Логика чувств

Сон влюбленных продолжался лишь несколько часов. Вскоре драгоценные минуты спокойствия и уединения закончились. Глубокой ночью в комнате вдруг с грохотом распахнулось окно. В жарко натопленную спальню ворвался морозный декабрьский воздух, и полетели мелкие снежинки. - Яша! Анна с испугом села и тотчас натянула одеяло до самого носа, целомудренно прикрыв надетую ночью сорочку. - Я сейчас, Анечка, - пробормотал Штольман, сонно щурясь, но все же просыпаясь. Он быстро встал, чтобы скорее закрыть окно, пока температура в комнате не упала слишком сильно. За какой-то десяток секунд стало ощутимо холодней. Едва Яков очутился рядом с большим зеркалом, как оно сначала треснуло, а потом с жутким звоном разбилось. Аня закричала: - Он здесь! Рядом с тобой! Осторожно, Яша! - Кто? - Разумовский-старший и он не один! - ответила барышня, с испугом и неудовольствием смотря на непрошенных визитеров и натягивая, на всякий случай, одеяло еще выше. Хоть духи и были призрачными бестелесными созданиями, но они умудрялись совершать вполне реальные безобразия. - Спокойно, Аня, сейчас со всем разберемся. Он и вправду здесь? Кто с ним? - А вы сомневаетесь, что ли? С ним мальчик-подросток. Наверное, это молодой Кирилл Владимирович. - Господин Разумовский, вам не кажется, что нехорошо без спроса врываться в спальню к полуодетой молодой женщине, не говоря уже о том, что вы мешаете ее сну и отдыху?! Яков скептически прищурился, оглядывая комнату. Разумеется, он ничего такого не увидел, однако ему пришлось отпрыгнуть, потому как дверь перед ним вдруг захлопнулась. Затем вновь с грохотом отворилось окно, полетел снег. Пока Штольман сражался за тепло в комнате, Анна смотрела, как дух Разумовского - старшего прячет за спину призрачного мальчика-подростка, в котором барышня без труда узнала молодого Кирилла Владимировича. Эдакое выражение лица с гримасой надменности и брезгливости трудно не узнать. Призрак мальчишки был чрезвычайно зол и порывался с кулаками налететь на Штольмана. Разумовскому-старшему приходилось крепко держать сына за шиворот. Картина была бы забавной, но только не сейчас, не в этих обстоятельствах. Когда же духи оставят их в покое? - Что вам нужно от нас? - спросила Анна визитеров. Яков увидел, как сильно побледнела его возлюбленная, разговаривая с духами и слушая их ответы. - Но я ничего не обещала вам, ваша светлость, тем более свадьбу! - Что он говорит? Аня?! - развернул он к себе растерянную девушку. - Что мы должны найти заказчика убийства Кирилла Владимировича. Дух его отца говорит, я виновата, что их род прервался. И они нас в покое не оставят. - Вот уж кто-кто, а вы точно не виноваты! Род у них прервался... - рассерженно фыркнул Штольман. Увидев, что у Анны зуб на зуб не попадает от холода, он нашел и протянул Анне плед, обнимая девушку и помогая тем самым ей согреться. - Яша, что мы будем делать со всем этим безобразием? Я ума не приложу! - Ну что ж, я могу пообещать, что буду всеми силами содействовать аресту убийц его сиятельства, но дух, если уж он настолько разумен, чтобы ставить нам ультиматумы, должен понимать, что дело не простое и неоднозначное. Если удастся арестовать исполнителей, то это всего лишь часть дела. Это вовсе не значит, что полицию хоть на пушечный выстрел подпустят к заказчику убийства. Я всего лишь полицеймейстер провинциального городка. - Дух Владимира Александровича утверждает, что его сына приказал отравить некто под псевдонимом "Кромвель". Штольман вздрогнул. Кромвель состоял в дальнем родстве с правящей фамилией, и дела против людей подобного уровня могли расследоваться только с санкции государя. Указанный человек скорее всего был высокопоставленным организатором. А кто заказал убийство, они вряд ли узнают. Яков никогда не говорил с Анной о людях, служащих на высших должностях в жандармерии. Как же много она знает, и как это опасно! - Я могу представить результаты расследования своему начальнику, полковнику Варфоломееву. Вернее, представит их Уваков, так как я официально отстранен от дела. Более этого мне просто не позволят сделать. Но после того, как я сделаю все от меня зависящее, господа светлейшие князья оставят вас в покое! - предложил Штольман. - Дух Владимира Александровича согласен, Яков. - сказала Анна. - И еще. Если его сиятельство - такой сильный дух, и у него с тобой есть связь, пусть подыграет нам на сегодняшнем допросе. С враньем у вас туго. Я не знаю как, но если господа Разумовские требуют нашей помощи, то пусть помогут и нам избавиться от подозрений и опеки III Отделения. Его невеста молчала. Она закрыла глаза и... Анна вдруг отстранилась от Штольмана и нехорошо, даже гадко улыбнулась, прищурив глаза и насмешливо покачав головой. Лицо ее исказила презрительная и надменная гримаса. Это не его Аня! Яков догадался, что сейчас будет разговор один на один - между ним и главой