Папина наследство

— Не надо кипятиться, сестренка. И потом, ты не права. Это как раз мое дело. Мы, японцы, очень серьезно относимся к семейным обязательствам. А поскольку я все-таки твой брат — пусть и сводный, — я за тебя отвечаю. Мой долг и святая обязанность — оберегать тебя и защищать. Точно так же, как я оберегаю и защищаю Саске. Мы вообще ревностно относимся к чистоте наших женщин. Например, если бы я вошел в твою комнату и застал бы тебя в таком виде наедине с мужчиной, я был бы вправе ожидать, что он женится на тебе, дабы твое честное имя осталось незапятнанным. Мари уселась на кровать, пристально глядя на Итачи. — Но это же просто нелепо… Какое-то средневековье дремучее! — Может, в крупных городах с тобой и согласились бы. Но у нас здесь провинция. И люди тут несколько старомодны. — В жизни не слышала такой ерунды, — выдавила Мари, чувствуя себя неловко под внимательным и насмешливым взглядом Итачи. — Ерунда или нет, но так оно и есть. И нам еще предстоит очень серьезно обо всем этом поговорить. Видишь ли, в наших краях молодые мужчины гораздо импульсивнее и горячее, чем, скажем, среднестатистический англичанин. Будь уверена, что испанец не преминул бы воспользоваться благоприятной возможностью, если бы увидел тебя в столь откровенно завлекательном виде. Нотки угрозы в голосе и жгучий взгляд Итачи вывели Мари из себя, и она опрометчиво спросила: — Значит, мне повезло, что в тебе есть немалая доля английской крови, и поэтому ты не поддашься соблазну? Ее не должно было обидеть то, каким леденяще холодным стал его взгляд. Не должно было обидеть, но все же обидело. — Если ты намекаешь на то, что я сказал тебе вчера вечером, очень прошу, забудь об этом. Мне не стоило этого говорить. — То есть я тебя не привлекаю как женщина? Ты просто хотел меня напугать? На его лице промелькнуло какое-то странное выражение. Мари так и не поняла, что это было. — Напугать? — нахмурился Итачи и на мгновение умолк, как будто подбирая слова. — Да, ты права, дорогая. Но я даю тебе слово брата, что больше не дам повода меня бояться. А теперь я должен идти, пока сюда не пришла мама, чтобы посмотреть, что меня задержало. Хотя она сама наполовину англичанка, но не одобрила, если бы узнала, что я нахожусь у тебя в комнате, когда ты так… соблазнительно одета. Или, вернее, не одета. От его взгляда Мари стало жарко. Впечатление было такое, что кровь превратилась в жидкий огонь. Это было новое и незнакомое чувство. Но внутренний голос предупредил об опасности. По своей неискушенности она могла бы выдать Хуану слишком многое, обнаружить перед ним свои самые сокровенные мысли и чувства. — А вот теперь ты смотришь на меня так же робко и опасливо, как могла бы смотреть одна из наших застенчивых девственниц, воспитанных в монастырской строгости. И как ни сильно искушение, я даю слово, что буду помнить о том, что ты мне сестра. Пусть не по крови, но все же. Как я уже говорил, даже при современных нравах в этих краях молодая женщина и по сей день считается скомпрометированной, если ее застанут наедине с мужчиной в таком фривольном наряде, если только этот мужчина не ее законный супруг. Мари даже не пыталась скрыть скептическое отношение к подобному утверждению. Но вопреки ее ожиданиям, Итачи не рассмеялся. — Поверь, я не шучу. Кстати, твой отец очень хотел, чтобы мы с тобой встретились и стали… друзьями. — Друзьями? Во взгляде Итачи промелькнуло что-то такое, что заставило сердце Мари забиться чаще. — Здесь, в Андалусии, узы дружбы скрепляют так. Он склонился к ней и коснулся губами ее рта. Мари как будто ударило током. Она подняла руки, чтобы его оттолкнуть, но неожиданно для себя самой вдруг поняла, что ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Огонь, который зажег в ней поцелуй, застал Мари врасплох. До сего мгновения она ни разу еще не испытывала чувственного желания, но то, что ощутила сейчас, было даже не желание, а безудержное вожделение. Неведомое, но в то же время пугающе знакомое, как будто в глубине души Мари всегда знала, что в ней таится эта жгучая страстность, которая ждет только повода прорваться наружу. Ее возбуждение не укрылось от Хуана. Он прошептал что-то пылкое и неразборчивое, не отрываясь от ее губ. А потом время как будто распалось, и Линн воспринимала уже только какие-то бессвязные фрагменты. Его жаркие ладони на ее плечах. Дуновение прохладного ветерка. Она стояла перед ним полностью обнаженная. Но поняла это только тогда, когда его руки принялись скользить по телу, возбуждая ее еще больше умелыми, чувственными ласками. Никогда раньше Мари не испытывала ничего подобного. И, тем не менее сознавала, что с ней происходит. Поцелуй Итачи сделался жарче, настойчивей, его ласки — откровенней и решительней. Теперь он гладил ее грудь. Он прикасался к ней там, где никто еще не прикасался. — Мари… Она открыла глаза, и взгляды их встретились. Итачи дышал сбивчиво и тяжело, как будто только что пробежал несколько миль. В глазах, потемневших от возбуждения, явственно читались недоумение и раскаяние. — Нет… я не должен, — прошептал он. Затем наклонился, поднял упавшее полотенце и заботливо укутал им девушку. Его взгляд на мгновение задержался на ее губах, и Мари почувствовала, как напряглись его руки. Она ждала, затаив дыхание. Но Итачи вздохнул и отошел от нее. Причем этот шаг дался ему с видимым трудом. — Спокойной ночи, дорогая, — тихо произнес он. — Не забудь, завтра мы договорились позавтракать вместе. Мари дождалась, пока за ним закроется дверь, и только тогда рискнула пошевелиться. За какие-то десять минут все в ее жизни перевернулось с ног на голову. Куда подевались хладнокровие и спокойствие, которыми она так гордилась?! Одним поцелуем Итачи буквально смел тот защитный барьер, который Итачи так тщательно возводила вокруг себя. Одним прикосновением показал, что если даже она без труда устоит перед любым другим мужчиной, то когда дело касается его… Мари невольно поежилась… Завтра у нее будет достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах, подумать о том, почему Итачи ее поцеловал. А сегодня ей надо поспать, восстановить силы после всех волнений и переживаний долгого и насыщенного дня. Больше всего Мари боялась собственных чувств. Всю жизнь она оберегала себя от эмоциональных привязанностей. Потому что боялась, что ей сделают больно. Благодаря бабушкиным стараниям, Мари всегда была невысокого мнения о себе. У нее еще в детстве развился комплекс неполноценности, и как бы она потом ни старалась его преодолеть, больших успехов не добилась. Но зато нашла способ справляться со своими страхами. Она убедила себя, что никогда никого не полюбит. Что не позволит себе привязаться к мужчине и отдать ему всю себя до самозабвения. И вот буквально в одно мгновение все изменилось. Мари пребывала в полном смятении. Признаться себе, что она влюбилась в Итачи, было бы равноценно тому, чтобы свести свои чувства до уровня бредовых подростковых фантазий. Но объяснить все одним плотским влечением тоже было невозможно. Что же она испытывала? Желание близости? Потребность в тепле? Тоску одиночества? Да. Но не только это. И Итачи все понял. От него не укрылось то потрясение, которое испытала Мари, когда осознала свои чувства к нему. При одном только воспоминании об этом она невольно поежилась. Как она могла так опрометчиво открыться ему?