Love Never Dies (Reprise)

      В Нью-Йорке все говорят о новом выставочном холле "Фантазма". Здание, как и Хрустальный дворец для индустриальной выставки в Лондоне, было из стекла и железа, но вновь в этом странном новом стиле, который Даае видела в лондонском дворце-головоломке. Очень похожие вытянутые геометричные линии и декоративность художественного подхода. Венцом сооружения является калейдоскопическая крыша, вращающаяся вокруг своей оси.       Внутри ещё никому не удалось побывать, кроме сотрудников. Но артистов отделений музыки и театра допустили для репетиций и знакомства со сценой.       Утром Рауль уехал на встречу с де Башером, своим будущим партнером. Густав остался с гувернанткой. Кристин пробовала предложить ему поехать с ней на репетицию, однако у мальчика оставались незаконченные занятия. Поэтому сегодня певица прибыла сюда одна.       Она пока что не могла ориентироваться в этом городе и расстояниях между точками назначения, а от того решила приехать как можно раньше. Поэтому сейчас в практически безлюдном огромном павильоне у нее была возможность рассмотреть крышу в одиночестве.       Это были ярусы неспешно вращающихся колец калейдоскопа, менявших свой рисунок на неповторимый новый. Цветные детали внутри были сложных оттенков синего и зеленого с редкими проблесками фиолетового. В цвете неба они смешивались в волны бирюзового с морской пеной облаков.       На этот потолок невозможно было не заглядываться, Даае даже подумала, что художникам досталась незавидная участь — им придется выставляться здесь и пробовать отвлечь внимание зрителей от этого. Совершенно завораживающее зрелище, словно мир перевернулся и ты с небес глядел на море.       У Кристин оставалось около получаса на небольшую прогулку хотя бы по тому этажу выставочного павильона, который был открыт. Чем дольше она ходила под этим куполом, рассматривала декоративные арки и лестницы, тем отчетливее девушка понимала — это тот же художник, что и в Лондоне. "Организация Игрек". Он же постановщик из Цюриха, инженер-акустик из Берлина. Возможно соавтор "Музыки ночи" и Музея Истории Искусств в Вене, полотно "Дива" — его кисти и сейчас этот анонимный или полу-анонимный художник, либо же организация художников должны быть здесь, на Манхеттене. Путь во дворце-головоломке вёл сюда, в Новый свет.       Теперь и Кристин Даае здесь, и она найдёт ответы на вопросы, мучавшие её на Этрурии. Найдёт того, кто вознамерился свести её с ума.       Холл всё так же был малолюден — кто-то из сотрудников сцены кажется появлялся из-за двери в дальнем конце помещения, далеко за спиной певицы двери охранялись людьми, но протяженность павильона составляла более сотни метров, а от того здесь, по крайней мере сейчас, было легко почувствовать себя в одиночестве. Это странным, но уже привычным для Кристин образом успокаивало.       Даае снова не сдержалась от искушения попробовать на слух акустику такого помещения, как делала это в Лондоне, в головоломке. Ничего конкретного, всего лишь небольшая импровизация.       Звук её голоса уносится куда-то очень далеко, как стоячая гладь океана разносит голоса с корабля в ночи. Кристин запрокидывает голову, подставляя лицо игре света и цвета калейдоскопа, и видит мужской силуэт на самых верхних ярусах. Прежде она его не заметила, даже не знала, что можно будет совершить прогулку под самым куполом, приблизиться к нему, потому что человек двинулся вперед, совершая круг вокруг Даае. Она не планировала устраивать этот концерт, но продолжила для него.       Всё ещё неопределенные композиции, звук моря в её голове, спокойной большой воды, которая от чего-то оказалась у Даае над головой. Или это её ненадолго пустили на небо — рассмотреть этот океан стекла вот так. Непостижимым до ныне способом.       Человек остановился, и Кристин замолчала.       Она не стала приветствовать его, даже рукой не взмахнула. Её зрение не позволяло рассмотреть его — слишком высоко находился силуэт. Он мог ей привидеться. Но сейчас он исчез, и замолчала музыка в голове девушки. Она сморгнула этот морок и огляделась вокруг себя.       Никого. Всё же ей стоит пройти в репетиционный зал, о котором её уведомили в пригласительном письме, и дождаться коллег.       Сегодняшний день выделили специально для работ сотрудников сцены и музыкантов. По плану оперные певцы завершали свою часть выставки. Даае поставили закрывающей концерт исполнительницей. Это была огромнейшая честь, по правде говоря, она почти хотела отказаться, но Вентури и Мартан отговорили. — Послушайте, я из Италии, но будь я проклят, если кто-то кроме вас мог бы быть гвоздем программы, - говорил тенор. — Считайте это своим гражданским долгом, Кристин, - согласилась Леа, - Проявите патриотизм и переборите уже наконец свою врожденную скромность. Ничего не поделаешь — в этом поколении подлинных чувств и голоса не лишены только вы. — Наглая лесть, - в шутку ворчливо отвечает Даае, - Они могли бы поставить и групповой концерт, как и планировали! В конце концов, это было бы справедливым.       