Логика чувств

Безупречно одетая и причесанная Мария Тимофеевна сидела за столом и нервно крутила в руках серебряную чайную ложечку. Ее добрый и понимающий муж Витя явно был не в себе. После побега Анечки из дома супруг сначала замолчал почти на сутки, ездил в полицию, яростно опрашивал слуг, а после разразился гневными обвинениями в адрес.... нее, своей жены! - Я не совсем понимаю, Витя, в чем ты меня обвиняешь? - дрожащим голосом спросила Мария Тимофеевна. - Что, это из-за меня наша дочь уехала?! Из-за меня?! Да вся моя жизнь крутилась и крутится вокруг Анны! Завтраки, ужины, красивые платья, проследить, чтобы локоны накрутили перед сном... - О душе, Маша, тоже стоит иногда думать, а не только о внешней обертке! - рвал и метал Виктор Иванович. - Мы в церковь еженедельно с Аннушкой ходили, она все молитвы знает, и батюшка ее хвалил за прилежание! - Два года, Маша! Два года! Как можно было не заметить, что твоя единственная дочь подавлена и у нее большие трудности? - Она не была подавлена! Анна в участок бегала к Коробейникову, с Петром Ивановичем на спиритические сеансы ходила по субботам, на велосипеде своем ужасном каталась! Улыбалась! Все было, как всегда. - Тем не менее, Маша, наша Аня долгие месяцы планировала побег. Заметь, планировала его как крайнюю меру, чтобы ты не выдала ее замуж за Разумовского. Ты что же, не замечала, что князь ей отвратителен? - Но я думала, что это - блестящая партия. Породнится со столь родовитым семейством было бы честью для любой барышни. Князю бы никто, ни одно семейство не посмело отказать. Какая мать не хочет счастья для своего ребенка? - Он шантажировал ее, Маша! Хладнокровно уверил, что Анна совершила тяжкое преступление. Этот негодяй целый спектакль перед ней разыграл! Заставил ее и Петра выплачивать несуществующий долг. Моего брата он просто разорил! Уму непостижимо, что дочь даже не поделилась этими фактами с нами. Анна нам не доверяла! - Но откуда, Витя, мне было знать, что Кирилл Владимирович может зайти так далеко? Он выглядит очень вежливым и внимательным благородным господином. Его Сиятельство уверял, что любит Аннушку и сделает все возможное для ее счастья. Я поверила ему. Сам посуди, как можно не любить Аннушку и не восхищаться нашей девочкой? - Даже я, со своей занятостью, заметил, что Анна не в восторге от общения с князем. Их возмутительные посиделки до утра для меня стали открытием. Ты покрывала это странное общение. Зачем? - Я просто хотела, чтобы у них все сладилось. Думала, Анна вот-вот уступит предложению его сиятельства. Он был так настойчив... - Ну, разумеется! Дочь в горячке лежит каждое воскресенье, а ты свадебные журналы листаешь! Ты знаешь, сейчас мне кажется, что это ты хотела выйти замуж за Разумовского, вот и заставляла Анну. - Я? Да как ты смеешь мне, своей венчанной жене говорить мне такие гадости?! - Именно ты! Ведь я неоднократно уличал тебя в особенной симпатии к его светлости. Ты с него глаз не сводила! Мария Тимофеевна густо покраснела и цветом лица напомнила мужу спелый помидор. На крики в гостиной из кухни, шаркая, вышла Прасковья, и Мария Тимофеевна усилием воли перевела взгляд на служанку. - Голубушка, сходи-ка на базар. Пусть Тихон поможет тебе донести покупки. - Так давеча были там, барыня! - удивилась старушка. На самом деле Прасковья хотела быть в курсе происходящего в доме. - А ты еще сходи. Вот деньги. Мария Тимофеевна с шумом открыла буфет и довольно нервно вытащила из ящичка ассигнации. Как только дверь за Прасковьей закрылась, супруги продолжили выяснять отношения с новой силой. — Значит, это я хочу выйти замуж за князя?! - угрожающе зашипела Мария Тимофеевна. - Именно вы, и ранее хотели тоже, сударыня! Думаете я не вижу, какими глазами вы на него смотрели?! - Это какими же? - Влюбленными, Маша! Мария Тимофеевна сощурилась. Это обвинение она так просто мужу не спустит. - Это такими глазами, какими ты на нашу соседку Елагину смотришь?! Может быть, именно поэтому ты сам упустил из виду единственную дочь и сыплешь сейчас в мой адрес нелепыми обвинениями? Виктор Иванович молча открывал рот. Он опешил. Какая ревнивая и наблюдательная у него, оказывается, жена. Он и вправду обращал внимание на вдову друга, но никогда не давал повода усомниться в своей верности. А Маша все видела и держала в себе... Адвокат вздохнул. Аннушке нужна помощь, а они нашли самое неподходящее время для семейной склоки и всласть ругаются. Все шло наперекосяк. Петра выпустили из полицейского участка и он, узнав, что его любимая Анна сбежала из дома, поступил еще странней. Вместо того, чтобы вернуться к семье брата и поддержать их всех, он молча заселился в гостиницу и на Царицынскую носа не показывал. Через полчаса к нахохлившимся супругам вернулась служанка. - Барыня, беда! - закричала Прасковья с порога. - Ох, какой позор! Что ж теперь с нами будет! На ней лица не было. Старушка трясла свежим номером "Затонского телеграфа". - В городе все судачат, а на базаре разве что пальцем на меня не показывали! - схватилась за голову старушка. - Что случилось? - прижала руки к лицу Мария Тимофеевна. - Тут пишут про Анюту... Я не все поняла, но все плохо пишут про барышню нашу, совсем плохо. Мошенники говорят, мы, и дочь такая же! Виктор Иванович быстро отнял газету из