Наяда и дриада

Кроме ночных прогулок Жене нравится иногда незримо заглядывать в чужие окна с открытыми шторами. Просто из любопытства, как там люди живут? Всё ли у них хорошо? Бывает девчушка-первоклассница или мальчуган какой, в полудреме ворочается, вздыхает: то ли обидели днём, то ли двойку схлопотала. А тени с кошмарами уже тут как тут. Жене тогда одного взгляда хватает, чтобы слишком резвых по углам разогнать. Те, потом, до рассвета не лезут, опасаясь: а вдруг Луноликий вернётся? «И правильно, в общем, делают» – усмехается про себя Женя, поигрывая ножом. Припугнуть таких никогда не мешает. К влюблённым, если у тех, всё хорошо, он тоже не суётся. Их темнота иная: бархатная, нежно-шёлковая, личная. От таких окон, он подальше держится, разве что шторы задёрнет, чтобы солнце утром не сразу вваливался. *** На полупустых дорогах ночью тоже иначе. Обычно кто в такое время промышляет? Разбойники, маги, воры, ведьмы, чернокнижники, травники. В общем, самые неприглядные и отталкивающие личности. В такой компании друзей найти сложно. Нет, бывают ещё, разумеется, нормальные честные работяги. Фонарщики там, дежурные, врачи, таксисты, пекари, дальнобойщики и другие люди сменных профессий. Но в том-то и дело, что они ночами работают, а Женя, как бы, живет. Некоторые ночи проходят коротко, без происшествий. А иной раз Женю так и подмывает по-рыцарски вмешаться. Впрочем, благодаря такому вот, неравнодушию, они однажды с Ветром и знакомятся. *** Юный Женя идет через двор. Кругом тёмные дома, люди мирно спят, красота. Вдруг он слышит какой-то шорох. Повертев головой, обнаруживается и источник шума: из окна первого этажа выбирается парень. Тихо приземляется на асфальт, настороженно поглядывает на дом и, сунув что-то в карман, судя по всему, собирается смыться. Выступив из темноты, Женя преграждает дорогу: – Далеко собрался? Пацан сдувает с лица пепельную прядь и смотрит в изумлении: – А тебе-то что? – Верни, что украл. – Так у меня нет ничего – и в доказательство пустые руки показывает. Женя хмурится: – А если найду? – Ну и кто тогда вор будет? – Лучше верни, по-хорошему – Женя, чуть светясь, наступает. – Иначе что? Что ты мне сделаешь? – искренне веселится парень, ни капли не пугаясь. Женя задумывается: а и правда, что он может? «Пепельный» выглядит так, словно вот-вот сорвётся с места и ищи-свищи потом по всем подворотням. – Я могу следовать за тобой. Появляться, когда ты будешь меньше всего ожидать. И имей в виду: на все твои тёмные дела рано или поздно прольётся свет! Всё это звучит слишком пафосно и неправдоподобно, пацан, по виду примерно ровесник Жени, хохочет звонко и заливисто. – Сначала догони! Петляя по улицам, ныряя вслед в арки, Женя чувствует небывалый азарт. Если не выпускать пацана из виду, отстать практически невозможно. Тот несётся, будто не разбирая дороги: мелькают какие-то заборы, Женя, не задумываясь, перемахивает тоже, в одну сплошную полосу на скорости сливаются деревья. В какой-то момент пацан видимо всё-таки просчитывается и сворачивает в тупик. Вместо того чтобы развернуться, он начинает кружиться и метаться меж кирпичных стен. Женя влетает в магазинные задворки и чуть не сшибает гору пустых деревянных поддонов. Пацан оборачивается. – Попался – вежливо уведомляет Женя. – Как бы, не так – парень вдруг подпрыгивает и, уцепившись за ближайший ящик, мигом вкарабкивается наверх груды. Оттуда подтягивается к пожарной лестнице и устремляется на крышу. Женя не отстаёт. Уже выскочив на ровную металлическую поверхность, Женя вдруг резко замирает: – Стой! Всё, ты выиграл! Парень оборачивается с парапета: – То-то. Бесшумно шагает обратно. А до Жени вдруг доходит: у того пластика и все движения какие-то смазанные, стремительно-летящие. И не запыхался из них никто. А по лестнице пацан, будто вовсе не касаясь металлических перекладин, в мгновение ока, «летел». У Жени от их беготни только капюшон толстовки спадает: пацан подходит ближе, удивленно рассматривая серебряные кудри. Женю будто тёплым воздушным потоком обдаёт и смутной ещё догадкой. – А ты ведь тоже из «наших»? – парень вьётся вокруг, разве что обнюхивать не начинает. Женя на всякий случай пятится: – Из каких ещё «ваших»? – Из небесно-воздушной стихии? Угадал? Женя чуть щурится: – Возможно. А ты кто? – Ветер – парень руку протягивает, а Женя чуть себя по лбу не бьёт: и в самом деле, как, он, сразу-то, не понял. Впрочем, жать ладонь не спешит: – Сначала скажи, чего ты там спёр? – Да с чего ты взял?! – возмущается Ветер. – Ты же из окна лез – настаивает Женя. – И что с того? – А кто ещё по ночам шныряет? – А кто тебе сказал, что я из чужого окна лез?! – огрызается Ветер. Женя осекается: – Ой! – Вот именно. Может, я живу тут. – А почему я раньше тебя никогда не видел? – А ты всех в городе знаешь? – Практически. Я ночью всё наблюдаю. – Тоже мне «борец за добро и справедливость». – «Чёрный плащ» – не удержавшись, пропевают они хором. Ветер хмыкает и садится прямо на нагретую за день кровлю. Женя, подумав, опускается