Возможно, Новый год не так уж плох...

Подготовка к представлению продвигалась полным ходом. Для празднования Нового Года решили использовать большую гостиную, которую Катарина гордо именовала «залом». Эта комната занимала почти половину второго этажа дома; хрустальная ветвистая люстра отражалась в блестящем паркете и стеклах больших окон, по стенам были развешаны гобелены — все на новогоднюю тематику; также вдоль стен выстроились ряды ореховых стульев и небольших кресел — в нужный момент их легко можно было передвинуть к центру зала, чтобы образовать небольшие кружки: так гостям будет удобнее общаться друг с другом. Центр же зала занимал длинный стол, однако из-за представления и елки, которую должны были принести утром 31 декабря, стол пришлось поставить поперек гостиной, так что в центре освободилось достаточно большое пространство. После недолгого совещания с хозяином дома было решено поставить в дальний конец зала большую ширму (ее принесли из одной из многочисленных кладовых), так, чтобы один ее конец упирался в стену, а между другим и елкой оставался небольшой зазор: через него артисты должны были выходить на импровизированную сцену. Ширму принесли, все актеры под предводительством Далилы аккуратно (девушка особенно настаивала на этом) сложили свои костюмы за ней и приступили к репетиции. Благодаря тому, что сценарий теперь был не один, учить слова было легко. Эльвинг добросовестно нашел все свои реплики и подчеркнул их карандашом, чтобы было удобнее учить; Рон и Энинг просто быстро пробежались глазами по тексту, заявив, что будут импровизировать; Ролон же только раз заглянул в текст, сказав в ответ на возмущенный взгляд Далилы, что после того, как в поле зрения детей попадет мешок с подарками, им будет все равно, кто и что говорит. Итак, актеры рассредоточились по сцене и с текстами в руках проговаривали свои реплики. Леонор с независимым видом уселся в кресло около стены, так, чтобы сливаться с тенью, но при этом видеть все, что творят эти недоучки. Пфех. Даже он, с его мизерным стажем, сыграл бы лучше. Ну вот что это за деревянное лицо у Ролона? Он как будто кирпич проглотил. А Рон чего прохлаждается? Вообще-то сейчас он должен подобострастно глядеть на своего повелителя — Крампуса. В сценарии же черным по белому написано: «подобострастно глядит»! Хотя маг сильно сомневался, что Рон в принципе подозревает о существовании таких слов. Из всех этих индивидов лишь одна Далила играла, по мнению Леонора, более-менее прилично. Когда она обращалась к воображаемой аудитории, на губах ее играла вполне искренняя улыбка, а уж в этом маг разбирался: за время своей службы он повидал множество «искренних» улыбок, якобы от всего сердца, которые нужны были лишь для того, чтобы расположить к себе будущего делового партера, заключить контракт на более выгодных условиях или просто попросить денег в долг. Так что он легко мог отличить чувство, идущее от души, от подделки. По крайней мере, в этом отношении Леонор мог быть собой доволен: он никогда не улыбался потенциальным деловым партнерам, да и всем прочим людям; он всегда считал, что хоть в этом стоит быть честным с остальным человечеством и сразу показывать свое отношение к этим жалким существам. А все эти людишки — просто лицемеры, которые своими улыбками, пожеланиями здоровья и всех благ и поздравлениями пытаются доказать другим и, прежде всего, себе, что мир не так уж и плох. Нет. Мир просто отвратителен, и Леонор это знал, как никто другой: столько грязи и людских пороков он успел повидать в свое время. И продолжал видеть до сих пор. Интересно, каков из себя Технологический мир? Было бы интересно на него посмотреть. Хотя, скорее всего, там будет та же удручающая картина, только приправленная соусом развитых технологий. А еще там нельзя заниматься магией… Брр. Ну уж нет, лучше влачить свое существование здесь; этот мир Леонор хотя бы знает. Так, что-то его в философию потянуло. Надо заканчивать с книгами, в которых на каждой второй странице повторяются слова «бренность бытия» и «все тлен». Но что тогда читать? Чтение было одной из немногих радостей в жизни Леонора. Но книжных лавок поблизости не наблюдалось, а новую, недавно выпущенную книгу «Одиннадцать китайцев» — детектив Агаты-Кристины Пуаррот он забыл дома. Да, мадам Пуаррот — это вам не какая-нибудь Дарина Донцева, которая выпускает свои романчики, «ироничные детективы», как она их называет, чаще, чем крольчиха рожает наследников. Нет, все произведения Агаты-Кристины — это серьезные запутанные детективы, где до самой последней главы не ясно, кто же виновен в преступлении. И вот новая книга была дописана, она появилась на полках книжных лавок, и Леонор был одни из первых, кто купил ее. О, она была прекрасна! Эти желтоватые страницы, от которых так и веет тайной, эта темная обложка с нарисованным мрачным островом, одиноко возвышающимся над бурными волнами, этот ни с чем не сравнимый запах бумаги, эти черные четкие буквы, которые складываются в слова, а затем — в изящные стройные предложения!.. Какая же это красота! И вот, как назло, эта книга осталась у Леонора дома, на прикроватной тумбочке! Да, он забежал домой всего на двадцать минут — переодеться перед командировкой в Ласкар, а после нее, когда он уже хотел потребовать себе отпуск (первый за пятнадцать лет!), его взяли в оборот и приставили к этому рыцарю! Как же жизнь несправедлива… Так вот, стоит хотя бы временно перейти на более