трясущихся рук служанки и начал читать. От злости строчки плыли перед глазами. Анна Миронова, князь, расписка, приданое, унижение и обман человека из высшего общества, отчаяние честного отвергнутого жениха, черствость адвоката Миронова... По мере прочтения статьи Виктору Ивановичу стало плохо с сердцем. *** Анна ехала в пролетке и ловила на себе насмешливые, удивленные и любопытные взгляды окружающих. Сегодня она определенно была в центре внимания. До сегодняшнего дня ее, конечно, замечали, но чтоб настолько?! Несколько барышень из старшего класса гимназии возмущенно посмотрели на нее и фыркнули, отвернув носики, даже не поздоровались. Девушки оживленно судачили между собой, иногда все же бросая на Анну насмешливые, чуть завистливые взгляды. Анна обиженно отвернулась. А ведь она нескольких из них к экзаменам готовила! Что же случилось? Неужели родители, из-за ее побега, подняли на уши весь город, и поэтому все так взбудоражены? На повороте ей приветливо помахал господин журналист и попросил остановиться. Анна кивнула, велев извозчику остановить пролетку. - Здравствуйте, Алексей Егорович! - Здравствуйте прекрасная и загадочнейшая Анна Викторовна! Как вы поживаете? - Спасибо, хорошо. У вас ко мне дело? - Большое, просто наиогромнейшее дело первостатейной важности! - журналист сложил пухленькие пальчики на груди и выжидательно смотрел на барышню. - Я вас слушаю! - наивно сказала Анна. - Хотел поинтересоваться, будете ли вы публиковать ответ его сиятельству князю Разумовскому в "Затонском телеграфе"? - Я... - нахмурилась барышня. Аня никак не могла взять в толк, что происходит. К счастью, ей на выручку неожиданно пришел дядя. Петр Иванович Миронов уже ознакомился со скандальным содержанием статьи и спешил на Царицынскую, держать, так сказать, семейный совет. Тут он увидел возмутительную картину: мерзкий падальщик Рябушинский наседал на его растерянную племянницу, очевидно стремясь заполучить жаренных фактов побольше. Миронов стремглав подбежал к пролетке и схватил журналиста за шиворот. - А ну-ка, вон отсюда, негодяй! Чтобы я вас, сударь, больше рядом с племянницей не видел. - Дядя! - удивилась и обрадовалась Аннушка. Рябушинский недовольно поправил ворот пальто и фыркнул. Он хотел предложить разумный, просто великолепный ход для спасения репутации семьи Мироновых, а с ним вот так! Но что поделать, издержки профессии. Он обязательно поговорит с барышней позже... - Дитя мое, едем к твоим родителям, нам всем нужно поговорить! - вздохнул Петр Иванович и сел в пролетку к племяннице. Адвокат Миронов держал в руках утренний номер газеты и не верил своим глазам. Передовицу украшал огромный скандальный заголовок: "Ни стыда, ни совести: семья адвоката Миронова коварно обманула князя Разумовского." В разгромной статье приводилась версия князя о причинах его конфликта с семейством затонского адвоката. Разумовский рассказывал, как он познакомился с юной Анной за границей. Якобы долгие месяцы он ухаживал за ней, барышня почти сразу дала согласие на брак. После этого князь ссудил ей огромные средства на обзаведение приданым. Теперь же Анна Викторовна брака избегает и более того, проявляет благосклонность к другим кавалерам. В статье Анну прямо гулящей не называли, но откровенно намекали на это. - Видишь ли, дорогая, - вздохнул отец после приветствий и признаний дочери. - Вынужден признать, что твой отъезд в деревню - это неплохая идея. Я боюсь за тебя. В городе может начаться самая настоящая травля. Разумовский совсем пошел вразнос. - Но одной жить нельзя! - вздернула нос Мария Тимофеевна. - теперь, после таких обвинений, мы не можем позволить себе такие вольности. Ты должна быть безупречна. - Я с горничной живу, мама! - сердито отозвалась Аннушка. - С деревенской девкой, ничего не смыслящей в правилах приличия. Не спорь, с тобой поедет Прасковья! - безапелляционным тоном заявила Мария Тимофеевна. - А я буду приезжать и смотреть, как у тебя все устроено. Анна подняла на маму возмущенный взгляд, но промолчала. - Эта разлука ненадолго, дочь! Я выясню отношения с его светлостью и верну нашей семье честное имя! Это дуэль, однозначно дуэль, - вздохнул отец. Петр Иванович беспокойно посмотрел на брата. - Виктор, может быть, это сделаю я? - Нет, я. Оскорбили мою семью и обидели мою дочь. Я потеряю лицо и более того, сам не буду себя уважать, если не потребую сатисфакции. - Но Виктор, поединок, чем бы он не закончился, будет иметь весьма серьезные для тебя последствия. Если ты убьёшь Разумовского, тебя будут судить. - Значит, будут! - решительно кивнул адвокат. - Зато честь дочери и честь супруги будет отомщена. Мария Тимофеевна тихо заплакала. Анна с ужасом смотрела на отца. Она вовсе не хотела, чтобы из-за нее отец оказался на каторге или того хуже, смертельно ранен. Или... убит. - Папа, не делайте этого. Не стреляйтесь с его сиятельством. Я пойду замуж за Кирилла Владимировича, если необходимо, только не нужно дуэли. - Никаких замуж за этого негодяя! Ты просто мучительно погибнешь с ним. Все будет хорошо, мои дорогие. Я иду писать письмо для князя Разумовского. Анна, дай Прасковье время собраться и немедленно уезжайте, пожалуйста. В деревне вам будет спокойнее и безопаснее. Проучить Разумовского - мой отцовский долг. Аня всхлипнула. - Я не допущу