клана Разумовских. - Что ж, вы дали очень серьезное обещание, господин полицеймейстер. Сделка заключена. Если нарушите обещание, расплачиваться по счетам будете не только вы, но и ваша невеста! - гадко и вкрадчиво сказал старик Разумовский. Яков не успел ничего ответить. Анна обмякла и неловко, словно тряпичная кукла, упала ему в руки. - Анечка?! Какой же он дурак! Во что он впутал ее?! Яков уложил невесту на постель и укрыл ее, просто ледяную, двумя одеялами. Четыре утра. Скоро допрос. Проклятье! *** Анна проснулась и потянула носом. Кто-то, скорее всего Яков, варил ароматный кофе. Вскоре дверь спальни открылась и вошел ее жених, хмурый, задумчивый. Немного отстраненный? Аня подозрительно посмотрела на лицо Якова. Вчера такой нежный был... В руках Яков держал стакан в серебряном подстаканнике. - Чашек нет, Аня. Придется пить кофе в стакане. Как вы себя чувствуете? - Я? Хорошо. Я привыкла к ночным визитам духов! - пожала плечами Анна, не желая напрямую обсуждать телесный опыт, полученный прошлой ночью. Ей понравилось все, кроме выражения лица Якова на утро. Штольман помолчал, а потом вздохнул. - Я виноват перед вами. Послушал мистические идеи Петра Ивановича. Конечно, зря. - Нет, все хорошо, правда! - с жаром заверила Анна. - Вовсе не хорошо. Теперь я даже не знаю, что вчера двигало мной в большей степени - сильное желание избавить вас от дара или собственное вожделение, которое я, безусловно, должен был держать в узде. Аня поставила стакан на тумбочку. Кофе вдруг резко стал противным, и она раздумала его пить. - Мне неприятно это слышать! - возмутилась она, кутаясь в шаль. - Что конкретно, вам неприятно? - осторожно спросил Штольман. - Слышать, что вы вроде как жалеете о произошедшем ночью! - пожала плечами Анна. Штольман замолчал. Он беспомощно оглядел обиженную им невесту и вдруг, неожиданно, прижал ее к себе. Этот совет ему тоже дал Петр Иванович. "В любой непонятной вам ситуации, Яков Платонович, Аннет нужно просто обнять." - Я согрел воды для купания! - добавил он миролюбиво. - Благодарю! - дернула плечом Анна. - Я могу помочь! - сказал Штольман с мягкой самоиронией. - О, нет, нет! Не нужно! - подозрительно покосилась на Якова Анна, но примирительно поцеловала его в щеку. Через 15 минут надворный советник неловко застегивал крючки на платье сердито фыркающей румяной Анне и чувствовал себя довольно растерянным. Ему казалось, что Анна злится на него за несдержанность и распущенность. Подумать только, он хотел избавить ее от дара таким диким способом! Где был его разум? Конечно, ничего не вышло. Яков старался не смотреть на нежную молочную кожу невесты, но не смог сдержаться. Яков осторожно поцеловал Анне шейные позвонки. Его невеста вздохнула, замерев. Они оба прикрыли глаза от удовольствия. Но у Штольмана было полное ощущение, что сегодня ночью он украл эту невинность, абсолютно не имея на это никах прав. - Аня простите меня, я идиот. Я больше не притронусь к вам до свадьбы. Только не обижайтесь на меня. - Как вы не понимаете! - всплеснула руками Анна. - Я сержусь на вас лишь за то, что на утро вы все обесценили! Я думала, вы со мной по любви и из любви, а на утро слышу... лишь сожаления о неудачной процедуре избавления от духов! Штольман в упор смотрел на соблазнительные, яркие, зацелованные ночью губы. Взял Анну за плечи. - Все... не так. Я прошу вас, забудьте все, что я наговорил утром. У нас будут более удачные пробуждения, я уверен. Я иногда плохо выражаю свои мысли, а о чувствах и говорить нечего. Я люблю вас... Но давайте сосредоточимся на деле. Я сейчас увезу вас домой, на Царицынскую, а затем, часом позже на допрос. Говорите Увакову чистую правду, практически обо всем. Подробно расскажите, как познакомились с Разумовским, как он сделал вам предложение, и как вы отказали князю. Как Разумовский верил в спиритизм и медиумов, можете тоже рассказать. Постарайтесь идти по краю правды. Напрямую не лгите, это всегда заметно. Духов вы вместе вызывали, но было лишь развлечением, данью моде. Стойте на том, что его сиятельству просто нравилась мистика. Дух Разумовского-старшего обещал нам помочь. - Вы ему верите, Яков Платонович? Он очень хитер. Мне кажется, он нас просто обманет. - Нет, я ему не верю, но мы должны использовать все шансы. В том числе и такой. Барышня поджала губы и неодобрительно покачала головой. Ранний предрассветный час и закрытый экипаж, в котором ехали барышня и полицейский, дали возможность скрыться от посторонних глаз. Тем самым влюбленные не оставили сплетникам ни одного повода для пересудов. Анна была молчалива. Молчал и Штольман. Девушка и ее сыщик тихо сидели, прижавшись головами к друг другу. Хотелось еще хоть немного побыть наедине. Что готовит грядущий день? Опять сражение? "Я не дам ее в обиду. Анна доверилась мне, и я сделаю все для ее счастья! " - думал Штольман и легонько погладил