Вместе с начала и до конца

Могла ли рабыня забраться ещё выше чем она, Хасеки Джиханфер-султан? Нет. Она залезла на самую вершину, кропотливо выстраивая дорожку для себя и своих детей. Их счастье было на первом месте. Скоро намечался поход на Сефевидское государство. Джиханфер терпеливо ждала, когда падишах объявит своё решение, кого назначит регентом на то время, пока он будет в походе. Одно ей было известно точно, все визири совета отправляются с ним. В голове крутилось два имени, два наследника, что ещё не отправились в санджаки, отчего-то она уверена, что регентом будет один из них. Утром двадцать седьмого июля 1533 года, Рустем-паша принёс ей новость, которая осчастливила султаншу. Её сын, шехзаде Ахмед остаётся регентом на время похода. — Скоро сюда прибудут фаворитки шехзаде Османа и Орхана с детьми, — добавил Рустем-паша. Джиханфер улыбнулась, как же она давно не видела внуков, последний раз был пять лет назад, за это время родилось ещё девять членов династии. Счастью женщины не было конца, она была любимой женой, счастливой матерью и бабушкой уже в свои тридцать семь лет. Она была все также прекрасна, хоть считала, что красота её померкла, особенно после того, как в гарем были завезены новые девушки, молодые и красивые. Двух из них она взяла в услужение, девушек выбирала Кара-калфа, Джиханфер была довольна смекалкой своей калфы, которая выбрала ей, пожалуй, самых красивых рабынь. Лукреция была венецианкой, светлые, почти золотые волосы, голубые умные глаза, она казалась хрупкой снаружи, острый язык полностью компенсировал её внешнюю хрупкость. Анастасия была гречанкой, она была нежной и на вид, и характером, у неё были тёмные каштановые волосы, зелёные глаза, которые тепло смотрели на мир, она верила в справедливость, что когда-то на земле воцарит мир. Они были не похожи друг на друга, наверное, поэтому так отчаянно цеплялись и были вместе всегда. Джиханфер наградила их новыми именами, подарок за верную службу ей. Лукреция получила имя Нихан, скрытая, сокровенная, Анастасию госпожа назвала Сермин, что означало хрупкая, нежная, грациозная, точное описание девушки. — Сермин-хатун, подай мне синий комплект украшений, а ты, Нихан-хатун, моё синее платье и серебряный кафтан, — приказала Джиханфер, задумываясь лишь на секунду. Синий, она считала его своим цветом, любила и носила по малейшему поводу, будь то новость о беременности одной из фавориток её сыновей или дочери, или возвращение султана из похода. В этот раз она праздновала регентство её сына, в политику она не лезла, хоть отлично разбиралась, и давала советы султану, когда он их просил. Её власть распространялась на гарем и сердце падишаха, которое принадлежало только ей. Валиде-султан, несмотря на то, что перестала поддерживать Джиханфер, согласилась устроить праздник в честь внука, их она любила в отличие от их матери. Девушки счастливо улыбались, повсюду был слышен смех и музыка, они танцевали, смеялись и в перерывах ели сладости, приготовленные главным поваром. Джиханфер сидела по левую сторону от Валиде, пила щербет, когда к ней подбежала Сермин-хатун, она была напуганной, наклоняясь к уху своей госпожи. Доля секунды, за которую Джиханфер превратилась из весёлой женщины в вторую по значимости женщину в гареме и империи. — Как такое возможно, Сермин? Быстро прикажи готовить карету, я еду к моей Ханзаде, — поднялась с места Джиханфер, готовая рвануть в Текфур, дворец Ханзаде-султан, Валиде-султан остановила ее за рукав платья. — Что случилось, Джиханфер? Что-то с Ханзаде-султан? — беспокойство читалось в голосе султанши, Джиханфер быстро ответила, что её дочь и внук султанзаде Касым заболели неизвестной болезнью, похожей на оспу. Валиде отпустила невестку, напоследок попросив прислать им письмо о состоянии внучки как можно скорее. Джиханфер кивнула, она ушла, не показывая свое недоверие к Валиде, слишком спокойной она показалась ей при её любви к внукам. Вместо кареты, Джиханфер направилась к мужу в покои, решив, что он должен обязательно знать о болезни дочери и внука. — Почему мне не прислали письмо, Джиханфер? Они обязаны сообщать мне лично о состоянии моих детей и внуков, — он был не зол, он был в ярости, лекари собрались скрыть от него болезнь младшей дочери и её сына. Джиханфер считала иначе. — Я думаю дело в другом, мой султан. Нам надо отправиться в Текфур, как можно быстрее, — Сулейман кивнул, Джиханфер помогла ему надеть синий кафтан, быстро застегивая все пуговицы. Она нежно улыбнулась, погладила любимого по лицу, покрытому щетиной, и вышла из покоев, их ждала Ханзаде. Карета неслась по ухабистым дорогам прямиком в Текфур, когда внезапно остановилась, Джиханфер с мрачным выражением лица