дуэли, папа! Я костьми лягу, но не позволю тебе погибнуть. - Анюта, девочка моя, пойми, милая, здесь должны разобраться мужчины. Это дело чести. Я запрещаю тебе вмешиваться и если мое отцовское слово для тебя что-то значит, то ты послушаешь меня и уедешь. На время. *** Из сна Штольмана выдернул голос городового, дежурившего в коридоре больницы: - Нельзя к господину начальнику полиции. Ранен он! Вам, госпожа Филиппова, в участок надобно. - Я никак не могу в участок. Мне нужен сам господин полицмейстер. - Евграшин! Пропусти! - хрипло сказал Штольман. - Он поморщился от слабости и сел в постели. Прибежавшая сестра милосердия подала ему стакан воды, и он с удовольствием осушил его. В больничную палату вплыла статная горожанка. Госпожа Филиппова была дорого и элегантно одета, на ней была шляпка, дополненная с густой вуалью. - Господин Штольман, простите, что беспокою вас. Дело не терпит промедления! Выслушайте меня, прошу вас! - Присядьте в кресло, - разрешил Штольман. Посетительница приподняла вуаль, и Яков Платонович увидел лицо, не лишенное следов былой красоты. На вид госпоже Филипповой было чуть за сорок. Женщина была возбуждена и испугана. Штольман подумал, что ему часто приходится исполнять роль исповедника, а его кабинет становится, эдакой избой-исповедальней. В этом отношении больничная палата не стала исключением. Вот и сегодняшняя посетительница пришла доверить сокровенную тайну. - Я пришла к вам, господин полицеймейстер, - сказала она с большим отчаянием в голосе, - по очень щепетильному и мучащему меня поводу! Но, ради Бога, все прошу оставить между нами. От этого зависит и моя женская честь, и доброе имя моего супруга и пятерых детей! - Сударыня, уверяю вас, вы можете говорить со мною с полной откровенностью. Поверьте, мне часто по долгу службы приходится выслушивать признания людей и, разумеется, все сказанное не идет далее полицейского управления. - Я вам верю, господин Штольман! Но мне так трудно говорить! Дама вынула из сумочки флакончик с английской солью и привычно принялась ее нюхать. Яков Платонович прикрыл глаза от поднявшегося раздражения и слабости. - Говорите, сударыня, я вас слушаю! Госпожа Филиппова, краснея и волнуясь, как провинившаяся гимназистка, принялась поспешно рассказывать. - Я - жена большого чиновника. Как мой супруг, так и я, мы оба пользуемся безукоризненной репутацией. Вот уже двадцать пять лет как я счастливо замужем и, конечно, всегда была исключительно честной и порядочной женой. Муж меня намного старше, но до недавнего времени это не мешало нам быть счастливыми. Штольман догадался, что далее в рассказе посетительницы развернется драма адюльтера и не ошибся. - Так продолжалось до случайной встречи с моим теперешним сердечным другом. Мы познакомились с Сашей несколько месяцев назад. Он молодой, начинающий пианист. Впервые я увидела его на одном из благотворительных вечеров, который сама же организовала. Саша - милый, воспитанный, талантливый! Он стал часто бывать у нас дома. Как случилось мое непростительное падение - не знаю. Я совсем потеряла голову и не смогла побороть себя. Госпожа Филиппова прижала платок к глазам, промокнула слезинки и остановилась на минуту. Штольману хотелось закатить глаза. Затем посетительница продолжила: - Мой пожилой супруг чрезвычайно ревнив, он всегда желает знать, как я провожу время и любит проводить вечера исключительно в моем обществе. Видеться нам с Сашенькой с глазу на глаз очень трудно. У него в меблирашках очень тесно, тем более, нас кто-нибудь может узнать. Дома прислуга, дети с гувернантками и няньками... Все это вместе взятое и заставило меня поддаться на его уговоры, решиться. Я как-то согласилась устроить наше свидание в маленькой гостинице "Комфорт». - Это опрометчиво, сударыня! - вздохнул Штольман. - Полгорода знает, что эта гостиница имеет специальную репутацию в Затонске. - Теперь я знаю! - покаянно закивала посетительница. Подъезжать к этому вертепу среди белого дня - значит неоправданно рисковать своим именем. - И что же ваш любовник? - хмуро спросил Штольман, привыкший называть все своими именами. - Саша безумно влюблен. Он так настаивал, так уверял, что у меня очень плотная вуаль. Я, конечно, под влиянием минуты, легкомысленно уступила. Все, как мне казалось, обошлось благополучно. Однако через неделю после этого злополучного свидания, я получила письмо, написанное на машинке, с приложением фотографии. Я взглянула на нее и чуть не лишилась чувств! Впрочем, вот, взгляните сами. Госпожа Филиппова, раздраженно порывшись в сумочке, извлекла оттуда письмо и фотографию. Штольман разглядывал весьма отчетливый снимок. На нем была вполне узнаваема и посетительница, и молодой человек, заходящие в гостиницу. Яков Платонович бегло прочел письмо: Г. Х! Я давно слежу за вашей богопротивной связью. Пятого дня мне удалось запечатлеть один из пикантнейших ее моментов. Даю вам три дня и предлагаю в будущий вторник явиться в парк, ровно в полдень, и положить в конверт 3000 р. под крайнюю правую скамейку. Положив конверт, замаскируйте его снегом. Я явлюсь за деньгами позже. Не вздумайте меня караулить. Положив конверт, лучше уходите немедленно. Я очень внимательно осмотрю местность, и если только замечу вас, то сочту такое поведение за отказ с