пальчики. Не мешало бы сказать все это вслух, но слова не шли. Поездка была недолгой. Несколько минут, и вот они уже были на Царицынской и въезжали в ворота сада Мироновых. Мария Тимофеевна с тревогой встретила экипаж, однако, когда она увидела единственную дочь в компании надворного советника, лицо ее стало еще более недовольным. Штольман уводит у нее дочь! Она понимала, что, скорее всего, они встречаются, игнорируя ее запреты, тайком. И это в то время, когда тяжело ранен отец! Мария Тимофеевна возмущенно поджала губы, собираясь с мыслями, чтобы чуть позже разразиться тирадой. Яков вышел из экипажа и помог выйти возлюбленной. - Как расценивать твое поведение, Анна? Ты должна быть в деревне! Липа уже собралась в дорогу. Еще полчаса, и вы бы разминулись. Твоя тетя уехала бы в Молоковку! - Мама, я жила в деревне, но я же не под арестом! Я приехала сказать, что нас вызывает на допрос господин Уваков, это тот самый чиновник из жандармерии. Яков Платонович приехал предупредить и сопроводить нас в участок. После первых возмущений Мария Тимофеевна немного успокоилась и даже пригласила Якова Платоновича на чай. Предстоящий допрос вызывал у нее чувство недоумения. Что она и ее дочь могут такого рассказать о смерти его сиятельства? Олимпиаду Тимофеевну пока не проняло. Она все еще поглядывала на потенциального жениха племянницы подозрительно. - Признаться, господин Штольман, я в растерянности. Столько всего случилось за последние дни... Но что мы можем поведать господину Увакову? - Исключительно правду, Мария Тимофеевна. Избегайте лишь упоминаний о даре Анны. Держите себя так, словно и в способности дочери вы не верите и считаете ее репутацию талантливого медиума не более, чем слухами. Мне удалось немного сбить господина Увакова с толку, но он тоже не лыком шит. Допросы ведет давно, в людях разбирается, а у вас, простите мне мою дерзость, все эмоции на лице написаны. Мария Тимофеевна задумчиво смотрела на переменившую платье Анну и никак не могла взять в толк, что в ней изменилось. Дочь была тиха, задумчива и в то же время словно сияла изнутри. Анна держалась очень уверенно и эту уверенность ей внушал, вне всяких сомнений, господин, сидящий рядом. Олимпиада Тимофеевна, отпив немного крепкого чая и со вкусом покатав на языке кусочек сахара, заявила: - Я с вами пойду! Господин Штольман, вы лицо постороннее и вообще, официальное. Нюшеньке нужна моя моральная поддержка, да и тебе, Маша, тоже крепкий совет не помешает. Ничто так не усмиряет государственного служащего, как разумные слова степенной благородной женщины. Брови Штольмана взметнулись вверх, но он промолчал. Зато надворный советник злорадно подумал, что долго выдержать тетушку Анны присутствующие на допросе не смогут. - Спасибо за чай, госпожа Миронова, мне пора в участок! - сказал Штольман и встал, застегивая сюртук. - Анна Викторовна, позвольте мне сказать вам несколько слов наедине. Аня, не обращая внимания на протестующий ханжеский взгляд тетушки, встала и подошла к Якову Платоновичу. Она взяла шубку и накинула ее на плечи. Штольман заботливым жестом поправил невесте воротник, что конечно же не укрылось от наблюдательниц. Они вышли за дверь. Родственницы поглядывали на пару, стоящую на крыльце, через окно. Сестры пытались быть незаметными, но не тут-то было. - Ничего не бойтесь, Аня! Выговоритесь Увакову о той боли, что испытали за два года. Это даст необходимый накал искренности и произведет нужное впечатление на присутствующих. Я уверен, не может Уваков вас серьезно подозревать в убийстве. Все, что его интересует, это возможность узнать о вашем даре по заданию начальства и немного потрепать всем нервы, доказывая собственную значимость. На крыльцо выглянула вездесущая Олимпиада Тимофеевна. - Нюшенька, домой! Маменька волнуется. Всего вам доброго, Яков Платонович! - Всего доброго! - не стал спорить Штольман и поклонился ей. Яков, не обращая внимание на внимательный взгляд назойливой тетушки, поцеловал встревоженной Анне руку, но она даже не улыбнулась, только смотрела на него внимательными глазами-омутами. Барышня волновалась и это было объяснимо... Он ругал себя последними словами за произошедшее ночью. Добавил только переживаний дорогому человеку. И никак нельзя пока забрать ее из родительского дома. Приличий никто не отменял. *** Курносый шкафоподобный помощник Увакова лениво расположился у выхода из кабинета следователя, очевидно за тем, чтобы никто без санкции Ильи Петровича раньше времени не сбежал. Штольман стоял у окна, мрачно слушая показания матери и дочери Мироновых. Сохраняя внешнюю невозмутимость, он на деле весь обратился в слух и ужасно нервничал. Штольман понял, что разговаривать с почтенной матерью семейства Увакову было не особо интересно. Мария Тимофеевна не нарочно, но совершенно определенно своими показаниями ухудшала положение Анны. Одно только слово "свадьба" госпожа Миронова произнесла раз пять. Тетушка истово поддакивала. Анна удрученно молчала. Илья Петрович попугал госпожу Миронову для острастки и переключил внимание на Анну. Сразу стало ясно, что допрос маменьки был лишь для разогрева перед основными, самыми каверзными вопросами, несущими определенный подтекст. - Как вы познакомились с его сиятельством, Анна Викторовна? - Я не помню. Скорее всего, это произошло на одном из званных вечеров, куда мы с дядей выезжали каждую неделю, наверняка там нас и представили друг-другу. Но Кирилл Владимирович очень быстро оказался в нашем ближнем круге. Тогда мне казалось, что это произошло оттого, что его сиятельство - наш сосед и подружился с Петром Ивановичем. - Как быстро князь сделал вам предложение? - Через несколько недель. - Отчего же отказались? 10 из 10 барышень вашего круга ответили бы согласием! - Анна, не смей! - взвилась Мария Тимофеевна, явно не желавшая, чтобы дочь проговорила свое нелестное впечатление о князе. Анна неоднократно озвучивала это мнение дома. - Нюшенька, выбирай выражения! - поддакнула тетя Липа. - Молчать! - рявкнул Уваков. - Мне тогда было лишь восемнадцать, я вообще о замужестве не думала. Мне хотелось учиться, путешествовать, быть свободной! - торопливо пояснила Анна. - И поэтому вы решили водить за нос немолодого наивного его сиятельство! Пообещали, что выйдете за него замуж и всяческим образом коварно лгали и изворачивались. Месье Жан Лассаль подробно рассказал мне о ваших взаимоотношениях с князем. - Это кто это тут наговаривает на нашу девочку? - подбоченилась Олимпиада Тимофеевна. - Ну вот же, у меня есть письменные показания подручного князя Разумовского... Илья Петрович лихо выхватил нужный лист из кипы бумаг. "Неоднократно покупал цветы и конфеты, приглашал на ужин в особняк..." - Зачем поддерживали отношения, барышня, если замуж не собирались?! - Господин Уваков, я не хотела бы говорить при маме и тете. - Ну почему же. Говорите, как есть! Дуболом Увакова ухмыльнулся. Анна вздохнула, и набрав воздух, рассказала все, что Уваков хотел знать. - Он был неприятен и даже жесток. Я боялась его сиятельство! - закончила Анна. - И поэтому Вы убили его! - резюмировал Уваков. - Да вы с ума сошли, господин следователь! - возмутилась Олимпиада Тимофеевна. - Ну да, мотив был бы сомнителен, если бы не вот это. Илья Петрович жестом фокусника выудил еще один лист бумаги и зачитал фрагмент завещания Разумовского. Еще год назад князь внес в него изменения, и назначил своей невесте, барышне Мироновой, в случае своей кончины, прекрасное ежегодное содержание. - Но я не знала об этом и не могла знать! - возмутилась Анна. - Вы были его любовницей? Штольман сжал кулаки от такой наглости, хотя, к сожалению, вопрос от пошловатого Увакова был ожидаем. - Нет, конечно! - Тогда я не могу взять в толк, за что такая честь, назначать вам содержание. Штольман с ужасом смотрел, как покраснела и напряглась Анна. Уваков хладнокровно загонял допрашиваемую в угол. - Но позвольте, это смешно! Любой медицинский осмотр подтвердит невинность моей дочери! Хотя я надеюсь, что до этого не дойдет! - возмущенно сказала Мария Тимофеевна. Илья Петрович с интересом посмотрел на барышню Миронову, подняв брови. Штольман разозлился до такой степени, что хотел немедленно, под любым предлогом прервать допрос, чтобы успокоить пунцовую от смущения и негодования невесту. - Оставим пока столь щепетильный вопрос. Меня интересует другое... ммм... спиритические сеансы. Господин Лассаль дал показания, что духов вы с князем вызывали достаточно часто. Зачем? - Его сиятельство увлекался спиритизмом. Это очень модно в столице. Мне было все равно, как отбывать свою повинность, будь то это игра карты или вызов духа. - А духи к вам по-настоящему приходят, позвольте поинтересоваться? - Многие просто считают, что это игра моего больного воображения. Признаться, иногда я тоже так считаю. - Господин следователь, ну и что, что наша Нюшенька фантазирует с детства, но нельзя же девочку за игры в спиритизм в тюрьму! Полноте, пол-России так вечера проводит. - Месье Жан посоветовал для демонстрации ваших возможностей вызвать дух покойного отца Кирилла Владимировича. Можете это устроить? - Прямо здесь?! - возмутилась Анна. - Ну, а почему бы и нет? Или вы хотите на другие темы побеседовать? - Мне нужна какая-нибудь ваша вещь! - сглотнув, мрачно сказала Анна. Уваков восхищенно снял запонку и протянул барышне. - Дайте руку. Анна сердилась за то, что ее в очередной раз вынуждают вызывать духов. Лучше бы этот дар и вправду пропал, но нет же! Илья Петрович ухмыльнулся, но руку все же дал, не без удовольствия пожав тоненькие пальчики барышни. - Дух Владимира Александровича Разумовского, приди! Дух Владимира Александровича, приди повторяла девушка. Все присутствующие, кто с напряжением, кто с интересом стали ждать продолжения