Мне есть, что терять...

Джон прошел в кухню, Шерлок сидел неподвижно и смотрел в стену перед собой. - Шерлок, - окликнул его Ватсон – а где Элизабет? И что вообще произошло? - Ничего, Джон, - сказал детектив, привычно спокойным, задумчивым тоном. - Это не исчерпывающий ответ на мой вопрос. - Она напугана тем, что произошло на стоянке и, исходя из моих логических заключений, сейчас ездит по Лондону, пытаясь развеяться. - Что она сказала? – Джон все ещё подозревал, что не все так гладко как описывает его друг. - Джон, оставь её в покое. У неё психическое состояние близко к срыву и письмо от Мориарти. - И ты позволил ей уйти? - Она взрослая девочка и может решать свои проблемы сама. - Шерлок, ты эгоист. - Если все пройдет без осложнений, завтра Элизабет вернётся сюда и расскажет нам о содержании письма. - Значит, это твой очередной эксперимент, - печально констатировал Джон, наливая чай в чашку – А то, что произошло на стоянке тоже эксперимент? - Нет. И если ты хочешь узнать, как я понял, что она лжет, то здесь все элементарно. Она старалась показать все признаки лжи, какие могла распознавать у других людей. Я учел это, когда она начала передёргивать плечами и чересчур жадно глотать воздух. Далее дело техники, я на пальцах показывал ей, сколько киллеров и где они находятся. Например, того что был ближе от нас я раскусил сразу, указал глазами направление, показал один палец – количество, на 4 часа – четыре пальца, направление. Этот шифр использовали военные в Германии. - Понятно, - потянул Ватсон и замолк, сев напротив Холмса, который все еще смотрел в стену. Его занимала давнишняя мысль. Элизабет, такая похожая на своего дядю, непокорная, своенравная, позволила ему управлять собой и сделать ничтожной куклой в его руках. Почему? Ретроспектива Родители Элизабет впервые встретились на съемках какого-то фильма, где сценарист остро нуждался в помощи образованного химика-биолога, а режиссер в секретаре. Карла была эффектной женщиной, высокой брюнеткой с черными бровями, смуглым лицом и густыми ресницами. Она любила дорогие платья, губы красила алой помадой и носила легкий макияж. Эта женщина резко выделялась из общей массы наличием особого вкуса и беспринципной красотой. Карла занималась управлением делами начальства: назначала встречи, устраняла конфликты, покупала нужные вещи, эту работу, кажется, называют секретарством высшего уровня. Она появлялась, как из тумана, со всеми спецэффектами, в неё влюблялись с первого взгляда и никогда не могли забыть. Но вот только характер Карлы был полной противоположностью внешности. Она была умная, но до ужаса властная, хитрая и стервозная. В ней существовали привычки хамить тем, кто ниже её по рангу, и льстить тем, кто выше. Хорошее образование, перемешивалось с глубочайшим невежеством в области анализа фактов (она помнила любые даты, все события, но не могла сказать, как они повлияли на страну, область, сферу, где участвовали). Но Эндрю влюбился в неё, не глядя на характер, не понимая на какую участь себя обрек. Он был очень умен, блестящее образование, каким обеспечили его родители, использовал очень умело. Еще в институте он выбился на первый план, случайным открытием нового лекарства от гриппа. Эндрю был среднего роста шатеном с правильными чертами лица, высоким лбом, глубокими карими глазами и реальной возможностью цеплять всех женщин по кругу. Он любил кофе, стихи и свою мать. Через два года после того, как у него появился младший брат Джеймс, Эндрю съехал на съемную квартиру, ближе к институту. Но причина, конечно, была не в этом, он считал, что портит общую картину радости своими глупыми едкими замечаниями в адрес отца, которого не любил. Иногда Эндрю приезжал проведать свою семью, разговаривал с маленьким Джимом и даже читал ему стихи своей любимой Элизабет Браунинг. Он пошел в бакалавриат, а следом за тем в магистратуру. В конце концов, стал почетным ученым, но занялся