вашей стороны. В этом случае фотографии, подобные прилагаемой, будут немедленно пересланы вашему мужу и его коллегам. Тоже самое будет в случае вашего обращения к полиции. " - Как считаете, каким образом удалось шантажисту сделать столь качественный снимок? - спросил Штольман - Не представляю себе. Вокруг нас с Сашей никого не было. Может быть, с противоположной стороны улицы спрятались? Мы с Сашей теряемся в догадках. Получив это страшное письмо, я, разумеется, страшно разволновалась и решила посоветоваться с ним. Саша был напуган не меньше моего. Я выразила было желание немедленно обратиться в полицию, но мой друг горячо запротестовал. - Интересно, почему? - поднял бровь Штольман. Он уже кое-что начал понимать в этом деле. С любовником явно было дело не чисто. - Саша просил, чтобы я не ходила в полицию. Он говорил, что это наша погибель. Мол, может и сцапают негодяя, он отсидит несколько месяцев, а затем выйдет из тюрьмы и непременно отомстит. Саша почти уговорил меня, и я обещала последовать его совету. - Почему же передумали, сударыня? - Поразмыслив на холодную голову, я вернулась к прежнему решению и решила все же обратиться в полицию, рассказать все как есть, и поступить согласно вашему совету. Ведь, господин полицмейстер, как же я могу быть уверенной в том, что, получив эти три тысячи, шантажист оставит меня в покое. - Вы совершенно правы, сударыня, никогда он вас не оставит! - Что же вы посоветуете мне? Немного подумав и поморщившись от слабости, Штольман сказал: - Мы вот что сделаем. В условленное время вы положите под скамейку объемистый конверт и в нем рублей на пятьдесят бумажек разного достоинства, крупные только не нужно добавлять. Номера билетов обязательно перепишите и доставьте в тот же день этот список в полицию. Лучше всего будет уличить и арестовать этого типа. - Хорошо, я согласна. А какое наказание его ждет? - Боюсь небольшое, но полиция способна хорошенько припугнуть негодяя и убедить его, что при малейшей попытке к новому злодеянию он будет немедленно арестован. А теперь простите, госпожа Филиппова, мне необходим отдых! - откинулся на подушку Яков Платонович. - Да-да! простите, всего доброго, господин полицеймейстер! Штольман простился с посетительницей и почти мгновенно погрузился в сон. Вечером того же дня Разумовский получил письмо от адвоката Миронова. Кирилл Владимирович откинулся на спинку рабочего стула и с мрачным удовлетворением вчитался в строки: Милостивый государь, вы - презренный подлец. Я редко встречаю в жизни подобных негодяев. Вы оскорбили доброе имя моей семьи, честь моей супруги и, особенно, единственной дочери. Моя жажда отмщения требует скорейшего удовлетворения. Прошу вас, как можно быстрее прислать секунданта для согласования времени и способа проведения поединка. Предлагаю стреляться на пистолетах с восьми шагов завтра на рассвете. Мой секундант - Миронов Петр Иванович ждет вас во всякое время. Миронов. Дочитав письмо, Разумовский победно улыбнулся. Он не просто уничтожит репутацию отца Анны, он с легкостью убьёт адвоката Миронова. Попасть с 8 шагов, как при наличии хорошо пристрелянного пистолета - пара пустяков. Кстати, надо пообещать взять на дуэль доктора и не сделать этого. Еще чего, адвокату не должны успеть оказать помощь. Но прежде дуэли нужно узнать, где находится девушка и доставить в ее особняк. После убийства Миронова существует немаленькая вероятность, что Анна сбежит и спрячется, а этого допустить никак нельзя. Ищи эту птичку потом по всей средней полосе России. Зря он пошел на поводу у барышни и дал ей столь серьезную отсрочку от брака! Все, довольно. Он убьёт адвоката Миронова и скомпрометирует совместным проживанием его дочь. Анне некуда будет больше деться, кроме как согласиться на выгодный во всех отношениях брак. Разумовский мимолетно представил барышню в шелковой сорочке и его бросило в жар. Ворот неожиданно показался ему очень узок, князь вздохнул и судорожно ослабил его. Сердце стучало в предчувствии скорой победы. Азарт бурлил в крови, и, если бы князь видел себя со стороны, он был бы удивлен, насколько сильно покраснело его лицо и лихорадочно заблестели глаза. Подошедший к хозяину Жан про себя отметил нездоровый вид его сиятельства, но вежливо и равнодушно промолчал. - Привези Миронову ко мне в особняк! - бросил ему князь. - А если девушка не захочет ехать? - уточнил Жан, заранее зная ответ. - Ее давно никто не спрашивает, чего она там хочет. Мне нужен медиум, и я заполучу ее редчайший дар во что бы то ни стало. Будет вырываться, разрешаю применить радикальные меры. Только, будь добр, по лицу не бей, мне на Анну Викторовну еще смотреть. Мое чувство прекрасного не должно пострадать никоим образом. - Когда приступить? - Чем раньше, тем лучше. - Как я давно убедился, барышня редко ходит с провожатыми. Исполнить приказ будет несложно. Штольман в больнице, я добью его чуть позже. - Сделай одолжение! - усмехнулся Разумовский. - Этот долг висит на тебе. Мария Тимофеевна сквозь слезы собирала дочку в дорогу. Привычный мир рушился на глазах. Она очень боялась за своего мужа, который вызвал на дуэль самого князя Разумовского. Госпожа Миронова понимала, что ее супруг не мог поступить иначе, но понимала и то, что после дуэли Витю, с большой вероятностью, ждал