День за днем. Эпизод 1

Словно в угаре прошла суббота, за ней пролетело воскресенье. Нос из дома почти не высовывал - ныл, страдал и даже пьянствовал. Только в воскресенье к вечеру, выполз и то по делу – потренироваться управлять машиной в новом обличье и новой экипировке – до этого времени ездить в юбке и туфлях даже со средними каблуками как-то не приходилось, не то что, со шпильками. И вот понедельник… Просыпаюсь по внутреннему будильнику и резко сажусь в постели. Перед глазами тонкие руки с маникюром на пальцах, длинные волосы падают на лицо. Нет, все это не сон! Из горла вырывается мучительный вопль: - А-а-а! Судорожно щупаю через пижаму грудь. Блин, эта выпуклая хрень, по-прежнему, не исчезла. Услыхав мои стенания, в спальню заходит Сомова с полотенцем на шее – видно после душа: - Что случилось? Кроме безнадежного стона я не в состоянии выдавить из себя хоть что-то внятное. В отчаянии падаю спиной на подушки и укрываюсь с головой. Сквозь толщу покрывала доносятся глухие звуки: - Что случилось, Гоша?! Ну? Она стаскивает с меня одеяло, и я умоляюще смотрю на нее: - Ань, как я выгляжу? Еще есть слабая надежда, что у меня глюки, но подруга ее легко развеивает: - Ну, так же как вчера, а что? У меня вырывается жалобный стон: - Я этого не вынесу! - Гоша. Ну, Гоша! Хватит. - Ну, что-о? - Я хочу с тобой поговорить. - Да не с кем разговаривать. Меня нет! - Вот, подожди. Смотри. Вот, посмотри на себя. У Анюты в руках овальное настольное зеркало и она подсовывает его мне под нос: - Вот посмотри. Что ты здесь видишь? Посмотри…. Что ты здесь видишь? Пытаюсь увернуться: - М-м-м… Тупик в конце тоннеля! - Гоша, ты пойми – ты больше не мужик, ты теперь баба. Баба! Чушь собачья!… Если у меня бабья тушка, то вовсе не значит, что я стал бабой! Сжав зубы, смотрю на нее с вызовом: - Что ты сказала сейчас? - Игоря Семеновича Реброва больше нет. Понимаешь, нет! Есть Маргарита Реброва. И отчество тоже надо будет придумать. Какое еще отчество, блин. - Ань, что ты за ересь несешь? У этой Маргариты, вообще ни хрена нет – ни паспорта, ни трудовой книжки…. Ни водки, ни Родины, ни флага! Ни хрена! - Зато, у нее есть работа. Посмотри сюда! Она опять тычет в меня зеркалом. Я отмахиваюсь: - Работа, родная моя, есть у Гоши. Понимаешь меня? У Гоши! Все! Откинувшись на подушку, снова укрываюсь одеялом, теперь с головой. Сомова приподнимает край: - Вот, если будешь, вот так, лежать бревном, то у тебя не будет ни Гоши, ни работы! Вылезаю наружу и снова сажусь: - Ань, я может тупею в женском теле. Объясни, тогда, хоть ты мне - как я могу сохранить себе работу, если я улетел в Австралию! - А вот у меня, как раз, есть идея! Пошли, хватит лежать. Поломавшись еще пару минут, сдаюсь - приходится вставать и тащится вслед за Сомовой. А там… В общем, она убедительна и уже через полчаса я разворачиваю ноут с моим творчеством в ее сторону, призывая отреагировать: - Анют. - А? - Зацени, свежим взглядом. - Давай. Она внимательно читает мои перлы, не переставая комментировать: - Хорошо. Все отлично. Вот это, просто прекрасно. - Что? - Четвертое. А вот следующее, убери. - Почему, это? - Что это за «настоящий мужик в юбке»? Ну как… Значит не буду сопли жевать. Построю всех так, что мало не покажется. - Ну? - Ну, ты же не шотландец? Если воспринимать текст прямолинейно, то наверно она права… - Ну, давай следующий пункт. Что там еще? Э-э-э… Пунктуальна, обязательна… Подсказываю: - Стрессоустойчива. - Стрессоустойчива,.. Не пьет. И вообще… Мы пишем характеристику на меня. Вернее на Маргариту Реброву. Еще раз, перечитав текст, Анюта погружается в размышления, а потом выдает очередную жирную мысль – не указав опыта работы, я очень проиграю в глазах любого начальника, если, конечно, хочу претендовать на что-то серьезное. Опыт работы? Это заставляет уже меня впасть в ступор – чтобы я не написал, один телефонный звонок и вся моя легенда летит в тартарары. Требуется что-то емкое и сложно проверяемое… Наконец, меня осеняет и я лезу в ящик шкафа с разным мелким хламом – тут у меня куча старых визиток с разных встреч и зарубежных конференций… А