Логика чувств

Минута, другая, третья... Яков Платонович стоически, как и подобно мужчине, по его мнению, терпел перевязку. На него сердито, но, тем не менее сочувственно поглядывали как сам доктор Милц, так и ассистирующая ему не менее строгая сестра милосердия. По лбу Штольмана струился пот. Боль, жар, усталость, все эти факторы вместе подкосили самочувствие энергичного надворного советника. К тому же он немного нервничал. Его секретный агент, вольнонаемный филер, должен был этой ночью выполнить сверхсложное задание, а получится у него, или нет, узнать только предстояло. - Яков Платонович, не хочется вам выговаривать, но вы же не соблюдаете элементарные, я подчеркиваю, элементарные предписания хирурга. Шутки шутить с такой раной изволите? Ущерб шву вы нанесли довольно значительный. Так что и мою работу не цените, ни свой организм не бережете! - Извините, доктор! - смущенно улыбнулся Штольман. Улыбка вышла кривой и вымученной, потому что полицейский все время сжимал зубы от боли. Александр Францевич деловито выполнял все манипуляции, бросив обращать внимание на ужимки несчастного в своих страданиях Якова Платоновича. Сам виноват, виданное ли дело, так издеваться над собой! Доктора Милца более интересовала сама рана. Опытный взгляд Александра Францевича тут же отметил недавнее кровотечение, нарастающий отек и покраснение краев раны. Возмутительно! - Теперь, господин Штольман, лечение ваше будет более длительным. Нам придется наложить хорошую такую повязку с лекарством, будем долго и нудно убирать воспаление. Вы уж потерпите, голубчик. И только потом я наложу еще один шов. Яков Платонович, не бегайте пока за преступниками. Не мешайте своему организму отдыхать и выздоравливать. Пусть ваши подчиненные побегают вместо вас, а ваша святая обязанность - соблюдать больничный режим, коль уж я принял вас обратно на лечение. Штольман опять кривовато улыбнулся. Полицейский промолчал и не просто так. Он задержится здесь не более, чем на несколько дней... Дела не ждут. Шпионский узел уже нужно было не распутывать, а просто рубить, раз уж эти люди опустились до убийств невинных. - Анну Викторовну я тем более не выпишу, даже не думайте! А если вы сбежите, я ей еще и посещения запрещу. Барышне нужен покой и сон, а не вот это все! - кивнув в окно непонятно на что, между делом сказал доктор, замахав руками. Александр Францевич тоже был хитер. Он знал, как заставить надворного советника соблюдать режим. Соседство полицмейстра с интересующей его барышней Мироновой было наилучшим способом удержать полицейского в стенах больницы. Пока Анна Викторовна здесь, у Штольмана будет стимул продолжать лечение. Как не крепился Яков Платонович, ревизия швов оказалась довольно болезненной, да еще и долгой. Он совсем измучился от процедуры. После того как Штольман оказался в палате, он сразу лег на койку. - Просто средневековая пытка какая-то! - пробормотал сыщик. Он попросил у сестры милосердия еще одно одеяло и тут же замотался в него, словно в кокон. Бремя ответственности за происходящее давило на него не менее сильно, чем мучило ранение. Надворного советника сильно знобило и так хотелось тепла. Наконец, он уснул тяжелым, беспробудным сном и только к утру дыхание его выровнялось, а черты лица разгладились. Не удивительно, что после такого озноба, ему приснилось теплое лето. Они с Аней вместе сидели на траве, и играли с подросшим большелобым щенком. Вернее, играла его жена, а он просто составлял ей компанию. Расслабленный и счастливый вид девушки говорил сам за себя. Там, во сне Анна была очень счастлива. Красивая, с пружинками длинных локонов, в легком хлопковом платье, она смеялась, уговаривая щенка не хватать и уж тем более не рвать уголок вязаного пледа. Девушка доверчиво обняла Якова за плечи и с нежностью поцеловала. Он же с большим удовольствием вдыхал запах ее пушистых волос и осторожно касался их губами... Затем сон сменился. Мальчики лет одиннадцати беззвучно проходили в громадный зал казенной столовой. Каждый из них занимал место согласно заведенному порядку. Сначала Александр, потом Владимир, потом Дмитрий... он, Яков, должен был сидеть самым последним. Голос воспитателя разрезал тишину: - Молитва! - Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие... - синхронно говорили мальчики. - Садитесь! После такого сна реальность нового дня казалась донельзя раздражающей. Он отрыл глаза под унылое шлепанье тряпки уборщицы и поморщился. Утро и дела служебные никто не отменял. Необходимость инструктировать неопытного старшего следователя временами превращалась в довольно нудную обязанность. Штольман, несмотря на всю свою занятость, учил не только Коробейникова, но и нижние полицейские чины с большим тщанием. Он знал, насколько неблагодарна и тяжела служба полицейского агента, городового, околоточного. Порою недостаточно защищенные от холода и жары, они обязаны нести службу день и ночь, стесненные многочисленными требованиями начальства и надзора. Между тем их труд, в случае, если он выполнен безукоризненно, всегда является ценным вкладом в общее дело и приносит благие последствия. Сегодня Антон Андреевич разыскал начальника, чтобы доложить первые результаты расследования. Кроме того, он положил перед начальником срочную телеграфную депешу. Штольман внимательно прочитал приказ начальства и разозлился. Опять двадцать пять! Видно, судьба у него такая, действовать самостоятельно, зачастую принимая решения за спиной у начальства. - Что случилось? - озабоченно спросил Коробейников. Штольман с неудовольствием и досадой пояснил подчиненному: - Госпожу фрейлину Ее Величества Нежинскую в розыск объявлять запретили, а собранные материалы дела об убийстве князя Разумовского господину Увакову приказано подготовить для передачи в более высокие кабинеты. - И подозрения с Анны Викторовны господин Уваков снял! - доверительно сообщил Антон Андреевич, напротив, довольный, что сложное запутанное дело высокородных господ забирают в Петербург. - Это хорошо, что снял. Однако как ловко все обставлено! - поморщился Штольман. - В Затонске убито несколько человек, а нам запретили заниматься следствием. Между тем, я не уверен, что преступники остановятся. Они слишком наследили в Затонске. Кухарка Разумовского до сих пор не найдена. Тоже убита? А