импровизированного сеанса. Мария Тимофеевна сидела ни жива ни мертва. Минута, другая, ничего не происходило. Анна сидела, закрыв глаза. - Так не интересно! - усмехнулся Уваков, но тут же пожалел об этом. Вдруг Анна изменилась в лице и вцепилась жандарму в руки, оставив длинные, кровоточащие царапины. Дуболом кинулся было на помощь начальнику, но Липа невинно выставила тросточку, которой иногда пользовалась при ходьбе, и молодой человек рухнул на пол. Анна начала немотивированно смеяться, да так зловеще, что Илья Петрович от страха забыл про свои свежие царапины. Штольман узнал этот смех. Сейчас за Анну на допросе выступал приглашенный дух. Прическа барышни растрепалась, а взгляд стал и вовсе безумным. Анна все смеялась и смеялась. Неожиданно барышня вновь потеряла сознание. Опять. Второй раз за сутки. Дух Разумовского словно высасывал из нее все силы. Помощник Увакова встал как можно дальше от допрашиваемой. Он помнил рассказ доктора Милца о том, что безумием можно заразиться, и с ужасом обдумывал, как быстро у него могут проявиться симптомы. - Илья Петрович, как лицо, осуществляющее надзор за соблюдением законности в вверенном мне полицейском управлении, я требую прервать допрос свидетельницы. Анне Викторовне нехорошо, это очевидно! - категорично заявил Штольман. Мария Тимофеевна и ее сестра вмиг увели растерянную и бледную Анну в кабинет полицеймейстера. Штольман налил воды и озабоченно присел рядом с барышней. Все, больше никаких допросов! О чем он думал? А еще обещал защитить ее. - Это какой-то непрекращающийся кошмар. Анечка, доченька, приди в себя! Мне все равно, что ты натворила, я не буду любить тебя меньше! - причитала Мария Тимофеевна, роняя слезы. - Мария Тимофеевна позвольте сказать вам, что ничего ваша дочь не натворила. Вы - самый близкий Анне человек и сомневаетесь в ее честности! - Позвольте, господин Штольман, мне самой решать, как и что говорить дочери! - Не слишком ли вы сократили дистанцию с Нюшенькой? - покачала головой Олимпиада Тимофеевна. - Семья ясно же выразилась, никакой дружбы без благословения Виктора Ивановича, а посему попрошу... - Мама, не ругайтесь пожалуйста с Яковом Платоновичем! - вдруг абсолютно ясно сказала Анна, окончательно придя в себя. Она с удовольствием выпила стакан воды. - Анна Викторовна, вам лучше поехать сейчас домой. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли. - Я поеду, но вы же помните про сегодняшнюю встречу? Вы будете осторожны? - не реагируя на протест, готовый сорваться с губ родственниц, спросила Анна. Вопреки жарко натопленному помещению она мелко дрожала. У барышни даже губы посинели. - Конечно, я буду осторожен. Я навещу вас вечером. Якову так хотелось снять с себя сюртук, запахнуть его на любимой посильнее и как можно крепче ее, родную, прижать к себе. - Нюша, детка, едем домой! Тем более твой... хм... господин Штольман любезно позволил воспользоваться полицейской пролеткой... Яков подождал, пока Уваков останется один. Когда охранник Ильи Петровича в очередной раз отправился в уборную, Штольман ворвался в следственный отдел и схватил бывшего коллегу за грудки. Новый форменный мундир Увакова затрещал. У Якова тут же натянулись швы, заболела рана, но он едва ли обратил на это внимание. Илье Петровичу досталось несколько чувствительных оплеух. У командированного в Затонск жандарма тут же пошла носом кровь. Слабые сосуды. Уваков съежился. По молодости ему неоднократно доставалось от Штольмана по разным поводам. Яков перехватил противника поудобнее, схватил его сзади за воротник и приложил лицом в стол. Он уже не бил Увакова, а лишь зафиксировал. - Это тебе за Анну. Увижу или услышу еще раз что-то скабрёзное, или просто любой, я подчеркиваю, любой негатив, я просто убью тебя, и твой дуболом не поможет. Ничему тебя жизнь не учит. Ты меня понял? Илья Петрович быстро кивнул. Штольман вышел, не оглядываясь. - Совет да любовь, Штольман! - издевательски, но бессильно рассмеялся Уваков. *** Нина пришла на встречу в ресторан в вызывающе-роскошном платье цвета бордо. Красивая прическа, слишком вычурные для этого времени суток украшения. Ее царственная манера держаться вызывала крайнее почтение у присутствующих. Официант не просто кланялся, а бил поклоны чуть ли не в пол, а вино и закуски подал трясущимися от напряжения руками. Штольман поморщился. Костяшки руки у него побаливали, хотя он и бить особо Увакова не хотел, только напугать. После отвратительного по своей мерзости и циничности допроса Анны настроение было прескверным. Одна только мысль, что его невеста сейчас в опасности благодаря, в том числе, шайке беспринципных английских шпионов, отворачивала его от любого позитивного диалога с Нежинской. Нина протянула руку для поцелуя, но Яков лишь коснулся ее пальцев рукой. - Якоб, и давно ты стал таким мужланом? - идеальные брови Нежинской приподнялись в удивлении. - Не