День за днем. Эпизод 1

Утром, приняв душ, одевшись в белую майку и красные спортивные штаны, с полотенцем на шее, выползаю из ванной. Теперь уже разболелся другой бок и приходится уже за него держаться и, постанывая, лелеять: - Ой, как же мне хреново, а-а-а. Мало мне мужских проблем, так еще чисто бабские из всех мест лезут… Теперь еще об этих гребаных прокладках думай! Плюхнувшись на кровать и подтянув ноги к животу, зависаю пережидая очередную волну неприятных ощущений. Через минуту сюда заглядывает Сомик, проявляя сочувствие: - Чего тебе плохо, Гош? Заголосив, откидываю голову вверх: - Ой, Ань! Дай мне какого-нибудь яду, пожалуйста. Я больше не могу это терпеть! - А, что у тебя болит, конкретно? - Все! О-о-о… У меня все болит! У меня болит здесь, вот здесь, вот тут вот. Прижимаю руку то к одному боку, то к другому, то к спине: - Такое ощущения, что я три дня пил, потом меня били ногами… Черт! Снова морщусь. Сомова стоит в дверях, сложив руки на груди, и кивает: - Понятно… Это с непривычки, просто. Чуть поворачиваю голову в ее сторону: - С какой, непривычки? - Ну, потом, я тебе объясню. В общем, я тебе сейчас дам две таблетки обезболивающего - их выпьешь сразу и отпустит. Ну, в любом случае, на работе никто не заметит. Она что с ума сошла? Я и без работы сейчас сдохну! Смотрю на нее, удивленно вытаращив глаза: - Какая работа? Я никуда не пойду! Сомова лишь пожимает плечами: - Как это никуда не пойдешь? Ты чего? - Ань, ты что, не видишь, что я болею?! Начинает звенеть забытый вчера на кухне мобильник и Анька интересуется: - Мне взять? Скорчив рожу, с трудом поднимаюсь, ворча под нос: - Не надо, я сам! Бреду туда, беру трубку со стола и прикладываю к уху: - Да? - Марго. Блин, это Егоров, если скажет срочно приехать – удавлюсь на фиг. Придаю голосу трагизма: - Да, Борис Наумыч? - Ты во сколько появишься? - А…а… К сожалению, я сегодня не появлюсь. - Ты что, заболела? - Да нет, нет ничего серьезного. А сам, разговаривая, хожу по комнате, держась рукой за правый бок. Для начальника все болячки свожу к расстройству желудка: - Так… Может, съела чего-нибудь или палочка какая-то. - Ну, ты держись там. И смотри, палочек никаких больше не ешь. Ха-ха-ха. - Да конечно, ничего, естественно. Шеф переходит к главной цели своего звонка: - Скажи, а как там с новым номером, все в порядке? - А как же. - Как там статья поживает? - Статья? Корчу отчаянную рожу и стучу себя по лбу – со всеми вчерашними потрясениями, вылетело из головы полностью. Егоров начинает давить: - Жду, не дождусь, когда она появится на моем столе. - Да, Борис Наумыч, конечно. Она…, готова. Я минут через пять-десять вам ее вышлю. Стоять на месте не могу, продолжаю ходить по гостиной и жалко оправдываться - за статью-то я вчера так и не сел, все про свои переживания писал, морально облегчался. Накачав, Егоров закругляется: - Ну, ты давай лечись. И звони, если что! - А… Да, да, конечно, если что, так сразу. - Ну, давай, пока. - Угу…До свидания. Захлопнув крышку мобильника, со стуком кладу телефон обратно на стол. Вот, черт! В полном ауте присаживаюсь к кухонному столу, испуганно прикрывая рукой рот. Статью через пять-десять минут? Что-то я совсем не в адеквате: - Блин, капец… Сомова садится напротив, протягивая стакан с таблеткой: - На вот, Гош, выпей, отпустит сразу. Но мои растерянные мысли сейчас заняты совсем другим. В панике причитаю, закатив глаза к потолку: - На хрена я ему сказал, что