Логика чувств

За всеми проблемами последних нескольких месяцев, связанными с кознями князя Разумовского и претензиями жандармерии, все обитатели дома на Царицынской, а также их будущий зять, глава полицейского участка, сами не заметили, как наступило время Рождества. А ведь это был самый любимый и самый долгожданный праздник всего населения Российской Империи! Время, когда каждый, от мала до велика ждал чудес. Первой опомнилась будущая теща, произошло это дней за десять до сочельника. До это все мысли Марии Тимофеевны сконцентрировались лишь на выхаживании мужа после ранения, да переживаниях относительно предстоящего венчания единственной дочери. И вот как-то за ужином госпожа Миронова оглядела домашних и с некоторой растерянностью сказала: - А ведь у нас, дорогие мои, Рождество на носу! Все семейство, включая уже ставшего почти родным будущего зятя, удивленно переглянулись. - Дожили! Забыли про Рождество! Я, признаться о нем и не вспомнил! - усмехнулся адвокат Миронов. - Это все потому, что не больно то вы пост соблюдаете, Виктор Иванович! Грешим всем семейством! - поджала губы тетя Липа, но и она, к стыду своему, забыла про один из главных праздников в году. Итак, в последние несколько дней все женщины большой семьи большим энтузиазмом бросилась готовиться к празднику. Особенно радовалась и старалась Анна. Еще бы, ведь у них дома должен был встречать Рождество дорогой Яков Платонович! Ее жених не особенно любил Рождество и не скрывал этого. У него вообще было довольно отрешенное отношение к любому празднику, и она интуитивно понимала, почему. Яков рано остался один, и у него не было семьи. Он никогда не был женат и не сходился настолько близко с женщинами, чтобы встречать с ними праздники. Яков как-то сказал ей, что в каждый сочельник он чувствует все приближающуюся растерянность и даже некоторый подвох. Праздник, которого так ждали все окружающие, отзывался у него в душе тихой грустью и тайным желанием все праздники отменить. Аня понимала это и принимала, но, нет, эту несправедливость нужно было обязательно исправлять! Через некоторое время на большом елочном базаре возле площади Петр Иванович и Анна купили прекрасную, пушистую елку. За три копеечки праздничную ношу у барина с барышней забрал веселый мальчишка-разносчик с румяными от мороза щеками. - На Царицынскую неси! В дом адвоката Миронова! - расплатился с мальчиком дядюшка барышни. - Непременно, барин! Быстро снесу! - поклонился разносчик и от усердия чуть не уронил елку. - Тяжело ему будет! - с сомнением покачала головой барышня вслед удаляющемуся мальчишке. - У них у всех есть специальные санки! На своем горбу много не утащишь! - указал Миронов. - За кого ты принимаешь, меня, Аннет, я бы не стал перегружать ребенка, нанял бы взрослого. А так малой и нам окажет услугу, и заработает себе на пряники. Теперь пушистую красавицу предстояло украсить. Дома барышня, как только дворник установил елку, тут же принялась за дело. Крупные шишки Аня перетянула фольгой и с удовольствием украсила ими зеленые, ароматно пахнущие ветки. В воздухе запахло хвоей, счастьем и ожиданием чуда. Все запахи барышня чувствовала по-особенному, еще сильнее, чем раньше. Мария Тимофеевна совсем поздно спохватилась, что нужно ехать за покупками к празднику. Она уже в самый последний момент вдруг вспомнила о том, что их друзья и знакомые могут остаться непоздравленными! Какой конфуз! Поэтому госпожа Миронова поисках самых красочных и оригинальных открыток решила съездить аж в Ярославль. Там, в центральном магазине она, наконец, нашла то, что ей было нужно. Яков Платонович в течение нескольких дней смотрел, смотрел, как суетиться его невеста, стремясь украсить все вокруг. Он добросовестно помогал Анне со всякими мелочами, с удовольствием составляя ей компанию. Однако, совершенно неожиданно для себя, Штольман проникся этим предпраздничным настроением и ожиданием счастья. Определенно, что-то в нем в этом году переменилось. В доме Мироновых было столько тепла и радости, что Яков, похоже, совсем отогрелся и заразился общей предпраздничной лихорадкой. Так в один из дней он, следуя порыву, принес несколько упаковок чудесной цветной канители, купленной им на ярмарке. До этого Штольман во взрослой жизни ни разу не посещал рождественский базар. Карманников, правда, случалось, на таких гуляниях задерживал, но то по службе. А здесь, в Затонске, вдруг появилось желание купить что-то эдакое, то, от чего радостные глаза Анны засияют еще ярче. Частью этой, таинственно сияющей мишуры они с невестой украсили елку, а еще одну часть оставили, чтобы чуть позже украсить цветной канителью деревья во дворе. Мироновы, как и сокрушалась тетя Липа, не особо строго держали пост. Временами не держали совсем. Виктор Иванович вообще считал все это пережитком прошлого. Но все же в доме на Царицынской старались соблюсти некоторые правила. Какой же праздник без традиций? В канун Рождества - святвечер, Мария Тимофеевна настояла, чтобы к ужину приготовили двенадцать простых постных блюд - по числу божьих апостолов, как учили в церкви. Анне более всего понравилось лишь одно из этих предпраздничных угощений - пшеничная кутья с медом, орехами, маком и сухофруктами. К пшеничной кутье по традиции полагался зимний узвар из вишни, яблок и груш. Кисленький! Кислое Анна с недавних пор неожиданно для себя полюбила всей душой. Пожалуй, это все, что хотела сегодня попробовать барышня Миронова, ведь ни жареный карп, ни винегрет и прочие постные разносолы ее не привлекали. "Нет, не хочется, нет не заболела!" - спокойно отвечала она близким. - "Просто нет аппетита". На примерке "маминого" свадебного платья портниха укоризненно покачала головой и объявила, что в области талии нужно все переделывать, слишком свободно! Обожаемый тетушкой жирнющий жареный карп - главное блюдо сочельника, показался Анне настолько отвратительным, что пока его жарили, она спряталась в своей комнате, и с трудом дышала через платочек. Это было невыносимо! Через полчаса пытки тошнотой Аня бегом убежала из дома в сад. - Нюшенька, попробовала бы, не карп, а чистый мед! - воскликнула тетя Липа, искренне огорчаясь, что племянница отказалась вместе с ней снять