лазарет, тюрьма, погост или ссылка. Она не знала, что делать дальше и поэтому механически занималась домашней работой и давала наставления дочери. От его сиятельства приходил секундант, и они вместе с Витей и Петром Ивановичем уединялись в кабинете для беседы. Разговаривали менее получаса. Секундант князя вышел такой довольный, аж светился. Ей стало еще страшнее, показалось, что все идет так, как задумала сторона противника. Они в ловушке... В одном она была с мужем согласна - Аню следует спрятать подальше, и от людских глаз, и от притязаний его сиятельства. Бедная их девочка, как она натерпелась за два года и ни словом не обмолвилась. Такая всегда веселая ходила и только после посиделок с Петром Ивановичем у Разумовского возвращалась сердитая и усталая. В ящик с припасами Мария Тимофеевна складывала различную замороженную снедь - тефтельки, пельмени, и даже суп. Она все беспокоилась, что Анюта в деревне будет плохо питаться, поэтому уплотняла уже положенное и вновь добавляла какие-то запасы. В Молоковку поехали ближе к вечеру. Извозчик, Прасковья и сама Аня. На прощание Мария Тимофеевна перекрестила дочь, взяла с нее обещание не выезжать с деревни и вести себя благоразумно. - Только сообщи мне, мама, как будет что-то известно о дуэли. Я места себе не найду, пока не буду знать, как папа. - Обязательно сообщу, Анечка! - всхлипнула Мария Тимофеевна. За городом извозчик неожиданно остановил экипаж, и уставшая тревожиться барышня, убаюканная долгой дорогой, неожиданно проснулась. Дверь затряслась от резкого стука. Открывшую щеколду старую служанку грубо схватили за руки и просто выкинули в снег. - Прасковья! - закричала Анна, увидев, что старушка лежит и не шевелится. Барышня ужасно испугалась, что подручный Разумовского, а это был он, убил ее старую служанку. Жан сел рядом и быстро постучал по стенке экипажа, велев кучеру трогаться. - Что вы наделали! Она же там замерзнет! - забилась в истерике Анна. - Пожалуйста, я умоляю вас, давайте вернемся и заберем ее. - О себе лучше думайте, мадемуазель. А вашей горничной уже не поможешь, я сломал ей шею. Анна заплакала, а Лассаль равнодушно и ловко завязал ей рот. Это было необходимо. Их могли услышать случайные прохожие. На самом деле француз соврал, что он убил старушку. Впрочем, в живых ей осталось быть недолго - травма головы и мороз сделают свое черное, но крайне нужное дело. Зато барышня, услышав ужасную новость, вскоре впала в ступор и в этом состоянии была гораздо послушнее. *** Под утро не спалось. Выспался днем! Глядя на зимние сумерки, Яков Платонович вдруг понял, как соскучился по своей голубоглазой голубке. Он был влюблен в Анну, глупо отрицать очевидное. Редкая девушка. Бесстрашная, благородная и очень добрая. А еще она очень красива. Яков вспомнил улыбку барышни и сияющие глаза. У Анны особенная, естественная красота. Неожиданно для себя он представил мальчика, своего будущего сына с такими же голубыми глазами и широкой мальчишеской улыбкой. Штольман понял, что впервые за свои 39 лет хочет семью и ребенка. А может, и не одного ребенка, а детей.... от единственной, самой любимой женщины на свете. Он размечтался, как сделает Анне предложение и после ее согласия (а как может быть иначе?) попросит благословения на брак у Мироновых-старших. Вдруг в коридоре раздался шум. - Почему меня сразу не позвали? - возмущался доктор Милц. - Так больная бесплатная, брошенка, на глухой дороге нашли! Думали, до утра обождет! - оправдывалась сестра милосердия. - Тамара Ивановна, голубушка, вы поражаете меня своей черствостью! Доктор Милц вгляделся в лицо пациентки. - Господи Боже, я знаю эту женщину! Это служанка семьи адвоката Миронова! Тамара Ивановна, голубушка, помогите мне положить больную на каталку и хорошенько осмотреть. Должно быть, на нее напали с целью ограбления... Через мгновение Штольман был уже на ногах. Он нашарил тапочки и вышел в коридор. По пути у него закружилась голова от слабости, и он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Быстро убедившись, что больная - это действительно Прасковья, что служит у Мироновых, Штольман приказал городовому срочно оставить свой пост в больнице и бежать в особняк на Царицынской. На Прасковье было надето дорожное платье, следовало срочно выяснить, куда направлялась старушка, и в порядке ли Анна? Через час Штольман узнал крайне тревожащие его новости. Анна уехала с Прасковьей в деревню, Виктор Иванович вызвал Разумовского на дуэль и уже отбыл из дома вместе с секундантом. От таких вестей у Штольмана буквально дыбом встали волосы. Пот валил градом, повязка на груди намокла, но он не собирался ложиться обратно в постель. Анну нужно было срочно найти, а уже потом принимать меры к поиску дуэлянтов. Прибывший в больницу ранним утром заспанный Антон Андреевич ждал указаний. - Анна Викторовна пропала. Ваша задача - обыскать дом Разумовского сверху донизу. Заглянуть за каждую дверь. Девушка может быть связана. Также возможно, что она не сможет подать голос. - Но вдруг князь будет ужасно гневаться? Вдруг это не он украл Анну Викторовну? - смутился Антон. Следователь знал, что если они не найдут в особняке пропавшую барышню, то его за такие вольности обращения с родовитым подозреваемым сошлют в Сибирь. Штольмана, быть может, пожалеют, а