вот и она, Паола, «Urban Notizie» - я ее закадрил три года назад, в Пизе, кажется... или Террачини? Неважно… Мысль, такая - Маргарита Реброва два года стажировалась в одном из журналов небольшого городка в Италии, в качестве помощника главного редактора журнала – набиралась, так сказать, живого зарубежного опыта. Журнал с таким названием есть в каждом городке, замучаешься искать, если захочется проверить. А теперь она хочет домой, в Россию, надоело мотаться туда-сюда… И ищет работу, соответствующую своему опыту и зарплате. По-моему, убедительно. По крайней мере, Сомова не фыркает. А затем мы отсылаем e-mail какому-то ее Руслику. Анька клянется, что тот знает, что с ней делать дальше, чтобы было из Австралии. Я смотрю на Сомову с надеждой, а та не дает расслабиться: - Садись, пора делать боевую раскраску. Сегодня ты выходишь на тропу войны. - C кем? Та подмигивает: - С мужиками. - Шутишь? *** Вновь прохожу с Анькой все косметические шаги пятничной экзекуции, а потом облачаюсь в прежнюю униформу - белую блузку и пиджак с юбкой. В таком виде отправляюсь в «Хай файф». По дороге звоню Наумычу, вроде как поинтересоваться делами в редакции, и он тут же приглашает меня заехать для важного разговора. Ну, что ж, значит, Руслик не подвел, доставил письмо адресату. Спустя полчаса мы вместе с Егоровым входим в его кабинет, и он делает приглашающий жест, указывая на кресло: - Присаживайтесь…, Марго. Вы не возражаете, если я буду вас так называть? - Я, только «за»! - Тем более, что ваш брат в письме так и пишет. Делаю удивленное лицо: - В письме? В каком письме? - Я сегодня утром получил письмо по электронке…. Из Сиднея. Сегодня? Видимо для Анькиного Руслана задача оказалась не столь тривиальной, как она думала. Повторяю, продолжая играть выбранную роль: - Из Сиднея? - А вы что, не контачите с братом? Капец. Похоже, с «изумлением» я переигрываю, создавая лишние вопросы, надо снизить эмоциональный фон: - Да, нет, он звонил мне… Один раз. Так и что там пишет Гоша? Как там его дела? - Дела его не радужные. Похоже, Гоша там вообще зависнет. Но есть и приятные новости. - Например? Шеф придает голосу торжественности: - Наше издательство очень заинтересовано в таком специалисте, как вы. Вот, скажите, на каких условиях вы согласились бы работать в нашей редакции? Выдерживаю паузу. Как там говорил старик Станиславский? «Держите паузу!» - А-а-а… С чего вы взяли, что я хочу работать в вашей редакции? - Ну, мне вчера показалось. Все, пора идти ва-банк: - Ну-у… Как минимум, на тех же условиях, что и мой брат! Лицо Егорова вытягивается: - Ого! Я продолжаю давить: - Борис Наумыч, поверьте, реально я стою гораздо большего. Я сказал больше Гошиного? Вот, нахал. Тем не менее, шеф сходу не отказывает: - Да, да. Я понял на презентации. Но, видите ли, в чем дело…. Гоша в коллективе был авторитет. И не только в коллективе. А вы человек новый и… Мне надо подумать! Так, только без паники. Наше дело правое, победа будет за нами: - Разумеется. Вы хозяин издательства, вам и решать. *** Отправляюсь к себе в кабинет. Ого! В моем кресле устроился Кривошеин с газетой в руках. Вот, утконос, еще и ноги задрал на стол! В гневе, я бываю страшен, но тратить энергию на это недоразумение в штиблетах, нет никакой охоты: - Так, я не поняла. А чего это мы тут расселись? Карданный валик пытается ерепениться: - А чего это вы без стука в кабинет главного редактора? Я скидываю его ноги на пол: - Так, Валентин, если вы закончили уборку на моем столе, тогда освободите помещение. Мелкий продолжает изображать из себя мачо: - Э, э, э! Полегче, полегче, девочка. Вот, хамло: - Какая я тебе девочка?! Кривошеин пытается пошло троллить: - О-о-о, какие пикантные подробности. Ну, все! Пора переходить к рукоприкладству. Хватаю Валика за шкирку и вытаскиваю из-за стола: - Так, Кривошеин. Хочешь напрямую соответствовать своей фамилии? Могу сделать. В столь деликатный момент для имиджа выпускающего редактора, в дверь неожиданно заходит Антон: - Что за реслинг в моем кабинете? В его кабинете? Насмешливо качаю головой: - Зашибись! Еще один. Бросаю свою