Love Never Dies (Reprise)

      Мег и в самом деле была изумительно красива.       Рауль не редко отмечал их "завидную регулярность" в переписке. Возможно усмешка была доброй, быть может язвительной. Кристин давно перестала искать уколы в его словах. Но она в самом деле писала подруге так часто, как могла, и та отвечала немедленно.       Сейчас женщина едва понимает как ей удалось пережить последние восемь лет без Жири. Без единственного друга, которого она имела долгие годы, до появления Ангела Музыки.       Жири заметила их прежде, чем Виконтесса её. Мег ждала у изножья трапа, принимая Кристин в объятия. — Надо же..., - негромко говорит балерина, так, чтобы слышала только Кристин, - Даже на ощупь и запах ты как детство, которое я провела в той Опере.       Даае сжимает её в объятиях крепче, хотя приличия возможно того больше ей не позволяют. Но Кристин об этом не думала. Она не знала, что скучала так сильно. По своему прошлому. Не знала, что одно только объятие с Мег Жири способно заставить её ощутить радость, которую девушка не была способна испытать в последние годы.       Мег осторожно отстраняется и они с Раулем приветствуют друг друга. — А вы должно быть Виконт Густав де Шаньи, - улыбается она. — Густав, это мадемуазель Мег Жири, - вместо супруги представляет её Рауль, - Дама, о которой непрестанно говорит твоя мать. — Ты вряд ли вспомнишь меня, я покинула Париж, когда тебе ещё не было двух лет, - рассказывает балерина, - Поэтому знакомиться придется заново, но это ждёт. Я помню своё путешествие на Германике, представляю каким утомительным может быть плавание через Атлантический океан. — Вовсе нет! - оживленно возразил Густав, - Капитан корабля рассказывал мне о том, как устроен корабль, если находил для меня время, и мне удалось сыграть на скрипке "Лето" Вивальди. Сыну дирижера оркестра на лайнере двенадцать лет, я смог одолжить у него инструмент. Видите ли, взрослая скрипка мне пока не подходит. Только пока что он играет лучше меня, то есть сын дирижера. Фортепиано мне даётся легче. Я занимаюсь скрипкой всего полтора года...       Кристин старалась проводить всё свободное время с Густавом, однако её положение в театре обязывало её так же проводить значительное количество вечеров вне дома, и часть дня на репетициях. Виконтесса не сказала бы, что обделяла сына вниманием, но она так же очень четко понимала — Густав и без того был довольно одиноким ребенком, и к его одиночеству добавлялось то, что его мать не была свободна всегда.       В такие моменты де Шаньи думала, что возможно Виконт прав на счёт причин, по которым ей стоило бы отказаться от театра.       Но существовал ещё один аспект. Густав любил музыку. И он обожал выступления Кристин.       Даае обратила внимание на интерес мальчика к музыке в возрасте около трёх лет, к пяти он сносно играл на фортепиано, даже стал сочинять вскоре. То были небольшие этюды об историях, которые он вычитывал в книжках или их отрывки. Кристин старалась как можно чаще водить его в театр, и в последний год Густав даже всерьез занялся написанием музыки для Виконтессы. — Понадобятся стихи, - говорил он. — Это называется "либретто", оно не редко помогает в написании музыки, но всё же музыка важнее. Я помогу сочинить его, если захочешь, - отвечала Даае.       Однако пока что мальчик не был уверен о чем писать. Его вкус только формировался, в добавок отец требовал проявить дисциплинированность по отношению к основным занятиям сына.       Кристин знала, что отдавать на скрипку стоило раньше, но Рауль предложил повременить. Густав был мал для совмещения и фортепиано, и того, на изучении чего настаивал отец, скрипка окончательно загоняла бы его. Поэтому женщина уступила. Когда же мальчик стал сочинять, добавилось и дисциплин для обучения. Словно Виконт силился вытеснить музыку. Только полтора года назад Кристин и Густав приняли решение, что шести лет обучения игре на фортепиано достаточно, чтобы дальше он мог двигаться в этом направлении самостоятельно, и сменили эти занятия на уроки скрипки.       И от того он становился только более одиноким. Мальчик интересовался Гуно и Гюго с его "Человеком, который смеется", в конце концов даже Кристин считала это перебором с учетом его возраста, хотя и поощряла как только могла, потому что Рауль тем более в восторге не был. Кто-то должен был оставаться на стороне Густава.       