Тяжелый свет Сильмарилла

Грохот внизу безусловно сообщал о том, что у Тони Куртейна гости. Смотритель маяка совсем недавно лёг спать, поэтому вставал недовольно, растирая ладонями лицо и неодобрительно щурясь на встающее солнце. «Ну же, веселее. Кто-то домой вернулся», – мысленно одёрнул он сам себя. Картина, представшая перед его глазами в холле, была достойна кисти художника. «Жалко Тони не видит», – невольно подумал он. – «Ну да ничего: расскажу в красках». Сначала Тони Куртейн подумал, что к нему заглянул какой-нибудь огненный демон: в центре комнаты, озарённый красноватым рассветом, стоял очень высокий – как бы не выше Тони – человек с огненно-рыжими волосами и в алой одежде. Пахло палёным, край плаща дымился, волосы и туника тоже были немного опалены. И… ох, опять! Страшно обожжённая и окровавленная рука, из которой сиял неподходяще мягкий, чистый свет. Гость смотрел отчаянно, безысходно. Тони приблизился. «Чем тебе помочь?» Чёрт, да он же не понимает! Чем, чем можно ему помочь? Гость отшатнулся. Шумно выдохнул. Что-то сказал. – Подожди немного, – сказал Тони спокойным и мягким голосом. – Я позову помощь. Он позвонил Ханне-Лоре, затем связался с Тони. Рыжий метался. Задел и уронил вешалку, устремился к стене, сел возле неё и что-то забормотал, прижимая руку со светящимся камнем рукой без кисти, словно пытался обхватить, но было нечем. Тони понимал, что пришедшему очень больно, что он не может отпустить камень и страшно отчаялся. Он был не в себе, также как Макалаурэ, когда тот появился на пороге маяка. Тони принёс воды и обмотал руку гостя мокрым шарфом; конечно, это не поможет, но он не мог бездействовать. – Подожди немного, сейчас тебе помогут. Я не могу ослабить твою боль, но позвал тех, кто точно знает, что делать, – говорил Тони, сидя рядом с гостем на корточках. Его разбирала злость. Злость и бессилие. Ни одно живое существо не должно так страдать! Что у них там произошло, что это за камень? Макалаурэ вскользь объяснял, что его руки опалил волшебный камень, но рассказывать подробнее не хотел. Исчезающая дверь распахнулась и в холл ворвался Макалаурэ с котом на плече. Кот, возмущённо заорав, соскочил на пол и одним прыжком оказался возле гостя. Гость на кота не смотрел, он видел только Макалаурэ, который упал на колени возле него и запел. У Тони закружилась голова. Кажется, они колдовали. Рыжий прикрыл глаза, глубоко вздохнул, и лицо его немного разгладилось. Дышал он неровно, но было ясно, что боль уходит. Потом он устало склонил голову на плечо, посмотрев на свою ладонь, сжимающую Сильмарилл. Разжал и сжал её. Боли не было. Он снова глубоко вздохнул и привалился к плечу брата, подхватившего его. – Мне пора, пока я тут всё не разнёс своим присутствием, – сказал кот, толкнул оконную ручку и выпрыгнул наружу. Тони перевёл дух и принёс аптечку. Теперь, наконец, он знал, что ему делать. – Что вы тут устроили!? – на пороге двери в город возникла бледная как мел Ханна-Лора. – Всё шатается, как… – Здесь был Нёхиси. Он уже ушёл. Просил передать извинения и заверить, что всё восстановится. Он говорит, что такой краткосрочный переполох Этой Стороне только на пользу, – отсутствующим голосом сказал Макалаурэ. – Прости нас. – Ладно. Уже вижу, что никаких неотвратимых разрушений вы не сотворили, – вздохнула Начальница Граничного отдела полиции Этой Стороны. – Чем я могу вам помочь? *** Рана была обработана, гость уложен в кровать, равновесие в городе восстановлено. Макалаурэ, белый как снег, ушёл в верхнюю комнату маяка со словами «Я ненадолго». Дверью хлопнул очень красноречиво. Тони сидел возле спящего Майтимо и думал о гостях. Всё-таки надо будет расспросить их подробнее, кто они и откуда. И что такое этот их Сильмарилл, что от него столько проблем. После вмешательства Нёхиси камень перестал жечь руки, и сейчас Тони вертел его в руках, рассматривая и невольно любуясь. С виду как стекляшка, а наощупь почти тёплый. Удивительно красивый и… добрый, что ли? Бывают вещи, вызывающие дурные предчувствия, а этот, наоборот, напоминал обо всём хорошем, что было. И есть. И будет. «Ну почему вытащить чьего-то брата из другой реальности мы можем, а одного безрассудного идиота из нашей – нет?» – с досадой подумал Тони. – «Ладно… Надежда есть всегда. Вот и этот камень как будто ободряет». Гость пришёл в себя и что-то разгневанно сказал, взмахивая рукой в сторону камня. – Дать его тебе? Вернуть на место? – спокойным голосом спросил Тони, протягивая сокровище. Положил камень на одеяло. Майтимо, хмурясь, прикоснулся к камню перебинтованной рукой, с удивлением посмотрел на Тони, снова на камень. – Больше не жжёт. Всё в порядке. Можешь отдыхать. Рыжий откинул голову на подушку и тихо, гулко рассмеялся. То ли с горечью, то ли с облегчением. *** Майтимо вышел к маяку в гораздо более измождённом состоянии, чем