рядом и чуть бодается плечом: – Не сердись. – Проехали. – А чего ты всё-таки не через дверь? Ветер молчит, потом лезет в карман чёрной джинсовки и показывает на ладони свисток. – Выставили? – сочувствует Женя. Ветер смеется: – Наоборот. – Это как? – Женя не понимает. Ветер вздыхает: – Ладно. Тебе, Ясный, расскажу, – снова пошарив по карманам, он вытаскивает пачку и, прикурив сигарету, с удовольствием затягивается. – Ты кое в чём прав. Я сюда временно затесался. Так-то мы с юга. А тут оказия подвернулась. В общем, пока у Северных братьев гощу. И, сам понимаешь, характер у местных... – Суровый? – Угу. Меня Старшой уже достал: один не ходи, сюда не суйся, тут не свисти, туда – ты ещё мелкий. Женя понимающе сопит: у самого сестра такая. – А ты – мелкий? Ветер вдруг заглядывает Жене в лицо и под дымчатым взглядом тот, понимает, что насчёт ровесника, кажется, поторопился. – Ты ещё на свет не народился, когда я уже первые облака и корабли гонял. Но, по их мнению, – конечно. Они же древние. – Понятно – вздыхает Женя. – Просто ты выглядишь – юным. – Ага. Все так говорят – Ветер, докурив, гасит бычок об крышу. – Ну и вот. Мы тут повздорили немножко, так эти умники ничего лучше не придумали, как меня запереть. В назидание, так сказать. Женя изумленно приподнимает бровь: – А разве это возможно? – Не, они, конечно, что-то там с дверью поколдовали. Но окно вскрыть – раз плюнуть. Я им «в назидание» тоже покуролесил: нотные листы у Старшого на пюпитре поменял, вещи на стульях переложил, ну, и так, по мелочи… Женя ёжится, представляя, какой скандал разразится после. – А чего они? – Ветер шмыгает, чем ещё больше напоминает нашкодившего мальчишку. – Вот скажи, Ясный, разве в такую ночь, ты бы усидел дома? – Я – нет – честно признаётся Женя. – Вот и я пройтись собирался. – А убегал зачем?! Ветер самодовольно хмыкает: – Люблю догонялки. Особенно с новичками. Каждый раз ведутся. Женя сам ладонь тянет: – Кстати удружил! Спасибо за пробежку. Ветер жмёт руку: – Взаимно, Ясный. – Меня Женя можно. А тебя? Но Ветер вдруг хмурится: – Не скажу. Не люблю здешнее имя. – Почему? Ветер молчит. Женя тоже. Но как-то так уютно и правильно молчит, что Ветер невольно погружается в воспоминания… *** Он тогда чуть ли не впервые в тёзкин город ветров, лесистых болот и воды попал. И действительно мальчишкой совсем. Худенький, тонкий, казалось – толкни – упадет. Вот местная ребятня во дворе и накинулась. Стаей. – Петер-ветер балаган, Обратись-ка, в ураган Это ещё самая незлобная из дразнилок была. В ураган Ветер тогда, конечно, обращаться не умел, но злился мгновенно. Догнать любого было не проблемой, но не когда все разом, на одного. Не рассыпаться же ему. А старшим жаловаться тоже не комильфо. Но однажды представился случай отыграться. Детвора иногда собиралась страшилки рассказывать. Ветра само собой не звали. Пока он, случайно не обнаружил ход на незапертый чердак. Понятно, что на чердаке всё выглядело более заманчиво, чем среди горок, домиков, да грибочков. И отказать в приглашении было уже неловко. Тут-то и оказалось, что Ветер замечательный рассказчик. Даже слишком. Никто не умел таким сиплым голосом изображать призраков, так понижать тон, так шептать. На чердаке не было сквозняков, но мурашки бежали по спинам и страх сковывал всерьёз. Дети, как заворожённые внимали древним балладам, когда раздался тихий свист, и сразу внизу завыла собака… Милейшую, добрейшую дворняжку Гайду во дворе знали все. Но мало кто догадывался, что Ветер, стащив из дома пару котлет, легко переманил безотказную Гайду на свою сторону. Предварительно ещё и подучив на пустыре, как именно правильно завывать и в какой момент реагировать на свисток. Дабы повысить уровень пугания и воспитательный эффект. С того вечера дразнить его перестали, но собственное имя так и не прижилось. А став постарше, найдя свою «стаю», и, вступив в ряды байкеров, он и вовсе привык только на Ветра отзываться. Среди ночных гонщиков редко у кого прозвищ не имелось. А уж у признанного чемпиона и заводилы оспаривать, данное по праву, обращение, никто не собирался. *** Разговорившись, они едва замечают, как наступает рассвет. – Мне пора – спохватывается Женя. – Знаешь, я хотел бы с тобой ещё увидеться – быстро договаривает Ветер, пока Женя отступает к чердачной двери. – Я тоже. – Если будешь в городе, оставь записку. В парке, где раздвоенный дуб, знаешь? – Угу. – Вот. Отличное место – и народу ночью нет. – Я – постараюсь. Женя машет на прощанье. – Эй, Ясный? – Ветер заглядывает в тёмный проём чердака. – Всё. Нет – меня – шутит на ходу Женя, почти бегом направляясь к выходу. – Я бы и паркур наш повторил. – В следующий раз – обязательно. «Так вот как это называлось» соображает Женя. «Верить в себя, не замечать препятствий», он тихо ойкает, чуть не врезавшись, в последний миг, пригибаясь, под очередной чердачной балкой. Кажется, на крыше кто-то смеется. «Ладно, у нас ещё не одна ночь впереди». Женя натягивает капюшон и стремительно выскальзывает за дверь.