Вместе с начала и до конца

Джиханфер стояла на балконе, с высокомерным взглядом наблюдая за тем, как палач одним ударом меча лишает Махидевран-султан жизни. Предателей рассудит лишь смерть. Джиханфер не сочувствовала ей, она заслужила смерть, возомнив себя выше правящей династии, она лишила жизни двух невинных детей, которые возможно были бы следующими султанами. Никто больше не узнает это, ведь они мертвы. Оспа, как умно, язвительно подумала Джиханфер, отворачиваясь. Хюмашах, стоящая рядом с матерью, вздрогнула, когда меч отсек голову Махидевран-султан, но почти сразу выровнялась, напоминая, что её братья мертвы по её приказу. Рабыня посмела покуситься на жизнь династии. Это был плевок в их сторону, который никто не пропустил. Валиде-султан горько плакала, жалея, что пригрела на своей груди змею, которая отравила их жизни. Скоро все смирятся с этим, Махмуда и Мурада не вернуть, а они будут жить дальше. — Идемте в покои, матушка, вам не стоит смотреть на это, — Хюмашах с отвращением отвернулась от картины обезглавленной султанши. Где-то во дворце плакал маленький Мустафа, чувствовавший, что с его матерью что-то не так, Хафизе никак не могла успокоить мальчика, он не переставал звать маму, громко рыдая. Рыдания мальчика остановились, когда в покои вошёл Сулейман. Его черты лица смягчились при виде младшего сына, он раскрыл руки для объятий, в которых Мустафа с наслаждением утонул. Он так скучает по маме, где же она? Синие глаза султана на секунду потемнели, он не хотел даже думать о предательнице. — Её больше нет. Она совершила ужасное преступление, — эти слова тяжело дались мужчине. Он отпустил от себя Мустафу, выходя из покоев покойной Махидевран, направившись к Джиханфер, она так нужна ему. Только она приносила ему безграничное спокойствие, которое было ему нужно в связи с последними событиями. Смерть двух шехзаде отразилась на членах династии, не снимавших с себя траурных одеяний. Джиханфер крепко обняла султана, что положил голову ей на плечо, всхлипывая как маленький мальчик. Она нежно поглаживала его по спине, не говоря ни слова, они не помогут, а поддержка да. — Вы уже выросли, мои львята, — со слезами на глазах произнесла Джиханфер, глядя на её старших детей, собирающихся уезжать в свои санджаки. Осман был отправлен в Манису, Орхан в Кютахью. Всё были довольны, особенно Хафизе-султан, она была горда племянниками, которые выросли у неё на глазах. Воспитание шехзаде Мустафы легло на Хафизе и Гюльфем, которая обожала маленького мальчика, смирившегося с тем, что его матери. Ибрагим-паша пытался доказать Мустафе, что его мать ни в чем не виновата, и старшие шехзаде были его врагами, но Хафизе-султан пообещала, что если он продолжит в том же духе, то может забыть о должности и влияния. — До свидания, матушка, — Осман тепло улыбнулся, седлая лошадь, Орхан также попрощался с матерью вслед за братом. Они бросили друг на друга взгляды, наполненные теплом и обещанием никогда не соревноваться, и ускакали вперёд. Джиханфер всхлипнула, обнимая Хюмашах. Сулейман не захотел отпускать от себя любимую, сославшись на то, что шехзаде Мураду всего полгода, и ему нужна мать рядом, а не в Манисе или Кютахье. Валиде-султан качала головой, но все понимала, Джиханфер была нужна ему рядом, она оставалась его единственной, кто была с ним с самого начала и будет до конца. — Я принял решение, что пора моей Хафизе выйти замуж, — объявил султан на семейном ужине, где собрались все члены династии, находившиеся в столице, и Ибрагим-паша. Хафизе так и замерла с стаканом щербета в руках, неверяще уставившись на брата. Ибрагим-паша опустил голову вниз, ожидая, когда султан назовёт имя избранника госпожи, которую он любит уже четырнадцать лет. — Моя Джиханфер рассказала мне о том, кто занял место в сердце Хафизе. Не обижай мою сестру, Ибрагим, — великий визирь резко поднял голову, словно султан сейчас посмеется и скажет, что это все шутка, но он был серьёзен, пусть и улыбался. Ибрагим поднялся с места, собираясь поцеловать подол кафтана Повелителя, но он протянул ему руку, которую тот быстро поцеловал. усмехнулась, Хафизе благодарно посмотрела на неё, если бы не Джиханфер, то мужем султанши мог стать какой-то старик. Валиде-султан не выглядела довольной, Ибрагим был рабом, пусть и освобожденным, и, сумевшим занять пост Великого визиря, он оставался рабом всегда. Чем думал Сулейман когда одобрил его кандидатуру в мужья Хафизе? И чем думала Джиханфер, когда предложила его? Валиде метнула недовольный взгляд в Джиханфер, прежде никогда не разочаровывающую её. Действие Джиханфер не прошло бесследно для неё. Валиде-султан решила показать ей её место, отправив к сыну рыжую славянскую наложницу по имени Александра. Джиханфер была уже взрослой, по законам гарема она не имела права находиться в покоях султана, но тот нарушал их для неё, зовя к себе чаще чем только по четвергам. — Как тебя зовут? — с мягкой улыбкой спросил султан, поглаживая плечи очаровательной наложницы. Она с улыбкой назвала свое имя, в ту же секунду их губы соприкоснулись. Красное женское платье полетело на пол, вслед за мужским зеленым кафтаном. Александра была ненасытной, они провели всю ночь, лаская друг