Очерк их жизни

Был вечер вторника, когда на осветленной улочке, не торопясь, словно издеваясь над ним, вальяжно разгуливали двое влюбленных. До тошноты приторных и не совсем милых, раз за весь вечер их прогулки парень так и не взглянул на возлюбленную. Чепуха. Ересь. Но все же они вдвоем. А он остается заперт в башне, и может лишь больно наблюдать за их романтичным странствием по украшенной Конохе. Гадкие красные фантики принесло ветром даже в его темный мрачный, и окутанный одиночеством кабинет. Какаши сжигает катоном все попавшие внутрь его царства лепестки дня влюбленных. К его сожалению огонь не задевает ни мебели, ни его самого. Он берет в руки случайный свиток и ухмыляется самому себе. Утром среды Шестой отправляет Саске на задание. Утром этой же среды Саске провожает Сакура, невидящая никого, кроме своего возлюбленного, с стеснением оголяя лоб перед ним. Саске не мается, тут же посылает в ее красивый лоб, прямо в центр ромбика, касание пальцев. Харуно Сакура застыла в румянце, пока остатки холодного сердца Какаши осыпались у его ног. Учиха выходит за врата Конохи, Какаши хочется верить, что навсегда, на миссию, данную Шестым Хокаге. А Харуно Сакура провожает его взглядом вот уже вторую, десятую, одиннадцатую… минуту. А Какаши почему-то стоит подле нее, возможно надеется, что она наконец обратит свое внимание на сенсея.       — Почему вы не отправили меня с ним? — вслед парню говорит она, словно упрекая Какаши во всех грехах, говорит тихо, и даже не смотрит на него.       — Потому что ты там не нужна. Нужна здесь, с ним. В его голосе отчетливо читается сталь и холод, не более. В глазах застыла печаль, а в сердце боль, так было нужно, нужно, чтобы потешить его эго. Полдень среды, Шестой выкраивает для себя свободный час, половина из которого ушла на поиски Сакуры. Девушка не в силах долго скрываться, как думается Какаши.       — Йо, — он приземляется рядом с ней на одинокой скале Четвертого — отсюда лучше всего видно дальние горизонты, куда он отправил Саске.       — Ты кажется не ела с утра, — после минуты молчания он продолжает наступать, — В Ичираку у меня осталось два купона — Наруто подарил. Сейчас под полуденными лучами яркого солнца она выглядит… чудесно. Чудесно. Легкий ветер поцеловал ее розовую макушку, из-за чего у нее выбилась прядка, выступающая прямо на лицо. Какаши немедля потянул руку к ней. Касаться ее лица вот так, почти непринужденно, но очень желанно было… неправильно, понимал он. Неправильно, потому что у нее был Саске. Желанно, потому что в его сердце затаилось чувство, давным-давно, незаметно и тихо, как болезнь. Говорить ей об этом было бессмысленно, бессмысленно и неправильно, ведь сердце, ее всегда отданное Саске, не смогло бы принять признания. Он не скажет, но постарается показать, ведь ей необязательно знать всего.       — Тогда идем, — впервые за это время она посмотрела на него, такими яркими нефритовыми глазами, почти без тоски. Из безмолвный обед прошел… тихо. По крайней мере не шло никакой речи о Саске, а это уже радовало Какаши. Также тихо и безмолвно прошла неделя. Пока днем следующего четверга не вернулся Саске. И почему-то вдруг стало шумно и тесно. Какаши догадывался, куда именно направится бывший ученик и это совсем не радовало, особенно когда его цель стояла сейчас подле него и изумленно выбирала книги.       — Смотрите, Какаши-сенсей! Сказ о старом пугале и хромой вороне… — девушка внимательно читает название и вглядывается в обложку, — На вас похоже. Старое пугало и впрямь походило на него, вот только в пустых нарисованных глазницах жизни было больше чем в нем самом. Девушка осветила его счастливой улыбкой. Какаши стало намного легче.       — Можем потренироваться сейчас, — мужчина неловко почесывает затылок, — Пока Шикамару не хлопнул моего клона.       — С удовольствием, — она по дружески ударяет учителя в плечо, и Какаши замер.       — Сакура, я…       — Лобастая! — библиотеку вдруг охватывает девичий писк, — Ой, здрасьте, Хокаге-сама, Сакура, тебя там твой суженный ищет. Какаши проклинает Ино и этот день.       — Саске-кун… — ее взгляд вновь становится отчужденным и Какаши видит, как она постепенно забывает про него, — Какаши-сенсей, вы не против? Потренируемся в следующий раз.       — Ничего, Сакура. Любовь дается нам лишь однажды, — улыбается он одними глазами. И внезапно его сердце немного замирает, когда девушка накрывает его теплым объятием. Она ярко улыбается и удаляется прочь. А Шестой продолжает стоять как вкопанный еще три минуты, пока не останавливает свой взгляд на книжке, так ярко привлекшую Сакуру.       — Заверните в пергамент пожалуйста.