пробу. - Простите, тетушка, не сегодня. Даже думать о нем не могу! Неожиданно в голове Олимпиады Тимофеевны промелькнула догадка, и женщина крепко задумалась, провожая хрупкую фигурку племянницы взглядом. Вечерело. К пяти должен был прийти на Царицынскую Яков Платонович. Еще вчера они условились пойти встречать первую звезду на небе. Рождественскую звезду. Анна уже трепетала от радости, предчувствуя такой радостный момент - они с женихом, разумеется в обнимку, будут смотреть в темное небо, пока в декабрьской синеве не появится первая, самая лучистая звезда. Накануне они с Яковом даже сбежали в дальний уголок сада, на неубранный снег, чтобы вместе выбрать место, откуда удобнее завтра было встретить это чудо! Выборами места дело не ограничилось. Конечно же, они тут же бросились в объятия друг друга. Целоваться за заснеженными липами было холодно, но так сладко и волнующе, что декабрьского мороза жених и невеста практически не замечали. Они пробыли на прогулке так долго, что "спасать замерзающую Нюшеньку и Якова Платоновича в совсем тонких ботинках" прибежала вездесущая тетя Липа. На том свидание и закончилось. *** Заканчивался предпраздничный рабочий день. Сочельник. В такие дни работы наваливалось еще больше. С окрестных деревень в более-менее крупные города на заработки и на преступный промысел стекался самый разный сброд. Карманники, мошенники, домушники. Все, как всегда. Но, нет, кажется, не все... Полицмейстер, не смотря на усталость, мягко и ласково улыбался, понимая, что вот-вот отправится к Анне. Мироновы в последнее время относились к нему очень радушно и даже выделили будущему зятю отдельную спальню на первом этаже. Аня всегда так обезоруживающе искренне уговаривала его остаться и переночевать у них, что Яков неизменно оставался. Полицейский сам себе иронично улыбался, чувствуя себя совершенно одомашненным. Нет, ему не нужна была свобода и отдельность, еще недавно составляющая часть его холостяцкой натуры. Ему нужна была ОНА. Вместе проходили завтраки, ужины... Из уважения к родителям невесты, их с Анной тайные свидания под покровом ночи в доме на Царицынской проходили довольно невинно. Украдкой встречаясь в гостиной, эдак далеко за полночь, они подолгу стояли вместе у окна или сидели бок о бок на диване, разговаривая обо всем на свете. Яков целовал невесте пальчики, а Аня в ответ запускала руку ему в волосы, лаская и перебирая кудри. От такой чувственной искренней ласки сыщик таял, как снег в ведре близ теплой печи. Что и говорить, Анна была чудесным человеком исключительных душевных качеств. Ее простота, любовь к людям и непосредственность обезоружили его еще в первые же дни знакомства. Чудесная барышня. Он, Яков Штольман, убежденный холостяк и увлеченный лишь службой мужчина средних лет, неожиданно для себя захотел создать семью. И конечно, Штольман ждал, что Анна вскоре подарит ему ребенка. Желание продолжить род неожиданно стало очень велико. Раньше такие мысли казались ему глупостью, а ценности эти, в целом, понятными, но чужими и скучными. Дом, супруга, многочисленное потомство. Но найдя одну-единственную подходящую ему женщину, он в считанные недели пересмотрел все свои взгляды на жизнь. Сделать Анне предложение, настойчиво добиваться ее, несмотря ни на что, и сделать, наконец, своей, воплотив свои самые заветные желания, вот что казалось Штольману единственным верным вариантом. Он был очень сильно влюблен и жил этим чувством. В их новом доме, по соседству с особняком губернского прокурора начали появляться вещи любимой барышни, ее приданое. Целая гора разнообразных ценностей! Яков усмехнулся, вспоминая, как Мария Тимофеевна торжественно вручила ему опись приданого невесты. Подушки, одеяла, посуда, сотни пунктов... Он даже не знал, как к этому относиться. С одной стороны, передача приданого - дело обыденное, с другой стороны, Штольман был немного смущен. Яков не предполагал, что все будет настолько масштабно. Он всегда был аскетичен и пожитков, пусть и исключительного качества, у надворного советника, не смотря на немаленький капитал, было немного. Анна же привыкла к комфорту, и будущие родственники как будто не желали отпускать дочь абы куда, пусть в добротный, но новый и совершенно необжитый дом... Поэтому стараниями Мироновых в будущем доме семьи Штольман стали появляться тройные тяжелые шторы, тончайшие кружевные занавески, изысканный фарфор в буфете, отличные постели с толстыми добротными перинами и много что еще. Яков про себя с удивлением отметил, что у невесты с собственной маменькой есть уйма общих черт, и все они положительные. Анна оказалась довольно домовитой, отлично разбиралась во множестве хозяйственных вещей, которые вольно или невольно она переняла от Марии Тимофеевны. Штольману нравилось. Матерый уличный пес стал забывать вечный голод в желудке от бесконечной службы и отсутствия режима, жесткие койки служебных квартир и вечную гонку, стал забывать все горечи и разочарования. Казалось, вся другая жизнь была давно и не с ним. Вместе с Анной они, совершенно не споря, выбрали мебель в дом, удачно наняли прислугу – горничную и дворника. Совместные походы в лавки были отличным поводом увести невесту из отчего дома, чтобы хоть немного побыть вдвоем. Однако, куда бы они не отправлялись, все взгляды любопытных прохожих, приказчиков в магазинах, посетителей в ресторанах, были устремлены на полицмейстера Штольмана и барышню Миронову. Народ тут же начинал улыбаться и шептаться. Счастье жениха и невесты было заразительно для окружающих. Сегодня утром, когда Яков заехал за бумагами домой, он вдруг обнаружил в кабинете на столе ворох старательно сделанных бумажных птичек. Вместе с птичками лежала записка, написанная явно торопливой рукой драгоценной: Яков, это птички для рождественского дерева во дворе. Передай Глаше, пусть украсит ель! Штольман усмехнулся. Ни одна женщина на свете не заставляла его трепетать и улыбаться таким простым вещам. Прямые и косвенные доказательства свидетельствовали, нет, прямо таки кричали о том, что его Анечка вьет гнездо. Это было очень трогательно. Когда он думал об этом, его глаза, как два озера света, были наполнены уже не легкой грустью, как по обыкновению, а