легкую литературу. Но раз таковой поблизости не наблюдается, можно досмотреть репетицию до конца и убедиться в том, что лишь одна Далила старается играть более-менее прилично. Все остальные, видимо, думают, что они будут выступать перед обществом слепоглухих. Мысли Леонора плавно перетекли на то, что Далила ему здорово помогла с идеей для представления. Без нее он бы, наверное, еще с час сидел бы над пустым листом, а потом, сгорая от унижения (но никак этого не показывая), пошел бы просить у Тирона Ансельма книгу сказок. А он-то куда запропастился? Вроде еще в начале был здесь… Ну, не важно. Леонор сделал то, что от него просили, и большего они не добьются. Много чести. — Рон, ну не так! Ну что ты на Ролона глаза таращишь? Сказано же — подобострастно глядит! Вот и гляди подобострастно, а не так, будто у тебя зубы свело! — Тебе легко говорить, — пробурчал мальчишка. — Ты ученая, а я таких слов не знаю! — О-ох, вот, смотри на меня и повторяй. Далила изобразила что-то, напоминающее восхищение перед масштабом злодейских замыслов Главного Врага. На взгляд Леонора, получилось весьма неплохо. Даже, можно сказать, хорошо. Интересная идея — что, если сделать театр одного актера? Пусть Далила играет все роли, а остальные будут зрителями. Маг даже почти улыбнулся, представив эту картину. Она все-таки не так глупа, как ему показалось сначала, в ней присутствуют зачатки интеллекта, которые она со временем сможет развить до пристойного уровня. Однако что-то в облике девушки насторожило Леонора, привыкшего замечать каждую мелочь (это было очень полезно для жизни). Несколько секунд он пытался понять, что же его насторожило, но потом до него дошло. Несоответствие. Несоответствие радостной, благожелательной улыбки девушки и выражения ее глаз. Глаза — зеркало души? Это выражение не лишено смысла. Люди — по крайней мере, обычные людишки, не Леонор — очень часто забывают про глаза, которые выдают их с головой. Даже если ты улыбаешься так, что у тебя лицо вот-вот треснет, если в мыслях ты желаешь собеседнику самой мучительной смерти, это на миг, но проскользнет в твоих глазах. И если внимательно следить за взглядом, то можно предотвратить множество неприятностей. Например, свою преждевременную гибель Это Леонор знал очень хорошо, поэтому и тренировался перед зеркалом, чтобы его лицо не выражало абсолютно ничего, кроме ледяного презрения и недовольства несовершенством этого мира. И если бы кто-то потрудился взглянуть ему в глаза, он бы нашел там лишь пустоту и холод. К счастью или к несчастью, Далила не овладела этим искусством в совершенстве и теперь взгляд ее выражал что-то далекое от радости, которую старательно изображала девушка. Порывшись в памяти в поисках нужного слова, Леонор, наконец, смог идентифицировать чувство, прорвавшееся наружу. Печаль. Да, Далила была печальна, но почему? Насколько маг знал, за последнее время не происходило ничего плохого с точки зрения этой компании. Для него каждый день был плох, но ей-то чего грустить? «Хотя с какой стати меня должно это волновать? — подумал Леонор, внезапно рассердившись на самого себя. — Я не имею ни малейшего желания лезть в чужие дела, не хватало еще, чтобы меня посчитали человеком, которому можно поплакаться в жилетку и рассказать о своих горестях. Брр! Даже думать об этом противно». Но все же такая странность в Далиле слегка заинтересовала Леонора; он даже почувствовал себя детективом, который стремиться раскрыть очередную загадку, и это чувство магу, к его большому удивлению понравилось. И что же нужно сделать, чтобы пролить свет на эту тайну? «Подойти и спросить, болван» — подумал Леонор. Что? Ему снизойти до того, чтобы первым затевать никому не нужный разговор? Ну уж нет. Но, с другой стороны, кроме как этого варианта магу на ум ничего не приходило, а мысли он читать еще не научился. Леонор, пожалуй, так до конца и не понял, зачем ему нужно знание того, что гнетет Далилу. Может, в нем проснулось банальное человеческое любопытство, может, было просто нечего делать и хотелось чем-то занять мозг, а может просто Юпитер был в Козероге. Как бы то ни было, нужно подождать: сейчас Далила была занята тем, что пыталась донести до Эльвинга суть выражения «непереносимые муки и страдания». Причем показывала она эти муки и страдания на своем примере. Леонор мысленно пару раз хлопнул ладонью о ладонь: какие эмоции, какая экспрессия… К счастью, репетиция уже заканчивалась: отгремели последние пафосные фразы, актеры вышли на последний поклон перед воображаемой публикой, и Далила взмахом руки распустила труппу с наказом выучить все свои реплики, а не то… Что их ожидало в случае невыполнения задания, актеры предпочли не спрашивать. Артисты, быстро побросав костюмы (Леонор поморщился, видя такую неаккуратность), направились к выходу, а Далила, все еще в костюме Снегурочки, осталась убирать сцену. Видимо, она тоже не любила беспорядок. Леонор решил, что момент истины настал, отлепился от уютной, темной, надежной стены и подошел к девушке, которая как раз сворачивала костюм Деда мороза. Маг молча встал рядом и начал задумчиво наблюдать за этим процессом; Далила несколько раз кидала на него многозначительные взгляды, но Леонор их с достоинством игнорировал. Наконец девушка сдалась: — Так и будешь молчать? Леонор пожал плечами. — И не надо мне говорить, что они не готовы! До Нового Года остался всего один день — завтра, послезавтра вечером уже начнут приезжать