исключительно научно-исследовательскими работами в области микробиологии и химии. И вот однажды, они встретились. Карла как раз помогала режиссеру с какими-то бумагами, которые постоянно вылетали у неё из рук и рассыпались по полу. Эндрю не мог не помочь даме и, как только их глаза встретились, у него кровь застыла в венах, он счел её самым красивым видением за всю историю жизни человечества. Мгновенно приняв привычный вид донжуана, химик продекламировал почтительно и тихо: - Мисс, мы с вами никогда раньше не встречались? - Нет, - смущенно сказала Карла, пытаясь разгадать замыслы этого импозантного молодого человека. - Простите, я, наверное, спутал вас с прекрасной Афродитой, которую мог видеть лишь во снах. - Спасибо, мне очень приятно, но вряд ли я чем-либо схожа с древнегреческой богиней. - Я бы хотел ангажировать вас на этот вечер. Во мне забилось желание показать вам лучший ресторан Англии. - Надеюсь не только показать, - усмехнулась Карла, ей определенно нравился этот парень. Через год Эндрю сделал ей предложение. Стоит сказать, что Карла никогда не любила его. И вышла за него, считая это исключительно хорошей партией. А он её любил, как никто другой, не смотря на её ужасный характер. Эндрю делал все, чтобы она полюбила его, но тщетно. Страшное чувство - осознание её совершенной нелюбви, настигло его в 28 лет. Он делал для неё все, но Карлу интересовали только деньги, ювелирные украшения, дорогие платья. Еще ей нравилось, какое впечатление производит на людей её фамилия, ведь Эндрю был известен как одаренный ученый. Она часто уезжала из дома на несколько дней по работе. И никак не могла понять, почему её муж требует от неё большего, ведь Карла уже вручила ему самое дорогое, что у неё было, её красоту. В конце концов, Эндрю решил, что общий ребенок может сблизить их, Карла отчаянно сопротивлялась, боясь за свою внешность после родов, но с ним было бесполезно спорить. Через два года у Карлы родилась девочка. Эндрю не раздумывая дал ей имя своей любимой поэтессы, а Карла подобрала второе имя модной в то время актрисы. В Элизабет Джун Мориарти смешалось все, и превосходный ум отца, и естественная красота, доставшаяся от матери. Эндрю был несказанно счастлив, а вот у Карлы ребенок не вызывал ни какого восторга. Они начали ссориться еще чаще. Эндрю говорил, что теперь ей ни в коем случае нельзя покидать дом и ребенка. Карла ненавидела, когда ограничивали её свободу, и стала уезжать ещё чаще. Самое плохое было в том, что все ссоры происходили на глазах у маленькой Элизабет. Не понимая того, что говорят друг другу её родители, она запоминала злые лица, повышенные тона и, тогда, старалась не подавать признаков жизни. Мать относилась к ней с малой толикой презрения, и Лиз запомнила выражение её лица и жесты, когда она подходила к её кроватке. Отец её любил, но был слишком занят Карлой и работой, из-за нежелания жены заниматься ребенком ему пришлось окончить практическую работу в лаборатории и заняться статьями, перебравшись в квартиру. Элизабет взрослела в обстановке, которую психологи называют «пороховая бочка». Она не знала, что произойдет в следующую секунду и боялась, что, также отчаянно как родители кричат друг на друга, однажды, они могут начать кричать на неё. В ней уже формировались умения профайлера читать по лицам, потому что, когда заранее боишься следующей секунды, начитаешь учиться предугадывать её. Когда ей было 7, с подачи отца, мать отправила её в балетную школу, но долго она там не протянула, слишком сильно давили учителя. Но, если раньше она думала, что все семьи одинаковые и у всех дома также как у неё, то там Элизабет поняла, что бывает по-другому. Это осознание росло в ней и множилось с каждым годом, она слишком рано поняла, что Карла третирует мужа, который просто не в силах оставить её. Почему? Потому что любил свято и безгрешно, потому что не мог иначе. И любовь стала казаться Элизабет