ожидал от вас такой гнусности. Давно убийствами помышляете, Нина Аркадьевна? - Откуда ты... - Кухарку Разумовского объявили в розыск. Как найдем, так сразу допросим. Не сомневаюсь, что она укажет на вас. - Якоб, я спрошу тебя последний раз: зачем тебе это все? Куда ты лезешь? Это совершенно не твой уровень. И даже не мой. Решение принимали люди на самом верху. Будешь настаивать на своем расследовании, тебя попросту уничтожат. - Я не могу и не желаю смотреть на преступления, творящиеся у меня под носом и молчать. - С кем я спорю! Ты всегда был безнадежным идеалистом, Штольман! Этот идеализм тебя и погубит. Прошу тебя, бросай все и уезжай со мной в Петербург, там ты будешь в безопасности. Я все исправлю. Твоя карьера вновь пойдет на взлет, и я даже прощу тебе эту интрижку с Мироновой. Я так люблю тебя и всегда любила! - Все было так очевидно, что даже до такого как я, со временем дошло, что же вы на самом деле любите, извините за прямоту. - И что же? - Статус, деньги, ощущение куража от опасности. - Ты точно такой же, Штольман! - убежденно сказала Нина и взяла его за руку. Яков руки не отнял. Он просто тянул время, пытаясь понять, что задумала Нежинская. - Ты о князе до сих пор переживаешь? Это просто работа, краткосрочная, эпизодическая, неприятная и, обещаю, такого больше не повторится. - Простите, но нет. Все давно умерло. А даже если бы это было не так, как вы могли подумать, что я смогу терпеть рядом с собой женщину, занимающуюся столь неоднозначным ремеслом? Ни за что. - То есть ты ни разу людей на службе не убивал? Я знаю, что было, и не один раз. Поставь себя на мое место! Мне приказали избавиться от Разумовского очень высокопоставленные люди. У меня и выбора особого не было. - Мотив? - Старик со своей Мироновой просто выжил из ума. Его одержимость и предвзятость стала проблемой для общего дела. Он стал много ошибаться. - Это должно закончиться, Нина. Я не позволю тебе, совершив преступление, спокойно уехать. - Ты ничего не докажешь. И, Якоб, ты не отправишь в тюрьму женщину, с которой ты был близок и делил одну постель. Ты только подумай, что могут сделать со мной в тюрьме! Нина испытывающе посмотрела на бывшего любовника, словно пытаясь понять, бравирует ли Яков, или ему и правда все равно на ее благополучие. То, что увидела она в глубине его глаз, ей не понравилось. То был Штольман-охотник, циничный и хладнокровный. Яков отвернулся, осознанно дав Нежинской решиться на покушение. Нина не подвела. Боковым зрением Штольман увидел движение женской руки над своим бокалом. Мгновение, и он схватил ее холеную руку с острыми ухоженными ноготками, отбирая миниатюрный флакон с ядом. К ним по сигналу Штольмана сразу подошли несколько агентов, обступив фрейлину со всех сторон. - Вы задержаны, госпожа Нежинская! - сурово сказал Коробейников. Нина горько усмехнулась, о чем-то быстро раздумывая и... быстро сделала огромный глоток из бокала Якова. - Нина, зачем?! - ужаснулся Штольман, отбирая у нее бокал. Впрочем, дело было уже сделано. Бывшая любовница пожала плечами, победно улыбаясь. - Зато Штольман, ты всегда будешь знать, что напрямую виноват в моей смерти! - гордо бравировала она. - В больницу ее, скорее! Доктор может успеть промыть желудок. Коробейников! - Да, Яков Платонович. - Отвезти Нину Аркадьевну в больницу и выставить пост охраны у палаты! Нина довольно бодро прошествовала мимо бывшего возлюбленного с гордо поднятой головой. Она всем видом показывала, что за свое благополучие еще поборется - только не здесь, не сейчас, и не с этими людьми. А, может, и не на этом свете. Изъятый пузырек Штольман бережно завернул в платок и убрал в карман. Хорошо, что сцену с отравлением видело множество свидетелей, меньше вопросов будет у начальства. Несмотря ни на что Якову было очень жалко Нину. Более того, он чувствовал себя виноватым перед ней, что не предусмотрел и позволил случиться тому, что случилось. Он поехал в больницу следом. После выполнения доктором необходимых манипуляций нужно было во что бы то ни стало допросить Нину. Совсем скоро в Затонск должен был приехать Варфоломеев и лично заслушать результаты расследования. Докладывать будет и Уваков, и сам Штольман. Как там Анечка? Яков не знал, он лишь вздохнул и занялся насущными делами, которых было невпроворот. Оставалось только надеяться, что о его невесте позаботятся неутомимые родственницы. Еще в участке Анне сделалось нехорошо. Дома барышню все еще колотило, и она никак не могла согреться. Ей было так холодно, что от этого холода болело все: руки, ноги. Голова и тело нет, не горели, они были холодны, как лед. Точно самый тяжелый камень придавил ее. "Могильная плита" - отчего-то пронеслось в ее измученной голове. - Анечка, сердечко мое, что с тобой сделали? За что тебе это все? - плакала мама. В устланную теплыми перинами постель Липа без устали носила стеклянные