легкой радостью, а губы, обычно упрямо сжатые, трогала легкая застенчивая улыбка. Даже эти легкомысленные птички из под руки его возлюбленной казались необыкновенными, и вот уже несколько фольгированных снегирей тайно перекочевали в саквояж полицмейстера. Зачем? Это была дерзкая кража. Штольман решил переселить пару птиц на книжную полку своего кабинета в участке. Да, Яков тоже ждал Рождества. Их первого совместного Рождества. *** Волнительное и благостное ожидание Рождества было прервано поистине ужасным событием. Истоки приближающегося злодеяния крылись в событиях уже минувших дней. К сожалению, далеко не всякое зло в этом мире бывает наказано, и будущий мститель, не веря в правосудие, взял на себя роль и судьи, и палача. Итак, в Затонск, не ранее двадцатых чисел декабря приехал странный, довольно несчастный молодой человек. Он был преисполнен давними планами мести. Планы эти были оформлены, а задуманное им преступление было тщательно подготовлено. За последние пару лет будущий мститель потерял все, что у него было - возможность небольшого заработка, семью, здоровье. Глубоко потрясенный, он лишь одним отчаянием созрел для своего преступного замысла. Его не страшила каторга, он был готов к аресту и последующему длительному заключению. Впрочем, пока жажда мести составляла весь смысл его существования, ни о чем другом он и не думал. Молодой человек толком не ел, не пил, вместо этого он припас солидное количество керосина, подготовил жгуты из соломы и веревки и в странной ажитации ждал вечера сочельника... *** Кто бывал на пожарах в маленьких уездных городках, тот, конечно, испытал весь ужас этого явления. Пожары случались довольно часто. Целые улицы из нескольких десятков дворов в одну ночь рисковали превратиться в груду дымящихся пепелищ. Сегодня, в ночь перед Рождеством, дозорный, дежуривший на пожарной каланче, издали увидел дым. Служивый тут же подал условный сигнал - повесил фонарь на мачту. Несколько секунд спустя уже громко стучали в рынду, извещая горожан о пожаре. Штольман надел пальто и уже потянулся за саквояжем, когда вдруг в кабинет забежал дежурный: - Ваше Высокоблагородие, большой пожар! - Где? - напрягся Штольман. О заурядном пожаре главе полицейского участка не докладывают. - Горит мельница купца Кондратьева, амбары с зерном и мучные склады! Ох, боюсь пол-Амбарной погорит! - Городовых и Коробейникова срочно на место происшествия! Я тоже выезжаю! - крикнул Штольман, мгновенно собравшись и даже позабыв про сочельник. Жители Затонска не пытались бороться с таким огнём самостоятельно. Будучи горожанами, многие из них сохраняли еще поистине крестьянский ужас перед стихией. К приезду пожарных бездушный огонь уже практически уничтожил мельницу. Она все еще пылала огромным факелом. К тому же огонь, не встречая никакого сопротивления, уже перебрался на оставшиеся мучные склады. Двуручная механическая пожарная машина не была рассчитана на тушение столь сложного и большого объекта. Полиция во главе с полицмейстером Штольманом прибыла незамедлительно. По опыту Якова Платоновича, чаще всего пожар в таком крупном коммерческом предприятии был делом рук человеческих. Зависть к хозяину, месть нечистому на руку дельцу или излюбленные мошенниками фокусы со страховой премией (иная страховка была даже выше, чем продажная стоимость здания). Штольман внимательно наблюдал как за служащими, выполняющими свою работу, так и за случайными зеваками. Вполне возможно, что среди присутствующих скрывается тот самый поджигатель. К мельнице, несмотря на предпраздничную суету, была отправлена дополнительная пожарная повозка из Слободки. Служащие из подоспевшего пожарного подкрепления споро достали трубы и шланги, но тушить было уже практически невозможно - огонь набрал такую мощность, что, пожалуй, и 10 пожарных команд бы не справились со стихией. Город рос на глазах, появлялись новые здания, а мощность средств тушения все еще была невелика, да и эти средства быстро приходили в негодность. - Что же делается, люди добрые! - схватился за голову какой-то почтенный гражданин, очевидно, хозяин мельницы. - Красный петух опять сносит таким трудом добытый кусок хлеба! Вы уж найдите зажигателя, Ваше высокоблагородие, а уж я ему покажу! - тряс кулаком перед своим носом бородатый купец. Что любопытно, он сразу показался Якову Платоновичу весьма гнусным типом. Странно, как правило он сочувствует потерпевшим. К голосу интуиции стоило прислушаться. - Да вы, поди, не шибко обеднеете, Савва Михайлович! - покачала головой старуха в платке. - И то верно. В Московском страховом обществе застрахован на восемьсот тысяч рублей! - похвастал купец. - Но зажигателя энтого я все равно выпотрошу, разделаю, как рыбёху! - Представьтесь, будьте любезны! - нахмурился Штольман. Он хотел сразу провести беседу с потерпевшим, чтобы предупредить о недопустимости самосуда. С поджигателями, как и с конокрадами, в российской глубинке не церемонились. Однако прямой задачей полиции был не только поиск преступника, но и обеспечение законности. Преступника могли осудить и подвергнуть наказанию лишь представители органов власти. Обвалились балки, и купец ничего не ответил, завороженно смотря, как яркое пламя пожирает остатки строений. - Яков Платонович, это купец первой гильдии Кондратьев, Савва Михайлович. И мельница его, и склады. Но, поговаривают, у него много что ещё есть, так что по миру не пойдёт, хотя ущерб причинен ему знатный! - доложил подоспевший Коробейников. Тем временем от искр, углей и головешек заполыхал очередной амбар с зерном. Стоящие рядом бабы заохали, закрестились, но не спешили, не смотря на увещевания городовых, разойтись по домам. Положа руку на сердце, Штольман не понимал этого праздного любопытства. Жуткое дело! Словно неисправимые пироманы, некоторые жители Затонска променяли праздничный вечер с близкими на эффектное в своем масштабе и безжалостности зрелище. В гостиную Мироновых ворвался припорошенный снегом дядюшка. - Аннет! - Ну наконец-то, Петр Иванович! Ни Вас, ни Якова Платоновича! Все давно готово, пора за стол! - Боюсь, придется начинать без Якова Платоновича, Мария Тимофеевна! Амбарная горит, вся полиция на пожаре. Аннет, может