гости, а нам нужно еще подарки у них взять! И если бы ты поменьше сидел над сценарием, мы могли бы управиться быстрее. Хотя… Нет, это все равно не помогло бы. — Неужели все настолько плохо? — соизволил проговорить Леонор, по-прежнему наблюдая за тем, как девушка складывает костюм. На этот раз это была куртка Зимнего эльфа. — На самом деле не очень. — Не очень плохо или не очень хорошо? — Просто не очень. Рон — мальчишка, ему бы самому на представление смотреть, а не репетировать. Хотя роль у него интересная, думаю, он за счет энтузиазма и, может быть, импровизации выедет. Эльвинг и Энинг — тоже неплохо. Тирон очень хорошо в роль вжился, только вот запропастился куда-то. А вот Ролон… При всем моем к нему уважении, актерских данных у него нет. То есть… Казалось бы, что проще — сыграть злодея? Нужно просто сделать страшное лицо и говорить хриплым голосом. И все! И да, на Ролона действительно страшно смотреть, но пугаешься скорее из-за его переигрывания. — Злодей не такая уж простая фигура. Его иногда сложнее играть, чем главного героя. — Леонор превозмог себя, подобрал обрывок гирлянды с пола и методично начал ее сматывать. — Тебе-то откуда знать? — насмешливо спросила Далила, удаляясь за ширму. — В юности я хотел стать актером. — Последовал невозмутимый ответ. — Правда?! — голова девушки высунулась из-за ширмы, и она удивленно уставилась на мага. — Правда. — И что, не получилось? — Как видишь. Я мог бы блистать на сцене Большого театра в Константинополе, а вместо этого прозябаю тут с вами. — А почему не получилось? — спросила Далила, выходя из-за елки в своем обычном платье и с аккуратно сложенным костюмом в руках. Маг смотал гирлянду, посмотрел на нее, размотал и начал сворачивать снова. — Потому что в жюри на прослушивании сидели идиотские слепцы, которые не в состоянии отличить истинный талант от красивой пустышки с блондинистыми локонами. На самом деле причина была не в том, что Леонора на прослушивании обошел какой-то красавчик, из тех, которые в детстве похожи на ангелочков. Нет, причина была в другом, но говорить об этом маг не желал. По крайней мере, не с Далилой. Он поспешил перевести тему на то, что его интересовало, чтобы избежать дальнейших расспросов. — Во время репетиции я заметил кое-что странное. Ты как-то необычно улыбалась. — Что значит «необычно»? — Далила непонимающе подняла на него взгляд. — Фальшиво. У тебя на лице была улыбка, но весело тебе не было. И мне интересно узнать, что это означает. Сказано это было настолько спокойным и размеренным тоном, что Далила на секунду опешила. Леонор не спрашивал ее, не интересовался ее настроением, он просто озвучил свое желание и теперь ждал ответа! И как такое называется? — С чего это тебя заинтересовало мое настроение? — Далила нервно сложила руки на груди. Маг пожал плечами: — Просто. Заинтересовало, и все. Считай это аттракционом невиданного дружелюбия. — А я не обязана тебе отчитываться! — гордо вскинула голову девушка, — Я организую этот праздник, но если у меня будет такое же кислое выражение лица как у тебя, все пойдет насмарку! В этот раз у меня все получится! — В этот раз? — мгновенно уцепился за это слово Леонор. — А что было в прошлый раз? Далила поняла, что проговорилась. Она не хотела вспоминать те дни. То есть, да, это были счастливые времена: вся многочисленная семья по праздникам собиралась вместе, устраивались игры для детей, подарки, угощения, веселье… А потом пришел Сверкающий, и ничего из этого не осталось. Далила с мужем убегала из дворца в спешке, оглядываться по сторонам не было времени, но она успела краем глаза увидеть разгромленную столовую, где обычно собирались все родственники. Столы были перевернуты, в нескольких из них застряли стрелы и арбалетные болты. Богатые бархатные занавеси были сорваны и изорваны тяжелыми солдатскими сапогами. В камине, где по вечерам так весело горел огонь, лежали останки какого-то бедолаги, которого мощным заклинанием буквально разорвало на части. Да, трупы там были повсюду. Во всех коридорах дворца, во всех комнатах, которые Далила могла увидеть сквозь приоткрытые двери, когда Роксолан спешно вел ее к потайному выходу. Они проходили по местам, которые она знала с детства: вот в этом коридоре она в детстве играла в догонялки с младшими братьями, в той комнате обычно проходили ее занятия вышивкой, а за этой дверью находится малая гостиная, где по вечерам музицировала мама. Но сейчас все это было растоптано, изувечено и искромсано на куски солдатами Сверкающего. Остались только пустые комнаты, тела защитников дворца да тяжелый запах крови и обгорелой плоти, от которого мутилось в голове. Далила помнила, как наткнулась на своего младшего брата — ему тогда было пятнадцать — вернее, на то, что от него осталось. Он лежал, запрокинув голову и слегка приоткрыв рот, будто удивляясь, что лежит сейчас здесь, придавленный телом убитого им воина, сжимая в руке бесполезную уже шпагу и истекает кровью. Правый бок его был разорван чуть ли не до позвоночника, но слезы, пеленой застилавшие глаза Далилы, помешали рассмотреть, кто это сделал — маг, выпустивший заклинание или зомби, которому захотелось попробовать на вкус человеческой плоти. Далила хотела остановиться, взять брата за уже окоченевшую руку, закрыть ему глаза, чтобы он прекратил бессмысленно смотреть в резной потолок, но Роксолан дернул ее за руку и с удвоенной скоростью потащил ее прочь из дворца. Потом они узнали, что из некогда