ведь она является ценным свидетелем. - Господин Уваков обратно в Петербург пока не собирается. Затребовал себе место у меня в кабинете, я ему, разумеется, рабочее место предоставил, а сам пока сижу с дознавателями. Неуютно мне под взглядом его помощника. Жуткий он какой-то, смотрит, как нежить. - Обыкновенный вышибала, к тому же глупый! - отрезал Штольман. - Антон Андреевич, не будьте таким впечатлительным, вам по службе не положено. Уваков задержался здесь потому, что ждет приезда полковника Варфоломеева. - Ваше Высокоблагородие! - в палату забежал городовой, а за ним доктор Милц. - Что такое? - нахмурился и насторожился Штольман. - В вагоне первого класса поезда, следующего из Затонска в Ярославль найден сильно обезображенный труп мужчины. Тело несчастного, скорее всего, полито серной кислотой. Установить личность не представляется возможным! - доложил подчиненный. - Это пока не представляется. Еще один труп, еще и обезображенный? Так скоро прозекторская у доктора переполнится. Нужно срочно провести обыск в купе и опросить возможных свидетелей, пока их еще можно отыскать. Яков дернулся было в сторону своей одежды. На этот труп стоило съездить самому. Здесь в разговор полицейских вмешался доктор Милц: - Прошу прощения, господа! Я надеюсь, господин Штольман, вы не собираетесь лично отправиться на место происшествия? Вам нельзя. Рана воспалена. Вы лихорадки захотели? Я вообще запретил нарушать вам постельный режим! - нахмурился доктор Милц. Штольман обеспокоенно посмотрел на доктора. Рана действительно сильно мучила его. Слабеть и дряхлеть вовсе не хотелось. В словах Александра Францевича был резон. - Сестра, заберите верхние вещи господина Штольмана. Яков Платонович круглыми от удивления глазами смотрел, как женщина в форменном платье невозмутимо собирает ЕГО вещи. - Коробейников, доставайте блокнот, пишите список поручений! Он будет внушительным! - наконец сдался и вздохнул полицеймейстер. - Слушаюсь, Яков Платонович! - послушно сказал Коробейников и достал довольно потрепанную тетрадь. - Постарайтесь зафиксировать место преступления так, чтобы при вашем докладе я смог представить его так, словно видел его своими глазами. Тщательно осмотрите вещи, бирки на одежде, бумаги, документы. Ищите свидетелей, которые могли видеть преступника. Обыскивайте не только то, что находится у вас перед глазами, а все без исключения. Ищите улики везде, вплоть до волосяной набивки дивана и содержимого чайника. - А что искать? - Все, что может оказаться полезным! Тело, после внешнего осмотра, доктор отправит на вскрытие в анатомический покой. А вы, тем временем, все личные вещи до единой пуговицы соберете и подробно опишете все находки. Жду вас не позже сегодняшнего вечера с докладом о произведенных следственных действиях. - Будет сделано, Яков Платонович! - сказал Коробейников, а сам в тайне вздохнул, отведя взгляд. Вот если бы Анна Викторовна пожелала помочь следствию, то может быть, и суетиться так не пришлось... Ведь, что может быть ловчее: вызвать духа и допросить его обо всем! - И не вздумайте впутать в это Анну Викторовну! Со службы уволю! - сердито наказал бессердечный Штольман, разом разрушив все надежды Коробейникова. После ухода подчиненного Яков Платонович надел на сорочку и брюки домашний халат и, глядя на себя в зеркало, скривился. Тоже мне жених, еще и с незаживающей дырой в груди! Доктор прав, нужно немедленно заняться собственным здоровьем. Яков хотел проведать Анну, поэтому отправился к ней. - Вы куда, господин Штольман? - строго и подозрительно спросила сестра милосердия, сидящая на посту, недалеко от палаты барышни. - Хотел проведать Анну Викторовну! - нехотя признался Яков Платонович. Он беспокоился об Аннушке. - Барышня Миронова ушла к папеньке в соседний корпус. Барышне (сестра особенно выделила это слово, мол, только ей, а не господину Штольману, находившемуся под особым надзором Милца) доктор разрешил. Господину Миронову стало лучше и его супруга с дочерью сейчас у него. Яков сдержанно улыбнулся. Виктору Ивановичу полегчало, это очень хорошо. Все очень переживали за отца Анны. - Вам, кстати, передали записку. Мальчик прибегал. Яков Платонович открыл конверт, достал небольшую карточку и пробежался глазами по строчкам. Похоже, у филера все в порядке... Сестра милосердия заглянула в журнал. - У вас, господин Штольман, через полчаса перевязка и укол. Вернитесь в свою палату. Яков не стал спорить, а кивнул, развернулся и ушел к себе. В конце концов, Анна скоро вернется и все расскажет. Как там Виктор Иванович, как она сама. Как спала его драгоценная девочка... На душе все равно кошки скребли. После недавних событий, Яков стал беспокоиться, теряя невесту даже ненадолго. Где его шебутная и нежная Анечка? Не обидел ли кто? Привыкший все контролировать надворный советник подумал, что сможет выдохнуть только тогда, когда возлюбленная барышня станет ему женой и поселится в их общем доме, а, может, и тогда он не успокоится. Штольману все время казалось, что голубоглазая привлекательная Анна - просто магнит для всевозможных приключений, опасностей, а еще для матримониальных притязаний посторонних мужчин. И ладно бы только любовный интерес, соперника можно обойти, но то, что Анна интересует III отделение и их противников в равной степени, заставило Штольмана на самые крайние меры. Увидеться с возлюбленной не получилось. Перевязка вновь оказалась довольно болезненной, рану снова чистили. Доктор дал Якову Платоновичу приличную дозу обезболивающего и надворный советник после процедуры, пошатываясь, еле дошел до палаты, рухнул на койку и проспал до самого вечера. Открыв глаза, Яков увидел за окном сумерки, пустую палату, разозлился и расстроился. Все нужно делать самому! Подчиненных с обещанным докладом он не наблюдал, филер, передав записку, уехал, да и драгоценная барышня, очевидно, предпочла его общество компании кого-то другого. На тумбочке сиротливо стоял нетронутый и давно остывший непривлекательный обед. Что-то серое, похожее на слипшуюся лапшу, и булочка. Молоко в стакане подернулось плотной пенкой. Штольман аж прикрыл глаза от раздражения. Тоска и одиночество. Может быть, он создан только для этого? Да еще его ужасная в своей циничности и даже где-то жестокости, неблагодарная служба. Воры, убийцы и