сумку в освободившееся кресло: - Антох, по-моему, ты ошибся дверью. - Хо-хо. По-моему, наглость у Ребровых – это семейное. У меня не заржавеет – где заберешься, там и слезешь: - А у Зимовских - болтливость. Еще раз повторяю - с сегодняшнего дня я работаю в этом издательстве. Мой зам. многозначительно кивает: - Замечательно… Маргарита, но только я боюсь, что не в этом кабинете. Не сдержавшись, фыркаю – в этом Антоша, в этом… И ни в каком другом! Антон проникновенно смотрит на меня и заговорщицки снижает голос: - Маргарита, можно вас, на секундочку? Почему бы и нет? И мы выходим из кабинета. Тут же чувствую как его рука, словно змея, ползет ко мне на талию: - Понимаете, Рита. Извернувшись, уклоняюсь от соприкосновения: - Марго. Зимовский снисходительно поправляется: - Без разницы. Запомни - карьерная лестница в этом кабинете не начинается, там она заканчивается. Ты, для начала, рядовым журналистом, не пробовала поработать? Тоже мне, умывальников начальник. Не задумываясь парирую: - Рядовой журналист, Антоха, это ты. А я - профессионал. Зимовский начинает злиться и даже пытается показать зубы: - Конечно… С ноутбуком Реброва все профессионалы. Как-то мы неправильно с ним начали. Пытаюсь разрядить обстановку: - Слушай, Зимовский, ты чего сегодня такая язва? Ты что, не выспался? И заботливо стряхиваю соринку с лацкана его пиджака. Но этот мой дружеский тон его видимо только сильнее раздражает и он начинает говорить пошлости, видимо рассчитывая меня смутить: - Да уж, вчера попалась така-а-ая блондинка, не до сна было. Тестирует на вшивость, засранец. Он опять тянет ко мне свои потные ручонки и мне снова приходится уворачиваться. Эх, Антоша, меня не смутишь даже матюгами на оперативке, так что, все мимо. Тем не менее, надо что-то отвечать, причем не менее колкое, и я хмыкаю: - Так ты что, ей всю ночь анекдоты рассказывал? У Зимовского вид, словно сел с размаху в лужу: - Девушка, а, по-моему, ты борзеешь! Есть не много. Но тут главное оставить последнее слово за собой: - Ты у моего брата, полгода назад, пятьсот евро занял и до сих пор не отдал. Вот это я называю борзотой! Ответить он не успевает – за его спиной, в холле, материализуется Егоров и он громко объявляет: - Одну минуточку внимания. Через двадцать минут производственное совещание! Повестка дня – кадровый вопрос. Зимовский сразу успокаивается и смотрит свысока. Самоуверен, как удав перед кроликом, которому некуда бежать: - Ну, вот теперь мы повеселимся, Маргарита. Это точно, все решится через двадцать минут. Пока же иду в комнату отдыха. Кофейник еще горячий, и я наливаю в чашку кофе. Но выпить мне его не дает подошедший Калугин: - Привет. - Здорово. - Как ты? Это про пятничный банкет? Он что меня хочет смутить? Или в чем-то упрекнуть? Я уже большой мальчик и в няньках не нуждаюсь: - Видишь же – живая. - Ну да, сегодня на ногах потверже. Значит, второе. - Калуга, давай без подколок, а? Типа ты никогда не перебирал! - Ну, если бы я выпил твою дозу, я думаю, меня бы не откачали. Это точно! Но его наблюдательность мне не нравится: - А ты что, считал, сколько я пью? - После шестой бросил. Хмыкаю, не зная, что и ответить. Пожалуй, лучше остаться без кофе и я дергаюсь к выходу: - Хм... Так… Мы на летучку опаздываем. Но он меня опять тормозит: - Да… Ну, я просто хотел узнать… Тогда на машине это кто был? Тебе то, какое дело? Я же не спрашиваю, с каким котенком ты ночевал? Взираю на Калугу с удивлением: - Человек. - Ну, это я понимаю, просто... Э-э-э. Мямлить можно долго и я прерываю процесс: - Так, Калугин, ле – туч – ка! Разворачиваюсь и бодрым шагом иду в зал заседаний. *** Как только все рассаживаются вдоль стола, Наумыч вскакивает с председательского кресла и начинает расхаживать, начиная от окна, потом перемещаясь за наши спины: - Ну, что, марксисты – ленинисты… Значит, все в сборе? Отлично, начнем. Место главного редактора у нас свято, значит, пустовать оно не должно. Так? На моем привычном месте сегодня сидит Антон, с довольной физиономией, и он поддакивает шефу: - Разумеется. Наверняка в душе уже подсчитывает будущие бонусы и