Вместе с начала и до конца

Рукийе задумчиво перебирала украшения, чтобы выбрать то, что подойдёт к её сегодняшнему платью. Наряжаться она любила, в её гардеробе было бесчисленное количество платьев, на полках стояло десяток шкатулок с украшениями. В гареме должен был состояться праздник в честь рождения дочери Орхана — Атике-султан. Рукийе крепко сдружилась с последней фавориткой брата, их часто можно было увидеть вместе. Джария была смелой, иногда безрассудной, и, безмерно любила Орхана, она готова была убить любого ради него. Это цепляло Рукийе, они с Джарией была похожи, это заметила и Ханзаде, и Хюмашах, и даже Джиханфер-султан, которая прежде не обращала должного внимания на четвертую фаворитку сына. Только после замеченного сходства своей второй дочери и фаворитки, она стала оказывать ей свое расположение, даря подарки и разрешая некоторые мелочи. Джиханфер была той, кто дала имя внучке, несмотря на недовольное выражение лица Валиде-султан. Джиханфер знала, что пока её сын является регентом, её дочери и фаворитки сыновей с детьми поселились в столице, то ничего в её сторону предпринимать Валиде не будет, все же глупой она не была. — Садыка-хатун, подойди сюда, — приказала Рукийе, рассматривая непонятно откуда появившееся кольцо с рубином. Садыка сглотнула, чувствуя сталь в тоне своей госпожи, это никогда не сулило ничего хорошего. Она подошла к ней, шелестя платьем. — Откуда это кольцо лежит в моей шкатулке? Так ты следишь за теми, кто посещает мои покои? — она медленно взглянула на служанку из-под бровей, Садыка вздрогнула, падая на колени, моля о пощаде. Она рассказала, что это кольцо ей передал с письмом Айяс Мехмед-паша, сказав подложить кольцо в шкатулку, а письмо отдать, когда Рукийе-султан заметит кольцо. Рукийе приказала немедленно принести ей письмо, искренне обещая расправиться с девушкой, если узнает, что та его уже читала. Уши султанши краснели с каждой прочитанной строчкой, она возмущённо кинула письмо в горящий камин. Дерзость паши могла лишить его жизни, несмотря на высокую должность, однако Рукийе признавала всю смелость его поступка, которая поразила её. Смелые люди, признаться, были её слабостью. По этой причине она была близка с братьями Орханом и Ахмедом, с матерью, отцом, и Джарией-султан. Все они были людьми крайне смелыми, вызывающими восхищение. Рукийе стремилась быть такой же смелой, какой являлись её родители. Мама пошла против семьи любимого, никто не поддержал её, когда она стала женой падишаха, лишь одна Хафизе, отец сделал то же самое, его брак порицали, что династия, что народ Османской империи. Невольно, Рукийе вспомнила первую встречу с визирем, это было не так давно, три месяца назад. Она выходила из покоев отца, на её губах была довольная улыбка, отец позволил ей не выходить замуж в ближайшее время, хотя ей уже давно было пора, её сестры вышли намного раньше чем она, и даже Фатьма Нур-султан вышла замуж, хотя была младше Рукийе на два года. Падишах на все попытки Валиде-султан выдать внучку замуж отвечал жёстким нет, она выйдет тогда когда сама того захочет. У дверей стоял мужчина, который сразу склонил голову перед, как он думал, Ханзаде-султан. — Ханзаде-султан, — вежливо поздоровался с госпожой визирь. Рукийе насмешливо улыбнулась, выдавая свою личность с головой, Ханзаде была мягкой и нежной в отличие от сестры, она всегда улыбалась нежно. — Мое имя Рукийе Джансет-султан Хазретлери, впредь не путайте, — улыбка быстро исчезла с лица Рукийе, она небрежно окинула мужчину взглядом и исчезла в повороте. Мехмед-паша ещё пять минут гипнотизировал взглядом коридор, в котором скрылась султанша, обронив платок, который он поднял. Отдаст позже, решил визирь, не зная, что ещё полгода не сможет встретиться с пленившей его сердце госпожой. — Рукийе-султан, госпожа просит вас быстрее придти на праздник, — Сермин почтительно склонилась в поклоне, не поднимая головы. Рукийе встрепенулась, с помощью хатун надела серёжки и поторопилась в гарем, где её уже заждались близкие. Джиханфер сидела на тахте Валиде-султан, которая простудилась и не смогла придти на праздник. У ее ног примостилась Джария-султан, Хайме-султан и Халиме-султан, недалеко от них сидели