другие темные личности. Может, он и сам где-то стал немного таким? Больничная палата, пусть даже привилегированная, рассчитанная на одного пациента, напомнила ему все казенные спальни, в которых ему доводилось ночевать, вместе взятые. В одном он оказался не прав. Дверь тут же распахнулась и в палату зашла Анна. В руках барышни был груженый поднос. Она так ласково улыбалась и так усердно лавировала со своим вкусно пахнущим грузом, что Штольман сначала радостно заулыбался, а потом бросился помогать драгоценной водружать ужин на стол. Не забыла! - Яша, ты уже проснулся! А я сразу почувствовала, что ты уже не спишь. И знаю, что мой жених ужасно проголодался. Яков потянулся к ее губам, но барышня деловито и целомудренно увернулась, подставив теплую, пахнущую душистым мылом щеку. Впрочем, он остался доволен и таким ответом. Главное, его Анна пришла и улыбается ему. Как заправская хозяйка Анна усадила Якова за стол, поставила перед ним жаркое и блинчики со сметаной. - Прасковья постаралась! Принесла даже не на двоих, а на троих и три комплекта приборов уложила! - заговорщицки хихикнула барышня. - А папе вообще сейчас так много нельзя.Так что, Яша, приняла тебя наша служанка уже в члены семьи. Анна вдруг встрепенулась и принялась хлопотать вокруг жениха, наливая чай. Яков смотрел на невесту и улыбался. - Как там Виктор Иванович? - наконец спросил он, осторожно пробуя румяный сырник. - Хорошо. Сегодня впервые папа так надолго пришел в себя и даже прободрствовал несколько часов. Когда я уходила, он чувствовал себя совсем неплохо. Мама так рада, все время улыбается. Доктор Милц приехал вечером с места происшествия и сказал, что кризис миновал, папа обязательно поправится. Самое главное, у него ушел жар. Я тоже чувствую невероятное облегчение. Чувство вины все же не давало мне покоя. - Ты ни в чем не виновата. Тогда я навещу Виктора Ивановича, через несколько дней...наверное, пусть он еще немного окрепнет. - Главное, ты ему про свадьбу пока не говори, пожалуйста, Яша. От удивления Яков отложил ложку со сметаной, сырник и посмотрел на невесту, подняв брови. - Что я слышу? - Давай немного подождем, Яша. - Я и не собирался с порога волновать твоего батюшку, хотел выждать несколько дней. Или ты дольше хочешь держать его в неведении? А может, вы больше вообще замуж не хотите, сударыня? Аня опустила глаза, а потом взяла руку Якова и поцеловала сильные, красивые пальцы жениха. - Ну что ты, Яша! Я просто опасаюсь реакции папы, вдруг я буду выглядеть в его глазах неблагодарной дочерью. У него такое ранение, рисковал жизнью, защищая мою честь, а у меня тут такая любовь. - Любовь?! - пожал губы Штольман. - Любовь! - рассмеялась Анна. - Трусиха! - резюмировал Яков, заметно расслабляясь и притягивая барышню к себе. - Иди ко мне, моя возлюбленная девочка. Анна потянулась к нему губами, он ответил и тут же забыл про все свои недомогания. - А сырники? - засмеялась Анна, млея и подставляя лицо под быстрые уверенные поцелуи. - Я уже сыт! - пробормотал надворный советник. Яков усадил девушку к себе на колени. Он пылко целовал ее, пока была такая возможность, и они были наедине. Ведь столь драгоценные минуты выпадали у них не так часто. Яков целовал Анне шею, вдыхая умопомрачительный запах юности, целовал лицо и волосы. Дышал, дышал и не мог надышаться своей любовью. Он позволял себе лишь самые целомудренные ласки, но девушка так быстро распалялась. Они оба тяжело дышали. Время остановилось. - Мы не можем долго ждать! - осторожно улыбнулся Штольман. - Ты можешь быть в положении. - Я не в положении! - вздернула брови Анна. - Ты не можешь быть уверена. - Вообще-то могу! - заявила Анна и смутилась, спрятав лицо у него на плече. - Ну что же, все равно это случится, просто чуть позже, - мягко улыбнулся Штольман и притянул девушку поближе к себе. Еще ближе, еще крепче, обнять и не отпускать. Анна с удовольствием целовала Якова в ответ. Он ничего не сказал невесте, оставшись при своем мнении касательно разговора с будущим тестем. Разговор должен состояться, и чем раньше, тем лучше. А пока можно держать прелестную девушку на коленях и наслаждаться недолгими минутами взаимных объятий. *** Коробейников на службе впервые столкнулся со столь злодейским и необъяснимым убийством и потратил довольно много времени, чтобы все оформить, как полагается. Анны Викторовны рядом не было, Штольмана тоже, и Коробейников чувствовал себя слепым щенком. Тело немолодого, но крупного и крепкого мужчины с сильно обезображенной головой в отдельном купе вагона 1 класса обнаружил проводник. Антон Андреевич со всей тщательностью подошел к обыску в вагоне и составлению протокола. Прибывший на осмотр доктор Милц обнаружил у убитого небольшую колотую рану в области сердца, которая, очевидно, и послужила причиной смерти пассажира. Лицо жертвы, уши и голова представляли сплошное месиво из расплавленных кислотой тканей головы и пахло все это соответствующе. Антон Андреевич с трудом переносил все это, но дышал через платок и, в целом, держался довольно стойко. Полицейские агенты меж тем методично обыскивали купе. Молодой следователь старался не смотреть на труп. Да, Штольман советовал подчиненному стать более толстокожим и не принимать все близко к сердцу, но пока не выходило. Убиенный с красно-лиловым лицом и оскаленными зубами глядел на него мертвыми впадинами глаз, и Антону Андреевичу против воли делалось жутко. Личных вещей убитого Коробейников практически не обнаружил. Карманы новенького дешевого пальто и пиджака были пусты, но золотые часы с цепочкой все же не тронуты. Не нашли полицейские ни документов, ни записки или карточки. Очевидно, убийца постарался и забрал с собой все, что могло пролить свет на личность убитого. На довольно качественном белье меток тоже не было.