гонорары. Егоров продолжает: - Должность ответственная, значит, человек должен быть ответственным. Он должен быть в курсе всех наших планов. Короче, это должен быть лидер. Зимовский снова влезает: - Естественно, Борис Наумович! Сидя напротив главного конкурента, скептически ухмыляюсь, а внутри весь трясусь от нервного напряжения. Джекпот или нет? - Вы знаете, я даже уже посоветовался с нашими инвесторами – то же самое. В общем, в отсутствии Игоря Реброва…. Шеф делает паузу и Антон приосанивается. - Его место займет… Если он скажет «Зимовский» - это будет полный капец. Валик выражает общее нетерпение: – Ну, не томите, Борис Наумович. - Его место займет… Маргарита Реброва!!! Егоров аплодирует своему заявлению, я облегченно вздыхаю, встаю и, как на сцене, раскланиваюсь. Эффект, как от бомбы. Станиславский отдыхает. Валик тоже начинает неуверенно хлопать в ладоши, подавая пример и другим: - А…, так а… Правильное решение… Ни секунды не сомневался. Зато у Антона вид побитой собаки... Эльвира вдруг поднимает руку: – Борис Наумыч! - Есть возражения? - Борис Наумыч, подождите… Нет, возражений нет, но у меня вопрос по поводу заместителя. - А что, заместитель? Заместитель никуда не исчезает. Правда, Антон? И вообще, у меня есть такое внутреннее ощущение, что из вас получится отличная связка. Хе-хех. Ну, что ж марксисты, за работу! Егоров с довольной физиономией выскакивает из зала, а я натыкаюсь на прозрачный холодный взгляд Зимовского. Что там у него за тараканы в башке бегают, неизвестно, но явно недобрые… А ведь был же нормальный мужик. *** Из зала заседаний выхожу почти последней. Тут же подскакивает Кривошеин, видно поджидал у дверей: - А знаете, Маргарита… Э-э-э… Как вас, там, по батюшке-то? - Пока, никак. Я набираю скорость – позывы влекут уединиться, но Валик не отстает: - То, есть? В смысле? - Я говорю – рано меня еще по батюшке. Зови просто - Марго. - А, понял… Знаешь, Марго, честно говоря я тоже считаю, что ты лучший кандидат на эту должность. Торможу у туалета: - Валик, ты - тормоз. - Чего это я - тормоз? - А я уже не кандидат, меня уже назначили. - А-а-а… Ну, да, да. И стоит, смотрит на меня, будто чего-то ждет. Блин, неужели трудно догадаться, что я пришел к этой двери не просто так? Все-таки, Валик и правда тормоз. Помолчав, он предпринимает новую попытку поговорить: - Знаешь, Марго, честно говоря, я надеюсь, что ты думаешь, что там была шутка. Ну, в кабинете. Мне это уже надоедает: - Надейся! Я распахиваю дверь в туалет, но Кривошеин меня снова останавливает: - Подожди! - Что? Он отыгрывает назад, отступая и отводя взгляд: - А нет, ничего, ничего, можешь и в мужской. Мдя… Привычка – вторая натура. Издав рыкающий звук: - Р-р-гкхм. Перемещаюсь к другой двери, с эмблемой девочки, и захожу внутрь. Валик остается возле двери, и я краем уха слышу его бормотание: - Я посторожу… Не баба, а чума! Подхожу к зеркалу и окидываю себя взглядом - действительно, чума. Или чумак. Дверь вдруг опять распахивается и внутрь влетает Зимовский. Вид у него совершенно дикий и я невольно отступаю. Этот урод хватает меня за плечо, довольно больно, и прижимает к стенке, не позволяя трепыхаться: - Ну что, курица, добилась своего, да? Так, спокойствие! Гоша и не таких бычков обламывал! - Руки убери! Резким движением скидываю его лапу: - Стоп – машина, я сказал…ла. Чего, вылупился? Видимо, он рассчитывал меня запугать, и мой отпор заставляет действовать осмотрительней. К тому же, мимо, туда-сюда, шмыгают испуганные тетки, а это тоже сдерживающий фактор. Зима шипит сквозь зубы: - Да, вот смотрю, реально ты похожа на своего братца или умело косишь? Может, все-таки, объяснишь, кто ты такая? - А что тебе непонятно? - Не понятно… Откуда это вдруг у Гоши нарисовалась двоюродная сестра. Он мне про нее ничего не говорил. Что, речь отняло, а? Я пытаюсь перевести разговор в мирное русло: - Слушай, Антох, тут... Он вдруг ярится: - Слышь, ты! Не смей называть меня Антохой! Я, для тебя, Антон Владимирович! - Но, Гоша ведь называет. - Хватит здесь косить под этого засранца! Я все равно вижу, что ты не его сестра. И я