большой семьи в живых не осталось никого. Тот Новый Год девушка провела в маленькой комнатушке дрянного трактира, уставясь в стену невидящим взглядом, пока ее муж сидел рядом с ней и вполголоса высчитывал, сколько можно выручить за ее драгоценности. А потом на них вышли убийцы, и им снова пришлось бежать. Потом Роксолан удрал, похитив все их накопления. Потом она начала воровать. А потом встретила этого странного рыцаря и его спутников. Рон и Эльвинг почему-то живо напомнили Далиле ее братьев. Эльвинг был старше мальчишки, так что ему присмотр не требовался, а вот над Роном девушка решила взять шефство. И сейчас было важно сделать все возможное, чтобы этот праздник удался. Эти воспоминания промелькнули в мозгу девушки буквально за мгновение, но этого хватило, чтобы Леонор заметил набежавшую на ее лицо тень. Далила не хотела об этом говорить. Ни с друзьями ни, тем более, с магом. По крайней мере, не сейчас, накануне праздника. Далила отвернулась и принялась с удвоенным усердием складывать костюмы. Леонор истолковал этот жест правильно, аккуратно положил сложенную гирлянду на стул и направился к двери. Далила посмотрела ему вслед. На пороге Леонор обернулся: — Все равно уже ничего не изменишь. — и скрылся за дверью. Маг не желал лезть к другим в душу, если они этого не хотели, да и свое прошлое не позволил бы никому ворошить. Ясно, что с Новым Годом у Далилы связано что-то не очень хорошее. Если бы она рассказала (желательно кратко, не отвлекаясь на всякие причитания и лирические отступления), Леонор бы удовлетворил свое любопытство, и на этом бы они разошлись. Но раз она не хочет рассказывать, то смысла выпытывать, что же там у нее произошло в прошлом, маг не видел. Это просто пустая трата его драгоценного времени. А силы можно употребить на что-то более полезное, например, на чтение. Да, именно этим Леонор и займется. Маг целеустремленно направился вглубь дома, где, как он полагал, находилась библиотека. Ведь она должна здесь быть, верно? В любом случае, времени у него полно, свой долг он выполнил и со спокойной совестью (если она, конечно, имелась в наличии. В этом Леонор подчас сильно сомневался) мог отдаться любимому делу. Тут мимо мага, чуть не сбив того с ног, вихрем промчались Тильда и Крис. Девочка была в чем-то вроде короны Снежной Королевы, кривовато вырезанной из бумаги, а Крис радостно тряс оленьими рогами, усыпанными колокольчиками. Когда парочка пронеслась мимо Леонора и скрылась за поворотом коридора, маг беззвучно закатил глаза. Скорее бы они уехали из этого дома.

***

Наступил день «икс» — 31 декабря. Друзья под предводительством Далилы репетировали столько раз, что Леонор уже сбился со счета. Он даже заметил, что во время обеда Далила тихо шевелит губами, повторяя свои реплики. Видимо, этот глупый спектакль действительно важен для нее. — Эта мысль задержалась в голове мага ровно на полторы секунды, а затем сгинула где-то в глубинах подсознания. После того неудачного разговора маг больше не поднимал тему связи прошлого Далилы с новогодним представлением; не сумев добиться успеха в первый раз, он потерял к этой загадке всякий интерес. В конце концов, какое ему дело до чужих проблем, когда свои не знаешь как решать? Тем не менее, даже Леонору передалось общее настроение и во время установки декораций (устанавливали их Ролон и Тирон — маг отказался под предлогом отработки заклинаний) он начал высчитывать, что может пойти не так и как этого избежать. По мнению мага, что-то да должно было случиться, эта глупая постановка не могла пройти как по маслу. Но пока поводов для волнения не было: декорации были установлены, костюмы спрятаны за ширмой, подарки лежали в мешке Деда Мороза, маска Крампуса (Леонор предлагал сделать ее из настоящего черепа козы или барана, но Далила сказала, что такая маска не налезет на человеческую голову), сделанная из папье-маше, лежала на специальном столике, а актеры знали свои роли наизусть. Все было готово. Далила носилась как угорелая, проверяя и перепроверяя все, что только можно, по нескольку раз: костюмы, количество стульев в зале, освещение, подарки… В конце концов Ролон не выдержал, сгреб девушку в охапку и усадил на стул, сунув в руки сценарий. Это помогло — Далила тут же начала повторять свои реплики. Леонор наблюдал за этой сценой из самого темного угла зала, и она его немного позабавила. Но ненадолго. Маг откровенно скучал. Библиотека Тирона Ансельма, на которую он возлагал большие надежды, оказалась весьма скудным собранием книг, состоящим из нескольких любовных романчиков, серии книг про приключения капитана пиратов Джека Журавля и одного старого потертого атласа мира. Ничто из вышеперечисленного мага не привлекало, так что теперь только многолетняя привычка держать себя в руках в любых обстоятельствах позволила ему не поддаться искушению и не зевнуть от скуки. Видимо, духовное развитие этой до омерзения дружной и крепкой семейки основывается лишь на их ненормальной любви к праздникам; вместо того чтобы познавать мир, открывать для себя новые мысли и идеи с помощью книг, они предпочитают украшать каждую вертикальную поверхность дома гирляндами, наряжаться в глупые свитера и вышивать салфетки со снежинками. Пфех. Ну и убожество. Тут с другого конца зала раздались аплодисменты. Леонор поднял голову и наткнулся на требовательный взгляд Далилы, которая энергично махала правой рукой, будто призывая демонов. Ясно. Общее собрание. Терпеть