бутыли, наполненные горячей водой, чтобы хоть немного согреть девочку. Но все было бесполезно. Анна уснула тяжелым беспробудным сном и с каждым часом слабела все сильнее. - Откровенно говоря, Яков Платонович, я не вижу у госпожи Нежинской никаких признаков отравления. Желудок мы ей промыли. Не ожидал услышать столько бранных слов от благородной дамы! Сейчас у нее пульс умеренный, температура в норме, нервная система в порядке. Если госпожа Нежинская и приняла яд, то либо чрезвычайно длительного действия, либо у нее изначально есть противоядие. На данный момент пациентка очень утомилась от медицинских процедур, чрезмерного употребления бранных слов и крепко спит. Завтра вы вполне можете забрать ее в участок. Нарушений здоровья и самочувствия мною не зафиксировано. - Можно посмотреть на Нину Аркадьевну, Александр Францевич? - Разумеется, я полчаса как от нее. К Нине Аркадьевне приставлена сиделка. Яков шел по больничному коридору и ловил себя на мысли, что предчувствует скорую беду. У него очень сильно колотилось сердце. Происходило что-то очень нехорошее. - Братец, ты почему спишь? - возмутился Штольман, увидев повесившего голову городового. Подчиненный не ответил. Подойдя поближе, Штольман увидел, что мужчина задушен. На шее виднелась характерная странгуляционная борозда. Не медля ни секунды, Яков бросился в палату, где нашел еще одно тело - сестры милосердия и пустую кровать. Маленькое зеркало, висевшее над рукомойником, со звоном лопнуло, предвещая новые беды. Он упустил Нину, а значит утренняя сделка с духом оказалась расторгнута. Анна! "Платить по счетам будете не только вы, но и ваша невеста". Нужно было немедленно справиться о здоровье Анны. В особняке Мироновых царила паника. Яков сидел за столом и напряженно думал, что делать. Петр Иванович мерил шагами комнату. Анну осмотрел доктор Милц и сделал ей несколько инъекций, впрочем, не имевших особого успеха. После введения камфоры пульс было ускорился, но вскоре вновь стал еле ощутим. В комнате барышни зеркало тоже оказалось разбито. - Яков Платонович, что произошло ночью и утром? - напряженно спросил Миронов. - К нам приходил старик Разумовский и предложил в некотором роде сделку. Я имел неосторожность согласиться. - Это чрезвычайно зловредный дух. Он никогда не будет добр к живому существу. Я боюсь, он вошел в тело Анны и выкачивает из нее все силы. Я могу попробовать ритуал... - Вы уже напредлагались ритуалов, Петр Иванович! Будем экспериментировать в такой момент? - Я думаю, дух Разумовского может задобрить жертва... - Сегодня помощник Нежинской убил двух человек. Не слишком ли много и без этого жертв? - Жертва должна носить добровольный характер. В гостиную вбежала Мария Тимофеевна. Она ездила в город. Узнав от доктора Милца неутешительные новости касательно состояния дочери, госпожа Миронова бросилась советоваться со знакомым батюшкой. - Господа, я знаю, что делать. Отец Афанасий завтра с утра привезет священника, которому высочайшим повелением Владыки дозволено совершать обряды экзорцизма. Раз Анне стало плохо на спиритическом сеансе, значит ее тело захватил злой дух. Батюшка тоже так считает. - А как происходит обряд? - задумался Миронов. - Священнику лучше знать. Отец Афанасий сказал, что над Анной давно нужно было провести этот обряд. Я уже купила все необходимое и приготовила. - Что приготовили? - надломленным от волнения голосом спросил Штольман. - Сорочку, медный таз для воды, веревку, розги... - Что?! - возмутился Яков. - Вы с ума сошли, госпожа Миронова? - Ну вы уж, Мария Тимофеевна, совсем! - боязливо протянул Петр Иванович. - Господин Штольман, я - мать, которая в любой момент может потерять свое единственное дитя, и не вам меня судить! И вообще, вы забываетесь. Ваша сфера влияния распространяется лишь на расследование преступлений. В сватовстве вам отказали, а посему прошу покинуть мой дом! Решать судьбу Анны будет семья, а ее семья - это прежде всего я, Олимпиада Тимофеевна, ну и в отсутствии моего мужа, Петр Иванович. Штольман неверяще посмотрел Марию Тимофеевну, но она была непреклонна. - Петр Иванович, вы тоже можете уйти, коли не согласны! - угрожающе предложила госпожа Миронова. - Я останусь, если вы позволите. Я не могу уйти в такой критический для племянницы момент. Якову Платоновичу ничего не оставалось, как покинуть особняк. Но это совершенно не значило, что он сдался. В иллюзорной комнате было темно. Аня забилась в угол и оттуда зло смотрела на отца и сына Разумовских, не позволяющих ей выйти. Впрочем, эта комната не имела ни окон, ни дверей. Кирилл Владимирович по-прежнему был в образе молодого, лет 15ти, эгоистичного и трусливого мальчишки. - Наша будешь! - злорадно говорил подросток, выглядывая из-за духа-отца. - Будешь у нас на посылках. - Не буду я никогда вашей! - гневно перечила Анна. - Будешь, девочка! - вмешался Разумовский-старший. - Тело