пойдем, быстренько посмотрим на пожар? - А вы, часом, не в бреду алкогольном, Петр Иванович?! Не гоже благородной девице на пожары бегать, словно крестьянке. Может ей еще коромысло с ведрами прихватить, помочь с тушением? - разозлилась родственница. Петр усмехнулся в кулачок, искоса глядя на возмущенную сестру брата. - О нет, это без меня, дядя! Помочь я ничем не могу, а развлекаться, глядя на чужую беду, это не по мне. Тебе, кстати, тоже не советую! - Строгая ты стала какая, Аннет! Сердитая, из дома не вытащишь! Это твой Штольман так на тебя влияет?! Жаль, а я бы... хм... посмотрел... Да, вместе встретить первую звезду Анне и Якову Платоновичу сегодня не удалось. Впрочем, они про нее и не вспомнили. Оба понимали, какое серьезное преступление сегодня совершено, и оно требовало незамедлительного расследования. Звезды на небе уже погасли, а в окно заглянул сизый рассвет, когда на крыльцо особняка Мироновых элегантным, чуть усталым шагом вбежал надворный советник Штольман. Его встретила старая служанка. - С Рождеством, барин! Так спит барышня! Насилу спать отправили, полночи у окна простояла! - охотно рассказала ему о невесте Прасковья. - Я тогда пойду! - понятливо кивнул Яков Платонович. - Приду позже, я только Анну Викторовну хотел повидать, дел много. Штольман немного разочарованно посмотрел на пушистую нарядную ель. - Никаких "пойду"! - в гостиную ураганом ворвалась Мария Тимофеевна, на ходу раскручивая папильотки. - Без завтрака я вас не отпускаю, Яков Платонович! Жаль, что Виктор Иванович уже собирается в присутствие, даже от завтрака отказался - у него срочный клиент. - С Рождеством вас, Мария Тимофеевна! - улыбнулся Штольман и начал снимать пальто. - Значит, очень большой пожар! - Анна поежилась. Она смотрела в окно и слушала рассказ жениха. - Сегодня день визитов, но, пожалуй, я без тебя не пойду. - Боюсь, все визиты отменяются, Аня. Я не могу. Через полтора часа на допрос явится Кондратьев. Вчера он грозился нанять самого дорогого адвоката. Нужно вести надзор за следствием. Пожарные осмотрели пепелище - поджог, однозначно поджог. Там, в одном месте, на снегу, остались явные следы керосина, крученые жгуты из соломы всюду валяются. Убытки на полмиллиона, не говоря уже о том, что хлеб в городе в дефиците, такие запасы муки, как были на амбарной, теперь даже разместить негде... - Да, дело серьезное! - понятливо кивнула Аннушка. - Чем ты сегодня займешься? - вдруг спросил Штольман. - Прасковье с пирогами помогу. А потом все-таки, наверное, нанесу один визит, если ты будешь не против... Здесь Анна лукаво посмотрела на жениха, у которого от ее слов моментально вытянулось лицо. Яков немного эгоистично надеялся, что Аня, уже практически супруга, не будет ходить с рождественскими визитами без него. - И куда же? Надеюсь, не к Шумским? - сухо спросил Штольман. - Да в полицейский участок я нанесу визит, как раз пироги к обеду подойдут! - рассмеялась Аня. Яков смущенно одернул манжет и притянул невесту к себе, собираясь поцеловать пушистый затылок. Нет, к такой заботе о себе он решительно не привык, и не заслужил он ее, но как же это все было приятно... В участке его уже дожидался донельзя сердитый купец Кондратьев, а вместе с ним добродушно усмехающийся Виктор Иванович. - Некогда праздновать, господин полицмейстер, такой пожар в городе, а вы не на рабочем месте! - упрекнул его вместо приветствия потерпевший. "Вот так семейный подряд намечается. В будущем конфликта интересов не избежать!" - подумал Штольман, приглашая купца и его поверенного к себе в кабинет. - Почему имущество было застраховано на столь крупную сумму.? - строго спросил Штольман. Он мимо ушей пропустил ответную тираду будущего тестя о том, что в Российской Империи купцам предоставлена полная свобода торгового дела, и его доверитель может страховаться где угодно, и на какие угодно душе суммы. - Чуйка у меня! - вальяжно объявил Кондратьев, сам улыбнувшись своей удаче. - Самое интересное, что страховать в Затонске меня отказались, совсем недавно. Пришлось ехать страховаться в столицу, и что я вам скажу, господа: не зря скатался! Теперь весь убыток будет покрыт, я еще в доходе останусь. - Страхователи в Затонске чем объяснили свой отказ? - моментально почуял след Штольман. Кондратьев помялся. - Да конфликт у меня с местным председателем страхового общества. С давних пор он смотрит на меня косо и руки не подает. Невесту мы не поделили! Я увел, он обиделся, как мальчишка. С той поры не разговариваем. - Сколько стоила страховка на мельницу? - Да поди, восемь тысяч рублей, и на склады еще пяток! - Деньги немалые. Сдается мне, неспроста вам в страховке отказали, Савва Михайлович, неспроста, - резюмировал Штольман. - Но я еще наведу справки. - Вы уж разберитесь, ваше благородие. Может, и эти шельмецы замешаны, а может, другие. Злой у нас народец и гнусный! - нехорошо усмехнулся потерпевший. Анна уже ехала в участок, когда у ее экипажа вдруг застучала колесная ось. - Обождите десять минут, я починю, барышня! - попросил извозчик. - Ну, хорошо! - кивнула Анна Викторовна. Она вышла из пролетки и присела на краешек скамейки. Выйти на воздух было совсем кстати. В дороге Анну немного укачало. В последнее время ее преследовали самые разные запахи, и все, как один, довольно неприятные. Иной раз от них совсем некуда было деться. Вот, например, сейчас ее преследовал совершенно отчетливый, удушающий запах керосина. Барышня придирчиво принюхалась и с возмущением отсела подальше от молодого человека, безучастно сидевшего на скамейке неподалеку от нее. - Простите, барышня! - тут же встал со своего места незнакомец. Он не знал, чем вызвал ее недовольство, просто от природы был довольно скромным человеком, а тут такая нарядно одетая, но недовольная госпожа. - Нет, это вы простите, просто мне немного не здоровится! Всюду чудится керосин! - смутилась Анна. Молодой человек странно посмотрел на барышню и панически схватился за свою сумку. В этот рождественский день он казался Анне совершенно неприкаянным, больным и напуганным. Анне бросились в глаза истоптанные сапоги, давно потерявшие былой блеск и потертое заношенное пальто незнакомца. Ей захотелось подбодрить молодого