не могу общие собрания, — подумал Леонор, но все же встал и с независимым видом зашагал в сторону остальных актеров, уже сгрудившихся возле организатора всего этого балагана. — Итак, через полчаса прибудут гости. — взволнованно начала Далила. — К тому моменту, как они войдут в зал, мы все должны стоять за ширмой в костюмах и ждать своей очереди. Леонор, ты можешь садиться куда хочешь, для спецэффектов твое месторасположение не важно. — Я лучше тут, за ёлкой, посижу. — пробурчал маг. Опасаясь за свое физическое и психическое здоровье, он вовсе не хотел оказаться в эпицентре детского праздника. Далила между тем продолжила: — Все свои слова помнят? — утвердительный гул — Замечательно. Ролон, позови, пожалуйста, Тирона, что-то он задерживается. Ролон кивнул и направился к выходу; дверь за ним захлопнулась, несколько мгновений царила тишина, а потом с той стороны раздался грохот и отборные ругательства. — Чёрт!!! Твою чёртову мать!.. Ооо, чёрт!!! Далила в несколько прыжков оказалась возле двери, распахнула её и бросилась наружу, остальные последовали за ней. Экс-убийца лежал на спине на нижних ступенях широкой лестницы; правая нога его была неестественно вывернута. Далила вихрем слетела по лестнице, переступая через две ступеньки за раз и мигом оказалась рядом с Ролоном. Осмотрела его, что-то тихо спросила (он ответил утвердительным кивком) и, повернувшись к остальным, которые сгрудились наверху лестницы, огласила вердикт: — Нога сломана! — А как же… — начал было Энинг, но его прервал спокойный голос Катарины, выросшей будто из-под земли: — Что тут произошло? — деловито спросила она. Все моментально вытянулись по струнке: когда с тобой разговаривают таким голосом, просто невозможно начать причитать или скатываться в истерику. — Ролон упал с лестницы и сломал ногу. — Четко отрапортовала Далила. Катарина кивнула и позвонила в колокольчик, который выудила откуда-то из складок своего бархатного платья; тут же появились два дюжих лакея и хозяйка дома сказала им, кивнув им на лежащего Ролона: — Отнесите нашего гостя в малую гостиную и вызовите семейного лекаря, пусть приезжает как можно скорее. — Я и сам могу прекрасно дойти! — запротестовал Ролон, шевельнул ногой, и тут же сдавленно зашипел от боли. Катарина на его слова не обратила ни малейшего внимания. Она кивнула лакеям, те аккуратно подхватили Ролона и осторожно понесли его вглубь дома. Катарина степенно направилась за ними, сказав напоследок: — Не волнуйтесь, о нем хорошо позаботятся. Продолжайте подготовку к празднику, пока Тирон занимает гостей. — Но… Дверь закрылась. Далила, как бы ей ни хотелось отправиться за Катариной и проверить, как устроят Ролона, понимала, что ещё одного актера они потерять не могут. — Забавно. — вдруг раздался сверху голос мага; Далила подняла голову и увидела, что тот с интересом рассматривает какой-то оранжевый предмет у себя под ногами. — Что именно тебе кажется забавным? — холодно осведомилась девушка. — То, что Ролон покалечился прямо накануне Нового Года? — Нет, не это. — спокойно отозвался Леонор. — Я с самого начала говорил, что в празднике нет ничего веселого. И вот вам доказательство — он поскользнулся на мандариновой корке. Далиле понадобилась ровно одна секунда, чтобы понять: толку от этой информации нет никакого. Быстро оценив обстановку, девушка скомандовала: — Так, живо все в зал. — И первая двинулась с места. Через полминуты все собрались за ширмой, и девушка начала отдавать приказания: — Эльвинг, надень куртку и сапоги. Энинг, лупа здесь? Хорошо, не забудь её. Где сценарий? А, вот он. Так, Рон, надевай уши гоблина и пусть Энинг тебя намажет гримом. Я иду переодеваться. Леонор, натягивай плащ и повторяй слова Крампуса. — Что?! — вскинулся маг. — Не понял? С какой это стати?! — Ты будешь Крампусом, что неясного? — Я.я не могу! — запротестовал маг. — Давайте быстро сократим сценарий, и пусть главным злодеем будет гоблин, то есть Рон? А я создам такой магический взрыв, что у вас уши заложит! — Ты издеваешься?! — Далила гневно повернулась к магу. — Ты хочешь поставить под угрозу все представление?! Хочешь, чтобы все полетело к чертям только из-за твоей прихоти?! Только лишь потому, что ты, видите ли, не захотел лишний раз напрягаться?! — Я же сказал — я не не хочу выступать, а не могу! — выпалил Леонор. Далила замолкла на полуслове, удивлённо посмотрела на него, а потом язвительно спросила: — Позволь поинтересоваться, по какой причине? — Разве причина важна? — тут же ответил Леонор. Он совсем не хотел признаваться в своей слабости кому бы то ни было, а уж Далиле — тем более. — Да. Важна. И если ты сейчас же не объяснишь, почему ты отказываешься выступать, клянусь, ты вылетишь из этого дома раньше, чем успеешь сказать слово «праздник»! Леонор нервно сглотнул. Угроза была нешуточной: оказаться на двадцатиградусном морозе ему совершенно не хотелось. Но рассказать всем — это же огромное унижение… Смерть от холода или надежда на снисхождения? Смерть или надежда? Надежда. Однозначно. — Хорошо, я скажу. — неуверенно начал маг. — Дело в том, что я… Я… — Ну же! — Я боюсь сцены! — выпалил он на одном дыхании. И, увидев изумлённые взгляды, тут же перешёл в наступление: — Да, я боюсь выступать на сцене, и что?! По статистике, 73 процента людей боятся публичных выступлений, и мне просто не повезло, я не оказался в оставшихся семнадцати! Да, конечно, давайте, смейтесь, почему бы и нет?! Ведь это так весело — когда