глаза малыша до краёв наполнились горечью и болью. У Джессики были такие же глаза: тот же болевой импульс рвался из них наружу, хоть она и пыталась с ним совладать. А поняв, что больше этого не сможет, попросила Джареда уйти. Дабы не обременять его своими слезами. А он-то, тупица, не понял! Сорвавшись с места, он бросился обратно, влетев в дом, огляделся. В гостиной, где они сидели, сейчас было пусто. Только неубранные чашки покоились на столе. — Джессика! — позвал он. Никто не отозвался. — Джесс! Вновь — тишина, придавшая Джареду смелости. Заглянув в пару-тройку комнатушек, он вихрем пронёсся по лестнице, продолжая звать женщину и ощущая, как ответное безмолвие порождает тревогу в душе. Наконец, толкнув дверь спальни, он заметно расслабился и вздохнул с облегчением: Джессика была здесь. Лёжа ничком на кровати, она сжимала руками края покрывала, а горькие рыдания сотрясали хрупкое тело так, что всё ложе ходило ходуном. Никогда ещё Джаред не видел, чтобы женщина так плакала — надрывно, безутешно, прям-таки взахлёб. — Эй, Джесс, ну, ты чего? Тихий мягкий голос утонул в лавине женских всхлипываний. Опустившись на колени рядом с кроватью, Джаред обхватил вздрагивавшее тело девушки и прижал к груди. — Тише, тише, — шептал он на ухо. — Успокойся, прошу тебя. Не надо так плакать. Ураганная дрожь колотила её тело, что-то сродни агонии господствовало над ним. И Джессика доверчиво прильнула к мужчине, подсознательно видя в нём защиту. Так они и стояли: он — успокаивающе поглаживая её по спине, она — обхватив его шею и судорожно сжимая стянутое с кровати покрывало. Прошло какое-то время, прежде чем рыдания стихли, а затем прекратились. Джессика всё ещё продолжала дрожать и непроизвольно всхлипывать, как маленький ребёнок. — Господи, что же такого у тебя случилось? — тихо произнёс Джаред, не выпуская её из объятий. — Это из-за документа ты так расстроилась? Он почувствовал, как она кивнула, сначала — "да", затем следом — "нет". Неясно. Непонятно. Неопределённо. Но Лето не хотел сейчас бередить и так кровоточащую рану, поэтому расспрашивать дальше не стал. Его целью было лишь успокоить, и, верный ей, он продолжал шептать: — Послушай, Джесс, чтобы не произошло, не стоит так убиваться. Непоправима только смерть, а всё остальное можно исправить. Она шевельнулась, отрывая голову от его плеча. Опухшие веки, покрасневшие глаза, растрепавшиеся волосы, обрамляющие лицо... Она совсем как ребёнок. — Джаред, зачем ты вернулся? — голос всё ещё дрожал. — Забыл сказать тебе самое главное. Твой отец говорил, что они тебя любят и ждут. И что ты всегда можешь к ним приехать. Большие серые глаза опять наполнились слезами. Джессика зажмурилась изо всех сил, пытаясь не дать им волю. — Но это невозможно! — Глупости! Почему? Послушай, Джесс, что бы между вами не случилось... — Джаред, — крупные слезинки уже предательски ползли по лицу, — мои родители погибли около трёх месяцев назад. Сгорели от молнии в собственном доме.