Глава 11. Темная лошадка
17 марта 2023 г. в 20:29
Ходят кони над рекою, ищут кони водопою. К речке не идут: больно берег крут. Гоганская народная песня, перевод автора
Все же люди — очень сообразительные существа. О наличии соседей неподалеку они уже сами догадались. По похотливому ржанию Бьянко, не иначе. Не суть. Главное, хоть люди выглядят так, словно они весь день не на чужих спинах просидели, а на своих двоих от Олларии до Гальтары бегом бежали, но Придд с Пьетро уже в разведку собираются. Вот и чудненько. Моро успокоился и улёгся спать. Снились ему в тот день исключительно лошадиные сны: много-много сочной, нажористой травы, горы овса и молоденькие кобылки стаями. А разбудил его возмущенный вопль линарца. А! Что?! Волки? Нет? Тогда чего разорался? Выскочивший на ноги Моро тревожно огляделся. Спокойно вроде все. Чего стряслось-то? Люди встали и жмутся у костерка. Ну да. Тут у лошадей явное преимущество: завтрак под ногами. Людям же в котелок положить нечего. Да и нету у них с собой котелка. Благородные господа плюс примкнувшие к ним эсператисты Аристид и Пьетро просто статями и прытью породистых коняшек помериться решили. Какие уж тут припасы. Кстати, о коняшках. Внимательно оглядевшийся Моро обратил внимание на одну деталь: на груди у стоящих поблизости Дракко и Кана обнаружились странные клейма в виде молнии. Мориск готов поклясться: ещё вчера утром такого не было. У приплясывающего на месте Бьянко то же самое. Моро не сомневался в том, что и у него на груди молния красуется. Открытие сначала расстроило. Хотя... Это ж не слепая подкова. Просто несведущие будут досаждать их людям вопросом о конезаводе, на котором те лошадку покупали. А сведущие... А для сведущих этот знак — считай, что орден. Символ клуба скачущих по облакам. На душе повеселело. И тут стала понятна причина линарской истерики. Из-за растущих по склону холма невысоких кустов показалась крохотная, но живописная процессия. Вернувшиеся из разведки мокрые от росы Пьетро и Валентин и встречающий их магнус Аристид. Надо же, несмотря на всю сумятицу их ночного появления, охрану лагеря выставить не забыли. Или это частная инициатива эсператиста? Неважно. Потому что следом шли лошади. Да не две, а три, и не пустые, а с грузом. На спине у мерина брата Пьетро мешки навьючены. Мышастый Придд и незнакомая крепенькая каурая кобылка из крестьян идут под седлами. Только седоки спешились, подъехав к наблюдательному посту Аристида. В результате Придд вовсю ухлестывает за кауркой. Вон уж и морду ей на холку положил, и та на породистого красавчика смотрит призывно. Н-да, вот тебе и приддовский тихушник. А крестьянка — из местных. Молнии на груди нет. Выходит, за холмом просто пастухи, которые к тому же поделились припасами с незваными и буквально на головы им свалившимися столичными благородиями. Интересно, что им Валентин наплел по поводу из появления без свиты и обоза? Только все это оказалось пустой конской фантазией, ничего общего с реальностью не имеющей. Ибо наездника каурки злорадствующий по поводу любовной неудачи Бьянко Моро сразу-то и не приметил. А он — тут как тут. Вперёд выходит, чтобы поднявшемуся от костра Монсеньору представиться. И судя по строгому черному мундиру и шляпе, парень — отнюдь не пастух. Такого мундира Моро раньше не видел. Но не кавалерист в походе: запаха конского пота на одежде нет. — Позвольте представиться, господа. Руперт фок Фельсенбург, лейтенант флота кесарии Дриксен, адъютант адмирала цур зее Олафа Кальдмеера, честь имею. Н-да... Подводная лодка в степях Украины погибла в неравном воздушном бою. А что ещё прикажете думать о появлении водоплавающих дриксенских гусей под Гальтарой? Тем