***
Жизнь в университете затихла – без Ольги Анваровны театральный кружок будто замер, погрузился в долгий сон, а без кружка Полинин интерес к студенческой жизни совсем угас. Она стала пропускать занятия, а свободное время за неимением иного варианта тратила теперь на наблюдение за Барановским – долгое время он почти не покидал поместье Воронцовой, однако вскоре, что-то явно заподозрив, стал наблюдать за больницей, а если быть точнее – Жаном. Ульяновой это не нравилось, более того – ей не хотелось, чтобы Сережу упекли в психушку и неважно кто: полицейские или Хранители, разница не велика, когда итог будет один. Когда юноша попытался прокрасться за доктором в убежище Хранителей, Полина перехватила его на полпути. – Серый, ой, я и не ожидала тебя вот так встретить! – она нарочито резко всплеснула руками, перекрывая ему обзор за своей спиной, позволяя Жану скрыться в катакомбах. – Поль, – Барановский постарался мягко отодвинуть собеседницу с пути, но в итоге оказался заключен в ее крепкие объятия, – пожалуйста, не сейчас... – Ты пьян? – Нет... Немного. Сергей никогда не решался врать Полине, к сожалению, это попросту невозможно – девушка казалась ему такой искренней, что соврать ей в лицо считалось бы грехом, не иначе. Она так легко радовалась жизни, всяким мелочам вроде шоколадных пирожных, вялым тюльпанам или механической бабочке в открытке – именно это когда-то и привлекло его, буквально влюбило в девушку, казавшуюся непреступной. – Сереж, – она мягко коснулась его лба, убирая черные влажные от пота пряди в сторону, – пойдем, я отведу тебя домой – отдохнешь. – Не сейчас... Поль, ты не понимаешь... – А ты попробуй объяснить, глядишь – пойму. Полина понимала, что именно он желает рассказать, и что объяснить он этого не сможет даже при большом желании – за дурака сочтут. Обидно, конечно, и больно это – девушка чувствовала себя какой-то беспомощной в ситуации с ним, однако оставить никак не могла. Дурак он, конечно, но всё же родной дурак. Друг, как никак. Вот только, не знала она, что Сергей знал ее даже лучше ее самой, доверял больше, чем кому-либо, припадая в ее объятия, горячо шепча слова, похожие на бред умалишенного в припадке, прекрасно зная, что она воспримет их всерьез, как это было всегда: – Поль... Ты только не пугайся. Оленькина семья... они ее прячут, прямо тут, под землей.. Ее тела нет в гробу! Я сам видел, своими глазами! – пальцы его впивались в спину болезненно, сжимали тонкую ткань огненно-рыжего свитерка, едва задевая плотные бретели бюстгальтера. – Ты же понимаешь... я не причиню ей вреда... я только хочу знать, что она в порядке... что она жива... я не спятил... правда ведь?.. Бессвязная речь, полная щемящей в груди боли, касалась тонкой шеи, поднимая в воздух медно-черные пряди тонких волос. Ему хотелось, чтобы его утешили, он искал ласки, спокойствия, гармонии, и девушка всегда невольно давала ему всё это, даже сейчас, понимая, насколько это опасно для них обоих, для тех, кого напрямую касается сказанное, для тех, кому она обещала держать в секрете всё, что так интересовало Барановского. Уткнувшись носом в его плечо, вдыхая тяжелый аромат дешевого табака вперемешку с резким одеколоном, студентка разочарованно выдохнула, смиривишись со своей беспомощностью. Сереже она не могла отказать. Он был таким простым, открытым, что диву даешься, как вообще возможно совмещать в себе две настолько разные личности. – Ты не спятил, Сережа, – виновато прошептала она, обхватывая ладонями его талию, позволяя себе еще раз ощутить эту приятную близость, – но большего я тебе сейчас сказать не смогу. Просто доверься мне. Один последний раз, хорошо? Скоро всё прояснится. – Я не могу... не могу... я не сплю... всё время думаю о ней, я... Сережа всхлипывал, отчаянно, по-детски, словно вновь очутился в том времени, когда родители были еще трезвы и добры к нему, когда они не играли в любовь, пытаясь сохранить давно разрушенный брак; когда они были еще семьей. – Я просто хочу знать, что она в порядке... Всего пары слов