у меня статья готова? У меня ж ни хрена не сделано. Ничего! Зажмурив ресницы, стучу себя кулаком по лбу. Бестолочь! Бездарь! Да еще и врун! Анька удивленно поднимает брови: - Как не сделано? Подожди… - А вот так вот - я палец о палец не ударил. У меня каша в голове! Все мысли сейчас только о том, как бы выжить и не сдохнуть, обложившись прокладками, а не о статьях! Невольно снова морщусь. Сомова начинает мяться и отводит глаза: - Гош. - Что? - Ну, я просто сегодня утром проверяла свою почту и случайно наткнулась на то, что ты писал. - И что? Она продолжает оправдываться: - В смысле документ был открыт, и я прочла твою статью. Да какая это статья, так… Стоны и нытье несчастного человека. Крик души. Прочла и молодец, и что? - Это я понял. - И это прекрасная статья! В смысле? Недоверчиво тяну: - Чего-о-о? - Ну, это великолепная статья, Гош. Искренне таращусь, во все глаза - да кому нужна эта фигня?! Уж не «Мужскому журналу» точно! Скривившись, фыркаю: - Слушай, Ань, не смеши меня, а? - Ты сейчас в таком состоянии сейчас, что тебя довольно трудно рассмешить, знаешь. Не надо меня убеждать! Невольно повышаю голос: - Ань, перестань, я тебе говорю! Какая это к лысой бабушке статья?! Это – неприкрытый вопль отчаяния! Сморщившись и скрючившись, держусь обеими руками за живот. Господи, как же мне хреново, кто бы знал! Сомова протестующе мотает головой: - Ну, это ты так называешь, а я читала не отрываясь. И знаешь, что? Ты нашел очень подходящие, прямо нужные слова. Все мое нутро сопротивляется принять Анютины слова. Я писал не для внешнего пользования! Пытаюсь придраться к каждому ее слову: - Нужные для чего? - Для мужского мозга, чтобы достучаться до мужского мозга! Чтобы они, наконец, врубились вообще, что мы женщины чувствуем! Мы? Опять старая шарманка – мы женщины, мы женщины. Шиплю сквозь зубы: - Ань, прекрати! - Это ты прекрати! Где-то вдали начинает наяривать Анюткин мобильник. Кажется, у меня в спальне… Вот тоже, бросает его, где ни попадя! Сомова замолкает, а я, с новой волной неприятных ощущений в организме, со стоном поднимаю глаза к потолку: - О-о-ой, такое ощущение, что у меня там Чужой! Сейчас прогрызет дыру в пузе и вылезет наружу. Анюта убегает и через минуту из спальни раздается: - Алле… Да, я слушаю… Она прикрывает дверь и дальше слышится лишь глухой бубнеж. Интересно, кто это ей наяривает с утра пораньше? *** С кухни переползаю в гостиную на диван, и забравшись на него с ногами, укрываюсь лежащим тут пледом. Уткнувшись в колени, прислушиваюсь к себе - может в тепле отпустит? Слышатся шаги Сомовой, и я поднимаю голову, встречая подругу вопросом в глазах. Анька спешит ко мне, размахивая трубкой: - Зимовский звонил! Она садится на диван рядом, а я все никак не въеду – неужели у нее тоже есть знакомый с подобной фамилией? - Какой еще Зимовский? - Какой, какой... Твой Зимовский! Оппа-на! Ошарашено сморю на подругу. Ей? С каких это пор они перезваниваются? - И чего он хотел? - Хотел встретиться, поговорить. - С кем? - Со мной. Между прочим, о тебе, то есть о Гоше. - Какого хрена? - Ну, я не знаю, какого хрена. Он вчера вообще к нам на радио приходил. Новость за новостью. И Антон ничего ведь не сказал?! Я в шоке! Растерянно повторяю: - Как на радио приходил? - Ну, там, каким-то образом вычислил номер, с которого звонил ему Гоша из Австралии. - И? - И был очень сильно удивлен, что Гоша звонил из этого города с нашей радиостанции. Господи! Сердце