выглянула в окно, до её слуха донесся топот копыт. — Готовь меч, Сулейман, на карету будут нападать, — султан доверял чутью его возлюбленной, он вытащил меч из ножен и вручил кинжал жене, она отлично сражалась, ее лично учил покойный султан Селим, обожавший фаворитку сына. Супруги вышли из кареты, вставая плечом к плечу, готовые убить каждого, кто нападёт на них. Их окружили янычары из личного отряда султана, лучшие воины империи. Вскоре показались наёмники на конях. Янычары по команде султана бросились в атаку, султан не мог остановить Джиханфер от битвы, они двинулись вместе. Хасеки-султан мастерски орудовала кинжалом, когда поняла, что его мало, она подхватила меч у одного из мёртвых наёмников, вновь вступая в бой. Супруги успокоились лишь тогда, когда из толпы наёмников остался один. Султан грозно возвышался над раненым, требуя назвать имя того, кто посмел заказать их убийство. Выносливость наёмника заставила его придти к крайним мерам, один из янычар вытащил из их кареты коробку с иглами, приступая к одной из самых жестоких пыток. — Айше Хафса-султан! Она приказала избавиться от Джиханфер-султан, нам сказали, что она будет в этой карете, — выпалил наёмник, он не мог больше терпеть эту боль, слишком невыносимо. Янычар одним движением меча лишил его жизни. Сулейман отвернулся, он тяжело дышал, не желая верить, что его мать собиралась избавиться от его жены. Джиханфер, осторожно ступая по земле, подошла к нему сзади, обнимая. Её волосы растрепались от битвы, корона валялась на земле, сама она была уставшей, но привычка быть рядом с Сулейманом в тяжёлые для него времена плотно засела в ней. Он положил голову ей на плечо, грустно вздохнул и прикрыл глаза. Его мать посчитала его жену врагом, покусилась на её жизнь, не зная, что Сулейман был рядом с женой. — Поехали к Ханзаде, Сулейман, не мучай себя горестными мыслями, мы разберемся со всем позже, — шепнула Джиханфер, подчеркивая, что они будут вместе разбираться с проблемами. Сулейман кивнул, возвращаясь в карету, крепко держа Джиханфер за руку, он боялся потерять её. Без Джиханфер он не видит смысла в жизни, ничего ему не надо без неё, лишь она, его смысл жизни. Ханзаде удивилась родителям, она не была больна, Касым чувствовал себя не менее прекрасно. Джиханфер с улыбкой взяла на руки трёхлетнего малыша, так похожего на его покойного дядю Мурада. Боль в сердце султанши утихла, она вспоминала своего невинного сыночка с ласковой улыбкой и тёплыми воспоминаниями. — Фахрие-хатун, прикажи подготовить хаммам, — Ханзаде неспешно ходила по дворцу, раздавая указания слугам, пока за ней шли родители, Сулейман держал на руках внука, который весело рассмеялся, схватив дедушку за нос. Джиханфер тихо рассмеялась, утыкаясь лбом в плечо мужа, казалось не было того покушения, признания наёмника, булькающей крови во рту последнего из наёмников. Джиханфер вытянула ноги вперёд, одна теллак растирала её руки, другая массировала плечи. Светлые волосы султанши ниспадали на плечи, от влажности они завились в очаровательные кудри. — Ты, Айла-хатун, верно? Личная теллак моей дочери, — Джиханфер задумчиво подняла взгляд на белоснежный потолок хаммама, Айла напоминала ей кого-то, но мысль убегала от неё и не давала понять на кого. — Верно, госпожа. Ханзаде-султан купила меня у господина Хюсейна-аги два года назад, — у неё был бархатный, нежный голос. Джиханфер вполоборота обернулась, разглядывая внешность рабыни. Чёрные волосы были собраны в простой пучок, Айла лишь на секунду подняла зелёные глаза, Джиханфер будто током прошибло. На неё смотрели глаза её покойной соперницы, матери шехзаде Мустафы, Махидевран-султан. — Как тебя звали до того, как ты оказалась у своего господина? — она ничем не выразила своего шока, безмятежно лежа на мраморном возвышении. — Я не помню, госпожа, меня украли ещё в детстве, мне и семи не было. Помню лишь, что я черкешенка, — спокойно, даже блаженно ответила Айла, продолжая делать массаж, Джиханфер должна была признать, что она была настоящей мастерицей. Даже если она родственница Махидевран. Оставить это без внимания Джиханфер не могла, она приказала Фахрие-хатун отправить письмо в столицу, чтобы её служанки и Ариф-ага прибыли в Текфур как можно скорее. Она должна была выяснить правду, прежде чем что-то могло бы произойти, она мало верила, что такая спокойная и тихая Айла способна на что-то, но помнила как тихая и спокойная Фирузе отняла жизнь её сына, её Мурада. Прошла почти неделя с их отъезда, когда они вернулись в Топкапы. Валиде-султан, которая не получила никаких весточек от наёмников, вздрогнула, когда увидела надменный, победный взгляд Джиханфер, которая держала за руку Сулеймана, что даже не посмотрел на мать.