временем талигцы представились вероятному противнику (или невероятному союзнику?) и принялись вежливо интересоваться, а нельзя ли расценивать визит подданных дриксенского кесаря в Гальтару как высадку морского десанта. Герцог Фельсенбург, при ближайшем рассмотрении оказавшийся молодым, темноволосым и сероглазым, под стать Монсеньору, парнем, недобрый намек понял, но юлить не стал и выдал такое... В общем, если бы не вчерашний галопчик по облакам, Моро счёл бы рассказ если не пьяным бредом, так намеренным созданием повода к войне. — Сожалею, господа, но я едва ли смогу рационально объяснить наше появление здесь. Могу лишь заверить, что в наших действиях нет злого умысла, — моряк неспешно начал свой рассказ, чуть брезгливо стряхнув несуществующую пылинку с постеленного на бревно вальтрапа перед тем, как на него сесть. — Вчера, когда на рассвете наша шлюпка возвращалась из штаба флота на флагман "Ноордкроне", необычайный воздушный вихрь вдруг подхватил нас и понес по воздуху в неизвестном направлении. Ни звёзд, ни солнца не было видно, а имеющийся у шаутбенахта Шнееталя компас словно с ума сошел... Но, кажется, нас несло на юг. Потом тучи рассеялись, и наша шлюпка причалила... Наверное, правильнее сказать, опустилась на холм. Я прибыл к вам лишь для того, чтобы принести самые искренние извинения и выразить готовность покинуть пределы Талига в возможно короткие сроки. У нас на борту были некоторые припасы, и вот... Фок Фельсенбург чуть смущённо указал на груз, который брат Пьетро и любознательный Арно Савиньяк уже сняли со спины мерина. Там оказался мешок крупы и некий блестящий чан. На котел не очень похоже, но готовить можно. — Это заказанная капелланом "Ноордкроне" новая чаша для причастия. Но мы подумали, что для олларианца это будет не очень большой грех. — Добрые дриксенские эсператисты варить кашу в чаше для причастий не рискнули? — мило улыбнулся моряку Алва. Только в улыбке той почудилось коню нечто волчье. Так что Моро очень аккуратно переместился за спину дриксенского лейтенанта. Сделай это хотя бы и "малахольный" брат Пьетро, действие можно воспринять как угрозу. А с Моро, скотины травоядной, что взять? Это даже не собака. Руперт Фельсенбург ничего недоброго ни в улыбке талигского маршала, ни в перемещениях его коня не увидел и вообще демонстрировал показную, до простоватости, открытость. — Да, сударь. Мы предпочли поужинать сухарями. — У вас ещё и сухари есть? — взревел возложивший на себя обязанности кашевара невесть зачем увязавшийся за Монсеньором столичный пижон виконт Валмон. — А соль у вас есть? — оказался куда прагматичнее, чем можно ожидать от молодого Савиньяка, Арно. — Нет, соли нет, — с искренним раскаянием развел руками Руперт. — Зря. Могли бы хоть морской воды бортом зачерпнуть, взлетая. Мэтр Пастери настаивает на полезности йодированной соли. — Но мы находились в акватории крупнейшего порта. Там в воде чего только не плавает! — искренно возмутился Руперт. У дриксенца реально с чувством юмора нехорошо, или он просто с собственным статусом не то гостя, не то посла, не то пленника никак не определится? — Место нашей высадки на крутом склоне холма крайне неудобно, и мы надеялись присоединиться к вам после прояснения обстоятельств нашего нечаянного появления. — То есть богохульствовать, готовя кашу в святом сосуде, будем мы, а трескать сваренную кашу уже и вы подтянетесь? — не унимался ловко засыпающий крупу в чашу виконт. Похоже, Марсель Валмон оказался единственным, кого покоробила необходимость использовать церковную утварь в кулинарных целях. Магнуса Аристида это точно не тревожит. — Благословляю! — рявкнул его преосвященство, положив конец