Тупик. Он нашел лишь одну улику, одну маленькую зацепочку. Это была небольшая черная острая палочка с белым наконечником. Карандаш не карандаш, спица не спица, одним словом, вещь подозрительная. Прибежавший на перегон еще вперед Коробейникова журналист Рябушинский бессильно топтался на месте и с мольбой заглядывал в окна вагона. Городовые не пустили его в поезд, но Алексей Егорович еще надеялся выведать какую-нибудь информацию о совершенном преступлении. - Господин Коробейников, пожалуйста, скажите хоть пару слов для наших читателей! - притворно-скромно просил журналист, при этом не в силах скрывать азартный блеск глаз. Антона Андреевича коробил вид этого писаки, особенно после того, как "Затонский телеграф" опубликовал статьи с нападками на семью Мироновых. - Не могу, господин Рябушинский, - притворно уныло вздохнул Коробейников. - А раньше всегда пускали, мы с вами неплохо сотрудничали. Вы же знаете, мне нужен материал, вам всевозможные сведения и сплетни, которые могут понадобиться при расследовании. - Так-то раньше! А сейчас господин Штольман голову мне оторвет, если узнает. - А про серную кислоту правда? - Чистая правда! - сдержанно кивнул молодой сыщик. - Надо же, и до нас столичная мода на эдакие злодейства добралась! - восхитился Рябушинский. - Я помню подобный случай произошел в Петербурге не далеча как осенью. Жена одного чиновника подкараулила супруга при совершении им адюльтера и облила обоих незадачливых любовников. Разлучница погибла, а мужчина остался обезображен и теперь практически не показывается из дома. Печальная история... - вздохнул Алексей Егорович, но потом добавил с надеждой: - Может, все-таки пустите меня? Я добирался по морозу до этого перегона целых два часа. - Никак нельзя, господин Рябушинский, меня уволят! Как ни старался журналист уговорить полицейских пустить его на место преступления, сегодня у него ничего не вышло. Алексей Егорович уехал несолоно хлебавши, замерзший, голодный и сердитый на Коробейникова и городовых. Он был полон намерений все равно опубликовать утром разгромный материал назло доблестной полиции! Рябушинский знал, что у него будет шанс узнать все сплетни, пусть и за деньги: один из двух сторожей, приглашенных быть понятыми, был его давним осведомителем. Журналист уже придумал броский заголовок: "Лиловый труп" и предвкушал, сколько заработает на продаже тиража. Илья Петрович в этот же день приехал в больницу для проведения допроса. Он не стал медлить. Как только его помощник принес в клювике хорошие новости - адвокат Миронов наконец-то пришел в себя, так и отдал распоряжение готовить пролетку. Уваков потирал руки: теперь можно хоть немного пролить свет на причины ссоры князя Разумовского с семейством Мироновых и последующей дуэли отца семейства и князя. Остальные участники поединка - Миронов-младший, Лассаль, говорили совершенно разную информацию, зачастую противоположную. А теперь же француз и вовсе пропал, хотя обещал сотрудничать со следствием и дать подробнейшие показания против Мироновой и ее отца. На сегодняшний день III Отделению сумасбродной, хоть и привлекательной девице попросту нечего было предъявить и обвинения пришлось снять. Уваков с опаской ожидал приезда полковника Варфоломеева, он чувствовал, что Штольман хитро противодействует его расследованию и жандармерия ничего не может с этим поделать. Илье Петровичу страшно не хотелось выглядеть перед полковником неудачником и простофилей, да и давнему сопернику отомстить он был не прочь. Под Штольмана Уваков при первой же возможности выкопает серьезную яму, в которую надворный советник неминуемо угодит. Тогда и прикрываемой им девице помочь будет некому. Варфоломееву, по всей очевидности, нужна эта бесполезная барышня и он, Уваков, приложит все силы, чтобы закрутить интригу и дать возможность III отделению заполучить дурочку-медиума. *** Адвокат Миронов говорил с жандармом и едва заметно морщился. Разговор был ему не приятен, как морально, так и физически. Виктор Иванович был довольно слаб, но держался стойко. Еще чего, показывать свою излишнюю уязвимость подобному субъекту. Жандарм с физиономией прохиндея и его тупоголовый помощник внушали ему отвращение. Сразу видно, бандиты и мошенники, только притворяющиеся государевыми людьми. Однако делать было нечего, закон есть закон, и Миронов был готов ответить на вопросы представителя III отделения. Командированный из Петербурга следователь был достаточно въедливым и бесцеремонным. - Неужели все было якобы нормально, я бы сказал безоблачно, пили вместе шампанское и коньяк, а потом вдруг раз - и поссорились?! - издевательски раз за разом повторял Уваков - Я вам в который раз повторяю, князь Разумовский перешел все допустимые границы в отношении общения с моей дочерью и подобное оскорбление стерпеть было невозможно. Единственным выходом оставалась только дуэль. - Хорошим и логичным выходом было бы замужество вашей дочери. Тем более князь неоднократно предлагал вам подобный вариант. Тем более, что барышня провоцировала князя! Я не понимаю вашего эдакого категорического отказа. Князь был родовитым человеком, миллионером. - Я бы не допустил союза дочери с человеком, который способен на подобные поступки. Князь обидел Анну и его состояние здесь не имеет значение. - Обидел? Или она обманула старика? - Не стоит выводить меня из себя, господин Уваков. - А то что? - усмехнулся Илья Петрович. - А то мне станет хуже, и вам придется отложить допрос! - развел руками Миронов. Жандарм беспокойно вгляделся в лицо адвоката Миронова. Переносить разговор не хотелось, время поджимало, а вот провоцировать допрашиваемого было необходимо, иначе результата не добиться. - Эти вещи легко доказуемы, суд установит, кто кого обидел и обманул. - немного успокоился Виктор Иванович. - Я займусь восстановлением собственной репутации немедленно. Отдам некоторые распоряжения прямо из больничной палаты и обращусь в суд, как только выйду из больницы. - И по какому же поводу будет суд, позвольте полюбопытствовать? - Оспаривание договора займа ввиду его безденежности и возвращение собственности моего брата, отобранной в результате мошеннических действий князя Разумовского. Все это позволит моей семье вернуть себе честное имя и навлечет закономерный, увы, позор на покойного князя. Уваков помолчал. - Расскажите об отношениях вашей дочери и полицмейстера Штольмана. - Я не знаю ни о каких отношениях своей дочери и Якова Платоновича, но полицмейстер неизменно внимателен и к Анне, и ко всей нашей семье. От него я видел только хорошее. - Как считаете, способен ли Штольман на сокрытие служебной информации или подлог, или, может быть, на преступление, если речь будет идти о безопасности вашей дочери? - Давайте так, моя дочь законопослушный и нравственный человек, а репутация Якова