докажу это! И опять пытается распустить руки, гнида. Кровь бросается мне в голову и всякое желание мирного исхода пропадает. Я тоже шиплю: - Как ты его сейчас назвал? - А как мне его называть? Этот ублюдок исчез, неизвестно куда, и вдруг появляешься ты и без мыла, слышь, без мыла, сразу в дамки! Что, клоуна решили из меня сделать, да? Я тут пашу больше, чем эта свинья Ребров, а он вместо себя бабу подсовывает?! Урод? Засранец? Это он про меня? Неожиданное для меня прозрение, надо сказать. С горечью хмыкаю: - А Гоша, вообще-то, считал тебя своим другом! - Тю… Мне послышалось или у тебя действительно мозги куриные? Это слово здесь вообще не произноси. Здесь нет ни у кого друзей, в том числе и у меня. Я сам себе друг, и то, иногда, сомневаюсь. Короче, золотая моя…, слушай меня внимательно… Вы с Гошей не на того напали, ясно? Я тебя, двоюродная сестричка, сгною здесь. Усекла? От тебя здесь только вот этот парик останется. Он вдруг резко дергает меня за волосы, и я от неожиданности ору: - А-а-а! Лицо Антона вытягивается: - Извини, думал, что тоже липа. Он быстро ретируется наружу, а я издаю, то ли стон, то ли вздох и прислоняюсь затылком к прохладному кафелю. Капец! И это тот самый Антоха, с которым съеден не один пуд закуски… Сделав все дела, торопливо возвращаюсь в свой кабинет, на ходу приглаживая растрепанные в схватке волосы, но на пороге натыкаюсь на Калугина. В его руке чашка кофе и он окликает меня: - Марго! Андрюх, не до тебя. Все еще пребывая в нервном возбуждении, рявкаю: - Твой кофе остывает! Нырнув в спасительный кабинет, и прикрыв, поплотней, дверь, извлекаю на свет мобильник. Есть срочное желание позвонить Сомовой, и я нетерпеливо нажимаю кнопки. Как только в трубке раздается Анькин голос, торопливо выпаливаю: - Алло, Анют, привет. Ты чего-нибудь узнала? - Слушай, в общем, я узнала, что в этой конторе по перевозке вещей, три дня был выходной. Официально у них никакого вызова не было. - Зашибись! И как это понимать? - Ну, что мне тебе объяснять – утром деньги, вечером стулья. Понятно, мимо кассы и налогов... Никаких концов там и никаких просветов здесь. Вот об отсутствии этих просветов мне и надо с ней посоветоваться: - Слушай, Ань, это полный капец! Нам нужно срочно увидеться. - Подожди, тебя что, раскусили? - Да есть на это готовые… Еще полчаса и меня тут сожрут, вместе с твоими туфлями. - Ну, слушай, это ты сам себе кадры подбирал. Сам, сам… C усам. Просто, я был мужиком, а теперь черт те что, вот отношение и изменилось. - Ань, слушай, мне хреново. Поехали, пожрем куда-нибудь? Пока меня здесь не убили. Или я кого-нибудь. - Ну-у-у… Мы сейчас гуляем с Фионой, тут на Бауманке, подъезжай. - ОК, давай у входа, через пятнадцать минут. Ага? Бежать, бежать. Хватаю сумку с кресла и ходу из кабинета. Возле дверей опять пасется Калугин со своей чашкой: - Марго, подожди. Я могу, чем-нибудь помочь? Капец, достал ты меня уже со своей помощью: - Да, можешь. Допей, наконец, свой кофе! И вымой чашку. *** Мой Range Rover не подводит – ровно через пятнадцать минут я уже сворачиваю на Ново-Басманную к центральному входу в сад имени Баумана, а еще через пять, мы уже идем с Анькой по аллее и я собираюсь вывалить на подругу события сегодняшнего дня. Здесь, на солнышке, парит, жарко, и я, глядя на Сомову, гуляющую в одной маечке, стаскиваю с себя пиджак и, свернув его, вешаю на сумку, болтающуюся у меня на плече. Хоть какая-то от нее польза. Анюта торопит: - Ну, рассказывай, чего хотел. Как все прошло? - Нормально прошло, нормально... Наумыч пузыри пускал от счастья… А Зимовского, прямо на летучке, чуть Кондратий не хватил. - Здорово. Так в чем проблема-то? В отношении ко мне проблема! Пожимаю плечами: - Да, достали…. Представляешь, приезжаю в редакцию, а там уже очередь на мое кресло. - Очередь? А ты, что? - А я, что… Кривошеину подзатыльников надавал, Зимовского послал подальше. Анька почему-то смотрит осуждающе: - Гош… Гош, так нельзя! Я ее почти не слушаю, тороплюсь побыстрей выплеснуть накопившиеся капцы: - Валик – это фигня. А вот, что с Зимой делать… Как гондольера этого на место