Рецепты доктора Моро

Конюшня заперта была, И в ней кобыла умерла. Страшная сказка для жеребят старшего сосункового возраста

      — Странница я. Из Торки. Пришла на лошадку говорящую посмотреть...       — Иди, иди бабка своей дорогой!        Охрана дома Алва с ног сбилась, но отдельные, наиболее настырные паломники прорывались до конюшни. Тогда последний рубеж обороны оставался на Пако. Моро усилено прикидывался обычной, пусть и породистой, коняшкой, а вовсе не тем, к кому не зарастет народная тропа. В крайнем случае, когда и рубеж Пако оказывался прорван, Пепе за денежку малую показывал особо настырным короткохвостого гада. Его не жалко. Ибо, чем больше слухов ходило по Олларии, тем более неотвратимой становилась попытка отравления героя народных легенд и баек.       Согласно устному народному творчеству столичных низов, конь Первого маршала Талига может все. А именно — ещё в жеребячестве, когда его ровесники оповоживались да уступать учились, юный гений на шенкель да повод внимания не обращал, а выполнял исключительно мысленные команды тогда ещё не Первого маршала Талига Алвы. И не просто мысленные команды, а произнесенные вместе с молитвой Создателю. Особенно мориску нравились праздничные октавианские псалмы.       (Следует заметить, что в этом месте рассказа герцог Алва ржал особенно громко. А потом обращался к Моро.       — Эй, зайчик, ты действительно любишь псалмы?        Арсен Морозов любил Шнура и Басту. Едва ли олларианские псалмы похожи на их творчество. Поэтому Моро заржал гневно, а его Человек весело.       — Я тоже так подумал, зайчик.)       Что до городского фолкхистори, то она утверждала, что так и вырос жеребчик верным помощником Первого маршала, опорой олларианской церкви и защитником трона. В прошлом году всем известно, как Создатель покарал богомерзких супостатов, топтавших и жегших крестьянские поля Варасты: наслал на них потоп. Только мало кто тогда заметил, что вода хлынула на жилища врага, стоило коню Первого маршала ударить копытом оземь...       А по возвращении в столицу конь-огонь сперва спас хозяина от ночного покушения, самоотверженно подставив грудь под выстрел. И мало того: в отличие от прочих, включая чудесно спасшегося герцога Алву, Моро успел приметить убийцу. И, едва оправившись от ран, отвёз хозяина прямо в логово террористов-заговорщиков: в дом Ариго. В доме том в тот самый час заговорщики и совещались, как бы им ловчее извести всю венценосную семью, включая не только его величество Фердинанда, но и ее величество Катарину с малыми деточками, а также его преосвященство кардинала Сильвестра и всю верхушку армии, чтобы затем пришедшие на зов злодеев дриксенцы беспрепятственно поубивали всех добрых людей. (Про то, что её величество — урождённая как раз Ариго, народные сказители малость позабыли). Само собой, когда злодеяние открылось, герцог Алва вступил в неравный бой с врагами трона и всех честных талигцев, в бою том победил, но был тяжко ранен и спасён все тем же конем, который, пока выносил Первого маршала с поля боя, походя обратил в истинную веру делегацию ярых монахов-эсператистов из самого Агариса. Да так они прониклись, что теперь в Олларию едет эсператистский не то кардинал, не то сам переодетый эсперадор искать примирения с истинной церковью. Тем временем Моро показал лекарям, как излечить раны первого маршала и хвори кардинала. Рецепт прилагается.       (Истинная правда. В Олларии сейчас просто мода на гипсовые лангеты. Их едва ли не на порезы и мозоли накладывают. А чудо-траву цикорий весь порвали в радиусе не меньше чем сотни хорн от столицы).       