Платоновича как человека бескомпромиссного и преданного своему делу говорит сама за себя. Я не считаю, что полицмейстер Штольман способен на подобный поступок. - Вашими бы устами... - задумчиво сказал Уваков, не добившись от Миронова ничего нового. Адвокат владел собой не хуже Штольмана и был прекрасно подкован в знании законов. Ночью Яков не спал, коротая время за чтением книги по судебной медицине на немецком языке, уделяя внимание новейшим достижениям европейской науки. Эдакие чудеса творятся! Впрочем, наука российская не уступала. Этим вечером Штольман имел обстоятельный разговор с доктором о современных способах консервации и восстановления поврежденных тканей у трупов, слушал и запоминал термины. Полицмейстера интересовало, возможно ли хоть немного восстановить черты лица у найденного сегодня тела? Увы, по авторитетному мнению доктора Милца, восстановить прижизненный облик убиенного силами судебной медицины было невозможно. Коробейников куда-то запропастился, опоздав с докладом. Вскрытие тела доктор Милц перенес на утро, слишком много было текущей работы. Яков раздумывал, не навестить ли ему невесту в ее палате? Ужасно нескромно, но он так соскучился по своей дорогой Анечке. Штольман с большой самоиронией взвешивал все "за" и "против". Сердце кричало "да", а разум напоминал о приличиях и емко называл все физические устремления тела, а вовсе не сердца, обыкновенной похотью мужлана. Яков признавал, что была велика вероятность того, что их с Аней жадные поцелуи зайдут слишком далеко, и они с невестой не смогут остановиться. Яков обещал не прикасаться к своей трогательной деве до свадьбы и был полон решимости сдержать это обещание. К тому же на посту возле палаты Анны дежурила подозрительная мегера, вздумавшая защищать честь барышни вместо маменьки. Когда сестра милосердия была на месте, она не пускала никого, кроме доктора. Полчаса, час без сна... Обозвав себя тряпкой, он все же решился. Приоткрыв дверь, Штольман выскользнул из палаты и пошел в сторону дальнего крыла, где находилась палата барышни. Яков осторожно выглянул из-за угла. Сердце гулко стучало, как у юнца. Церберша сидела на своем месте и что-то вязала, близоруко вглядываясь в творение рук своих. Пройти мимо нее незамеченным не представлялось возможным. Яков задумчиво и тихо постучал пальцами по стене, вздохнул и ушел к себе. В палате надворный советник прочитал еще страницу, посвященную татуировкам и способам их проявления после повреждения тканей, с раздражением захлопнул книгу и задул свечу. Надо постараться уснуть. Впервые он влюбился так сильно, что скучает по своей девочке и день, и ночь... - Яша, Яшенька! - раздалось у него под ухом, а к сонному мужчине в постель юркнула простоволосая тень. - Аня, ты откуда? - сонно моргал Штольман. Холодные ноги прижались к его стопам. - Из своей постели! - доверительно сказала барышня. - Авдотья Никифоровна уснула прямо на посту, всхрапнула, и я сбежала. - Не ожидал. - Ты что, не рад мне? - Рад. Я сам пытался пробраться, но сестра милосердия была на страже... - Моей чести. - Приличий никто не отменял, - мягко сказал Штольман, поглаживая Анну по щеке и аккуратно целуя. - Жду не дождусь, когда я назову тебя своей женой перед людьми и с полным правом буду оставаться с тобой наедине. Анна тихо засмеялась и погладила его грудь сквозь вырез в легкой сорочке. - Как твоя рана? - Нормально. Доктор счел возможным ушить ее повторно, жар спал. Александр Францевич говорит, что все обошлось. А как твое самочувствие, милая? - Хорошо. - В обморок больше не падала? - Ну нет же. И духи больше не являются. Затишье! - вздохнула барышня. - Даже как-то непривычно. Опять же, Антону Андреевичу сегодня моя помощь бы не помешала... - Кто рассказал тебе про убийство?! - опасно сощурился Штольман. - Александ... Ой! - Значит, доктор?! - Только доктора не трогай! Все равно никто из духов не приходит на мой зов. - И пусть не являются. Я беспокоюсь за тебя... - Или злишься, что я влезаю не в свое дело? - Беспокоюсь. И поэтому всегда должен быть рядом, чтобы чего не вышло. - А, по-моему, ты просто ужасный собственник. - И это тоже. Забудь про все эти трупы, это дело полиции... - Но, Яша! - Никаких "Яша", я не буду с тобой спорить по этому поводу, - отрезал Штольман и вдруг накинулся с щекоткой на невесту, и повалил ее на свою собственную подушку. Пытку он быстро прекратил, чтобы не мешать Анне наслаждаться своими жаркими поцелуями. Но к тому, что девушка обовьет его шею руками и смело прижмется всем телом, он оказался не готов. У Якова аж в глазах потемнело от желания. Он честно попробовал отстраниться, но вдруг почувствовал, что обидит Анну, если сейчас остановит ее, ведь девушка так доверчиво изучала его тело и смотрела такими влюбленными глазами, что сердце замирало от нежности. Поэтому теплые руки Якова осторожно и ласково скользнули барышне под сорочку. *** - Я рядом. Не бойся за меня. Мне совершенно не хочется с тобой расставаться! - доверительно сказала его невеста, пока он успокаивающе целовал ей пальчики. Ее неопытное тело еще совсем неохотно принимало его. Они лежали рядом, Яков гладил ее ладонь и млел от того, что любимая женщина доверчиво положила голову ему на грудь. - Может вы, конечно, и не беременны, сударыня, но ждать, пока у вас начнет расти живот, мы точно не будем. Под венец и немедленно! - Чуть-чуть подождем, пусть папа окрепнет, хорошо, Яша? Штольман многозначительно промолчал, не считая нужным отвечать. - Пора все-таки идти в палату! - вздохнула Анна. - Я тебя провожу тихонько. - На цыпочках! - засмеялась барышня. - Можно и так, Анечка! - продолжил целовать ей пальчики Штольман. - Тогда идем, Яша, пока Авдотья Никифоровна не хватилась меня. Пойдем же! Если меня потеряют, крика будет не меньше, чем дома. Яков взял Анну за руку и приобнял за талию. Он хотел убедиться, что девушка без особых приключений доберется до своей палаты и минует пост сестры милосердия. Только жених и невеста отперли дверь и крадучись вышли из палаты надворного советника, как в коридоре появился Коробейников. - Яков Платонович! - закричал беспардонный подчиненный, завидев начальника. - Яков Платонович! Взору растерянного Коробейникова открылась счастливая, но несколько взъерошенная пара. - Яков Платонович... Анна Викторовна, что