замирает…. Поставив локти на согнутые колени, зарываюсь лицом в ладони. Сколько можно-то… Руки безвольно падают – ну нет уже никаких сил, бороться с этой гнидой! Анька бросается меня успокаивать: - Но ты не волнуйся, мы с Русликом навешали ему всякой лапши. Сказали, что он звонил на коммутатор, с коммутатора там уже переконектили, в общем, все нормально. Сомова самоуверенно отмахивается, и сердце снова возвращается на место, заставляя диким взглядом посмотреть на подругу. Ну, Анька - подпольщица, так ведь и до инфаркта довести можно! Чуть хриплю: - Так если ему все объяснили, зачем он хочет встретиться? - Ну, вот я схожу и узнаю. А вот это вот нет! С этим гаденышем чем меньше контактируешь, тем дольше живешь! Решительно протестую: - Так, стоп - машина! Если хочет разговаривать о Гоше, пусть разговаривает со мной! Сомова, с кислым видом, настаивает на своем: - Знаешь, честно говоря, я хотела сразу двух зайцев убить. Я съезжу, во-первых, успокою насчет этого звонка окончательно, а во-вторых, узнаю, чего он там задумал. Зайцев ей вдруг убивать приспичило… Живодерка... Поджав губы, шумно выдыхаю носом – а, в общем, делай что хочешь! *** Тем не менее, раз обещал, нужно обещание выполнять и я, отбросив плед в сторону, сажусь за ноутбук, в новой попытке, все-таки, написать статью для Наумыча. Ежу понятно - вчерашние бредни, это отдушина страдающего мутанта, а вовсе не статья в журнал… Открываю файлы недельной давности. Так, о чем я там писал? Слышу, как Сомова кружит вокруг стола с чашками в руках… Словно кондор с добычей для птенцов... О, метафоры пошли, так, глядишь, и до музы дело дойдет! Пытаюсь старый абзац переформулировать и так, и эдак. Стучу по клавиатуре обновленный текст. Анька заходит за диван, мне за спину и, заглядывая через плечо на экран, зовет: - Марго. - Что? - Гхм… Ты чай будешь? Кусаю пальцы в творческом процессе - не до чая мне Анечка, не до чая.., Наумыч ждет, а ярких идей нет. Автоматически отказываюсь: - А, нет, спасибо. Обойдя диван, Сомова пристраивается сбоку от меня: - Слушай, Гош. - Что? - Э-э-э… А это ничего, что я тебя Марго назвала? О чем это она? Оторвавшись от монитора, куда до сих пор таращился, перечитывая абзац за абзацем, тупо на нее таращусь, мыслями оставаясь там, в процессе: - А? Ответа не следует, и я снова поворачиваюсь к монитору... Анюта пододвигает чашку поближе ко мне: - Я говорю, ты чай будешь? Вкусный, с лимоном… - Ань, спасибо, я работаю, блин! Если это можно назвать работой. Переставляю чашку себе под правую руку - потом выпью. Мысль, мысль, мысль… Ведь только что была?! Засунув палец в рот, пытаюсь грызть, но ноготь с лаком оказывается совершенно невкусным, химическим, и вдохновения не дает. На экране монитора пока одно старье и ноль новых идей: «Если мужчина взволнован, то женщина – истеричка. А когда мужчина развязен и общителен, женщина проститутка, не иначе. Эталон современной женщины - на работе она должна вести себя как мужчина, а вернувшись домой - надевать фартук и изображать хранительницу очага». И это все? Мои размышления отвлекает звонок Калугина на мобильник. Прикладываю трубку к узу: - Говори, Андрей! Мужской голос звучит неторопливо, будто пловец прощупывает дно в речке: - Привет, тебя нет в редакции… Все-таки, что-то серьезное? - Да нет, все нормально… Не переживай. Денек отлежусь и в строй. К тому же статью надо добить Наумычу, а на работе сам знаешь… - Ну ладно, я понял, отдыхай. - Андрей, только