у человека колени трясутся так, что стоять сложно, и от страха перед глазами круги плавают! Это же забавно, правда?! Ну, чего же вы не смеётесь?! Леонор, тяжело дыша, с вызовом смотрел на онемевших товарищей. Вот оно и произошло. Что теперь будет?.. Конечно, вряд ли они начнут вот так, в открытую, потешаться над ним, но втихую, между собой, посмеиваться и похихикивать будут почти наверняка. С другой стороны, какое ему дело до насмешек совершенно чужих людей? Разве ему не должно быть все равно? Нет, мне не все равно, — ответил сам себе маг. — Волей-неволей, но я нахожусь с ними рядом, хотя, видит Синдар, радости мне это не приносит, и если они начнут насмешничать в моем присутствии… Леонор сам не знал, что сделает в этом случае, но одно он для себя решил твердо много лет назад: никому и никогда он не позволит смеяться над собой. Те, кто все же находил повод для насмешек, очень быстро выясняли, что это чревато последствиями. Очень нехорошими последствиями. Очень. А сейчас он признался в своей слабости. Да, это произошло под угрозами, и весьма серьезными, но все же… — Кхм… — прочистила горло Далила. — Во-первых, успокойся, никто над тобой смеяться не собирается. Во-вторых, на тебе же будет маска, за которой лица совсем не видно! К тому же, ты же не перед собранием академиков выступаешь, а перед несколькими детьми! Чего тут страшного? Леонор закатил глаза. «Чего тут страшного?» — мысленно передразнил он девушку. Конечно, с ее точки зрения, тут ничего страшного нет. Ей выступать перед кем-то — в радость, так откуда же ей понять?.. Впрочем, до начала выступления оставалось ещё двадцать минут, он успеет переубедить Далилу. Но лишние свидетели тут точно не нужны. — Мне кажется, вам сейчас лучше заняться повторением своих слов. — обратился маг к Энингу, Рону и Эльвингу. — Но мы все пом… — Да, пожалуй, так мы и поступим. — быстро перебил Рона догадливый эльф и, аккуратно взяв друзей под руки, утащил их в другой конец импровизированных кулис. Леонор проследил, чтобы они отошли достаточно далеко, перевел взгляд на Далилу и проговорил вполголоса: — Возможно, ты не до конца все поняла. Я физически не могу выступать перед кем-либо: перед детьми, академиками или Галактическим Сенатом, в маске или без маски — неважно, я не могу и все. Ты хочешь, чтобы меня скрутило в судорогах в самый ответственный момент? Чтобы я забыл все слова и просто стоял в этом нелепом костюме и смотрел бы в зал в полнейшей тишине? Ты хочешь, чтобы я — попрошу заметить, совершенно не по своей воле, — сорвал все представление? На твоём месте я бы не тратил времени на уговоры. Лучше позови какого-нибудь лакея, и пусть он играет злодея. — Ты — единственный человек, который помнит весь сценарий, который писал его, который присутствовал на репетициях! Как совершенно посторонний человек сможет выучить слова Крампуса и проникнуться самой идеей всего этого, если до начала у нас осталось всего пятнадцать минут?! — Пусть импровизирует. Ты же видишь, я показываю тебе отличный выход из положения. И почему ты не хочешь им воспользоваться? Далила задумалась на несколько секунд. Когда стало ясно, что от Ролона помощи ждать не придется, она тоже первым же делом подумала привлечь какого-нибудь слугу. Но проблема была в том, что и Тильда, и Крис, и, возможно, другие дети, знали их. Если бы кто-нибудь понял, что злодей — на самом деле тот человек, что подаёт им ужин или следит за лошадьми, все волшебство в ту же секунду разлетелось бы на тысячи осколков. А Далила хотела сделать этот праздник по-настоящему сказочным, чтобы никто даже не думал усомниться, что Снегурочка или Дед Мороз — настоящие. И Крампус тоже должен был быть настоящим. А для этого нужен был совершенно посторонний человек, которого дети ещё не успели узнать. Но как это сказать Леонору? Маг, как уже успела убедиться Далила, был человеком очень упрямым, а сейчас он явно собирался стоять на своем до конца. Что же делать?.. А если… Может быть, если не получается достучаться до разума, получится подействовать на чувства? Не может же Леонор быть каменным истуканом, в конце концов, что бы он там о себе ни воображал, он такой же человек, как и они все. Не может быть, чтобы у него совсем не было сердца. Но если попробовать этот способ, придётся раскрыть магу истинную причину стараний Далилы сделать этот праздник идеальным. На миг девушка засомневалась: ворошить прошлое ей не хотелось, пусть и прошло уже несколько лет, воспоминания о тех днях до сих пор отдавались глухой болью в груди. Нет. Это нужно сделать. — У тебя есть братья или сестры? — Что? — Леонор удивлённо поднял брови: такого вопроса он явно не ожидал. Кажется, он начал думать, что девушка сошла с ума на почве переживаний. Далила сжала кулаки и повторила: — У тебя есть братья или сестры? Может быть не родные, а двоюродные или троюродные? На миг на лицо Леонора набежала какая-то тень, но тут же исчезла, и маг спокойно ответил: — Нет. Братьев и сестер у меня нет. — Тогда ты, возможно, меня не поймёшь… Но я постараюсь объяснить. — проговорила Далила; каждое слово давалось ей с трудом. — Ты спрашивал, почему я так вожусь с этим праздником. И ты верно понял, что это связано с моим прошлым. Сверкающий напал на Парм накануне нового года. Тогда я собиралась устроить своим братьям незабываемый праздник, потому что старшему, Илларию, в тот Новый Год должно было исполниться шестнадцать лет. Но Сверкающий разрушил все эти планы. Когда я