человека. - Возьмите, пожалуйста, пироги, Рождество ведь! - дружелюбно сказала барышня. Анна подошла к экипажу и достала из сумки небольшой сверток. Это были пирожки с мясом. Незнакомец сглотнул слюну и, словно завороженный, послушно взял угощение. - Спасибо! - глухо сказал он и быстро пошел прочь. В участке было не протолкнуться. Коробейников и двое его подчиненных дознавателей опрашивали всех работников мельницы, мучных складов. Что характерно, все, как один отзывались о хозяине нелицеприятно. Скупой, строгий, даже злой, сам жирует, а рабочих людей в черном теле держит! Детей, даже женского полу, за зарплату в четверть нормы нанимает, да держит в холодном бараке! - такую характеристику давали на Кондратьева все, от грузчиков до управляющего. Особенно интересовали следователя недавно уволенные, увеченные на производстве, таких тоже набралось не мало. - Антон Андреевич! - к нему заглянула барышня Миронова. - Здравствуйте, Анна Викторовна! - смутился и обрадовался Коробейников. Анна, недолго думая, вытащила для своего друга нарядную бутылку с пряным вишневым напитком и сладких пирогов. Мимолётно поцеловав, совсем как раньше, Антона Андреевича в щеку, барышня попрощалась и убежала к жениху. Коробейников посмотрел ей в след восхищенным взглядом. Хоть один светлый лучик! Яков как раз отпустил управляющего купца Кондратьева. Пока Штольман склонялся к версии мести. По всему выходило, что потерпевший был крайне неприятным типом. Так Кондратьев, помимо своего торгового дела, забавлялся тем, что выкупал плохие долги и изводил должников самыми изощренными способами. Три раза купец был женат, все на молодых девицах из бедных семей, и всех менее чем за год семейной жизни свел в могилу - скоротечная чахотка, трудные роды. Не придерешься, как есть кристально честный страдалец! Настроение было прескверное, к тому же ночь без сна. Он чувствовал, что дело будет тяжелым. Нужно ехать домой к председателю страхового общества, дерзко отказавшему купцу в страховке. - Яков Платонович! - вкрадчиво сказала Анна, выглядывая из приоткрытой двери. Штольман искренне улыбнулся и вышел из-за стола, помогая невесте снять шубку. Он, несмотря на всю занятость, заждался. Пока дежурный сооружал им чай (тут Яков ревниво отметил знакомый праздничный кулек и на столе у подчиненного), он помогал Анне с угощением. - Это же наши птички! Из дома! - подозрительно сказала Анна, разглядывая бумажное творение рук своих на книжной полке полицмейстера. - Они сами за мной прилетели! - мягко улыбнулся Штольман невесте и поцеловал ей руку. - Давай уже чай пить, Яша! - погладила его по щеке невеста и усадила за стол, присаживаясь рядом. Яков с удовольствием отпил из стакана обжигающе-горячего сладкого чая. - В городе пахнет гарью, - с сожалением, задумчиво сказала Анна. - Праздник испорчен! В городе такой переполох! - констатировал Штольман, прижимая невесту к себе поближе. - Потерпевший еще тот негодяй, думаю, многие хотели свести с ним счеты. Он осторожно попробовал пирожок со сладкой начинкой. - Так дело-то серьезное! Свести счеты можно по-разному, но тут спалили целую улицу, людей, получается, оставили без работы и целый город без хлеба! - вздохнула Анна и подперла кулачком подбородок. - Скажи, купец Гольдман, что председатель страхового общества, тебе знаком? - Да, они раньше жили по соседству, совсем недалеко от нас. Нынешняя супруга купца, Варвара Ивановна, часто жертвует крупные суммы в отделение императорского человеколюбивого общество, мама, как казначей, на каждом заседании вспоминает ее добрым словом. - Благотворители, значит! - задумчиво протянул Штольман. - А как они тебе? - Очень хорошие люди, исключительно порядочные. - Этот порядочный, как ты утверждаешь, человек на допрос сегодня не явился, а ведь является ценным свидетелем. Придется мне сегодня же, в этот праздничный день нанести им визит и серьезно поговорить, испортив праздник. А мог бы, господин Гольдман и сам явиться, но нет, не пустил городового на порог. - Я с тобой поеду! - вдруг заявила драгоценная. Штольман поднял бровь и усмехнулся, побуждая невесту развить мысль о совместной поездке от начала до конца. - Я не хочу, чтобы ты с ними ссорился! Они хорошие, вот увидишь! Господин Гольдман в моем присутствии, и в присутствии своей супруги будет помягче, посговорчивее, все-таки мы с мамой их давние знакомые. - Вмешиваетесь в дела полиции, Анна Викторовна? - спросил Штольман, деловито и по-семейному убирая остатки пирогов. - Совсем немного! Я просто хочу помочь. - Я не против. - кивнул Яков, вытирая руки и с нежностью убирая локон невесте за ушко. - А после заедем к нам, там мебель еще вчера привезли в столовую, сегодня должны остатки довезти, прислуга ждет распоряжений хозяйки... - У тебя что, керосин в кабинете? - неожиданно подозрительно спросила Анна, выворачиваясь из объятий и принюхиваясь. - Нет, то есть да, жгуты накеросиненные, собрали, что нашли на месте происшествия. - Я не могу, ужасный запах! Я подожду тебя на улице! - прижала к носу платок Анна и, схватив шубку, вдруг выскочила прочь из кабинета. Пять минут назад запах керосина ей не мешал. Яков озадаченно посмотрел вслед невесте. Он быстро взял свои вещи и, на ходу одеваясь, выбежал за ней. В особняке семьи Гольдман их встретили поначалу не очень приветливо. В украшенную гостиную, нахмурившись, спустился довольно полный господин в очень дорогом золотом пенсне и с осанкой, не лишенной некоторого превосходства над окружающими. Но не тут-то было. Надворный советник Штольман тут же подозрительно прищурился и гордо вскинул подбородок, чувствуя, что купец не хочет откровенничать. Полицейский приготовился давить на господина Гольдмана и выуживать-таки из него всю информацию, коей он, вне, всяких сомнений, владел. - Вы желали меня видеть, господин полицеймейстер Штольман? Говорить о том, что сегодня семейный праздник, пожалуй, не имеет смысла. Ну что ж, я к вашим услугам. Должен вас, однако, предупредить, что я чрезвычайно дорожу своим временем. Итак, чего изволите? Яков Платонович ответил не менее сухо и строго: - Надеюсь, господин Гольдман, вы даром не потеряете времени. Может быть, вы не откажете мне в любезности рассказать, из каких-таких