поставить?! Представляешь, гонялся за мной сегодня, по всему офису! Анюта даже останавливается: - Как гонялся? Зачем? - Как, как… Ногами. Все Гошу требовал, упырь… После того как он меня поймал в туалете, руки прямо-таки чесались надавать ему в репу! И это желание я Сомовой озвучиваю: - Так бы по зубам и врезал! Ее отповедь, словно ушат холодной воды на мою голову: - Слушай, я еще раз тебе повторяю - ты уже заколебал со своими мужскими повадками. Ты, почаще, в зеркало смотри. А это тут причем?! Буквально взвиваюсь от возмущения: - Слушай, что значит заколебал? Этот упырь назвал меня свиньей, ублюдком и засранцем! Она смотрит на меня осуждающе, и я недовольно рявкаю:. - Чего? - Как ты его сейчас назвал? Как? Как он меня, так и я его. Зуб за зуб, глаз за глаз! Это же очевидно! И Анькин скепсис мне странен: - Ань, по-моему, ты не врубаешься ни хрена. Та даже повышает голос, пытаясь убедить меня в своей правоте: - По-моему, это ты не врубаешься. Если ты будешь продолжать вести себя как мужик, тебе вообще хана! С волками жить – по-волчьи выть! Известная присказка. Так что Анютина мягкотелость в нашей офисной жизни - это заведомое поражение! Это не мое: - Да? А чего ты предлагаешь мне делать? Ходить на цирлах, пока у меня за спиной зубами клацают? Оказывается – да, она именно так и думает: - А у тебя нет других вариантов! Давай уж искать плюсы из сложившейся ситуации. Ну, да, неприятно, конечно… Зато, ты теперь знаешь, кто есть кто! Мы останавливаемся посреди аллеи, и я отвлекаюсь на молоденькую бегунью, ее обтянутые ягодицы ритмично и сексуально двигаются туда-сюда, туда-сюда... До меня доносится: - Эй, алле, гараж, я здесь Анька машет у меня перед носом рукой, и я возвращаюсь из мира грез. Значит, сдачи не давать, не бабье это дело? Странная у Сомовой позиция, но может ей видней? Спорить нет желания: - Ладно. Но, как только я вернусь в свое нормальное тело, я этого Зимовского в трехлитровую банку закатаю! Анюта кривится: - Карину. - Что, Карину? - Ты Карину в банку собирался закатывать. Подумаешь проблема! - Значит, будет две банки. Поставлю на полку, будет, чем двадцать третье февраля закусить. Сомова хихикает: - Восьмого марта! Но мне не до смеха: - Ань, я не собираюсь в этом мясе пребывать до конца дней своих. Я хочу быть мужиком, а не одной из этих рыхлых амеб! Та обиженно обрывает свое ржанье: - Ты кого, сейчас, амебой назвал? - Ну, не тебя же! Женщин, вообще. Но похоже подруга обиделась не на шутку: - Слушай, дорогая, ты меня уже достала своими нападками на женщин! Ха, ты тоже меня достала! Вот именно этим своим отношением: - Слушай, не называй меня дорогая! - А ты не называй меня амебой! - Я тебя не называл. Блин, это уже у нее не обида, это уже какая-то истерика! Орет, хрен знает чего: - А кто я тебе? Не женщина, что ли? Или, что я тебе – лошадь, дом? Пытаюсь притушить: - Ань. Но пламя только разгорается: - Кто я, для тебя? - Ань… Ань, ну, вот, чтобы ты делала, если бы тебя закатали бы в мужское тело? Та упрямо пищит: - Продолжала б оставаться женщиной! И чтобы в итоге получилось? Мужик с гейскими ужимками? Смешно: - Ха-ха. Вот и я пытаюсь оставаться мужиком! Наверно и правда не слишком удачно, но никакой ханы точно не будет… Вот, ей в мужском туловище, точно настала бы хана.... Потихоньку, шаг за шагом, мы продвигаемся в сторону Анютиной машины. Сомова смотрит с подозрением: - А что ты ухмыляешься? Между прочим, мне нравится быть женщиной. Мы тоньше, гибче и выносливее вас, если хочешь. Но не женщиной в мужском теле или мужчиной в женском! И вообще… Удел женщины и удел мужчины – это как говорят в Одессе, две большие разницы. Блин! Тоньше, гибче и выносливей! Язвительно хмыкаю: - Боже, какой текст. Ты не хочешь мне статью написать, нет? Сомова отворачивается: - Нет, не хочу. - Ань. - Что? Я где-то читал… И это сейчас вспоминается, отлично накладываясь на наш разговор. Вновь останавливаюсь и говорю ей назидательно: - Запомни! Женщина должна виртуозно владеть одним приемом - это выпрыгивать из постели на кухню и обратно. - Что-о? Это классика! - Да это не я сказал, это закон природы! Сомова