его непременно сошлют! - Хоть сейчас не трусьте, Антон Андреевич. Князя дома нет. С высокой долей вероятности, он уже уехал стреляться с господином Мироновым. - С Виктором Ивановичем? - ужаснулся Коробейников. - Сейчас же собирайте городовых и поезжайте в особняк Разумовского! Вы теряете время! - потребовал Штольман. - Да-да, - растерянно отозвался Антон Андреевич. Внезапно Штольман понял, что может, хоть медленно, но передвигаться, а за этими ротозеями обязательно нужен надзор. Голова была способна соображать, а самое главное, пропала заторможенность и сонливость. - Подождите, я с вами поеду! - велел Яков Платонович. Увидев подобное своеволие, доктор только всплеснул руками. - Яков Платонович, за подобную вольность вы будете расплачиваться неделями восстановления! - вздохнул он. - Простите, доктор. Анна Викторовна в беде. - Что ж, я подъеду к особняку Разумовского чуть позже, как только придет мой сменщик. Боюсь, может понадобиться помощь врача! Особняк Разумовского встретил полицейских запертыми воротами, а на территории бегало сразу несколько сторожевых собак, которые злобно осклабились, стоило в парке, прилегающему к особняку, появиться посторонним. - Что делать будем, Яков Платонович? - недоуменно спросил Коробейников. - Я открою отмычкой замок, а вы выманите собак. - Но они съедят меня! - возмутился Коробейников. - Бог ты мой, Антон Андреевич, спрячьтесь в экипаже. - Ваше Высокоблагородие! Я быстро бегаю! - заявил Евграшин. - Давайте я собак отвлеку... Дверь полицейским открыла перепуганная горничная. - Где девушка? - строго спросил Штольман. - Я ничего не знаю, я верхние комнаты убирала. - Значит пойдешь в тюрьму вместе с хозяином! - опасно сощурился полицеймейстер. Горничная явно колебалась. - Ну, говори же, голубушка! - подстегнул ее признание Коробейников. - Я слышала, вроде как в подвал барышню заперли. Их сиятельство велели на пушечный выстрел туда не подходить. - Идем! Штольман решительно отодвинул горничную и скривился от острой боли. Резко двигаться было еще рано. По его лицу все еще струился пот. Сознание понемногу плыло, но он держался. Вот найдут Анечку, убедятся, что она в безопасности, вот тогда он сможет позволить себе немного слабости. Суетящаяся горничная, решившая, что каторги она боится больше, чем потери службы, показала вход в подвал. Возле двери сидел дворецкий, очевидно стороживший барышню. - Под арест его! - хмуро кивнул Штольман. Он отнял ключ и наконец трясущимися руками отпер дверь подвала. Аннушка лежала на кровати, она все еще была без сознания, но когда Яков Платонович легонько встряхнул барышню, она пришла в себя и застонала. - Яков Платонович... Прасковья! - Тише, Аня, жива твоя нянька. Она в больнице. Штольман с облегчением хотел было прижать барышню к себе, но так как рана болела просто нещадно, он быстро отказался от этой затеи. Братья Мироновы оказались на месте проведения дуэли еще затемно. Настроение было бодрое, можно сказать, что боевое. В отличии от своей жены и дочери, адвокат был уверен: удача на его стороне. Он чувствовал себя правым, его совесть была чиста. В своей дочери, ее безусловной порядочности, он тоже был уверен. Князь Разумовский обидел его дочь и оскорбил его семью. За это его сиятельство должен был поплатиться. Нет, не здоровьем, а жизнью. А вот после дуэли уже будь, что будет, но подобного оскорбления сносить было никак нельзя. Анна - совсем молодая девушка и только начинает жить. Если стерпеть, то ни ее, ни их семью больше никто не будет уважать. Что ж, Кирилл Владимирович сам сделал свой выбор и спровоцировал дуэль. Князь Разумовский намеренно чуть-чуть опаздывал. Нужно же было высказать отцу Анны дополнительное пренебрежение и еще больше раздразнить его перед поединком. Гнев - плохой помощник в стрельбе. Пистолет, что достанется Миронову, был сделан на заказ и прицел был сбит особым образом. Если все пойдет, как было задумано, адвокат должен промазать не менее, чем на два фута. Перед отъездом князь не смог отказать себе в удовольствии и зайти посмотреть на свою прелестную невесту. Девушка спала. Кудесник Жан лишил ее сознания, но не признавался, как. Говорил лишь, что специальным приемом, нажав на определенные точки. Признаться, спящая барышня нравилась Разумовскому больше бодрствующей. Слишком уж ершистая девушка его Анна Викторовна. - Господа, вы опоздали. Где доктор? - хмуро поинтересовался младший Миронов. Князь не удостоил его не то, что ответом, но даже взглядом. Этот негодяй нагло украл у него расписку на 200 тысяч рублей! - Где доктор? - спокойно спросил Виктор Иванович. - Доктор не смог приехать. Срочные роды! - развел руками Разумовский. - Если вы захотите из-за этого перенести дуэль, я вас пойму, но, опасаюсь, дворянский суд чести - нет, не поймет. - Ни в коем случае. Вы нанесли тяжкое оскорбление моей семье, оскорбление дамам, что я расцениваю как наитягчайшее оскорбление третьей степени и требую для себя право первого выстрела. - Взаимно. Вы оскорбили меня, публично обвинили во лжи и более того, отказались возвращать средства, которые были ссужены вашей дочери. Я отказываю вам в праве первого выстрела. - Господа, значит вы будете стрелять одновременно! - сказал Жан. Миронов- младший кивнул. - Ваши пистолеты! - сказал Петр