друга. — Хюррем. Тебя зовут Хюррем, — произнес утром Сулейман, обнимая свою новую фаворитку. Она была такой необычной. Страстная, весёлая, активная и до ужаса болтливая. Такая у него первая. Фюлане была недоступной скалой, ему было интересно узнать, что прячется за ней, Гюльфем была мирной и спокойной, она с трепетом рассказывала о традициях своей родины, завораживая тогда ещё шехзаде, Махидевран была нежной и прекрасной своей красотой, она была его розой, олицетворением весны, но оказалась предательницей, Джиханфер была с ним с самого становления санджакбеем, она была преданной династии и при этом обладала гордостью, неприсущей рабыням, её выбрала Хафса-султан из толпы наложниц, и сделала правильный выбор, Джиханфер лавировала между детьми и мужем с грацией и изяществом, она нравилась почти всем, даже Хафизе-султан, которая не полюбила ни одну из других фавориток брата. — Кто это? — удивлённо уставилась на величественную блондинку новая фаворитка, в гареме она была совсем недолго, полгода. Дочь купца, она свободно говорила на турецком ещё когда не была рабыней в Османской империи, её обучение закончилось буквально неделю назад. О Хюррем, а тогда Александре, хорошо отзывались учителя и калфы, чем она и заслужила место на этаже фавориток. Она ещё не видела ни одну из госпожей, кроме Валиде-султан, которая внимательно осмотрела её прежде чем отправить к сыну. Некрасивая рабыня не должна попасть в покои султана. Это было правило. — Это Джиханфер-султан, первая фаворитка нашего Повелителя, — нехотя ответила Дайе-хатун, которой было велено переселить девушку на этаж фавориток. Она не собиралась вести с ней беседы, так что жестом показала замолчать, и повела в новую комнату. Хюррем восторженно закружилась на месте. Её покои были красивыми, и она была в них одна. Другие наложницы не любили Хюррем за её вспыльчивый характер, о чем жаловались калфам и евнухам, но перед ними Хюррем показывала другую сторону характера, и ни разу не была наказана за свои действия. Красота, рассмеялась Хюррем, ещё не зная, куда именно она попала. Сюмбюль-ага в тот же день сообщил Джиханфер-султан о новой фаворитке. Она замерла с книгой в руках, неверяще уставившись на евнуха, что уже пожалел о том, что рассказал. Она не могла поверить, что Сулейман сам выбрал новую фаворитку, это наверняка Валиде-султан отомстила за её недавнюю выходку, иначе быть не может. — Свободен, — надломленным голосом ответила Джиханфер, отталкивая от себя еду. Она сжалась в комок, лёжа на кровати. Винить Сулеймана, которого она любила больше всех на свете, она не могла, хоть она знала, что он мог отказаться от общества наложницы, отдав предпочтение ей, это было не раз. Очевидно, Хюррем-хатун была невероятно красивой, раз он провел с ней ночь и сделал своей фавориткой. Сулейман любил красивых женщин. Он никогда не откажется от них в её пользу. Это убивало, заставляло Джиханфер чувствовать себя слабой. Она боялась предательства со стороны близких, которое сполна ощутила на себе ещё в детстве, но её близкие раз за разом продолжали удивлять её своим предательством. Валиде-султан, Сулейман, кто следующий? Лишь бы не Хафизе, подумала Джиханфер, засыпая со слезами на глазах. Она вымоталась, хотя ещё не наступил вечер. Она уехала на следующий день, сказав, что ей нужно навестить сыновей. Ханзаде, как и Рукийе, были уже взрослыми, они остались во дворце с маленьким Мурадом, ему было полгода, Ахмедом, Фатьмой и Мустафой, хотя они могли сами о себе позаботиться, уже будучи достаточно взрослыми. — Мы будем ждать вас, матушка, — Ханзаде печально заглянула в карие глаза своей Валиде, она узнала о причине её уезда из первых уст, вместе с Рукийе. Султанши пообещали, что не дадут фаворитке вновь побывать в покоях Повелителя, Джиханфер знала, что она все равно будет там, ведь она покорила сердце султана, как и когда-то сама Джиханфер. Она с скорбью смотрела в зеркало, подарок Сулеймана на рождение Рукийе, и замечала, что больше нет той нежности в ней, как и молодости. Совсем скоро она больше не будет интересна Сулейману, в его покоях будут молодые красавицы, а она навсегда останется за порогом, старая и не такая красивая, как семнадцать лет назад. Подумать только, она уже столько вместе с Сулейманом, но казалось, что она никогда не станет единственной для него. Всегда будут ещё фаворитки, которые будут воевать за него. Джиханфер не нужна война. Она хочет, чтобы Сулейман сам решил, что ему нужно. Он не маленький мальчик, чтобы она выбирала за него, что ему лучше. Джиханфер готова смириться, если она ему больше не нужна. Боль в ее сердце будет всегда. Она привыкла к ней с детства, и новую уже не заметит. Матушка, которую Джиханфер забывала, твердила, что боль это главная благодетель, если есть боль, то значит, что ты живой и можешь чувствовать что-то. Джиханфер переставала чувствовать её, она умирала? Или становилась бесчувственной, как её отец. Этого она не хотела тоже. — Аллах, помоги мне, — молилась потерявшаяся султанша, сидя на коленях. Она закрыла глаза, её голова, накрытая синим платком, была опрокинута назад. Она молилась, чтобы Аллах подсказал ей, что делать, ведь Джиханфер зашла в тупик в своих действиях.