чуть ли не кипеть начинает - кажется, я ее разозлил не на шутку: - И я, тоже, что ли? Dura lex, sed lex. Закон суров, но это – закон. Так что, хихикаю: - Ну, ты же - женщина. - Слушай, Ребров, ты достал меня этой своей идеологией. Иди ты… Лесом! Она ускоряет шаг в сторону своего автомобиля. Все-таки, обиделась. - Ань. - Что? - Ань. Сомова открывает дверь машины, со стороны пассажира и запускает внутрь своего лабрадора: - Фиона, давай! Вперед! Садись. Мы же еще не договорили! - Ань, ну… Сомова обходит автомобиль к водительской двери и оттуда кричит: - Ну, что?! Вообще, знаешь, мне даже нравится, что ты попал в такую ситуацию. Вот, так тебя, пару раз в постель затащат и кинут потом! Вот, тогда, я на тебя посмотрю. И это ей понравится? Вот, садистка. Мне не хочется вот так вот ее отпускать, и я канючу: - Ань, ну, подожди. - Отстань! - Ань, ну, не бросай меня одного! Она радостно огрызается: - Не одного, а одну! Одну! Потом, все-таки, садится в машину и уезжает. Предательница. Разворачиваюсь, раздраженно поддаю ногой камешек, и плетусь к главному выходу, к своей машине. ***. В редакцию возвращаюсь уже в конце дня. Поднимаюсь наверх с ощущением, что чего – то забыл, что-то сделал не так. Когда выхожу из лифта, вспоминаю и рычу: - Гхрм… Точно - чертову сумку забыл в машине. Анька, если узнает, втык даст… Ладно, мы ей не расскажем. Слава богу, никто еще домой не слинял и основные все еще толкутся в холле. Сейчас я их запрягу: - Извините, что я задержалась. Прошу всех ко мне в кабинет. Это минут на двадцать, небольшая летучка. Дергаюсь к кабинету, но народ даже не шевелится, а Любимова начинает мямлить: - Вообще-то, у меня через полчаса бассейн. Ага, еще скажи гольф и теннис. Неожиданно против моего предложения выступает и Мокрицкая: – Да и рабочий день у нас, вроде бы, нормированный. Пока! Вот, именно – вроде бы. Когда номер выпускаем и по субботам работаем, и по ночам! Только откуда это может быть известно новоиспеченному главному редактору… Который к тому же сам, только что, где-то шлялся по городу. Так что, только провожаю взглядом. И ведь уходит, стерва! Настроение сразу падает. Кривошеин пытается преданно заглянуть в глаза: – А я, вообще-то, мог бы еще и поработать. Летучку с одним выпускающим редактором? Отмахиваюсь: - Так, Валик, давай, катись домой. - Домой? Хорошо, до свидания. Галя, дернувшись вслед, вдруг притормаживает и, наклонившись поближе, тихонько интересуется: – Слушай, извини за нескромный вопрос. Это силикон? Я недоуменно гляжу на нее, совершенно занятый мыслями о трудовой дисциплине. Вернее об ее отсутствии. - Где? - Гхм… Она бросает взгляд, куда-то ниже моего лица, даже ниже шеи, разворачивается и спешит уйти. Я тоже смотрю туда, интересно, про что это она? Вдруг, до меня доходит: - М-м-м, черт! Как меня все достало! Откуда-то сбоку выскакивает Калугин. Выслеживает он меня, что ли? - О! Марго! Разочарованная устроенной обструкцией, агрессивно огрызаюсь: - А ты чего здесь ходишь, паркет протираешь? Давай, иди домой. У вас же здесь у всех нормированный график! Но Калуга на мой наезд не реагирует: - А теперь, спокойно, можно объяснить, в чем дело? Обиженно бурчу: - А ничего… Я же всем здесь до одного места! Еще вопросы есть? Дергаюсь уйти, но Андрей придерживает меня за локоть: - Подожди, подожди, подожди, пожалуйста. Я не знаю как все, но на меня ты можешь рассчитывать. Ага. Я вот тоже думал, что Антоха мне друг и кореш. С института мы рядом... А сегодня услышал полную характеристику в свой адрес. Так что мой ответ навязчивому помощнику наполнен скепсисом: - Калуга, единственный человек, на которого я могу рассчитывать здесь – это я. У тебя все? - Нет, не все…. Он чуть медлит: - Сегодня весь день Зимовский окучивает Наумыча в кабинете. - Фэ… Удивил, дальше, что? - В общем – то, ничего. Но то, что они сегодня вместе ужинают в кафе «Графин»…. Мой мозг сразу переключается и начинает интенсивно работать. Все остальное прочь! Вот гнида, по кривой обойти захотел. У меня еще не прошла злость на Антоху, за его сегодняшнее туалет-шоу, и я сразу начинаю строить планы