Сонечка

Мелькает луч,— и вдруг опять исчез… Вечером малая написала, что сегодня ночует у Наташки. Как она пробиралась в общежитие — для меня осталось загадкой. Впрочем, повода сомневаться в том, что сестра обязательно что-то придумает, у меня никогда не было. От скуки я просмотрел Ксенину страницу, заглянул в список друзей. Там без тени удивления нашёл и Юляшу, и Наташку, и Сонечку. Недолго посомневавшись, добавил всех трёх в друзья. А почему бы и нет? Уже закрывая страницу, я обратил внимание на Ксенино семейное положение. “В отношениях с Натальей Манасеиной”, — сообщало оно. А вот это уже интересно. Надо бы осторожно порасспрашивать об этом малую. Свободная от работы среда позволяла сове мне наконец-то выспаться. Моя малая не любила среду за то, что ей было к первой паре, а я был весь день свободен. Потому каждый раз Ксеня гремела всем, чем только можно, только бы не давать мне так сладко спать, когда она страдает. Сегодня же у меня была лекция третьей парой, что было тоже неплохо. А главное — не было кому греметь. Я, бодрый, собрался и пошёл на филфак. Сегодня никто не опоздал. Те, кто спал вчера, продолжали спать; те, кто изучал содержимое своих телефонов, тоже занятие не меняли. На слайде моей презентации была таблица, и пока студентки её переписывали, я зашёл в сеть и шутки ради написал сообщение Сонечке — единнственной из трёх, кто так и не принял мою заявку в друзья. “Спадарыня София, чем занимаетесь?” Девушка резко подняла голову. Её виноватый взгляд почему-то был как нож по моему сердцу. После она опустила глаза, а мне пришло сообщение: “Стихотворение пишу”. — “Не поделишься?” Тишина в эфире минут на пять. Я уже переключил слайд на следующую таблицу, и на экране телефона высветился ответ: “Ладно”. Брама болю, цяжкія вароты, Цяжкія вароты як адчыніць? Скокі на костках, скокі на костках, Кожны хоча яшчэ пажыць. Сонца сядзе за стол памінальны І, выпіўшы бочку, пад ім засне. Нехта прамовіць тост кранальны, Нехта ў пачуццях яго заб’е. Светач суму, лампада маркоты Гарыць пакутліва ў цішыні. У брамы болю цяжкія вароты – Не кожны можа іх адчыніць. Вечар звяне барвовай палітрай, Рассыплецца жартамі, нібы кат. І кожны колер – бы куля ў спіну, І кожны гук – нібы аўтамат. Што чакацьмеш на золкі ранак? Хто там сёння, а хто заўжды? Выбірай жа сабе свае раны, Свае крыўды, свае грахі! Брама болю рыпіць ад стомы. Колькі ўжо ж можна пад ёй хадзіць? Колькі ўжо можна свае іконы У чужым вогнішчы паліць? Боль адыдзе і бокам абыдзе, Бокам абыдзе мой мілы пакой. Можа, калісьці – Божа, скажы мне – І я нарэшце знайду спакой. Можа, калісьці – Божа, скажы мне – І мы нарэшце знойдзем спакой. Сказать, что стихотворение меня впечатлило – ничего не сказать. “По-настоящему очень сильное стихотворение”, — написал я. “Это на самом деле песня”. — “Буду рад как-нибудь её услышать”. — “Может быть, посмотрим”. Посмотрим! Эх, девочка, что же ты творишь со мной! Вечером, когда я пытался работать над диссертацией – малая, к слову, домой так и не вернулась – Сонечка одобрила мою заявку в друзья. Тогда я вспомнил её огромные серые глаза и наконец признался себе, что я в них утонул.