богословскому диспуту. — Присоединиться к нам? А что, прелестно, — куда менее плотоядно, но все равно с волчьим прикусом улыбнулся Монсеньор. — И сколько же смогла унести летучая шлюпка? — Двенадцать человек. Адмирал цур зее Кальдмеер, командир "Ноордкроне" шаутбенахт Шнееталь, лейтенант Канмахер, я и восемь матросов. А матросы — наверняка здоровые бугаи, подковы голыми руками гнут. Моро начал подозревать некую провокацию. — Хм, если бы не лучший адмирал флота Дриксен и племянник его кесаря, я бы решил, что вы — отряд лазутчиков. Но если вы дадите честное благородное слово о чистоте ваших намерений, то я рад буду разделить с вами стол и время в пути, — вынес вердикт Алва. — Я с радостью дам такую клятву от имени моего адмирала, — вскочил с места Фельсенбург. — Нет. Меня устроит честное слово герцога фок Фельсенбург. А ваш адмирал... — А ваш адмирал поклянется на эспере, — вымолвил, словно молотом припечатал, Аристид. Уточнение возражений не встретило. Клятва произнесена. Монсеньор распорядился: готовиться после завтрака идти к дриксенцам, чтобы не просто со всем почтением перевести двух адмиралов в компанию Первого маршала, но и ничего из мало-мальски ценного не оставить. А что вы думали: роль Робинзона из любого аристократа моментально хозяйственного скрягу сделает. Вон, легкомысленный модник Валмон как вокруг котла суетится. Тем временем атмосфера заметно разрядилась, и вокруг костра завязался куда более непринуждённый разговор. — Валентин, я что-то так до конца не понял: наш гость и наш завтрак — это захваченные вами трофеи или великое посольство с дарами? — Да как вам сказать, Монсеньор, — Спрутенок неспешно отложил в сторону нож, которым пытался выстругать себе ложку. По мере того, как из закипевшего котла начали распространяться аппетитные запахи съестного, проблемой столовых приборов озаботились практически все. Герард Арамона срочно провел мастер-класс. Только и у самого паренька представления о том, что в принципе ложку из деревянного чурбачка сделать можно, имелись, а практический навык — нет. Так что рассказ Валмона о том, что в Изумрудных землях палочками едят все, даже суп, встретили с энтузиазмом. Палочки строгать куда проще. Не сдавались и изготавливали именно ложку только Придд и Аристид. Только магнус преуспел в этом куда больше. Неужели без воли Создателя не обошлось? Так что Валентин счёл за благо найти предлог и отвлечься от продолжения безнадёжного предприятия. — Подбирались мы к их лагерю как раз-таки за "языком". И даже взяли парня, который вон ту лошадку у местного оборванца увел. — Считаю своим долгом заметить, что лейтенант Йозев Канмахер ничего не уводил, — встрепенулся, обидевшийся за сослуживца Фельсенбург. — А мы-то подумали, что вы лошадку с собой на шлюпке привезли, — благостно превратил разговор о каурке в шутку Алва. Только дриксенец пыхтеть злобным ёжиком не перестал, и Монсеньор поинтересовался куда более серьёзным. — После полета на вашем шлюпке нового клейма не появилось? Это он о молнии? Только, в отличие от Моро, моряк соображал куда дольше. Наконец вспомнил. — Молния? Хотите сказать, что это не неуставное озорство матросиков, которое вовремя не заметили, а...