соображений, возглавляемое вами Общество, категорически отказало купцу Кондратьеву, вашему давнему клиенту, в страховании его имущества? Директор общества приосанился и заявил с подчеркнутым достоинством: - Простите, господин Штольман, но этот вопрос мне кажется несколько неуместным! Дела нашего страхового Общества составляют, если так выразиться, коммерческую тайну... - Целая улица сгорела! Мой вопрос вам покажется более уместным, когда я сообщу, что ваше страховое Общество подозревается в соучастии в поджоге недвижимого имущества купца Кондратьева! - заявил Штольман. Анна поежилась от этого сухого тона. Яков, когда хотел, мог разговаривать с опрашиваемыми людьми исключительно жестко, независимо от их статуса и происхождения. Его собеседник изменился в лице и попробовал улыбнуться, но тщетно. - Надеюсь, вы этому не верите, господин полицмейстер?! - А почему бы и нет? - давил дальше Штольман. Яков знал толк в допросах. Анна беспомощно озиралась по сторонам. Но тут в гостиную вбежала миловидная супруга страховщика. - Анна Викторовна? Господа, какой сюрприз! Мы с госпожой Мироновой регулярно вместе бываем на мероприятиях, организуемых нашим затонским благотворительным обществом. Мужчины недовольно переглянулись, надеясь продолжить спор, но, право, не при дамах же! Купец и полицмейстер продолжали буравить друг друга взглядами. - Господин Штольман, Анна Викторовна, прошу к столу! - нашлась госпожа Гольдман. - Ты иди, Варенька, с госпожой Мироновой, а нам с господином полицмейстером нужно еще поговорить. - Идите, Анна Викторовна! - кивнул Штольман и нахмурился. Анна уязвленно отвела взгляд. Вот так, уже командует! Дамы тут же вышли, разве что хозяйка бросила на своего супруга предупредительный взгляд, мол, не буянь тут сильно! Откашлявшись, купец Гольдман продолжил: - Господин Штольман, наше коммерческое предприятие за долгие годы своего существования успело зарекомендовать себя с лучшей стороны и уж, конечно, ни на какие недостойные комбинации не пойдет... - Все это похвально, но не далее как сегодня утром я успел навести справки о вашем предприятии. Далеко не все празднуют Рождество, полиция вынуждена заниматься своими прямыми обязанностями и выводить на чистую воду всех подозреваемых лиц. Так вот, относительно вашего страхового общества мне дали примечательную справку: за последние два месяца, помимо многочисленных сделок, ваше предприятие заключило 2 крупных договора страхования, в общей сложности на полмиллиона рублей. Гольдман покраснел. - Не скрою, отношения у меня с господином Кондратьевым натянутые. Видите ли, я не хотел, чтобы об этом знала моя супруга. Будучи холостым мужчиной, я вознамерился жениться на девице Арбеневой, дочери моего разорившегося и рано почившего гимназического товарища. Однако Кондратьев перешел мне дорогу. Скуп он до легендарности, но при этом отличается... так сказать... неудержимой страстью к женщинам. Приглянулась этому сатиру моя возлюбленная. Чем уж он добился согласия родственников девушки, загадка. В последствии, Кондратьев, кстати, и уморил свою жену, да, как оказалось, не ее одну. Слава за ним ходит недобрая, злой он и жестокий человек. Отказал я ему, однако, отнюдь не поэтому. В страховом обществе нас ведь целая дирекция сидит. Особо дорогие контракты обсуждаются коллегиально. Страховали мы этого господина несколько лет исправно, пока полгода назад анонимку не получили. Вот, извольте прочитать, господин полицмейстер. Купец Гольдман подошел к сейфу, открыл его и вытащил спрятанный там листок. Яков Платонович тут же взял протянутую ему бумагу. Текст, к сожалению, был напечатан при помощи печатной машинки, а подпись, разумеется, отсутствовала. Милостивый государь, председатель страхового общества г. Затонска! Принимая во внимание текст сегодняшнего письма, вы сможете сохранить своему предприятию несколько сотен тысяч рублей. Сообщаю вам, что в самое ближайшее время, по истечению срока действия страхового полиса, я собираюсь сжечь многочисленное имущество купца I гильдии Кондратьева. - Почему не донесли? - нахмурился Штольман. - Но позвольте, я проконсультировался со своим поверенным. - парировал Гольдман. - Попустительство, недоносительство и укрывательство, в такого рода случаях могли бы иметь место с момента преступления, но не при наличии лишь одной угрозы. Кроме того, мы тоже, наше правление, в свою очередь, решили отправить анонимку господину Кондратьеву и, насколько я знаю, несколько месяцев у его складов была усиленная охрана. - Кто может подтвердить ваши слова? - уже спокойнее сказал Штольман. Всю информацию, полученную от Гольдмана, было легко проверить. - Все наше правление, а также мой поверенный поговорит с вами, я распоряжусь. Повторюсь, я никогда в таких неоднозначных случаях не принимаю решения единолично и не нарушаю закон. - Как считаете, кто мог совершить это преступление? - Да Кондратьев многим дорогу перешел, по многим потоптался, трех молодых жен в могилу свел, врагов у него, поверьте, господин Штольман, достаточно. Вы удовлетворены моими ответами? Я был предельно откровенен. - Пока да, - задумчиво кивнул Яков Платонович. - Тогда прошу к столу, наши дамы ждут нас, не будем же их разочаровывать в такой праздник сердитыми и напряженными лицами! - вздохнул Гольдман. Покидая хлебосольный дом купца, поддерживая Анну за руку, Штольман размышлял, составляя портрет возможного преступника: человек грамотный, отчасти благородный, не пожелавший ввести в расход посторонних лиц, с настолько сильным мотивом мести, что не остыл и после многомесячного ожидания момента, удобного для поджога. Первыми теперь в списке подозреваемых стали родственники умерших жен господина Кондратьева. Завтра с утра полиция нанесет визиты во все семьи. Анна молчала, задумавшись. - О чем задумалась, Анечка? - спросил Яков. - Ты теперь будешь мною командовать? Лихо меня на кухню отослал! - немедленно озвучила ему свои мысли невеста. - Только в делах служебных. И не на кухню, а в столовую, пить чай. Я сегодня чувствовал, что разговор принимает не женский оборот и не хотел бы, чтобы ты становилась тому свидетельницей. Ну и госпожа Гольдман тоже. - Там женщина замешана? - У потерпевшего скоропостижно