же это такое делается? Вам не стыдно? Антон Андреевич изумленно вытаращился на домашнее платье подруги и ее длинные распущенные волосы. Алые припухшие губы и румянец он не заметил, просто подумал, что Анна Викторовна взбудоражена чрезвычайно. Анна сердито фыркнула, давая понять, что он лезет не в свое дело, повела плечом и молча скрылась в темном коридоре, быстро направившись к своей палате. - Вы пришли с обещанным отчетом, Коробейников? - поднял бровь Штольман. - А я уж думал, что вас только за смертью посылать. - Два часа ночи. Полицеймейстер и молодой следователь смерили друг друга прищуренными взглядами и зашли в палату. Антон Андреевич сердито молчал. Он набирался смелости, чтобы высказать, все, что он думает об увиденной сцене, и не важно, что его могут уволить за дерзость. - Ну что же вы, Коробейников, словно воды в рот набрали?! - Анна Викторовна - мой друг! - храбро начал следователь, но голос сорвался и начал дрожать, выдавая волнение. - Вы... вы компрометируете хорошую девушку. А если бы не я увидел ее, выходящую от вас ночью, а кто-нибудь другой, сплетник какой? Не ожидал от вас, Яков Платонович! - Чего не ожидали? - Такого... такого... свинства! - А вы не слишком молоды делать мне замечания, Антон Андреевич? - рассердился было благодушный Штольман. - Анна Викторовна - моя невеста, и я сам как-нибудь позабочусь о ее репутации. - А, кажется, что напротив, совсем не позаботитесь! - Я похож на бесчестного человека? - прищурился Штольман. - А как это все можно как-то по-другому понимать? В церкви о помолвке не объявляли, значит, и нет никакой помолвки. - Я спускаю вам это оскорбление с рук исключительно потому, что вы - друг Анне Викторовне и желаете ей добра. Оставим выяснение отношений вне рамок служебного общения. Доложите лучше о результатах обыска в поезде! - Виноват, господин Штольман! - оскорбленно сказал уязвленный до глубины души Коробейников. Он никак не мог понять своего начальника. Антон Андреевич нехотя начал свой рассказ. Штольман бегло читал протокол осмотра места происшествия и слушал доклад подчиненного. - Убитый среднего роста, по определению доктора Милца, лет 45-50, одет в скромный новый дешевый черный пиджак, на вешалке которого различима бирка магазина готового платья "Марсель". На довольно изысканной сорочке меток не имееется, сапоги совсем не истоптаны. - Замечаете странности, Коробейников? - Здесь все странно! - сердито пробубнил молодой сыщик, напомнив Штольману старую вредную бабку. Антон все еще злился за увиденную сцену с Анной Викторовной. - Скромно одетый немолодой человек путешествует первым классом, при этом у него есть золотые часы и дорогая нижняя сорочка. Возможно, убитый и сам в последние дни жизни прибегал к определенному маскараду, иначе зачем покупать солидному господину копеечный костюм и обувь в дешевом магазине готового платья? - Не могу знать, господин Штольман! - подчеркнуто сухо сказал Коробейников. Штольман сделал вид, что не замечает обиды подчиненного. - Нужно известить население о найденном теле. Если убитый из местных, нам могут помочь с опознанием. Присаживайтесь, я надиктую вам текст обращения для заметки в газете. - Рябушинский будет в восторге! - процедил через губу Антон Андреевич. - Он уже знает? - Пытался попасть на место преступления, я не пустил. - Правильно сделали. В любом случае, следует оповестить жителей города, это должно дать результат. Если, конечно, убитый не был в Затонске просто по какому-нибудь делу, в краткосрочной поездке. Утром Штольман сразу отправился в анатомический покой. Доктор Милц как раз дописывал протокол осмотра тела. К удивлению Штольмана, доклад Коробейникова оказался точен, за исключением небольших подробностей, которые выхватил лишь опытный взгляд Александра Францевича. - Тело без татуировок, великолепная физическая форма, зубы все сохранные, убитый явно лечился у хорошего дантиста. Зубную карту я составил, может быть, она поможет для опознания. - Что-нибудь еще, доктор? - Вот, Яков Платонович, посмотрите на руки этого господина. Они явно холеные, ухоженные, никогда не знавшие тяжелой работы, но, в то же время, довольно сильные. - Нужно снять кольцо с пальца! - указал Штольман. - Будет сложно, пальцы разбухли, теперь только пилить! - развел руками доктор. - Придется. Изнутри там может быть гравировка. - А ведь вы правы, я, к своему стыду, не подумал об этом. Доктор достал набор пилок и ловко перепилил кольцо, сделав для надежности три спила. Получилось три детали. Штольман поймал их на тканевую салфетку и удовлетворенно хмыкнул: на кольце была гравировка. Надпись на французском отличалась лаконичностью. - "Cache ta vie" - пробормотал доктор озадаченно. - "Скрывай свою жизнь" - поднял брови Штольман. - Похоже, этому убиенному господину при жизни действительно было, что скрывать. Увы, надпись на кольце ничего не прояснила, а только добавила вопросов сыщикам. Еще вчера Штольман недовольно подумал о том, что Коробейников в своей возмутительно-дерзкой отповеди отчасти прав. Вернее, абсолютно прав. Он, Яков, поставил Анну в совершенно невозможное положение и нужно как можно быстрее все разрешить. - Александр Францевич, могу я сегодня навестить адвоката Миронова? Ему стало лучше? - поинтересовался Штольман. - Можете, - кивнул доктор. - Только пока, я вас умоляю, Яков Платонович, без коньяка и излишнего стресса. К Виктору Ивановичу вчера господин столичный жандарм наведывался и ушел чрезвычайно сердитым, по всей видимости так ничего и не добившись, потому как хлопнул дверью в проходной так, что чуть стекло не разбил. - Я хочу просить руки Анны Викторовны. Надеюсь, Виктор Иванович не будет сильно волноваться. - Я думаю, адвокат Миронов будет рад! - тепло улыбнулся Милц. Доктор и без признания самого Штольмана догадывался, что сватовство полицмеймейстера скоро состоится. Слишком уж влюбленным в барышню Миронову казался ему столичный сыщик. *** Утром Анна после утреннего обхода и получения всех назначенных ей лечебных процедур поспешила к отцу. Она ужасно соскучилась по нему за те дни, пока он был без сознания. Барышня все никак не могла наглядеться на отца и его добродушную улыбку. Анна застала его за составлением какой-то бумаги и не стала отвлекать, пристроившись на скамеечке. Виктор Иванович время от времени