достаточно, чтобы Полина окунулась в давно забытые времена. Первый курс, первое представление, первая пьянка. – Я просто хочу знать, что она в порядке! – кричал Барановский, отталкивая старшекурсника в сторону, готовый прямо сейчас проломить ему череп его же бутылкой. От незнакомого парня несло дешевым бухлом, по заплывшему похотью взгляду было понятно, что он ничего не соображает, однако от ответственности это его не освобождало. – Брось, Серый, – рассмеялся мальчишке в лицо Игорь с третьего курса, поднимая руки вверх, словно разговаривал со своим старым другом, а не тем, кто моментально примчался из-за одного единственного звонка. – Ты, мразь, вообще заткнись, – рявкнул Сергей, хватая его за шиворот и хорошенько встряхивая, – ты ее лапал?! Этими руками?! – казалось, начинающий рокер готов был переломать ему пальцы, а потом и всю руку так, чтобы заживало по меньшей мере пару месяцев. В клубе громко играла музыка. Яркие отблески прожекторов носились по небольшой комнатушке для уединенных встреч сквозь открытую Барановским дверь. На грязном диване отвратительного алого цвета лежала Ульянова, не соображающая ничего из-за подмешанных в алкоголь сильнодействующих веществ. – Ну, помацал за жопу немного, – ухмыльнулся пьяница, прильнув к горлышку очередной бутылки пива. – Ты ж сам хотел, я че, не прав? – Сука, – Сергей держался, из последних сил держался, чтобы не врезать со всей дури этому ублюдку, понимая, что последствия увлекут за собой не только его, но и саму жертву инцидента. Родители Полины не должны узнать о том, что сегодня произошло здесь, иначе она лишится своей единственной мечты – театра. Он не может позволить этому случится. Вытолкнув пьянчугу в коридор, Сергей осторожно опустился на край постели рядом с обнаженной девушкой, бережно утирая салфетками следы алкоголя и слюней с поднимающейся в такт тяжелому дыханию груди. Он благодарил небеса за то, что соседка, так удачно приглашенная на вечеринку, сообщила ему о парне, пристающем к Полине, иначе всё могло бы закончится для нее плачевно. – Она в порядке, – не смогла соврать Ульянова, делая осторожный шаг назад, наконец отстраняясь от юноши, чтобы взглянуть в его глаза, скрывая собственное беспокойство. – С ней всё будет хорошо, я тебе обещаю. Она сама расскажет, что с ней происходит, когда придет время. Пожалуйста, Сережа, – тонкие пальцы бережно прошлись по грубым волоскам его бороды, поднимаясь к щеке, мягко поглаживая ее, – прошу, не лезь в это. Я не хочу, чтобы ты пострадал. И Ольга не хочет. – Она правда жива? – Барановский с трудом сдерживал слезы, не силясь отвести взгляд от той, кто никогда не соврал бы ему. – Поль... она здесь? Правда? Почему она прячется? Она не хочет меня видеть? – горячая слеза упала в ее ладонь, заставляя сердце в груди забиться с новой силой. – Я что-то не так..? – Нет, ты здесь не при чем! Полина не позволила ему сказать это, он не должен винить себя в произошедшем. Он действительно не виноват. Ни сейчас, ни тогда. Никто не знал, что это случится. Он не мог этого предотвратить. Ни с ней, ни с Ольгой. Сердце щемилось от давно забытой боли. Ей хотелось обнять Сережу, вновь, сказать, что она рядом, что всё будет хорошо, но это было неправильно. Ему нужна Ольга, а Ольга не может быть сейчас рядом. – Пойдем, я отведу тебя домой, чаю горячего попьешь, отлежишься, у тебя жар, – заботливо зашептала девушка, продолжая поглаживать юношу по щеке, будто мать – маленького ребенка. – Пойдём, Сережа, пожалуйста... Ладонь ее дрогнула, опустившись на плечо. Взгляд зацепился за силуэт, невидимый для самого Сергея, но от того не менее заметный. Жан стоял у лестницы в катакомбы Хранителей, с удивлением глядя на происходящее в десятке-другом метров от него. Полина не знала, что сейчас происходило в его голове, что он видел и слышал до этого, и надеялась лишь, что он не навредит Сереже, так цепляющемуся за «почившую» возлюбленную. Она с трудом отвела взгляд, сглатывая в растерянности, и потянула за собой Барановского, хватая его за руку, сплетаясь пальцами так цепко, как только могла.***