умерли все три супруги. Я склоняюсь к тому, что поджог - дело рук кого-то из родственников этих женщин. Зачем только замуж отдавали своих дочерей за такое чудовище, неясно. Хотя нет, как раз таки, понятно. Отдавали за большие деньги! - вздохнул Штольман. - Значит, мститель ваш, возможно, не имел права голоса при решении этого вопроса. Безутешный поклонник, брат. - Хороший ход мыслей, логичный! - похвалил ее Штольман. - Ты и без подсказок духов очень живо мыслишь. - Иногда я скучаю. - По духам? - поднял брови Штольман. - По дару. По тому, чтобы быть полезной. - Поверь мне, это того стоило. Жандармерия тебя бы в покое не оставила. Думаю, периодически они будут навещать нас, пока не забудется. Дар больше не стоит афишировать. Он может вернуться. Придется тебя... - тут Штольман с досадой прикусил себе язык и замолчал. - Прятать! - засмеялась Анна. - Да. Но, надеюсь, до этого не дойдет! - обрадовался ее ответу Штольман. Сам он, не без оснований, подозревал несколько иной ход событий. В их новом доме, в который они еще не заселились, но были уже вполне хозяевами, было жарко натоплено. Время обеда. Прихода жениха и невесты, скорее всего, ожидали. Прислуга, переделав все дела, разбежалась по домам. Яков осторожно снял шубку с плеч невесты, положил на полку собственный котелок и перчатки. - Посмотрим столовую? - улыбнулась Анна. - Оставшуюся мебель должны были уже доставить и даже перемыть! - кивнул Яков и, взяв невесту за руку, потянул ее в сторону комнат. В столовой барышня восхищенно ахнула, разглядывая резной гарнитур из карельской березы. Легкий, с ажурными вставками. В этом же стиле был выполнен и буфет. - Какая красота! - умилилась Анна, поглаживая резную спинку кресла. - Текстиля только не хватает. Скатерти, салфеток, подушечек, занавесок в тон... Яков думал о другом. Всякий раз, оставаясь наедине с этой женщиной, он мечтал об ее объятиях. Штольман нетерпеливо сократил расстояние между ними и с большим чувством прикоснулся к губам своей невесты. - Ты меня не слушаешь? - изумилась и прошептала ему в губы Анна. - Купим потом все вместе, что захочешь! - горячо и тихо ответил ей Штольман. - Боюсь, все уже куплено без нас и в двойном экземпляре! - развела руками его любимая. - И пусть! Яков же поймал пальчики и поцеловал. - Хорошая моя, любимая девочка! Это все неважно, посуда, салфетки в столовой, главное, чтобы мы, наконец, были вместе. - Да мы и так вместе, Яша. До свадьбы еще полтора месяца! - подняв пальчик, озвучила очевидное Анна. - Я украду тебя до венчания. Дом почти готов. Нет никаких сил ждать. Подушки, одеяла... В доме пусто без тебя. Встречаться украдкой - это совсем не то, что засыпать и просыпаться вместе! - покачал головой Яков. Анна улыбнулась и потянулась за новым поцелуем. Яков целовал ее столь жарко и вкладывал в поцелуи столько чувств, что было безумно приятно чувствовать себя столь желанной. Они так давно не были наедине, еще с больницы. Яков редко позволял себе лишнее, распаляя ее, но не переходя определенной черты. Он целовал ее так страстно, насколько только хватало сил и дыхания. Штольман осторожничал. Положа руку на сердце, не стоило позволять себе и этого, но смотреть в затуманенные страстью глаза и на разрумянившиеся щеки барышни было чрезвычайно волнительно. Хотя ему самому хотелось после этого засунуть голову в снег, а может и не только голову... Вот и сегодня Яков в последний момент мягко отстранился, перецеловав пальчики, и начал осторожно застегивать драгоценной пуговки на сорочке. Подняв глаза на мягкие розовые губы, Яков изумился: нежный ротик скривился от обиды. Глаза Анны пылали праведным гневом, в уголках мелькнули слезинки. - Аня... - растерянно прошептал Штольман. - Прости, я увлекся. - А я больше не буду с тобой целоваться, Яков ! - Но, почему?! - Да потому что вы, господин Штольман, сначала соблазняете меня, не до конца, разумеется, но соблазняете, с умом и настойчивостью таки, а потом... потом, каждый раз, я себя чувствую фривольной девицей, похищающей вашу несносную, нет, не-вы-но-си-му-ю добродетель. Тонкий пальчик обвиняюще пытался проткнуть ему сюртук в районе груди. - Аня, прости! Это я себя чувствую бесчестным негодяем, пытающимся прибрать к рукам то, что мне пока не принадлежит! - опешил Штольман. Аня, как всегда, била не в бровь, а в глаз. - Да, вот поэтому поцелуев больше вы от меня не дождетесь! Хватит меня дразнить! Вы - сухарь, господин Штольман! Вот и сидите на сухом пайке! Аня ловко ткнула еще раз растерявшегося жениха пальчиком в грудь, гордо развернулась и пошла в гостиную, чтобы посмотреть, как горничная Глаша без нее расставила посуду в буфете. Яков протянул руку, пытаясь схватить рассердившуюся драгоценную, но не тут-то было! - Аня, я хотел как лучше! - беспомощно попытался объясниться Яков. - Разумеется! - уже спокойнее согласилась его невеста и принялась хлопотать в гостиной и столовой. Штольман, глядя в окно, усмехнулся сам себе. Время обеднее, дома никого, натоплено жарко, его невеста не замерзнет. Если он сейчас что-нибудь не придумает, обида барышни будет смертельной. Беременных вообще обижать грешно, да даже если не беременных, не суть важно. Яков не мог переносить ссор с Анной, особенно если он чувствовал, что не совсем прав. И выразилась то как! "Невыносимая добродетель". Ехидная, но темпераментная Анечка. Штольман немедленно почувствовал себя так, словно любимая барышня нацепила на него кружевной чепец своей одиозной тетушки Олимпиады и злорадно усмехнулась при этом. Если он сейчас закроет щеколду входной двери изнутри, то им наверняка никто не сможет помешать. Дома никого. Прийти тоже никто не должен. Яков, осторожно, пока Анна не услышала, и не сбежала из вредности, запер дверь, снял сюртук, жилет и запонки. Он аккуратно разместил все на стуле - ему еще сегодня возвращаться на службу. Вот теперь, фактически полураздетым, можно хватать барышню и тащить в спальню. Уши Якова горели огнем, он представил, как Аня, сердитая, сейчас будет отбиваться от его объятий. Анна в это время, похоронив на ближайшее время все взаимные нежности и даже успокоившись, рассматривала фарфоровые статуэтки. На любимой фигурке - собачке она нашла серьезный скол и