его брат, поэтому было решено оставить его у Тони Куртейна, пока не восстановится. Ханна-Лора, конечно, хмурилась от того, что на Этой Стороне теперь целых два необычных гостя, а вместе с ними ещё и загадочный камень, но, по её словам, несколько дней такого соседства опасности не представляли. Помогла Майтимо освоить язык, как до этого Стефан помог его брату, пообещала навещать в свободное время и уехала на работу. Всё-таки Ханна-Лора отличная: как-то умудряется и следить, чтобы реальность держалась устойчиво, и с интересами в ней живущих считаться. А выглядела при этом как девчонка – даже забываешь иногда, что могущественная древняя жрица. И друг она прекрасный. Макалаурэ, не отходя, сидел возле брата. Иногда пел, чтобы унять боль. Тони молча приносил еду и уходил, чтобы дать им прийти в себя и отдохнуть. Но следующим вечером решил зайти и остаться на подольше, расспросить обо всём, что случилось. Рыжий гость сидел, откинувшись на подушки. Брат устроился в кресле возле изголовья. Посмотрели на Тони, как две разбуженные совы: это ещё кто такой, неужели кроме них двоих существуют другие люди? Потом словно вспомнили. Даже слегка улыбнулись. Такие разные: Макалаурэ снова спокойный, задумчивый, а Майтимо – как кастрюля, в которой вода закипает. Снаружи сдержанный, но, кажется, только тронь – ошпарит. – Можно к вам? – Да, конечно, – кивнул Майтимо. – Брат объяснил, что это ты помог вывести меня сюда. Благодарю тебя. И твоего двойника. – Рад, что у нас получилось, – улыбнулся Тони Куртейн. – Можно спросить тебя, что ты видел? Мне, понимаешь, хотелось бы лучше понять, что именно мы творим. Оба эльфа сразу потемнели лицом. Может, не стоило спрашивать? Или наоборот, спрашивать надо. Они с Эдо постоянно задавали друг другу бестактные вопросы в духе «Можешь сколько угодно раз послать меня нахрен, но пока не объяснишь, почему не отвечаешь ни на чьи звонки, я от тебя не отстану», и это ужасно раздражало, но всё же было гораздо лучше, чем когда носишь в себе то, что тебя ранило. Поэтому Тони всё же хотелось узнать историю этих двоих: вероятно, с ними произошло очень много плохого. А теперь они попали к нам, так почему бы им не рассказать о случившемся и не оставить в том, далёком мире? – Всё произошло очень быстро, – проговорил Майтимо. – Я бросился с камнем в огненную пропасть. Там было чудовищно ярко, а потом стал пробиваться холодный синий свет, я потянулся к нему и попал на твой порог. Дальше ты знаешь. Да, невесёлая история. – Что это за камень, почему от него столько проблем? – всё же спросил Тони Куртейн. – Или вас нельзя об этом расспрашивать? Братья переглянулись, словно безмолвно разговаривали. Наконец, Макалаурэ сказал: – Это друг и он вправе знать. Всё же, мне кажется нечестным пользоваться чьим-то гостеприимством и скрывать свою историю. – Тебе виднее, – глядя в потолок проронил Майтимо. Что-то подобное Тони Куртейн и ожидал услышать. Очень давно, когда братья жили в каком-то блаженном крае, их отец создал три камня, наполненные чистым светом. И какая-то сволочь украла их, первой посеяв ложь, вражду, убийства. К дальнейшему Тони не знал, как относиться: вслед за отцом братья принесли какую-то непростительную клятву и напали на родичей, а других обрекли на страдания или гибель. Наверное, надо было ужаснуться, отвернуться, а ему в первую очередь было всех их жаль. Он пытался увидеть ситуацию не своими глазами – человека, рождённого пусть и в очень лёгком, но не идеальном мире – а глазами существ, которые прожили очень долгую жизнь, но ни разу не встречали ни смерти, ни каких-то серьёзных потрясений. Он, конечно, не мог оправдать того, что они сделали, но мог понять, почему решили так нелепо и безвозвратно уйти, сковав себя клятвой. Очень печальная история. Как страшно, что в их мире есть решения, которые, одумавшись, нельзя ни исправить, ни отменить. А дальше, насколько понял Тони, они много веков то сражались со злом, то множили зло, и постоянно спорили между собой, какой ценой вернуть Сильмариллы. Те, кто считал, что цель оправдывает средства, погибли первыми, а эти двое дожили до конца истории. Считали себя глубоко виновными и одновременно с этим не знали, как бы они могли поступать иначе. О, это звучало как давний неразрешимый спор: уж лучше вечная тьма, чем новые убийства и всё равно вечная тьма; нет, надо сражаться, иначе будет только хуже, клятва не отменяема. Камни были согласны, что на сыновьях Феанора лежит огромная вина, и стали жечь им руки. Страшный конец: невыносимо больно держать камень в руках и невозможно отпустить его. Так бы они и погибли – один в море, другой в огне – и отправились на суд богов. Но тут появился свет маяка и дал шанс прервать эту историю до заслуженного завершения. Что это: случайность, удача? Или милосердный дар создателя? Тони не знал. Эльфы тоже.