– Чайник закипел, – оповестила друга Полина, снимая свистящий кусок доисторического железа с газовой плиты при помощи обычного кухонного полотенца. Отставив его на стол, девушка принялась искать чайные пакетики. – А где у Ольги Анваровны чай-то? Из комнаты донеслось недовольное бормотание. Сережа развалился на диване, придерживая одной рукой смоченное в холодной воде полотенце, а второй – таблетку жаропонижающего, которую ему наказала съесть студентка еще пару минут назад. – Чай где? – смеясь, повторила подруга, возвращаясь в гостиную с тряпкой, перекинутой через плечо. – Там... внизу, в полке белой... – Тут все полки белые, – усмехнулась собеседница, наблюдая за попытками Барановского подняться, – забудь, я пошутила, найду сама. – Да нет, тут, – закряхтел юноша, вынимая из кармана вибрирующий смартфон, – телефон твой звонит. – Да? – отряхнув руки зачем-то, Ульянова шустро спустилась к нему, перехватывая мобильное устройство, даже не глядя на высветившееся имя, принимая звонок. – Здравствуйте? – Полин! – раздался взволнованный тон Женька по ту сторону. Полина напряглась, бросив косой взгляд на страдающего от жара бывшего, после чего, едва заметно кивнув, отошла в сторону, выглядывая в окно. – Ты в порядке? Я целый день пытаюсь дозвониться! – воскликнул юноша, подскакивая из-за стола, где собралась вся вампирская семья, в том числе и новоиспеченая Мила. – Где ты? – В доме Воронцовой, с Барановским, – совершенно спокойно ответила собеседница, не понимая причин для паники. – Что происходит? Это из-за Жана? Скажи ему... – Нет, совсем не так. Слушай, ни в коем случае не покидай поместье в ближайшие несколько дней. И Сергея не выпускай. – Чего? Ты спятил, Жень? – Ульянова оперлась рукой о подоконник, горько усмехаясь. – У меня так-то завтра контрольная по философии, да и родителям помощь по дому не помешает. – Полин, это не шутки! По ту сторону трубки раздался странный шум, тихое шуршание, за которым последовал уверенный голос Жан Ивановича: – Полина, послушай меня: в городе объявились пришлые вампиры, и они ни в какое сравнение не идут с Климом. Сиди тихо и держи Сергея на привязи. Нам сейчас лишние проблемы не нужны. – Ах, значит, я лишняя проблема? – фыркнула девушка, прекрасно понимая, почему мужчина говорит именно так. Хочет защитить, отгородить от опасности, как и все вокруг. – Ладно, – смиренно пробормотала она, прикрывая глаза, – буду осторожной. У вас есть фотки? Кого мне бояться? Сомневаюсь, конечно, что они нагрянут в вуз, но всё же... – Ma chérie, мне кажется, ты не поняла, – смягчился доктор, делая глубокий вдох, – они готовы перебить нас в любой момент. Пока им нет дела до людей, им интересны только вампиры. Но скоро всё изменится. Им осталось только добраться до нас. Любой, кто знает о нас и о том, где мы живем, под угрозой. Никаких встреч больше. Ни при каких обстоятельствах. Ты поняла? Только так ты сможешь вернуться к своей обычной жизни. Полина хотела было возмутиться, заявив, что она уже давно не ребенок и подобное беспокойство просто бессмысленно, но ей не позволили. – Если ты этого не сделаешь, мне придется стереть тебе память. Ты забудешь о нас и обо всём, что может быть связано с нами. Ты меня поняла, ma chérie? Девушка в напряжении медленно постукивала указательным пальцем по подоконнику, считая про себя секунды, надеясь, что ей скажут, что всё сказанное – шутка, что никакой опасности нет, однако чуда не произошло. – Да, Жан Иванович, я поняла вас. Сброшенный звонок означал смирение – ей вновь придется сидеть серой мышью в мире, полном удивительных чудес. На телефон вскоре пришли фотографии симпатичной женщины с черными волосами и мужчины со спины, но Полина не прикоснулась к ним до самого утра, желая хотя бы на сегодня забыть о проблемах, в которые ее никто не желает втягивать. Она быстро натянула привычную улыбку на лицо и поспешила вернуться на кухню, бросив на все вопросы Сережи только что-то невнятное, мало похожее на сознательный ответ.