не то что опасной, а ужасающей. В 9 Лиз приметила один фотограф, Милисента Соласон, она специализировалась как детский фотограф. Элизабет показалась ей произведением викторианского искусства, смуглая девочка, худая для своего возраста с тугой темно-русой косичкой и гротесковыми глазами, слишком взросло глядящими на мир. Вышел целый альбом с фотографиями Элизабет, и пользовался большим спросом, пока тираж не закончился. Потому что на фотографиях, если Элизабет улыбалась, то улыбалась искренне, без тени принужденности, если грустила то тоже естественно, у неё был потрясающий талант – она могла жить в том мире, который описывают декорации, отбросив реальность в сторону, и, казалось, выдуманный мир нравится ей гораздо больше. Вслед за тем, её пригласили фотографироваться в рекламе детской одежды, а после студия «Mirakel» предложила ей постоянную работу. Конечно, не ей лично, а её родителям, Карла, не задумываясь, согласилась, Эндрю некоторое время подумал, но все же подписал бумаги. Элизабет нравилось, в студии её любили почти на каждом углу кричали о том, что у девочки талант. В 10 лет Элизабет познакомилась с другой успешной ребенком-моделью Карли Роуз, она сразу не понравилась девочке, в общем, из-за имени схожем с именем её матери. Но Карли искала общества Элизабет и вскоре нашла. Они сильно сдружились, Карли была блондинкой маленькой с бледной кожей и огромными голубыми глазами, похожими на море. На съемочной площадке Карли и Лиз не расставались, у них сложился своеобразный дуэт. Взрослые умилялись, глядя на них, и вовсю рассказывали об их таланте. Но все было гораздо сложнее, Роуз умела слушать, а Элизабет нужно было выговориться, для 10 летнего ребенка она слишком много пережила, слишком много знала. В Элизабет работа воспитала упорство, желание бороться и силу. Но не могла известность не испортить характер девочки, итак уже избитый родительскими ссорами, она стала своенравной, откровенно наглой, отчасти лицемерной и заносчивой. По её мнению, к ней должны были прислушиваться, всегда. Любая её просьба не должна была остаться не замеченной. Элизабет сильно отдалилась от родителей, хотя мать очень заинтересовалась девочкой после её дебюта в одном из альбомов. Карла вдруг начала видеть в Лиз себя, это открытие стало для женщины неожиданностью, в ней не вспыхнула любовь к дочери, скорее страх, необоснованная боязнь, что когда-нибудь Лиз станет той, от кого Карла будет зависеть. Лишь тогда мать решила хотя бы немного подружиться со своим ребенком. Она на машине забирала девочку из студии, лично наняла учителей на домашнее обучение и даже вела какие-то светские беседы с Лиз. Но Мориарти-младшей все это было глубоко параллельно, её не интересовали знаменитости, пляжи, одежда, скорее всего, в силу возраста, а на другие темы Карла говорить попросту не умела. Элизабет иногда читала отцовские статьи, случайно наткнувшись, она могла перечитать их все, не потому что понимала, о чем идет речь, а потому, что написаны они были с такой любовью и было понятно, что любую из них Эндрю посвятил Карле. А потом проявилась она. Мэддисон Хардри. По мнению Лиз, эта беспринципная модель, которая имела наглость критиковать её работы, была ужасом всего модельного бизнеса. Мэд была старше её на 4 года, а Элизабет тогда было 12 лет, Карли 11. Если Карли еле дотягивала до стандарта модели, то Мэддисон была высокой, почти идеального роста. Если карие глаза Элизабет журналисты сравнивали с ночным небом, то глаза Хардри, огромные, прозрачно-серые блюдца, с дождливым вечером. У неё были длинные черные волосы, густые ресницы, тонкие руки с длинными пальцами, она была чересчур худая, почти анорексичная, носила темные вещи, подчеркивающие худобу и делающие её похожей на печальную статую. Её взгляд был очень тяжелый, люди избегали смотреть ей в глаза, она была резка в движениях и остра на язык. Лиз она не нравилась, скупа на слова, но как