Шахине-султан, Исминур-султан, Гёлистан-султан и Ишве-хатун, недовольно поглядывая на любимиц Хасеки. Хюмашах и Ханзаде сидели по обе стороны от матери, на коленях Ханзаде сидел султанзаде Касым, с серьёзным видом поглощающим плов. Рукийе села рядом с близняшкой, к ней сразу прибежала Сабахат-султан, её безоговорочная любимица среди племянников. Она сразу прижала к себе племянницу, тиская за детские щёчки. — Джария-султан, садитесь со мной, и Муаззез-султан возьмите, — Рукийе тепло улыбнулась девушке, Джария быстро поднялась с места, поклонилась Джиханфер-султан и села рядом с подругой. Муаззез с невозмутимым видом восседала на коленях матери, Джария наклонилась к Рукийе, что-то прошептала, они залились смехом, прежде кинув мимолетный взгляд на Гёлистан-султан. Та покраснела, зло прищурилась и отвернулась от султанш. Джиханфер держала на руках свою новорожденную внучку, она не обращала внимания на недовольные лица тех, кому она не позволила сесть рядом с собой. Хюмашах гуляла по саду со своими детьми, за ними шла свита султанши, состоящей из пяти служанок и двух евнухов. Недавно, султанша узнала, что находится в положении. В гареме снова был праздник, на котором рабыни поздравляли султаншу с ещё одной беременностью. Она была рада, хоть и грустила от того, что муж её, Рустем-паша, не может быть рядом с ней в это время, как в прошлые разы. По дорожке напротив к ней шла Халиме-султан со своими детьми, шехзаде Мустафой, шехзаде Бурханом и Сайжи-султан. — Госпожа, — Халиме поклонилась, завидев султаншу. Хюмашах безразлично посмотрела на девушку, продолжая свой путь, как та схватила её за руку. Хюмашах удивлённо замерла на месте, приподняв бровь, как она смеет хватать её, султаншу династии? — Мне так жаль, госпожа. Надеюсь, что рядом с семьёй, ваше горе не будет таким сильным, — Хюмашах отдернула руку, нахмурив брови, что она несёт. — Что ты хочешь сказать этим, Халиме? О каком горе идёт речь? — Как же, госпожа. Ваш супруг, Рустем-паша, предстал перед Аллахом. Хюмашах вздрогнула, её ноги подкосились, никто не успел предотвратить падение на землю. Рустем, её любимый муж, умер. Чичек-хатун подбежала, помогая госпоже подняться на ноги, она злобно посмотрела на Халиме-султан, что стала причиной падения её госпожи. Свита султанши помогла ей и детям дойти до покоев, где Хюмашах вскрикнула, чувствуя боль внизу живота. — Мама! Лекаршу скорее! — закричала Ягмур, со страхом глядя, как низ платья матери становится красным от крови. Чичек выбежала из покоев, сломя голову несясь к лазарету. Хюмашах положили на кровать, она бледнела на глазах, слуги обеспокоенно увели детей, чтобы они не видели этого, Ягмур пыталась вырваться, но не смогла. — Выкидыш, госпожа, — заключила лекарша, закончив работу. Нижняя губа Хюмашах задрожала, её малыш, она не спасла его. Не спасла Рустема, не спасла их малыша. Она бессильно закричала, коря себя за смерть мужа и ребёнка. Джиханфер ворвалась в покои, сразу заключая дочь в объятия, из груди Хюмашах вырвался всхлип, она разрыдалась на плече матери. Вскоре в покои пришли Рукийе и Ханзаде, успокаивая сестру. За ними пришёл Ахмед, утешительно гладя старшую сестру по волосам. Лишь после того, как Хюмашах успокоилась, Джиханфер принялась расспрашивать дочь. — Что случилось, Хюмашах? — осторожно спросила Джиханфер, следя, чтобы Хюмашах вновь не стала рыдать. Старшая дочь Хасеки-султан вздохнула поглубже, прежде чем рассказать про смерть мужа. — Тебе не показалось это странным, Хюмашах? Халиме не могла узнать о смерти твоего мужа раньше чем узнала бы ты или кто-то из нас, — первой, кто заговорил, была Рукийе, она почесала подбородок, думая, что это вновь чья-то интрига. Хюмашах задумалась, ведь и правда, ей бы сообщили о смерти Рустема с письмом, но никакого письма ей не присылали. — Она соврала мне, — медленно, растягивая буквы, произнесла Хюмашах, в карих глазах которой зажегся огонёк ненависти к Халиме. Такой, часто вспыхивал в глазах Джиханфер, когда её предавали те, кому она доверилась. — Стража! Заприте Халиме-султан в темнице, не давайте ей ни еды, ни воды, — крикнула Хюмашах, быстро встала с места, она разогнала близких, принимаясь собираться. Хищная усмешка исказила лицо молодой женщины.