я тебя очень прощу, добей сегодня обложку! - Хорошо Марго, я тебе еще раз говорю – не переживай, мы все сделаем. - Ну ладно, пока. А то я так музы никогда не дождусь! - А! Послушай, может тебе привезти чего – нибудь? - Я тебе чего, лежачий больной при смерти? Надо будет, в магазин сбегаю. - Хорошо, ну давай, поправляйся... Он торопится успеть сказать, пока не прозвучали гудки отбоя: - А скажи, если я тебе в процессе еще раз наберу, ты не будешь против? - Калуга, кончай, хватит церемоний! Если что надо – сразу звони. - Спасибо, давай… Я тебя целую. Пока! Целует меня? Зачем? Шлепаю губами, не зная, что и ответить. Тем более что в трубке уже звучат короткие гудки. Это как понимать? В башку сразу лезут воспоминания о нашем несостоявшемся поцелуе в парке… И возле дома… И о походе в ресторан. Намек, чтобы я его простила?... В смысле простил?… В смысле… Черт! Утыкаюсь в монитор. *** В обед, неожиданно, в дверь звонят, а поскольку Сомова уже куда-то усвистела, приходится самому тащиться в прихожую и смотреть, кого принесло. На экране домофона лицо Калугина и я, всплеснув руками, невольно делаю шаг назад, качая головой: - Блин! Только ведь все определилось – мы друзья, шуры-муры у него с Егоровой, причем во внерабочее время. В кубинских ресторанах, например. И вот, снова-здорово. Андрей продолжает звонить и звонить. Делать нечего, приходится открывать – повернув ключ в замке, распахиваю дверь. Калуга смущенно здоровается: - Привет. Интересно он по работе или так… «Проведать»? А я тут в трениках, нечесаный, непрезентабельный. Вздохнув, разворачиваюсь к гостю спиной и плетусь назад на кухню, патетически всплескивая руками: - Я же сказала, что я болею. Неужели, хотя бы на один день нельзя оставить человека в покое, а? Добравшись до кухонной стойки, встаю там, привалившись спиной к стене и сунув руки в карманы. Мне не видно из-за угла, что там в прихожей делает Калугин, только слышу как он, сопя и приборматывая, заходит внутрь и щелкает замком. Слышу приближающиеся шаги: - М-м-м… Извини. Он чем-то шелестит: - Марго, это, тебе! Повернув голову, почти окунаюсь носом в огромный цветник. Господи, только не это! Смотрю на букет и в голове только одна мысль - ну, почему, почему все несчастья именно на меня? Добить меня пришел? Все, Андрюха, успокойся, от Игорька остались одни прокладки и тампаксы! А Марго тебя уже простила…. Со стоном откидываю голову назад, упираясь затылком в стену, а затем с нытьем и рычанием перекатываюсь, чтобы стукнуться о стену лбом: - М-м-м… Стукнув от бессилия кулаком о стену, могу сейчас только одно - хныкать и пускать сопли. Над ухом раздается растерянный голос Андрея: - Ты чего? Мне себя ужасно жалко и я только хнычу, уткнувшись в стену. Калугин повторяет: - Да что случилось-то? Может, я чем-то обидел или… Да ничего не случилось! Просто мне тошно… И физически, и морально! Разворачиваюсь к нему с несчастным видом: - Мне плохо! И очень хочется, что бы кто-нибудь пожалел, взял на себя хоть часть безумного груза. Сам не знаю почему, не вынимая рук из карманов, делаю шаг к Андрею и утыкаюсь носом ему в грудь. Наверно, это по-бабски, но ничего не могу с собой поделать. Чувствую, как он гладит меня по плечу свободной рукой, слышу его растерянный голос: - Марго, ну… Ты чего как маленькая…. Ну сейчас плохо, потом будет хорошо. Не всегда же будет плохо. Ну, что ты? Всегда, Андрюха, всегда… И ужас в том, что никто не в силах мне