скажет, словно удар током, эгоистична, а главное свободна. Ей никогда не ставили условий, на съемочной площадке она работала там, где хотела и с кем хотела, она играла потрясающие роли, а главное умела играть потрясающе, заявлялась на работу во сколько захочет, уходила, когда нравилось. Её не ограничивали родители, работодатели и прочие, Мэддисон свободно критиковала всех вокруг, даже идеалы не оставались без колкого замечания с её стороны. Неожиданно Карли сдружилась с Мэддисон, и Элизабет в который раз почувствовала себя одинокой и не нужной, но не стала с этим ничего делать, просто не хотела навязываться. Бороться? Нет, за лучшую подругу с её друзьями – никогда, Карли тоже человек и имеет право выбора. Они отдалились, это стало заметно, Лиз все чаще оставалась в одиночестве. Но у Карли тоже были принципы, и одним из этих принципов было – не бросать друзей. Однажды она подошла к своей подруге и просто сказала: - Эль, что с тобой? Ты сама не своя, все время одна. Элизабет осуждающе посмотрела на неё: - Я никогда не навязываюсь. - Это из-за того, что я с Мэддисон стала дружить? Эль, глупо обижаться на такие пустяки! Мы можем дружить все вместе. - Да пойми, Карли, я чувствую себя собачкой, которая бегает за хозяином! Да и, твоя Мэддисон меня настораживает. - Собачкой? Эль! Ты бы совсем не выглядела как собачка, если бы попробовала. Но ты даже пробовать не решаешься. Мэд хороший человек. И если она тебя в открытую критикует - это не значит, что она злая. Просто она говорит всегда в лицо, а не за глаза. Неужели ты ей завидуешь? - Завидую? Чему бы это? – фыркнула девочка. - Ну... Она такая свободная. И все с ней в ладах, хотя она этого не добивается... - Карли, я не знаю. Она мне просто не нравится. - Познакомься с ней. Мэддисон, реально, очень классная. Через некоторое время Лиз и Мэддисон действительно познакомились. Это произошло случайно, как думала Элизабет. Их пригласили вместе фотографироваться, но девочка все равно отнеслась к модели весьма подозрительно. Только после работы, когда Лиз сидела на пороге студии и ждала мать, они заговорили друг с другом. Мэд вышла из дверей студии, чуть не наткнувшись на Лиз, видимо, она осталась последней (не считая охранника), и запирать дверь пришлось тоже ей. - И кого ты ждешь? Мать? – спросила модель, садясь на порог, рядом с девочкой. Её речь не была надменной, какой казалась на съемочной площадке, и в ней даже мелькали теплые нотки. - Да. Карли сказала? – угрюмо ответила Лиз. Мэддисон усмехнулась, доставая из сумки пачку сигарет. - Нет. Я просто умею наблюдать, - затяжка и выдох, прозрачно-серый дым окутал воздух – Чего ты так держишься за Карли? - Она моя подруга. - Ах, вот оно что, тогда все ясно. Редкий случай в модельном бизнесе. Ты ревнуешь её ко мне? - Нет. Просто не люблю, когда меня критикуют, - также хмуро сказала Элизабет, на что Мэддисон чуть не рассмеялась. - Ты про это, - сдерживая усмешку, выдохнула она – Ну, нужно же было к тебе как-то подобраться. А быть среди толпы шлюх, которые вьются около тебя требуя внимания, я не хочу. - Они не... – Элизабет хотела возразить, но замолкла соображая. А Мэддисон продолжала: - Если ты не заметила, то я и Жизель Бюндхен критикую. - И Клаудию Шиффер, - улыбнулась Элизабет, понимая, что Мэддисон только что возвела её в статус супермодели, поставив в один ряд с ними. - И Джию Каранджи, если уж на то пошло. А люди – твари, Эль, к этому привыкаешь, главное – не слишком поздно понять. Доверять можно тем, кто с тобой с самого начала и даже, когда тебе плохо, не бросил. Понятно? - Элизабет! – со стороны дороги послышался женский голос, это была Карла. Лиз криво ухмыльнулась и, выпустив воздух сквозь сжатые зубы, сказала: - Мне пора. Надеюсь, мы сможем подружиться, - и побежала навстречу машине матери. С этого и началась их дружба. Конец ретроспективы - Шерлок, - позвал Джон, отвернувшись от лэптопа - я тут кое-что нашел, взгляни...