покидала дворец, я видела, во что превратились все мои приготовления к празднику: гирлянды, свечи, подарки, ажурные салфетки, ёлочные игрушки — все это либо растоптали солдаты, либо сожгли маги. — Далила горестно взмахнула рукой и на секунду замолчала; слезы щипали ей глаза, перед внутренним взором проносились видения из прошлого. Усилием воли девушка взяла себя в руки и продолжила рассказ; Леонор слушал ее с абсолютно непроницаемым лицом. — Рон очень похож на моего младшего брата, а Эльвинг — на старшего. Не внешностью, а, скорее, характером. Очень похож. И я… Этот Новый Год должен быть…не таким, как прошлый. Теперь понимаешь? Далила подняла голову и посмотрела в темные глаза мага. Леонор ответил совершенно нечитаемым взглядом; как девушка ни старалась, она так и не смогла заметить ни малейшего шевеления мышц на лице мага. Слушал он ее, не слушал; понял ли, как важно для нее это выступление или нет; есть ли у него вообще хоть какие-нибудь чувства, понимает ли он, что в мире есть и другие люди, кроме него самого, может ли он в принципе помочь кому-то даже в ущерб себе? Этого понять никак было нельзя. «Он же специально тянет время, — с раздражением подумала Далила. — Он же все уже решил, так почему бы не сказать сразу? Почему у него все не как у людей?» Через целую вечность (хотя на самом деле прошло секунды три) Леонор отвёл взгляд и посмотрел куда-то на потолок. Потом почти неслышно вздохнул и перевел взгляд на девушку. — Я действительно не все понял из твоего рассказа. Но, видимо, для тебя все это очень важно? Последнее предложение прозвучало как вопрос. Далила молча кивнула. Леонор снова вздохнул. — Будет много крови. Если эти мелкие создания поседеют от страха, забьются в истерике или не будут потом спать ночами — я снимаю с себя всю ответственность. Маг направился к костюму Крампуса, но на полпути обернулся: — Что бы ты там ни думала, я делаю это не ради тебя или кого-то другого. Просто мне будет забавно наблюдать за воплями ужаса этих паразитов. Далила лишь улыбнулась и слегка склонила голову. — Спасибо. Леонор раздражённо дёрнул плечом и удалился за ширму. Он не мог понять, почему поступил так глупо. Зачем? Нужно было все равно отказаться и плевать на слезливые истории! Но нет. Он согласился. Зная, что его ждёт. Помня о предыдущем опыте. Согласился. Что на него нашло? Леонор думал об этом, пока надевал костюм Крампуса и разбирался с многочисленными завязками на нем. Не может быть, чтобы его тронула история Далилы. Нет, это просто невозможно. И все же то, как она таким странным образом пытается отдать дань погибшим братьям, не могло не удивить Леонора. Он даже подумал, что это заслуживает капли его уважения. А, может, даже двух капель. В любом случае, маг знал, какого это — терять близких людей, и как плохо бывает от мысли, что ты не успел сделать чего-то важного, что-то сказать, за что-то попросить прощения… Это просто ужасно — осознавать, что ты уже не можешь ничего исправить или сделать, что время не отмотаешь назад, каким бы сильным магом ты ни был, что ты никак не сможешь тягаться со Смертью и все, что тебе осталось — это сожалеть о прошлом, стоя на могиле единственного человека, который когда-либо тебя любил. Леонор резко мотнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания и тут же тихо зашипел от боли: шея довольно громко хрустнула. Да, наверное, именно поэтому он решил помочь Далиле (остальных в расчет можно было не брать, для нее этот праздник значил больше, чем для всех них вместе взятых); в конце концов, врагами они не были и особых причин желать ей зла у мага тоже не имелось. Он не питал к девушке теплых чувств, но это обосновывалось тем, что она была представителем человеческого рода, который Леонор не очень-то жаловал. Да, у них были некоторые… разногласия, но если что маг и усвоил за свою жизнь, так это то, что без крайней нужды не стоит вспоминать прошлые обиды. В этом случае можно потерять человека, который в будущем может тебе пригодиться. В последние дни он даже начал ее немного уважать; до этого Леонор думал, что только он один из всей их компании может сделать что-либо правильно, то есть так, чтобы это впоследствии не обернулось катастрофой; но Далила предложила неплохую (ладно, так уж и быть, хорошую) идею для представления, смогла организовать репетиции, раздобыть костюмы и даже сделала из людей, которые знают о сцене лишь понаслышке, более-менее пристойных актеров. И это выгодно отличало ее от других посредственностей, что окружали мага каждый день. А уж если Леонор начинал уважать какого-то человека, это что-то да значило. Оставалась лишь небольшая, маленькая, совсем крохотная проблемка — паническая боязнь сцены. Сколько себя Леонор себя помнил, он ненавидел выступать перед людьми. В этом чувстве смешивались и его презрение ко всему роду человеческому, и природная замкнутость, и полное отсутствие друзей, и непонимание того, зачем вообще что-то говорить, если можно написать или просто молча сидеть и читать. Но какой-то паники он при ответе у доски не испытывал, скорее раздражение тем, что он тратит свое драгоценное время на всякую ерунду. Какой смысл объяснять решение какого-нибудь примера тридцати людям, ни один из которых тебя не слушает? Все либо пишут и решают все сами (отличники и хорошисты), либо списывают у других (все остальные). Но после того воскресного выступления в церкви на празднике, когда именно ему поручили говорить вступительную