ни помочь, ни успокоить… Все, надо взять себя в руки! Отстраняюсь он него: - Слушай, Калуга, не надо со мной разговаривать, как с маленькой девочкой, ладно? Обхожу вокруг кухонной стойки и, повернувшись к гостю спиной, приваливаюсь к торцу стола. Кажется, Андрей действительно не знает, как себя вести, начиная оправдываться: - Ладно, извини, у меня это непроизвольно просто. Ну да, из-за Алисы… Вот, блин, что-то я раскиселился как сопля! Поджимаю губы, ужасно недовольный своей слабостью. Не хочется признаваться себе, но последние дни здорово подорвали мою самоуверенность. Сколько не говори халва - халва, во рту слаще не становится… Сколько не тверди «я мужик», «я мужик», а отовсюду лезет баба! Калугин продолжает гундеть в спину: - Может тебе лекарства какие-нибудь привезти… Или еще что-нибудь? - Спасибо, не надо. Все, хватит соплей, пора взять себя в руки. Собраться и жестко взять! Вздохнув, оглядываюсь на Андрея: - Чего ты хотел? Тот охотно кивает: - Проведать! У него такой беззащитный вид с этим его букетом, что я торопливо отворачиваюсь снова: - Ну, проведал… Чего дальше? Несмотря на мою резкость, его голос остается мягким: - Марго. Скажи мне, вот почему ты такая агрессивная? Почему, почему… Месячные у мужика, вот почему! - Ну, я же приехал по-человечески. Узнать, как ты, что ты. Да понимаю я все Андрюх, но что я могу сделать, если меня, то псих колотит, то слеза прошибает?! Поднимаю глаза к потолку и так и стою, уперев руки в бока: - Извини, не обращай внимания. - Нет, если чего-то нужно, ты скажи, не стесняйся. Я сейчас метнусь и назад, это, как говориться не проблема. Его слова вызывают у меня усмешку – представил, как Калуга будет метаться по аптекам в поисках женских прокладок: - Андрей, спасибо, все, что мне нужно, у меня уже есть. Неожиданно моя улыбка вызывает у Андрея волну позитива: - Ну, ты улыбаешься, значит уже хорошо! - Улыбки, Андрей, они ведь бывают разные. - Угу. Ну, раз пришел в гости, будем проявлять гостеприимство: - Выпьешь, что-нибудь? Калуга отрицательно качает головой. - Нет, средь бела дня?! Ага, раскатал губу. Нет, я, конечно, могу налить, но в свете букетиков и цветочков, думаю, это ни к чему: - Да я про чай, кофе там… Смотрю на него ожидающе. Андрей радостно соглашается: - А, кофе с удовольствием, спасибо! Никаких проблем. Кивнув, тыкаю пальцем в сторону плиты: - Вот чайник, вот кофе, делай сам… А я, болею! И прикусываю губу. Черт, оплошал – сейчас начнет спрашивать, чем болею. Пытаюсь продемонстрировать наглядно - усердно подкашливать и, задрав на пузе майку, сморкаться в нее. Ну вот, как то так. Простуда! Увлекшись процессом слышу со стороны Калуги невнятное мычание: - А-а-а... Э-э-э... Чего там у него? Опускаю майку от лица вниз. Стоит, как стоял и пялится в район пупка. Что-то Андрюха какой-то сегодня тормознутый. Придется все брать в свои руки: - Ну, давай! Но, кажется, его процессор окончательно завис: - Чего? - Ну, чай там, я не знаю. Ты ж пришел навещать? Навещай! - А, ну да, сейчас. Он идет к плите, а я усаживаюсь на табуретку возле кухонного стола, уперев ноги в тапках в ее нижнюю перекладину. Андрей расхаживает по кухне и при этом пытается вести беседу: - Хорошо, знаешь только… Он снимает кофемолку с полки и заглядывает внутрь, потряхивая и гремя остатками кофейных зернышек. - Для начала хотел обсудить один рабочий момент. Не возражаю и вяло поддерживаю: - Рабочий, давай обсудим. Андрей отставляет кофемолку