***

Вечером четверга они вновь встретились с Сакурой, а книжку он, как назло, оставил у себя в кабинете — отдаст позже. Девушка отчего-то светится и ходит, чуть ли не пританцовывая, Какаши не может долго радоваться ее энтузиазму, подозрения тенью пробираются в разум.       — Какаши-сенсей, как раз искала вас! — она тащит его за руку куда-то под дерево, и мужчина подчиняется напору радости.       — Я весь внимание, — Шестой запускает руки в карманы, выставляя расслабленность.       — Я решила, что хочу поделиться с вами первым, — девичьи щеки полыхали огнем, и как бы Какаши хотел, чтобы он стал причиной такого румянца однажды, — Саске-кун позвал меня с собой в путешествие! Пока в его глазах оставалось прежнее спокойствие, под ногами кажется рухнула земля, и в желудке что-то вдруг скрутилось тугим узлом. Возможно это и называют синдромом случайной смерти? Он не против. Руки в карманах сжались до хрустящей боли, но в голосе лень.       — Это очень важно для тебя.       — Да… и, думаю, теперь я действительно ему нужна, — она опускает глаза вниз, там, где Какаши кажется потерял опору, — Я была бы рада, если бы… Вы проводили нас, завтра. Это тоже важно для меня.       — Конечно, Сакура. Он остался молчать о том, что в голове и на сердце до самого утра, когда солнце предательски напомнило ему — выходи! Было утро пятницы. И Какаши проклинал этот день, и все последующие пятницы. Он небрежно вручает коричневый сверток Сакуре, а та радуется, как маленькая.       — Надеюсь, это будет напоминать тебе обо мне. Она вновь обнимает его, в последний раз. Они ушли, где-то полчаса назад, а может больше, Какаши не считал. Одинокая фигура Хокаге так и стояла у ворот деревни, пока окрик помощника не привел его в чувство. Кажется пора издать закон о запрете пятниц.

***

      Сакура цветет слишком ярко в этом году. И твои родители могут гордится, что вырастили такую прекрасную жизнь. Я горжусь тобой. И я прекрасно помню твою идею о детской психиатрической больнице, поэтому, я отправил проект, и его одобрили все пять стран, так что в ближайшем будущем по всему миру шиноби будут расположены эти клиники. Благодаря тебе. И уже через год все будет готово. С днем рождения, я надеюсь, ты прекрасно проводишь время. Искренне твой, Рокудайме Хокаге.

***

Ненавистные пятницы сменялись одна за другой, и так Какаши насчитал уже сорок пятниц — и каждую пятницу ярким катоном горели все его неозвученные чувства на пергаменте. В саду резиденции растет прекрасная сакура, думаю, тебе бы понравилось. Тсунаде-сама иногда приходит к нему и делится самым сокровенным, я знаю, но честно, не подслушиваю, ведь часто и сам грешу подобным. Это бывает грустно — подтвердит Пятая. Но из радостного — клинику почти достроили, думаю, она будет готова примерно к твоему дню рождению. Признаться честно, строительство этой больницы отняло немало нервов у меня, и кажется начали проступать первые седые волосы… Наруто часто интересуется, как ты, но я не могу дать ему точного ответа, к сожалению, ведь и сам не располагаю большой информацией. Саске не немногословен, но одной его строчки о том, что ты в порядке, мне хватает на месяц вперед. Искренне твой, Хатаке Какаши. Катон поглощает очередную записку тоскливого Хокаге. Уже которую по счету, он и сам не помнит.

***

Прошло пятьдесят пять ненавистных пятниц. Каждая из которых мучительнее другой — одиночество резало острее куная по горлу. Немое ожидание состарило его: под глазами морщинки, а взгляд всегда уставший. Кажется таким и запомнят Шестого Хокаге — плевать. Даже на открытии новой детской больницы он выглядел грустным, а ведь то и понятно, ведь официальной датой стало двадцать восьмое марта. День, когда взросло дерево сакуры. Мужчина устало перебирал документы нового госпиталя — проблем стало чуть больше — когда в панорамное окно вдруг постучали. Какаши с трепетом впустил сокола внутрь, и тот вальяжно приземлимся на его руке. «Мы возвращаемся» Было утро пятницы, когда Какаши, ожидая у ворот преобразившейся деревни, замер в трепете, без стучащего в груди сердца. Спустя какое-то время на горизонте появились долгожданные силуэты, и чем ближе они подходили, тем больше ему хотелось уйти в себя. Но не встретить ту, что не покидала его снов все эти шестьдесят пятниц, было бы просто наказанием… Какаши встретил двух повзрослевших учеников, в чьих глазах теперь читалась ответственность, а в руках Сакуры, чьи прекрасные волосы достигали бедра, держала в руке маленький яркий сверток. Сердце сжалось до боли, а потом вспыхнуло катоном, точно те неозвученные письма.       — Сарада, познакомься с Какаши-сенсеем. Было утро пятницы, когда Хатаке Какаши окончательно утонул в своих забытых письмах и перестал дышать.