контрудара: - А вот за это спасибо, Андрюха, буду должен. В наступлении главное не терять оперативную мобильность, так что времени у меня на подготовку остается совсем немного. Уже делаю пару шагов в сторону лифта, но неожиданно слышу удивленное Андрюхино: - Что… Прости? Обернувшись, пытаюсь вспоминая, что, только что, говорил . Блин! Опять перепутал. - А-а-а… Говорю, должна буду. Путешествие на четыре этажа вниз занимает несколько секунд, и как только выхожу из лифта, сразу набираю знакомый номер: - Алле, Дин, привет, это Гоша. - Кто-о-о? - Э-э-э…, то есть я звоню от его имени, меня зовут Марго. Просто Гоше, очень нужна твоя помощь. Если можно, не по телефону. Давай, через полчаса на нашем месте. То есть на вашем, да… Гхм. Динка не только горячая девка (мы с ней, признаться, не один раз кувыркались и зажигали), но она еще и умница - когда мы, через сорок минут встречаемся, в «Café-House», что в Камергерском, ей хватает и пяти минут, чтобы придумать свой собственный отвлекающий план действий. Я ей предоставляю полный карт-бланш и выгребаю все наличные русские и американские тугрики из кошелька – предпочитаю расплатиться сразу и наличкой. Если понадобится, воспользуюсь карточкой. Бросив Динку на амбразуру с Антохой, сам начинаю активную подготовку к масштабному наступлению на Егорова. Один звонок в «Графин» и еще один - Анфисе Трефиловой, мне нужно от нее подтверждение прежних договоренностей с Гошей. Я это секретное оружие долго держал как НЗ, но, судя по всему, пришла пора его применить. *** В назначенное для встречи время я уже подъезжаю к 1-ой Брестской и минута в минуту уже поднимаюсь по лестнице в обеденный зал ресторана «Графин». Я во всеоружии, даже успел заскочить домой, где Анька меня слегка причипурила, перечесала, сделав пучок, и подновила раскраску. Наумыч уже здесь и о чем-то разговаривает с официантом. Видимо, выспрашивает о Зимовском. Решительно направляюсь к нему: - Добрый вечер, Борис Наумович. Тот удивленно на меня смотрит: - Марго? Добрый вечер. - Я узнала, что у нас здесь заседание редколлегии, только меня почему-то никто не предупредил. - Да, но вы же сегодня упорхнули куда-то. Прямо во время рабочего дня. - У меня была очень важная встреча. Шеф поджимает губы: - Вы знаете я, все-таки, обязан знать о всех ваших очень важных встречах. В эту сторону лучше не уходить, так что меняю угол атаки: - Так, давайте, присядем, я вам все сейчас объясню. - Прошу, вы меня заинтриговали. Садимся за столик, один напротив другого. Пожалуй, стоит пойти с козырного туза: - Гхм. Я сразу к делу - Трефилова готова сняться для нашего журнала. Наумыч растерянно на меня смотрит: - Нет, я не понял. - Анфиса Трефилова, прима русского балета. - Я знаю. - Да, будет у нас не обложке. Егоров недоверчиво хлопает ресницами: - Смешно. Вы знаете, что Анфиса Трефилова во всех интервью кричит, что отказывается сниматься? - А у нас снимется, причем в бикини. Шеф неуверенно повторяет: - Смешно, Марго, сегодня не первое апреля. - Я видела календарь, а с ней мы уже договорились о дате и месте проведения съемок. Затаив дыхание, Наумыч интересуется: - И о гонораре? Улыбаюсь уголками губ: - Ну, какие гонорары могут быть между подругами. - Кх. Шах и мат! Бедняга даже поперхнулся. - Интересно, я не знал, что вы и Трефилова… - Борис Наумович, у меня очень много подруг, известных и фотогеничных. - Да? - Да. Судя по всему, перелом в его недоверии наступил, и шеф готов сдаться. В его голосе сомнение направлено уже не столько на меня, сколько на него самого: - Вообще-то, Гоша мне говорил, что у него есть выходы… - Все Гошины выходы были через меня. Ну, что, мы будем пить шампанское или подождем Зимовского? Наумыч радостно хватается за бутылку: - Нет, сейчас, конечно! Бутылочка шампанского на двоих, это как слону таблетка. Да? Ну, давайте. Посидели недолго, но хорошо и плодотворно. А вечером, прямо к нам с Анькой домой, заявилась, нежданно, Дина. С полным фотоотчетом. Видимо ей самой все так понравилось, что захотелось с кем-то поделиться. Глядя на голого Антоху, хохотали до слез. Вот это я называю профессионализм!