хмурилась, раздумывая, можно ли как-то исправить такой очевидный дефект. Яков подошел сзади, обнял ее и начал осторожно целовать в шею, прижав к себе такое теплое и желанное тело. - Это что такое, опять поцелуи? - еще больше нахмурилась барышня. Яков молча улыбался, пытаясь развязать ленту, которой была стянута ее прическа. - Поздно! Нам домой пора! - злорадно сообщила несносная невеста и отвернулась. Мальчишка на месте Штольмана, может быть, и обиделся бы, но Яков был зрелым мужчиной, поэтому он лишь еще раз улыбнулся, нежно взял невесту за подбородок и с чувством завладел ее губами. Он не будет спорить. Аня еще раз пискнула и с большим чувством облегчения подчинилась ласковому напору. Якову же наконец-то поддалась шелковая лента, туго стягивавшая кудри, и вот водопад волос рассыпался по плечам, а сама лента полетела куда-то вниз. Задрав рубашку, он с удовольствием и нежностью гладил пальцами ее живот и спину, пока не почувствовал перемены в настроении любимой. Нежное учащённое дыхание и расфокусированный взгляд были признаком того, что прекрасную ношу можно уносить в постель, и там уже, в перерывах на ласки и поцелуи, избавиться от одежды. Вид даже легкой наготы Анны захватывал дух. Сладкая, красивая, добродетельная возлюбленная. У него никогда не было столь желанной женщины. Теперь есть, и он даст ей все, что она хочет. Пьянея от близости, Яков не замечал прошедшего времени, целуя, наполняя, накрывая собой. Когда он, наконец, уложил Анну к себе на плечо, она расслабленно отвернулась. На губах его невесты блуждала рассеянная, мягкая улыбка. Яков не спеша гладил ее бедра и низ живота. - Как самочувствие? - осторожно спросил он. - Очень хорошее! - смутилась столь странному вопросу барышня и спрятала порозовевшее лицо в подушку. Ее смущение всегда его трогало, но Аня стала невероятно чувствительна, чувственна и обидчива. Когда у женщины начинает расти живот? Пока барышня блаженно дремала, Яков размышлял над этим вопросом. Он накручивал колечки ее локонов на пальцы и думал. Может быть, Аня все-таки уже ждет ребенка? Его рука потянулась к низу ее живота, и Яков осторожно погладил ровный гладкий участок тела под пупком. Надо в ближайшее время обеспечить Анне легкую, беспроблемную обстановку, не волновать ее ни собственным дурным настроением, ни проблемами по службе. Скоро весна... Пусть его невеста расцветает и цветет в полную силу, что дана ей природой. Дать плод - задача не самая простая. Анна во сне улыбнулась, и он потянулся к ее губам. - Яшенька, я люблю тебя! - нежно в полудреме сказала барышня, и он прижал ее к своей груди. Вдруг в окно громко постучали. Палкой! Штольман цензурно выругался и встал, на ходу натягивая белье. Он выглянул в окно. На улице стояла их горничная Глаша с круглыми от волнения глазами. - Что за шум? Ты с ума сошла? - строго спросил Штольман, распахивая окно. - Барин, теща едет! Полные запятки коробок, видать приданое довозят! Экипаж на Южной остановился, барыня разговаривать со знакомой изволит! Ну я и припустила, вдруг помощь нужна по хозяйству, или Анне Викторовне чем прислужить надобно. - Помощь нужна, Глаша! - испуганно сказала барышня, на ходу застегивая сорочку. Но когда Яков уже закрывал окно, у Анны вдруг закружилась голова. Он, повернувшись, еле успел поймать начавшую оседать на пол невесту. Пока Аня приходила в чувство, растерянно моргая, он лишь укрепился в мысли, что она ждет ребенка, но мысли свои не озвучил. Сердце его таяло от нежности и восторга. Глаша, будучи многодетной мужниной женой, сразу догадалась, в чем дело. Больно быстро барышня встали с кровати, вот голова и закружилась. И не объяснишь ей, что нельзя так! Не ее это, Глашино, дело. Заругает барин, и правы будут. Пока Мария Тимофеевна с сестрой доехали до будущего дома молодой семьи, пока крикнули носильщиков, Анна успела одеться и сложить прическу волосок к волоску - не придерешься. Яков, тем временем, распорядился ставить самовар и доставать все съестное, что есть в доме. Когда будущая теща с любопытством вошла в дом, ее взору предстала умилительная картина образцового дворянского быта. Жених с невестой чинно пили чай, а вокруг них хлопотала услужливая, вышколенная горничная. Мария Тимофеевна обрадовалась. Какие строгие и нарядные! Восторг невинной добродетели! Да, Мария Тимофеевна всегда знала, у дочери будет образцовый дом, и сама она будет идеальной хозяйкой! Благородство, оно видно в мелочах! Как тщательно сервирован стол! Как идеально уложены волосы у Аннушки! Аристократическая бледность уверенной в себе, степенной дамы! Тетя Липа была иного мнения. Подозрительно оглядев тайное общество заговорщиков, она нашла то, что искала - совершенно измятую шелковую ленту на пороге гостиной - сейчас у племянницы красовалась совершенно иная, не та, что утром, и сбитый коврик у идеально застеленной кровати в спальне. Липа деловито поправила коврик, сунула ленточку в карман и, хитро улыбнувшись, не стала разубеждать Машеньку в ее иллюзиях. Она всегда чувствовала, что Яков Платонович очень темпераментный мужчина... Тем он ее и настораживал. Дамский угодник, он любой вскружит голову, если захочет! Такого только истинная любовь перевоспитает. Нет, его невозможно винить, Нюшенька - такая конфетка, самая красивая барышня в городе! А он ее так любит, глаз отвести не может. Вот даже сейчас господин Штольман так смотрит, что племянница своему жениху в ответ даже хмуриться начала. И то верно, Маша может занервничать, очень уж она дочку ревнует и замуж ее отдавать и хочет, и, в тоже время, не хочет. Якову Платоновичу посдержаннее надо быть, особенно при теще. Нюшенька же их единственное дитя на всю семью! Но господина Штольмана тоже можно понять - когда любовь хочет вырваться из груди, разве ее удержишь?! - Олимпиада Тимофеевна, присаживайтесь к столу! - мягко позвал Штольман задумавшуюся было непонятно над каким вопросом родственницу. Он тетушку невесты еще немного опасался - не ясно, что за мысли бродят в этой экзальтированной голове. Еще недавно Олимпиада Тимофеевна его и на порог дома Мироновых пыталась не пустить. - Иду, Яков Платонович, иду! - улыбнулась тетушка и, сделав невозмутимый и независимый вид, прошествовала к столу.