посматривал на дочь и ласково усмехался. Несмотря на все неприятности, адвокат был рад более-менее благополучному для их семьи исходу конфликта с князем Разумовским. За юридическую сторону дела он был почти спокоен. Договор займа он оспорит, имущество брата вернет - наследники Разумовского будут вынуждены исполнить решение суда. На его отцовский взгляд, Анна была вполне в порядке, уверенная в себе и жизнерадостная. - Аня, тебя допрашивал жандарм по фамилии Уваков? - уточнил адвокат. - Допрашивал один раз. Я рассказала все, что знала. Илья Петрович, похоже не очень обрадовался услышанному и больше меня не вызвал. - Больше ему ни на один вопрос без меня не отвечай. - А больше и не будет вопросов. Яков Платонович сказал, что господин Уваков более ко мне претензий не имеет и больше не вызовет. Виктор Иванович нахмурился, подумав о чем-то своем и замолчал. Именно в таком настроении его застал Штольман, вошедший в палату. Увидев жениха, Анна тут же начала неконтролируемо краснеть. "Сейчас начнется!" - подумала девушка и даже стала размышлять, под каким бы предлогом ей улизнуть, пока она от стыда не провалилась сквозь землю. Увидев розовощекую невесту, Яков вспомнил минувшую ночь, но в лице очень постарался не измениться. Достаточно того, что эмоции Анны можно читать, словно раскрытую книгу. Хочет сбежать? Вот трусиха! Сейчас он все решит. - Чем могу помочь, Яков Платонович? - довольно любезно и дружелюбно предложил начать беседу Виктор Иванович. - Добрый день... У меня к вам несколько вопросов. Начну со служебных. Штольман мельном взглянул на суженую, глаза которой сделались круглыми от волнения и успокаивающе покачал головой. - Силами жандармерии открыто дело об отравлении князя Разумовского. Смею вас уверить, что вы находитесь в статусе свидетеля и следствию ровным счетом нечего предъявить, как вам, так и вашей дочери. Я отстранен от дела, но все равно держу все следственные мероприятия под негласным надзором и не позволю жандармерии чинить самоуправство на вверенной мне территории. - Я вам очень благодарен, Яков Платонович, за защиту Анны и моей супруги, пока я вынужденно отсутствовал. Это дорогого стоит. Доктор Милц обещал, что я скоро буду в полном порядке и смогу сам защищать все права и интересы семьи. - Это мой долг. Тем более, я знаю, что ваши домочадцы ни в чем не виноваты. - И все-таки князь Разумовский здорово потрепал нашу репутацию. Пока я не выиграю суд, нужно будет быть готовым к более чем скромному потоку доверителей и возможной изоляции дочери со стороны благородного общества. Хорошо хоть, что я сколотил небольшой капитал и мне есть на что содержать семью. - Никто Анну...Викторовну не осуждает. У вашей дочери, несмотря на старания Разумовского, прекрасная репутация. Все знают, что она много помогала полиции, жителям города. Кроме того, это не первая нападка Рябушинского на вашу дочь. Алексей Егорович был вызван к цензору, и с ним была проведена беседа. Штольман умолчал о том, что он просто нахлопал Рябушинского по его толстым щекам, а тот визжал, как испуганный хряк и клялся более ничего про Анну не писать. - Как только у меня на руках будет решение суда, доказывающее нашу правоту, я заставлю "Затонский телеграф" опубликовать опровержение этих пасквилей! Адвокат Миронов немного покраснел. - Папа, тебе нельзя волноваться! - всполошилась Аня. - Яков Платонович! Анна укоризненно сверкнула глазами в сторону Штольмана. Виктор Иванович рассмеялся. - Аня, я - не впечатлительная барышня и со мной все в полном порядке! - заверил он дочь. - Господин Штольман, у вас было еще ко мне какое-то дело? - Да. Я прошу руки вашей дочери. Анна пораженно выдохнула. Не послушал ее! - Я давно люблю Анну Викторовну, и она отвечает мне взаимностью. Анна покраснела с такой интенсивностью, что напомнила своему жениху вареного рака. За это ее Штольман тоже любил, за редкую скромность. Потом он вспомнил сегодняшнюю ночь и слегка развеселился. Его скромница была довольно чувственной женщиной. Виктор Иванович подняв брови изумленно уставился на дочь. Мол, голубушка моя, когда же ты успела влюбиться в нашего полицеймейстера? - Аня? - весело спросил адвокат, чувствуя себя явно лучше чуть смущенных влюбленных. - Папа... прости, что я молчала, просто не время было. Это все правда. Мы с Яковом Платоновичем любим друг друга, и я хотела бы выйти за него замуж! - храбро выпалила Анна. "Молодец, сказала как нужно" - подумал Штольман. - Ну, раз так, значит, и быть посему! - прикрыл глаза Миронов. - Свадьбу можно сыграть на Красную горку, как считаете? Я как раз улажу все свои дела. - Я только за! - улыбнулся Штольман и подошел к Анне, взяв ее за руку. - Ну, а теперь, дорогие мои, прошу дать мне немного времени для раздумий. Признаться, я не ожидал от вас такой прыти. Яков Платонович, я жду вас вечером для обсуждения подробностей предстоящего венчания. - Анна? - Да? - робко отозвалась дочь и не смогла сдержать счастливой улыбки. Виктор Иванович усмехнулся. - Маме я сам скажу. В больничном коридоре Яков подхватил Анну на руки и закружил. Рану тянуло, но это пустяки. - Яша, ура? Ты теперь в самом деле мой жених? Отпусти меня немедленно, доктор тебя иначе опять шить будет! - Ура! - тихо крикнул Штольман на ухо невесте. Не пугать же было пациентов и работников больницы! Аня счастливо засмеялась. - Я не могу поверить, что все так просто! - воскликнула девушка. - Давно пора! - заверил ее Яков. - В воскресение сделают объявление в церкви. Штольман от избытка чувств не сдержался и поцеловал невесту в губы. Аня ответила. - Прекратите немедленно! - закричал взявшийся из ниоткуда Коробейников. - Яков Платонович, я... я... вызываю вас на дуэль! Штольман закатил глаза. - Вы даже не дворянин, Антон Андреевич! Я не приму ваш вызов. - Если вы не прекратите быть таким несносным ханжой, - возмутилась крайне сердитая Анна, - я не приглашу вас на свадьбу! - И я не приглашу! - хмыкнул Штольман и взял Анну за руку, подтверждая свои права на барышню. - О какой свадьбе речь? - Папа только что дал нам свое благословение! - все еще сердито сказала Анна. - Я... я не знал. - А что ВЫ здесь делаете? - спросил Штольман. - Вас искал. Вот. "Затонский телеграф" обвиняет нас в непрофессионализме. Яков взял газету и начал читать, расположив страницу так, чтобы