в сторону и торопится вернуться к столу, чтобы положить передо мной свой букет. Он даже специально притрагивается к нему рукой: - Для начала, это все-таки, тебе! И отступает на шаг назад. Опять! Бабская жизнь - это как болото, тянет и тянет вниз. И уже ног не выдрать! Откинув голову назад, рычу от бессилия. *** Приходится тащиться в гостиную на поиски вазы и ставить букет. Только вот куда? Во мне все протестует демонстрировать бабское торжество со свиданиями и цветочками. Хватит двух походов в ресторан с «женихом». Я вообще лучше бы спрятал этот веник в Анькиной комнате! Выбрав в серванте самую простенькую емкость, засовываю в нее букет и пристраиваю на этажерку возле окна, за креслом у дивана. И не обидно, и в глаза не бросается… Пока Калуга наливает в чайник воду, интересуюсь: - Так что там за рабочий момент? - Ну… Подборка к обложке готова и хотелось..., как-то обсудить, согласовать. - Ладно, давай посмотрим. Оставив чайник кипятиться, отправляемся в гостиную. Я с ногами забираюсь в кресло, а Калуга усаживается на диван. Как раз напротив открытого ноутбука. Андрей косит любопытный взгляд в экран: - Пишешь статью? - Да, нет, это так для себя. - Можно почитать? - Валяй. Мне даже любопытно. Анька там вообще журнальную статью разглядела. Пока он изучает мои перлы, размышляю - стоит ли мне причесать лохмы или сегодня сойдет и так? С одной стороны, вроде как неприлично ходить перед гостем лахудрой, а с другой стороны – никто ж его сюда не звал?! Начитавшись, Андрюха выдает: - Слушай обалдеть… Слушай, высший пилотаж! - Да, ладно. Отворачиваюсь, отмахиваясь, но приятно, черт побери! У Калугина глаза так и горят: - Нет, я тебе серьезно говорю. Просто класс! Совсем засмущал девушку, чуть ли не краснею: - У тебя, оказывается, есть склонность к преувеличению. - Марго, это очень хорошая статья! Я тебе серьезно говорю. Это очень хорошая статья. Андрюха врать не будет. Но даже если получился, как говорится «не формат», все равно приятно такое слышать и я благодарно смотрю на своего критика: - Андрей, я, конечно, понимаю, что нужно больным людям делать комплименты, но не настолько же. Кажется, я как раз и напрашиваюсь на эти самые комплименты? Капец... Нет, нет – у меня есть аргументы! Калугин отрывает взгляд от монитора: - Если бы это была туфта, я бы тебе так и сказал - это туфта. Но я, когда вру, я краснею! Надо будет запомнить. Хотя, по-моему, он преувеличивает свои способности менять окраску. До сих пор ничего такого за ним не замечал. Неужели всегда "правду и только правду, и ничего кроме правды"? Резко опускаю ноги вниз с кресла, чтобы принять вертикальное сидячее положение и боевую позицию. Спорить, так спорить, а не кисель разводить: - Да, но это «Мужской журнал»! - И что? - А статья о чем? - Так в этом все и дело…. Жестикулируя, он пытается сделать свои слова более убедительными: - Это... Помнишь, как сказал Жванецкий? А-а-а… «Очень хочется побыть женщиной, интересно, что она чувствует!». Чуть улыбнувшись, отворачиваясь – спасибо, я такое любопытство удовлетворил на всю жизнь. Почувствовал с макушкой! Лучше так: «Очень хочется опять побыть мужчиной…». Калуга продолжает меня убеждать: - Пойми ты, господи. У тебя тут все есть. Все! С одной стороны это очень эмоционально, с другой…, можно я тебе скажу одну вещь, только если ты не обидишься? Это даже любопытно. Ободряюще киваю: - Ну? - При всем моем уважении к Гошке, но никогда он такой бы статьи