Иванович. Предварительно он несколько раз переменил местоположение оружия относительно друг друга, поменяв пистолеты местами. В дуэли был важен элемент случайности. Князь в мгновение ока взял нужный ему пистолет. На пристрелянном экземпляре была маленькая неприметная отметина. Ну вот и все! А теперь, дурак Миронов спокойно отправится на тот свет. - К барьеру, господа! - срывающимся голосом сказал Петр Иванович. Восемь шагов - это чертовски мало. Нужно было отмерить их все, а потом не мешкая, выстрелить. Кирилл Владимирович отсчитал семь шагов, круто развернулся и выстрелил Миронову в живот. Адвокат раскрыл глаза, схватился за рану и, с неимоверным усилием, поднял свой пистолет. Разумовский усмехнулся и даже не стал вставать боком к противнику. Он встал прямо. Судя по слабеющей руке Миронова, он и выстрелить не сможет, а если и сможет, то ни за что не попадет. Так и случилось. Пуля ушла в сторону. Разумовский довольно захохотал, Петр Иванович подбежал к брату, чтобы подставить свое плечо. - Дуэль окончена, господа! - буднично сказал Жан. - Надеюсь, ваше чувство отмщения удовлетворено. Неожиданно Разумовский побледнел. Он схватился за грудь. Если днем его бросало в жар, то сейчас это был мертвый холод. Князь почувствовал лютый страх. Он понял, что смерть рядом, и это вовсе не смерть врага. Внезапно сердце пронзила такая острая боль, что на лице его сиятельства выступила испарина. Проклятый шейный платок душил его... Он пытался ослабить воротник, но пальцы плохо слушались. Разумовский судорожно вздохнул... и рухнул на землю. Сердце негодяя остановилось, а его дух навсегда покинул тело. Петр Иванович был так обеспокоен состоянием брата, который мог умереть в любую минуту, что едва заметил то, что Разумовский упал. Он затащил брата в пролетку и велел кучеру сейчас же доставить их в больницу. Лишь когда экипаж тронулся в путь, Миронов-младший оглянулся на суетящегося Жана и неподвижно лежащего князя. Есть еще Бог на свете! - подумалось Петру Ивановичу. Больше он не оглядывался. - Проснись, Анечка! Барышню разбудил голос мамы. Она почувствовала горячий мамин поцелуй на щеке и открыла глаза. Мама пахла своими любимыми духами. - Мама, где папа? - Он в больнице. У него ранение в живот, доктор Милц говорит, что рана серьезная, но у твоего отца есть все шансы на выздоровление. - А Прасковья? Прасковья уже дома. Я даю ей отлежаться, хлопот по хозяйству немного. - Мама, а где Яков Платонович? - Я не знаю, полицейские привезли тебя и сразу уехали. - Сколько я проспала? - Два дня, милая. Ты совсем измучена. Это время было необходимо твоему организму для восстановления. - Чем же закончилась дуэль? - Твой отец ранен, а у его сиятельства случился сердечный приступ. Разумовский умер прежде, чем ему была оказана помощь врача. - Значит, все закончилось? Только бы папа поправился. - Он поправится, Анечка. Нужно только время. Вечером того же дня на Царицынскую приехал Яков Платонович. Он все еще был бледен, а движения его были вымученными и скованными. Мария Тимофеевна вполне дружелюбно приняла его, и вот полицеймейстер сидел за обеденным столом и пил предложенный чай. Рядом сидела немного осунувшаяся и растерянная Анна. - Я боюсь, вам нужно вернутся в деревню, Анна Викторовна. Оставаться в Затонске пока нельзя! - начал разговор с главного Штольман. Мария Тимофеевна с грохотом поставила чашку на стол. От резкого звука барышня вздрогнула. - Я ценю, что вы сделали для моей дочери, господин Штольман, но я не позволю Анне из-за каких-то нелепых слухов и сплетен жить вне дома. Тем более, что ее отец кровью смыл все нелепые подозрения и обвинения, восстановил честь семьи Мироновых! - Не в этом дело. Внезапная смерть князя Разумовского вызвала большой переполох в Петербурге. В Затонск едет группа жандармов. Анна Викторовна плотно общалась с князем, боюсь, к ней в первую очередь будут вопросы у следствия. Более того, Третье отделение, если в полной мере оценит силу дара Анны Викторовны, то может потребовать от вашей дочери безоговорочного сотрудничества. - И что же, если моя дочь будет жить в деревне, это поможет? - скептически поинтересовалась Мария Тимофеевна. - На время. Я направлю следствие по ложному пути... Есть у меня кое-какие соображения, - помолчав, признался Яков Платонович. Какое-то время Мария Тимофеевна изучала лицо Штольмана, но потом вздохнула. - Господин полицмейстер, не скрою, что в последнее время вы очень помогли нашей семье. Мне, в сущности, даже довериться некому, кроме вас. Я ужасно растеряна от свалившихся на нашу семью бед. Петр Иванович очень удручен ранением брата, да и моя первейшая необходимость выходить мужа. Я верю, что вы - благородный человек, и не позволите никому навредить Аннушке. - Без меня все решили? - сощурилась Анна. - Я и так собиралась жить в деревне и приезжать в город только по необходимости. - Никаких поездок, пока все не утрясется! - отрезал Штольман. - Это становится для вас слишком опасным. - Анна, если Яков Платонович говорит, что нельзя, значит все очень серьезно! - неожиданно одобрила его запрет Мария Тимофеевна. Они вновь ехали в Молоковку. Яков Платонович сидел напротив. Рядом дремала Прасковья. - Не злитесь, Аня! - миролюбиво сказал Яков Платонович. - Теперь вы мою свободу ограничивать собираетесь? - не