с содержимым могла ознакомиться и Аннушка. Барышня сопела, быстро читая содержимое передовицы. Статья была написана в довольно ядовитой язвительной манере, которую так любил журналист. "Лиловый труп" "... несчастный из поезда Затонск-Ярославль не оставил на столике в купе своей визитной карточки, а посему нашей доблестной полиции по сегодняшний день не удалось установить имя убитого...". Штольман подумал, что отстав от Анны, Рябушинский вознамерился отомстить и теперь будет всласть досаждать всей затонской полиции. Что же, он даст Антону Андреевичу самый очевидный вариант того, как можно попробовать узнать личность убиенного. - Я попробую помочь! - тихо сказала Анна. - Ни в коем случае! На тебя плохо влияют спиритические сеансы. В прошлый раз ты еле вырвалась от духа. Обещаешь не вмешиваться в это дело? Анна довольно непочтительно закатила глаза. - Обещай! - настаивал Яков. - Не буду я ничего обещать! - возмутилась Анна. Штольман поиграл желваками. - Увидимся вечером! - бросил он, и, кивнув, ушел в некотором раздражении от происходящего. - Анна Викторовна... вы же не сердитесь на меня? Я как лучше хотел! Простите меня! - протянул Коробейников, старательно складывая газету. - Не сержусь. Только не нужно больше вызывать МОЕГО Штольмана на дуэль! - возмутилась девушка. - Я не знал, что вы и вправду невеста! Думал, он играет с вами, а вы влюбитесь в него и будете потом страдать... - Как вы можете так плохо думать о Якове Платоновиче?! Обо мне?! Коробейников промолчал. Говорить о том, что задание приглядеть за подругой ему дала Мария Тимофеевна отчего-то не хотелось. - Ладно, прощаю! - улыбнулась Анна. Яков не заходил к ней целый день, и к вечеру Анна очень соскучилась. Она не знала, что днем ее отец мужественно пережил истерику "тяжелой артиллерии" в виде собственной, не всегда уравновешенной жены и ее еще более эмоциональной сестры. "Какая свадьба?!", "Не богат", "Не знатен", "Да к Нюшеньке князья сватались", "Пусть сначала размер состояния озвучит", "Да ни за что, Аннушка еще ребенок"... и прочее и прочее. Угомонились женщины только тогда, когда Миронов слегка повысил голос и сказал, что свадьба - дело решенное. Позже адвокат Миронов один на один обсудили с Яковом Платоновичем и состояние его счетов, на средства из которых он собирался содержать его дочь (здесь Виктор Иванович оказался вполне удовлетворен), и размер приданого, что давали за Анну родители (здесь уже у Штольмана полезли глаза на лоб, Анна оказалась довольно обеспеченной невестой, настолько, что часть средств брать за девушку Яков Платонович посчитал излишним). - Капитал лишним не бывает! - спокойно сказал Миронов. - Даже не уговаривайте, что я, альфонс какой! - поморщился от усталости Штольман. Днем он успел сделать уйму дел и даже съездил с Коробейниковым, чтобы тот лично допросил приказчика из недорогой лавки, где покупал одежду убиенный. Доктор Милц остался в неведении насчет небольшой вылазки. Наконец мужчины ударили по рукам и разошлись, вполне довольные друг-другом. Аня тоже стоически перенесла истерику самых близких родственниц, на этот раз с обильными слезами. "На кого ты, девочка, нас покидаешь", "Бедное невинное дитя", "Поматросит и бросит", "Неудачник!", "Старый!", "Худой, наверно холерный... тьфу, Нюшенька, чахоточный!" Когда тетя Липа вошла в раж и назвала Якова Платоновича коварным Минотавром, похищающим невинную девушку, Анна затопала ногами и сказала, что больше ни слова слушать не станет. Она - невеста Штольмана и точка! Закрыв дверь за мамой и тетушкой, Анна решила заняться расследованием, чтобы хоть как-то отвлечься от накатившего раздражения и попробовать помочь следствию с выяснением имени подозреваемого. - Дух человека с лиловым лицом, приди! Дух человека с лиловым лицом, приди! Повеяло холодом. Дух действительно пришел. Анна вскрикнула от ужаса. Перед ней стоял некто с полностью обезображенной головой. - Кто вы? Ответьте же мне! - уговаривала девушка, сопротивляясь своему страху. - Неужели вы не хотите, чтобы вашего убийцу нашли? Я уверена, это - очень жестокий и злой человек! Дух нехорошо захохотал. - Cherchez la femme, pardieu! cherchez la femme! - сказал призрак знакомым голосом, который барышня тут же узнала. Тут у барышни стало так печь, а позже и гореть лицо, что она закричала от боли, но все же нашла в себе силы, чтобы прогнать жестокого духа. - Прочь! Прочь! - резко приказала она и расплакалась от боли. - Что, Анечка, любимая, что случилось? - закричал Штольман, врываясь в палату. В спешке он выломал шпингалет на двери ее палаты. - Все нормально! - вытирала слезы со щек Анна, убеждаясь, что с ее лицом все в порядке. - Это Лассаль! Лиловый труп - это Жан Лассаль! - Я знаю! - обнимая невесту, сказал Штольман. - Приказчик в лавке опознал его. - Анечка, родная, ну почему ты меня никогда не слушаешь?! Он не дал ей оправдаться. Его женщина плакала и все, что Яков хотел, это утешить ее. Поэтому он просто осыпал ее лицо поцелуями, прижимая к себе и проводя ладонями по волосам, лицу, спине. Даря ласку и утешение и ей, и себе. Вот несносная! Неугомонная сыщица. То, что в убитом опознали француза, осложнило дело... *** Через несколько дней в затонской церкви жених Яков Платонович и невеста Анна Викторовна присутствовали при составлении важного документа - брачного обыска. Исполненный собственной важности диакон скрупулезно внес в прошитую церковную книгу сведения о намеревавшихся вступить в брак. Чиновник от церкви не забыл подшить к бумаге немало справок и документов - аттестат о службе от жениха, согласие родителей Анны и множество, множество других. Педантичный Штольман заранее собрал и представил все справки так, что и комар носа бы не подточил. Дъякон удовлетворенно кивнул и разрешил жениху и невесте поставить свои подписи на документе. В ближайшее воскресенье в церкви было объявлено о предстоящем венчании потомственного дворянина, надворного советника Штольмана Якова Платоновича и дочери потомственного дворянина адвоката Виктора Ивановича Миронова девицы Мироновой Анны Викторовны. Батюшка объявил о начале двухмесячного срока брачного сыска и дате предстоящего венчания. Барышня и сыщик официально стали женихом и невестой. Затонск забурлил, местные кумушки всполошились, обсуждая животрепещущую новость...