не написал! Это точно. Он о подобных прелестях жизни не задумывался никогда. Чересчур панибратское «Гошке» режет слух и я, поморщившись, отворачиваюсь. Калугин, не обратив внимания на такую реакцию, продолжает наседать: - Более того, я это даже могу тебе аргументировать! Поверь, Андрюх, я все аргументы знаю гораздо лучше! Поэтому успокаивающе приподнимаю руку: - Да, ладно, проехали. Что у нас там с чаем? Смотрю с улыбкой на растерявшегося Андрея – конечно о чайнике Калугин давно забыл. Он тут же вскакивает: - Да, сейчас, извини. Сейчас, сейчас… Калуга уходит на кухню, а я, приподнявшись с кресла и скроив удивленную рожицу, пересаживаюсь на освободившееся место на диване, поджав ногу под себя. Недоверчиво заглядываю в монитор ноутбука - интересно, что же там так поразило Андрея? Столько хвалебных слов в мой адрес, цветы… Даже странно. А что тогда было вчера? Меня так и подмывает спросить: - Да, кстати, как вы там, после вчерашнего? Смотрю в сторону суетящегося на кухне Андрея – он, таки, решил заварить чай, а не кофе. Чуть оглядываясь, Калугин кричит в ответ: - В смысле? - Ну, я уехала раньше. Вы, наверно, там накатили еще? Андрей несет из кухни две чашки с чаем, да еще и тарелку с бутербродами: - Марго, ну ты же прекрасно знаешь мое отношение к алкоголю. Он усаживается на диван рядом со мной, и я забираю у него из рук одну из чашек: - Да… До вчерашнего дня я думала, что знаю и твое отношение к танцам! Поднеся к губам, делаю глоток - мда, чай удался, не поспоришь... На самом деле настроение у меня исправилось - оно благодушное и то, что я Андрея подзуживаю… Это так, шутейно. Ловлю себя на том, что украдкой посматривая, даже игриво веду бровями... Опять бабские гормоны? Вот почему, когда такой разговор между мужиками – это считается шуткой, а если баба с мужиком, то флирт? Калугин смотрит с упреком: - Марго, пожалуйста, я тебя умоляю. - Ну ладно, ладно, извини. Пошутила, извини.., Хэ… - Как только ты ушла, я отвез ее домой и все! Несмотря ни на что, червячок внутри все равно зудит: уж прямо так сразу… Даже не дал доесть фирменного риса?... Значит, все-таки, довез бедную девочку до самого ее дома! На ее же машинке. Она то, была на колесах и махито не пила…. Ох, Калугин! А еще говорит, что когда врет – краснеет... А смотрит-то как искренне-искренне. Покачав недоверчиво головой, отворачиваюсь: - Андрей, я тебе говорю - проехали. Абсолютно не мое дело, кого ты и куда отвез. Тут дело то в другом! - В чем? Он так и держит чашку у рта, замерев, потом отпивает. Замолкаю на секунду. Опять крутить шарманку про его заигрывания с Наташей не хочется. Уже проходили - будет выкручиваться, и хлопать невинно длинными ресницами. Поэтому говорю про другое: - Ты знаешь, чем сейчас все в редакции занимаются? Калуга охотно кивает: - Работают. Вот наивный. Скептически усмехаюсь – как же работают они, языком мелят! Или небось ставки делают. Даже фыркаю от возмущения: - Кости нам с тобой моют! Калугин недоверчиво тянет: - Да, ла-а-адно. Бросаю взгляд на часы на руке – рабочий день в разгаре. - А точнее, уже помыли, сушат! Гляжу в его наивные глаза и киваю в подтверждение. Потом тоже отпиваю свой чай. В голосе Калугина недоверие: - Нет, мне кажется, что Наташка не из этой серии. Е-перный театр! От возмущения даже хватаю полный рот горяченного напитка, обжигая рот. Мотаю головой, как китайский болванчик, отставляя чашку в сторону на стол. Наконец, проглотив, сиплю: - Ну-ну.