И сколькие из девятилетних мальчиков готовы говорить о Мефистофеле и сожалеть о смерти ослепшей девочки? Разумеется сверстников-собеседников у Густава было не много, несмотря на то, что он был рад отбросить эти свои интересы и просто играть с детьми.       Поэтому, если находился слушатель, он не мог себя сдержать, и не должен был на самом деле. Мег прибыла со своим экипажем, чтобы сопроводить де Шаньи до отеля, и всю дорогу слушала мальчика. — А почему именно "Лето"? - спрашивает она с живым интересом.       Жири по привычке держала Даае под руку, оба Виконта сидели напротив них. — Разумеется лето нравится мсье Виконту больше, скажем, зимы, - отвечает за него отец, - Кристин, например, больше любит "Зиму" у Вивальди. — "Лето" тягостное, - отвечает Густав, когда замолкает отец, - Никогда не думал, что можно описать лето, как угрозу. Поэтому мне нравится это время года у Вивальди.       И в отличие от Кристин, Густав не старался угодить отцу. Уже несколько лет. Рауль не позволяет ему выступать перед гостями, а Густав упрямо продолжает деликатно, с тем воспитанием, которое в него вложили мать и гувернантки, но демонстративно говорить только о своих творческих интересах.       Он не учился спустив рукава, получал отметки немного выше среднего, но усердия не прилагал, посещал уроки по настоянию отца, но обычно отказывался от его предложений совместно заняться чем-то из того, чему учат Густава, и что когда-то изучал Рауль.       Довольно не типично для мальчика, к тому же для того, чтобы зачерстветь Густав был слишком мал. Что-то произошло между ними, возможно конфликт, о котором Кристин не знает, но когда-то обожавший отца сын больше не стремился разделять с ним ничего из того, что мог предложить Виконт. Возможно тому поспособствовала полная антипатия мужчины к тому, чем по настоящему интересовался мальчик.       А недавно Густав обнаружил раздражительность Рауля на тему любых темных историй, мрачных сказок и произведений, тревожной музыки, трагических постановок и прочего. После этого мальчик стал подчеркивать и эту сторону своих интересов.       Вопрос Мег, напряжение Рауля и безучастности Густава, стоило отцу заговорить, повисли в воздухе, а экипаж хоть и был просторным, оставался слишком маленьким для того, чтобы содержать в себе недовольство Виконта, настойчивость девятилентнего мальчика, беспокойство Кристин и легкое недоумение Жири. — Я помню как ты училась играть на скрипке, как жаль, что не было возможности продолжить, - прерывает молчание балерина, а после обращается к мальчику, - Ты наверняка знаешь, что твой дед Даае был великим скрипачом, я была бы рада услышать как ты играешь, Густав. Я работаю в Метрополитен опера и мы смогли бы подобрать тебе скрипку.       Море наконец вернуло Мег Кристин, и Жири в отличие от подруги могла говорить об этом оживленно и сколько угодно. "Мы расстались однажды, давным-давно. Не думай, что я не стану занимать всё твоё свободное время," - в шутку угрожала она. — Нет нужды. Может статься — мы останемся в Нью-Йорке, - говорит Виконт, - Я приехал для заключения сделки, которая скорее всего поспособствует нашему переселению в Америку. К тому же тогда свободного времени у Кристин станет намного больше, ей ведь больше не придется выходить на сцену.       Но эта новость, несмотря на ожидания Рауля, не приводит Жири в восторг. Он рассчитывал, что возможно подобный подкуп подруги его жены и внезапная поддержка балерины заставила бы Кристин смириться с этим решением.       Но Мег в первую очередь обратила внимание на реакцию подруги, и не найдя в ней радости от этой мысли, не стала комментировать, вежливо улыбнувшись Виконту. — А я была бы рада попасть в Париж снова, - мечтательно говорит она, - Снова услышать твоё пение на родной сцене, Кристин, почувствовать себя всего лишь ребенком в нашей колоссальной Опере! Я приглашаю вас в нашу нью-йоркскую, конечно же до парижской в вопросах размаха мы даже близко пока не приблизились, но труппа волшебная, тебе понравится, - Мег поворачивается к подруге.       Они разговаривают до самого конца пути. Жири предложила свою помощь на регистрации, однако Кристин говорила по-английски, впрочем и Рауль изъяснялся на нем хотя бы на том уровне, которого требуют путешествия. — В Лондоне поняла, что мне не доставало практики в последние годы, - пожимает плечами она, - Стоит продолжить практиковаться здесь.