твое скоро умрет, а дух останется в этой комнате. Отсюда нет выхода. Это - твоя тюрьма. - Еще и Штольмана на этот свет с собой прихватим! - продолжал упиваться скорой победой мальчишка. - Он не пойдет сюда. Яков Платонович умный, умеющий рассуждать человек. - Вот здесь ты не права. Как всегда, сплошная наивность. Осталось только подождать, чтобы полицейский отчаялся, и пообещал мне свою жизнь в обмен на твою. Я уже подкинул в голову твоего безумного дядюшки эту мысль. Откуда ему и Штольману знать, что договоры с сущностью - это всегда односторонняя сделка? Отдать, пообещав, человек может, а вот забрать - нет. В сознании Анны вдруг мелькнула идея. - Но я-то вам ничего не обещала! Следовательно, вы надо мной не властны! - Что?! - изумился Разумовский-старший. Он не видел, что за их спинами появилась сияющая дверь. - Я живая, вы мертвые. Мне здесь не место! Я ухожу к живым! А вы - прочь с дороги! Молодой Разумовский исчез сразу, а старший преградил дорогу, но он сильно побледнел. Анна почувствовала, что сможет уйти. Она больше не отдавала все силы духу. И вдруг она услышала родной голос Якова: - Разумовский, ты здесь? Ты слышишь меня? Дух старого князя победно захохотал. Яков вернулся в спальню возлюбленной как обычно, через окно в коридоре. От слишком активных физических упражнений ранение болело так, словно в тело выстрелили еще раз. Он пробрался в комнату к невесте и с волнением оглядел девушку. Анна лежала в постели бледная и напоминала всем свои видом мертвую царевну. Холодна, недвижима и все так же прекрасна. Вокруг кровати стояли свечи. Кто бы за Анной не присматривал, они должны были вернуться с минуты на минуту. Он виноват. Все время повышал ставки, играя на обострение. С его приездом в Затонск пружина событий вокруг Анны стала сжиматься, неприятности накрывали ее одна за одной. Он обещал ей защиту, обещал ей отдать свою жизнь, если потребуется. Яков вгляделся в родное лицо и сказал: - Разумовский, ты здесь? Ты слышишь меня? Он приготовился сказать, что отдает свою жизнь взамен на жизнь Анны. Без раздумий. Почему бы, собственно, и и нет? Он свое пожил, а его возлюбленная так молода. - Нет, Яша! - закричала Анна. Конечно, любимый ее не услышал. Но и Разумовскому не хватало сил более удерживать свою пленницу. Дух почти растаял. Анна вскочила на ноги и быстро шагнула в сияющую дверь. - Разумовский, ты здесь? Ты слышишь меня? - спросил Яков. - Даже не вздумай, Яша! - сказала Анна, резко открыв глаза. Штольман в изумлении замолчал, а потом прижал девушку к себе. У Анны от облегчения выступили слезы. - Не смей больше ничего ему обещать! - затрясла она возлюбленного. - Этого духа нельзя звать, нельзя с ним разговаривать! Я еле вырвалась! - Ну все, все, тише маленькая! - погладил Яков ее по спине. - Очнулась, Нюрочка, очнулась барышня моя! - запричитала вошедшая в комнату Прасковья. Мария Тимофеевна еще вчера вернула служанку из ссылки. Дел на Царицынской было невпроворот. Яков любовался порозовевшей вмиг Анной, целуя ей руку. - Сейчас я, деточка, бульончика тебе куриного принесу. Не ела же с утра, жаль моя! Когда Анна узнала от служанки, что мама пригласила на утро профессионального экзорциста, она всплеснула руками. - Нет, я не могу поверить, что мама на такое способна! Веревка, таз, рубашка и розги? Об этом ей тут же поведала причитавшая Прасковья. Нажаловалась. Сама Мария Тимофеевна после таких переживаний приняла лауданум и спала очень крепко. - Маменька твоя просто много пережила за последние дни, расстроилась. Ты была на грани смерти. Я бы не позволил проводить с тобой подобные эксперименты. - Это как же? - Украл бы! - грустно усмехнулся Яков. Аня наконец обратила внимание на его пропитавшуюся сукровицей одежду. - Мы немедленно уезжаем отсюда, Яков! - Куда? В деревню? В тайгу? - поднял брови ее жених, все еще способный на иронию. - В больницу. Тебе нужна помощь. Александр Францевич нас не выдаст. Невозможно спокойно смотреть на твою рану. Штольман поцеловал макушку невесты. - Тебя, конечно, потеряют. Мария Тимофеевна будет рвать и метать. - Я не могу более оставаться под одной крышей с мамой. Не знаю, куда, но я ухожу. - Как это, не знаю, куда?! - Яков опять поцеловал затылок любимой. - Тебе тоже неплохо остаться на несколько дней под наблюдением доктора. Потом я что-нибудь придумаю. Доктор Милц с нескрываемым удивлением узрел на пороге своего кабинета пару влюбленных, бледного Якова Платоновича, не менее бледную барышню Миронову. Вопреки всему глаза барышни и сыщика сияли любовью. Обосновавшиеся в больнице полицейские агенты все еще оформляли недавнее двойное убийство. Что же творится на этом свете?! - Анна Викторовна, голубушка, немедленно в постель! - Яков Платонович, у меня руки опускаются, сколько я могу вас штопать, это безобразие! Доктор всплеснул руками и распорядился отправить вновь поступивших по палатам.