речь, прославляющую Господа Бога нашего, да святится имя Его, аминь, это и произошло. Да, тогда Леонор переволновался, причем так, как описывают в книгах: от бессонной ночи до трясущихся коленей, когда он, как осужденный на плаху, взбирался на возвышение рядом с пастором. Да и суровый взгляд отца, сидевшего в первом ряду, не добавлял уверенности в себе, скорее, лишал её остатков; именно тогда Леонор впервые почувствовал, какого́ это — когда позвоночник превращается в желе. На него смотрели все — весь приход небольшой городской церкви. Было жарко, свечи в загустевшем воздухе казались какими-то маленькими костерками, парящими в темноте. Людские лица — мужские, женские, детские, заинтересованные и скучающие, насмешливые, сочувствующие, равнодушные, — все они расплывались, теряли очертания и снова приобретали четкость. Запах ладана, который Леонор ненавидел всеми фибрами души, щекотал ноздри и кружил голову, забиваясь внутрь и обволакивая мозг плотной пеленой. Он боялся, что забудет свои слова, что потеряет голос, что упадет в обморок, наконец, но произошедшее было во сто крат хуже. Судороги, мучившие его все детство, подступили совершенно неожиданно. Внезапно послышался звон колоколов, доносящийся будто через вату; Леонор слабо удивился этому: звонить должны были только через час. Но через пару секунд он осознал, что колокола надрываются только у него в ушах, а перед глазами вьются и пляшут какие-то светлые точки. Он как раз поднял руку, чтобы отмахнуться от них — ведь он должен произнести речь, а эти глупые точки могут все испортить — и тут же увидел, как изгибаются и скрючиваются пальцы, а на предплечье вздуваются сведенные мышцы. Дальнейшее запомнилось урывками: резкая боль во всем теле, особенно в левой ноге, рука, выворачивающаяся под неестественным углом, люди, превращающиеся в безликую темную массу, а затем — благословенная прохлада деревянного пола и тупая боль в виске. Самое странное, что во время приступов Леонор никогда не терял сознания; по крайней мере, не до конца. Он видел все, но будто сквозь плотный туман или толщу воды. Звуки тягуче доносились откуда-то издалека, а на самом краю сознания, где-то в уголках глаз, ходили какие-то серые тени, похожие на клочки дыма. Это в какой-то степени было бы даже интересно — смотреть как все столпились вокруг него и медленно-медленно что-то делают, — если бы не все усиливающаяся боль, которая острыми колючими волнами прокатывалась по всему телу. Больно было даже дышать — воздух в легких, казалось, сгустился и затвердел. Паника накатила с новой силой: Леонор постоянно боялся, что во время приступа ему так сильно сведет мышцы бронхов, например, что он просто-напросто задохнется. Но, к счастью или несчастью, этого так и не произошло. Что было потом, когда он очнулся и смог нормально дышать, вспоминать не хотелось даже спустя тридцать лет. Было ясно одно: своим провалом он опозорил всю семью на несколько поколений вперед. Наверное, именно тогда в нем засел этот неискоренимый страх провала при выступлениях. Леонор больше никогда — ни в школе, ни в университете — не вызывался к доске, а если его вызывали, то стоял с таким видом, что учителя отпускали его из жалости. Это было унизительно, но все же лучше, чем чувствовать, что кости превращаются в студень, а воздух забивается в щели между ребрами и застревает там. И сейчас Леонор был не уверен, что сможет отыграть все представление даже при условии, что он будет в маске. «Думай о крови, — сказал он себе. — Много искусственной крови. Ты сможешь, иллюзия получится идеальной. Пусть они испугаются. А ты посмеешься. Давай же, думай о крови». — Не надо было тебе соглашаться, — включился вдруг голос Внутреннего Критика, по странному стечению обстоятельств сильно напоминавшего голос отца Леонора, давно уже лежащего в могиле. — Замолчи. — мысленно огрызнулся маг. — Зачем ты согласился? — Продолжил зудеть Критик. — Кто они тебе? — Не твое дело. Я не могу теперь отказаться, это будет выглядеть глупо! — Ты будешь выглядеть глупо на сцене, и ты это прекрасно знаешь. — Заткнись. — Ты просто ничтожество. Ты ничего не добьешься, ты опозоришь всех своих товарищей и опозоришься сам. Просто признай это. — Заткнись, я сказал! — Леонор прорычал эти слова почти в полный голос, но быстро спохватился. К счастью, никто ничего не заметил. — Как знаешь. — у Критика не было лица, но маг не сомневался, что эти слова он произносит с ядовитой усмешкой. — Когда ты провалишься, не говори, что я не предупреждал. Критик исчез. Леонор, тяжело дыша, стоял рядом со столиком, на котором лежал сценарий, и бездумно смотрел на строчки, написанные его твердой рукой буквально позавчера. Он поднял руки и посмотрел на них. Пальцы заметно тряслись. Ты полное ничтожество. Ты опозоришь всех и опозоришься сам. «Ну, нет. Только не сегодня, — с внезапно появившейся злой решимостью подумал Леонор. — Я слишком много вложил в этот сценарий. Значит, это будет лучший Новый Год, что видел этот дом». — Внимание! — Далила замахала руками. — Гости идут! Все по местам! И правда: из-за двери послышался приближающийся гул голосов, похожий на шум прибоя. Несколько секунд ожидания — и лакеи распахнули двери, впуская в зал разноцветную волну гостей. Когда дети уселись на мягкие пуфики в центре зала, а взрослые — в кресла чуть в стороне, Далила глубоко выдохнула, обернулась на друзей и ободряюще улыбнулась им. А затем шагнула из-за ширмы. Представление началось.