***

— Мег довольно разговорчивой стала, я помню её совсем другой, - говорит Рауль, раскладывая письменные принадлежности на столе у окна в их номере. — Ты помнишь Мег? - как бы вскользь уточняет Даае.       На самом деле не так много Рауль знал о ней. Он едва парой фраз перекинулся с мадам Жири, с младшей же Жири коротко был познакомлен на свадьбе и несколько раз встречал её в Опере, когда мать с дочерью ещё жили в Париже. — В основном помню, что она была довольно пугливой, молчаливой барышней. Мне даже казалось, что она ростом чуть ниже. — Должно быть непросто держать осанку и голову, будучи "девятым лебедем в пятом ряду", маленькой танцовщицей кардебалета при том, сколько девушек там было, какой требовательной была дирекция, мадам Жири, в добавок присутствие фантомов и духов её правда пугало. Всё же мы были детьми, когда нас привели в театр, и долгое время нас старались содержать, как детей. Мег не рано повзрослела, - размышляет Виконтесса, - За то взгляни на неё теперь! Она всегда была красива, а теперь её усилия в купе с этим окупились. Жду не дождусь, когда мы сможем увидеть её на сцене. — Я так же никогда прежде не замечал вашу с ней склонность к молчаливому сговору. — О, ты плохо наблюдал, она всегда была рада поучаствовать в любом из моих сговоров, - усмехается Кристин, не догадываясь к чему вёл супруг. — Ну, раз уж мы снова на равных, и двое не пойдут против одного, я подумал мы могли бы поговорить с тобой, - Рауль делает небольшую паузу, дожидаясь, когда женщина отложит то, чем занималась, и обратит на него внимание, - Мы были счастливы когда-то. И мы были счастливы большую часть времени, что мы знакомы, Кристин. Я знаю, что тебе больно покидать Францию — ты провела там детство после смерти матери, там похоронен твой дорогой отец. — Там родился ты, - негромко подсказывает Виконтесса, пробуя улыбнуться. — В самом деле. Мы стали друзьями в той стране. Но есть ещё одно. Место, к которому на самом деле прикован твой дух и разум. Опера. Я понимаю, что возможно эта мысль тебе противна и ты станешь сопротивляться, но просто попробуй подумать об этом. Что если это она так давит на тебя? Её стены. То, что было с ней связано. Мы были счастливы по-настоящему до неё, а воспоминания о тех событиях заставляют тебя страдать. Думаешь никто не видел тебя плачущей по ночам?       Кристин хмурится, но не отвечает. Она не догадывалась, что её видели, а он не догадывался почему именно плакала девушка. Поэтому она промолчит. Это останется между ней и её памятью.       Если Виконт решил отвратить её от Оперы Гарнье таким образом, что ж, едва ли у мужчины что-то выйдет. Даае не уверена, но это выглядело дурной игрой на том, что Рауль знал — Кристин всего лишь ищет счастья для её семьи. И сейчас единственной к этому преградой является её неспособность быть достаточно послушной женой. — Я прошу тебя попробовать. Возможно эта страна тебе понравится. Я просто хочу..., - мужчина замолкает, и глядит женщине в глаза, опускаясь на софу рядом с ней, - Хочу всё исправить. Я хочу, чтобы мы снова могли быть счастливы.       Однако это всё же был Рауль. Её друг. Человек, за которым Кристин последовала однажды и будет следовать впредь, потому что выбор был сделан. Потому что она дала слово, принесла клятву и если отбросить их мелочные разногласия, она ведь любила его. Она не могла ошибиться. Конечно же де Шаньи не ошибалась, говоря, что любит его.       Рауль хотел всё исправить, а Кристин сопротивлялась и каким другом или супругой она будет, если откажет ему в этом шансе? В праве на его собственные мечты?       Они были счастливы однажды. Давным-давно, но то было всего лишь десять лет назад. Им предстоит намного больший отрезок жизни впереди. Пока смерть не разлучит их.