Внутри Евы

Это чувство похоже на холод, ощущение озноба, когда стоишь по колено в холодной реке, над головой нависает бесконечная ночь, как ледышки, бьются звёзды о край земной. Я смотрю на свое отражение, и будь у меня сердце, оно бы замерло. И дело отнюдь не в том, что мое безбедное существование отныне будет отравляться поручениями Низшей Канцелярии и ворчливого кота, всё куда серьёзнее. Я всё ещё вижу Еву: её едва уловимый след, ощутимый. Её прикосновение — в солнечном утреннем свете, в музыке, что звучит где-то за гранью зримого, в запахе белых цветов. На задворках Межмирья обитают потерянные души, это унылое зрелище: осколки того, что было человеком, того, что застряло между жизнью и смертью и теперь разлагается. Им нет места среди живых и не осталось места среди мертвых. Эти мысли не дают мне покоя: среди ночи, я гадаю по звёздам, бросаю их, как кости, и судя по всему, мне выпадает четверка. Плохое число. Гестия заставила вернуться в отчий дом, в дом, где жила Ева. Я с любопытством изучал её комнату: рисунки на стенах, крашеных в бежевый, иногда наивные, иногда пугающие, записи, листочки с заметками, раскиданные то здесь, то там, домашние кактусы, календарик с Мадонной Боттичелли. Применив всё свое демоническое обаяние, уговорил Матушку оставить у нас кота. Он по-прежнему говорил гадости и язвил, благо, понимал это только я. Кот устроился на комоде, и благо, уснул. Я разглядывал карту звёздного неба над кроватью Евы: а вот и Алголь в созвездии Персея. Занятно. Алголь обведена карандашом, едва заметно. Почему? Я задумался. Мне предстояло играть роль Евы, а значит, я должен понять, что это за роль. И вжиться. Но я не понимал, что занимало её мысли, чем жило это создание, что чувствовало. Были лишь обрывки, куски, не желающие склеиваться в единое целое. Гестия говорила о трех темных пташках. Три души, которых мне предстояло забрать в Ад. В сущности, этим и должны заниматься демоны, но я так устал за столетия, заработал профессиональную деформацию и выгорание. Никто не хочет в Ад, не хочет отвечать за свои дурные поступки. Человек, совершивший жуткую подлость, часто полагает, что ему есть оправдание, либо он и вовсе ни в чем не виноват, а это всё те, другие, все остальные плохие и гадкие. Работа с людьми утомляет. Но меня не покидало ощущение, что дело это мне навязали неспроста. И подозрение это взялось с того, что отыскать эти темные души мне предстояло в институте, в котором училась Ева. Потому с грядущей недели я должен был приступить к учебе. Ева изучала изобразительное искусство, готовила работу по живописи эпохи Возрождения. Искусство так близко дьявольской натуре, и так горячо любимо мной. Помню наши долгие беседы с Винсентом, полные противоречий и споров: когда он лежал в психиатрической больнице в Сен-Реми, я навещал его. Его снова и снова одолевало чувство одиночества, он ощущал себя брошенным, тьма сгущалась над его головой. Когда я коротал с ним вечера за разговорами, эта самая тьма болталась под потолком, подобно дыму, и с каждым днём этот дым становился всё чернее и гуще. Мой друг стал почти прозрачным, не человек, а мысль о человеке. Его глаза заполнила бездна. Когда мы виделись в последний раз, от него осталась только чернота. Чернота и полотна, помирившие его с вечностью. Я тоскую по нему всякий раз, когда гляжу в звёздное небо, и вихревые потоки, подвластные только существам вроде меня, вращаются, закручиваются в спираль. Пространство вибрирует и колется, как старый бабушкин свитер. Я помню, какого это, быть частью всего, чувствовать это дыхание Вселенной, биение её сердца. На мгновение мне показалось, что из отражения в зеркале на меня смотрит Ева. Не я в её обличье, не демоническая сущность. Её испуганное, растерянное лицо. А потом случилось немыслимое: зеркальная гладь, словно река, заволновалась, пошла рябью, будто кто-то бросил камешек гальки в бурное течение. И Ева вылезла из зеркала, едва уловимая, едва видимая. Спящий на комоде кот разодрал глаза, и поперхнувшись, свалился с облюбованного места. За все тысячелетия я не видел ничего подобного. Ева ухмыльнулась: "Так значит всё получилось, Марк! У нас получилось", - говорила она сама с собой, озираясь по сторонам, с видом восторженным и безумным. Я замер. "Теперь никакой смерти! К черту смерть", - засмеялась Ева. "Гестии это не понравится", - шокированный, я уставился на кота. Кажется, я хотел добавить что-то ещё, когда свет, электрический свет замигал, едва заметно. Возможно, совершенно незаметно для человеческого взгляда. Ева испарилась, точнее, отправилась блуждать дальше. Кажется, она даже не заметила нас, не поняла, где находится, её сознание было фрагментарно, эмоции урезаны. Она была подобна вспышке, отблеску на поверхности реальности. Я почуял это: новые гости. В пространстве комнаты, по углам реальности, сгущалось нечто темное, куда темнее заблудшей душонки.