— взгляд Фельсенбурга упёрся в грудь пасущегося напротив него линарца. — Как? Как такое возможно? — Мы не знаем. Так что давайте вернёмся к приключениям вашего лейтенанта. — Пожалуй. Зепп пошел за водой, где встретил некоего оборванца, поившего лошадь. Офицер флота его величества кесаря вежливо попытался прояснить у него обстановку. Но дурень испугался и бросился бежать. — Оставив лошадь? — с абсолютно серьёзным лицом уточнил Алва. — Совершенно верно, сударь, — слегка обозначил обиду Фельсенбург. Только обозначил. Мол, я понимаю, что ты понимаешь, но условности требуют... — Видимо, господин лейтенант пытался расплатиться с рыжим за подаренную дриксенцам лошадь, предлагая свой кортик для обмена. Во всяком случае, размахивал он клинком весьма экспрессивно, — напротив, Спрут теперь сама беспристрастность. — Но пораженный блеском и благородством дриксенских моряков селянин от компенсации отказался категорически. Так что, пока брат Пьетро вязал морячка, я владельца лошадки упустил. Блаженный как сквозь землю провалился. Мало того, все это вышло довольно шумно. На вопли рыжего прибежал господин герцог с матросиками. Можно было бы попробовать уйти, но без трупов могло не получиться. Поэтому мы вступили в переговоры. — Все было именно так, — теперь куда благосклоннее кивнул Фельсенбург. — Только от графа Васспарда мы узнали о том, куда нас занесла стихия. После чего я вызвался пойти на встречу с вами, господа, чтобы разрешить возникшее недоразумение. Так за неспешным разговором завтрака и дождались. Шустрый Герард нарвал крупных, похожих на лопухи листьев. Сперва поднес к морде Моро. Тот лениво жевнул. Нет, вроде не горькие. Конь одобрительно мотнул головой, и Валмон принялся раскладывать варево по зелёным тарелкам. На несколько минут над лагерем установилась тишина. Люди сосредоточенно пытались совладать с палочками. Первым не выдержал Савиньяк: сперва принялся громко сомневаться в правдивости всяких россказней про бирюзовоземельцев, а потом отбросил палочки и принялся слизывать кашу с листа. — Не горячись, чадо, — не одобрил эдакую импульсивность неспешно орудующий немного кривой, но весьма вместительной ложкой Аристид, — Неспроста же не ведающие истинного Создателя дикари на вид мелкие и жёлтые. Подложи-ка мне ещё, сын мой. Наконец завтрак съеден. Теперь нищим собраться — только подпоясаться. На сборы не обременённого имуществом лагеря ушли считанные минуты. Идти к причалу летучего корабля решили все вместе, дабы, объединившись, сразу двинуться к развалинам Гальтары. С местным селянином, конечно, нехорошо получилось. Но коли какое-никакое селение здесь есть, значит и припасы для двух с небольшим десятков человек найдутся. Значит, можно аккуратно приступать к миссии экспедиции, о сути которой Монсеньор поведал новому союзнику весьма скупо. Мол, есть основания полагать, что случившиеся вчера происки Леворукого неким образом связаны с древними развалинами. И ситуацию надо бы прояснить. Непорядок потому что. Ибо как жить в мире, в котором вам на голову падают конские лепешки и вражеские морпехи? Создатель такого точно не одобряет. — Почему вы назвали владельца лошади оборванцем, герцог? Судя по состоянию животного и добротности сбруи на нем, владелец — человек вовсе не бедный. Магнус Аристид остановил вроде бы ленивый взгляд на каурке под фок Фельсенбургом. — Не знаю. Так Зепп сказал. Я не уточнял. — Я бы скорее назвал его блаженным, — задумчиво произнес Придд, чей мышастый к каурке как приклеился. — Одет странно: балахон какой-то черно-желтый . Ткань как будто не из дешёвых, а края обмахрились, будто и не подшиты вовсе. — Рыжий человек в черно-желтых одеждах, краев которой не касалась игла. Это не блаженный деревенский дурачок и тем более не оборванец. Это один из уважаемых представителей некой гоганской общины, — внезапно вступил в разговор до этого молчавший Эпинэ. — Вы серьезно полагаете, что Раканов выкрали и вывезли в Гальтару именно агарисские гоганы? — словно пробовал слова на вкус Алва. — Не гоганы, так люди магнуса Клемента, — без всякого почтения ко брату по вере пожал плечами Аристид. — Но, похоже, у Клемента алиби, — вздохнул Эпинэ.