унималась Анна. - Только на время. - Боюсь, это никогда не закончится, - вздохнула барышня. - Закончится! - твердо ответил Штольман. Его рука сама потянулась к девушке, но экипаж наехал на кочку, их хорошо тряхнуло, а сыщик охнул от боли, а Прасковья тут же открыла глаза. - Простите, Яков Платонович, я злюсь, а ведь вам самому нужна помощь. Просто это какой-то непрекращающийся кошмар. Сначала вас ранили, затем папу чуть не убили. Мне очень жаль. - Третье отделение такими методами действовать не будет. - А как они действуют? - Шантажом, угрозами, хитростью. Иногда мягкой силой. Нам нужно обязательно переиграть их, Аня. - А можно узнать, в чем заключается ваш план? Я хочу знать. Штольман помолчал. План заключался в том, чтобы сделать барышне предложение, но он не был уверен, в том, что она согласится. Время было не подходящее, тяжело ранен отец. Но это было единственным способом перевести Анну под его опеку и, возможно, в будущем избавить от дара. Вдруг, сработает? - Я хотел бы вернуться к этому разговору в более подходящее время - уклончиво сказал Штольман. - Когда? - подняла брови несносная барышня. - Позже, все позже. Вам нужно отдохнуть. И мне тоже. В доме Прасковья бойко начала разбирать багаж, тут же прибежала горничная Наталья и начала помогать по хозяйству. - Я расположусь на первом этаже, если вы не против! - заявил Штольман. - Вы что же, здесь останетесь? - наконец догадалась барышня. - Да. Я вас больше одну не оставлю. Хватило недавнего похищения! - Но мама будет в ужасе, если узнает. Она решит, что вы решили растоптать остатки моей репутации. - С нами будут жить две служанки. Я буду спать внизу, в самой дальней комнате. Вашей репутации ничто не грозит. - Мама не поймет. Она и так переживает! - схватилась за голову Анна. - Поймет... Выходите за меня замуж, Аня. Я буду вам мужем, а вы мне женой. И никаких переживаний насчет репутации! - быстро сказал Яков Платонович. Ему было так страшно делать предложение, что он решился выпалить все сразу. Вот и славно. Словно с разбега в холодную воду нырнул. - Я не могу... Так быстро. Папа в больнице. Я вообще не хотела замуж. - Не хотели? - вытянулось лицо Штольмана. - Нет... но тогда это был Разумовский. А за вас, кажется, хочу! - решилась Анна. - Я никогда не встречал женщину, подобную вам. Я люблю вас. - И я люблю вас! - искренне и очень нежно улыбнулась Анна. - Мы не будем торопиться, дождемся благословения ваших родителей. - Если вы готовы подождать, то я согласна. - Значит, с сегодняшнего дня вы - моя невеста? Анна ошарашенно пожала плечами, но кивнула. Она не могла поверить, что Яков Платонович вот так просто взял и решил на ней жениться. После всего, что ему пришлось перенести по ее милости. А Штольман подошел и поцеловал ее руки, а после расцеловал в обе щеки и, совсем коротко, в губы. Пока так. Он вовсе не собирался торопить Анну. Какое-то время влюбленные стояли обнявшись. Рана все еще болела, и Яков Платонович мягко отстранился. - Ну, раз я теперь ваша невеста, значит имею полное право о вас заботиться. Пойду распоряжусь постелить вам в комнате и вскипятить чай. На вас же просто лица нет... Рано ушли из больницы. Яков, услышав совсем другой, домашний тон, смущенно усмехнулся. - Как я мог там оставаться, когда моя дева в беде? Нет, это было невозможно. - И вы уже тогда все решили? Насчет брака? - Нет, Аня, еще раньше. Мои намерения относительно вас всегда были самые серьезные. - Яков Платонович, а вы читали газету? То, что написали про нашу семью? Я думала, после написанного вы и не посмотрите в мою сторону. Никто не посмотрит. - Читал. Все причастные будут наказаны, включая цензора, который пропустил эту гадость. Я уверен, его подкупили... Вы сказали... другие мужчины не посмотрят?! - Что?! - Ну, вы так сказали. - Ох, Яков Платонович, на меня полгорода косится после этой статьи, а о других мужчинах я точно не думала. - Все наладится, Аня. Вы теперь - моя невеста. Мое имя вас защитит. Вы же согласны объявить о помолвке? - А как же родители? - Я завтра заеду к вашей матушке, попрошу вашей руки. - Мама может отказаться благословить нас в такой неподходящий для свадьбы момент. - Я найду слова, чтобы убедить Марию Тимофеевну. - Ну что же, тогда конечно! - Я закажу объявление о помолвке в воскресенье в церкви, а после, в "Затонском телеграфе". - Думаете, Рябушинский согласится? - Да он из штанов выпрыгнет от восторга! - усмехнулся Штольман. Аня серьезно посмотрела на него, а после осторожно погладила по щеке. - Я вам очень благодарна. Не знаю, как бы я спаслась из этой ловушки, если бы не вы. - Справедливости ради, ваши родные, дядя и папенька тоже постарались на славу. Виктор Иванович вообще на верную смерть поехал. Разумовский вполне... Тут Штольман покачнулся, на лбу мгновенно выступили капли пота, а сам он словно посерел… Анна охнула и крикнула горничную Наталью. Они вместе помогли Якову Платоновичу добраться до постели, где новоиспеченная невеста просидела еще довольно долго, охраняя покой своего жениха. Ночью Яков проснулся и увидел, что барышня спит в кресле, трогательно прижавшись щекой к его руке. На миг он прикрыл глаза от нежности, такое это было счастье. - Аня, Анечка... Идите к себе, поздно уже! - прошептал он, осторожно трогая барышню и целуя ее в висок.