Это решение вообще-то было довольно спонтанным. Посреди репетиции организаторы распорядились об этом, поставив в жуткое положение координатора выступлений, который теперь должен был менять порядок номеров, постановку групповых выступлений и испытывать на себе недовольство тех, кто должен был выступать с финальным номером в коллективе. — Я всё же поговорила бы с руководством, не спорьте, Мартан, я действую из эгоистичных соображений — не дай Бог меня убьют из ревности или зависти! — Потеря будет астрономических масштабов, - картинно закатывает глаза Вентури.       Но Кристин была рада послушать всех исполнителей, репетирующих сегодня. Ей предложили опробовать сцену одной из первых, но девушка уступила, с удовольствием проведя время, наблюдая за другими певцами.       Вентури в свойственной себе расслабленной манере надел очки, и почти вполсилы прогнал эту репетицию, тем не менее ни разу не допустив ни намека на фальшь или слабость голоса. Наблюдая за коллегами, девушка не могла отделаться от странного ощущения присутствия, какое в ней разбудил тот силуэт под куполом.       Когда после французского свою часть прогона закончили итальянский, австрийский, немецкий и английские коллективы, пришла очередь Даае.       Ей на удивление были рады. Не так давно Кристин стали записывать на грампластинки. Именно так до Америки за пару лет до самой сопрано добрался её голос. Какое-то время Рауль надеялся, что возможно этим можно будет ограничить музыкальную деятельность жены, но она была готова отказаться даже от звукозаписи, если это лишит её возможности выступать.       Она нервничала. Зал был полон людей её профессии, многие из них значительно более опытные, чем Кристин. И словно в тиски её сковывало воспоминание о том человеке под куполом крыши. Оно появилось, когда Даае замолчала. Как будто её голос был способен усмирить эту возвышающуюся тень. Словно её молчание могло разозлить силуэт.       Собственное молчание и пугало девушку, но вдруг на сцене Кристин обнаружила — тревоги нет, когда она поёт под взором этой тени. Её пугало не присутствие. Присутствие это было ощутимым и объемным, а оказавшись у Даае внутри, оно заставило потесниться то, что Кристин и без того огромными усилиями пыталась уместить в себе.       Секрет, который она хранит. Страх, который готовится наброситься на неё, когда Рауль и Густав смотрят друг на друга скептически дольше доли секунды. Потому что Даае не знала что это был за скепсис. Словно её муж и сын стали подозревать чужака в доме.       Страх сойти с ума, и страх застрять в этой жизни навсегда. В тех же натянутых, ранящих отношениях с супругом, какие де Шаньи поддерживали сейчас. Страх от того, что уже даже в осознанных мыслях, даже после попытки Рауля найти способ решения этих проблем, Кристин не считает их отношения добрыми.       Не испытывает ничего, кроме нервного напряжения и измотанности от этого уже больше пяти или шести лет. Ослабла до того, что теперь даже музыка вила из неё веревки и по ниточке вытягивала остатки сильных эмоций.       Сейчас, на этой пробной, практически ленивой репетиции, впервые за долгое время, Кристин пела ради того, чтобы переполниться чувствами, а не оставить на сцене их останки, которые от того бледнели из года в год.       Потому что это присутствие будто разбудило в её памяти что-то. Поставило на место нечто важное в её голове. То, что когда-то рождало в Даае восторг, который выливался на сцене. В гримерной, у зеркала, когда Ангел Музыки звал её голос за собой.       Когда Призрак Оперы пел с ней.       Эрик был партнером, каких считают идеальными для танцев. Его манера исполнения отличалась от классической, к какой привыкла Кристин. Он был так силен, что не оставалось ни крупицы скорлупы, которая могла бы защитить от его голоса твою душу. Тебе едва хватало сил сделать глоток воздуха, в котором пение Эрика было даже более осязаемым, чем ты сам.       Но он был лишь "рамой" для голоса Кристин, когда она пела с ним в унисон. Он тренировал в ней собственный стиль и манеру исполнения, чтобы затем, когда Даае нашла свой голос, Ангел Музыки мог стать лишь комплиментом для него. Эрик выносил своим пением голос Кристин на первый план. Словно рука, поданная даме.       Он вёл её, вел в этом танце, но лишь для того, чтобы позволить девушке прозвучать настолько ярко, насколько это было возможно.       Каденция дается Кристин как никогда легко. Так, как бывало только в присутствии Эрика.       Эта эйфория заставила её позабыть о его смерти, позабыть о страхе, о том, что для Даае чувство, которое она испытала сейчас, стало запретным десять лет назад.       Мир вокруг неё исчез. Осталась лишь она и эта музыка.