Только много ещё врагов у Талига. Глубоко пустил заговор корни. Так, черной неблагодарностью отплатил герцогу Алва его оруженосец крапивное семя Окделл. Под видом прогулок собирал он под знамёна дриксенского заговора недобитков. Да только не знала морда кабанья, что маршальский конь все адреса пометил, а потом славному супрему Придду показал.       И ещё не факт, что до дома герцога дошли все эпизоды из жизни и невероятных приключений славного коня Моро, морисской породы да вороной масти. И как после такой славы отравления не опасаться?       — Эй, Моро, яблочка хочешь?       Окделл, не иначе как на Эпинэ глядючи, повадился уж третий день лично с лошадьми возиться. В отличие от Иноходца, получается у него это корявенько, но мальчик старается, ничего не скажешь. Сону уже почистил, к своему бывшему заглянул, а на обратном пути у денника Моро остановился.       Яблоко оказалось большим, зелёным, без парши, бочков и прочих повреждений шкурки. Так что истории в стиле пушкинской "Спящей царевны" можно не опасаться. Кроме того, вон их у входа целая корзина стоит. Конюхи приготовили. До того, чтобы самому заранее лакомством для лошади озаботиться, Окделлу ещё расти и расти. На вкус яблоко оказалось кислющим. Но хрумкать им все равно приятно. Моро аж глаза прикрыл от удовольствия.       Поэтому начало великого скандала и пропустил. Только морду повернул на звонкий окрик:       — Герцог Окделл! Что вы делаете?       Опомниться и глаза толком открыть не успел, как у него на недоуздке Савиньяк висит, а Придд-младший с Иноходцем Окделлу руки крутят. Придд при этом ещё и в кулаке у бедолаги чего-то зажимает, чтобы улику не сбросил. "Не конюшня, а филиал королевской приемной", — Моро только и успел подумать о глупой до предела ситуации да сдать в дальний угол денника под напором Савиньяка, как на конюшенно-светском рауте в режиме "мордобой" появился хозяин дома.       — Откуда это у вас, Ричард?       Алва с интересом рассматривал отобранный у оруженосца перстень. Точнее, не сам перстень, а камень с секретом. Содержимое, полупрозрачные кристаллы, очень на яд похоже.       — Это старинная родовая реликвия, позволяющая избежать позора, когда защитить свою честь шпагой невозможно.       — Прелестно. Среди Людей Чести ходят разговоры о моей склонности развращать оруженосцев. Но чтобы это делал мой конь... Впрочем, я вас спросил не почему, а откуда.       Ричард Окделл только горделиво вскинул голову. Ну прямо как на эшафоте.       — Штанцлер, значит.       Монсеньор потерял к оруженосцу всякий интерес. Сам принял недоуздок из рук Савиньяка и вывел Моро из денника, в котором конюхи тут же принялись проводить полноценный ремонт и дегазацию: не просто воду из поилки вылили, а саму ёмкость менять принялись и все поверхности известью обрабатывать.       Выведенного следом Окделла Алва жестом приказал посадить здесь же, возле Моро.       — Из конюшни не выпускать, — бросил конюхам на ходу.       — А если?.. — заволновался Пепе.       — А если... Моро, зайчик, ты же знаешь, где у человека висок?       Конечно, знает! Он вообще много чего интересного о человеческой анатомии знает. Впервые по-настоящему почувствовавший себя убийцей-людоедом Моро заржал плотоядно. А проходящий мимо Окделла Эпинэ задумчиво бросил.       — Лучше бы вы, Ричард, герцога Алву отравить попытались... Видит Создатель, лучше.       — Герцог Эпинэ! Почему? Почему вы?..       Скорее всего, Окделл имел в виду совсем иное. Но младший конюх Пепе развил мысль Иноходца.       — С самим соберано вышло бы так же глупо и коряво, но не так подло.       Только разговаривать с младшим конюхом Повелитель Скал счёл ниже своего достоинства. Разговор иссяк. Потом пришел начальник охраны дома с бойцами и увели Окделла, нацепив ему мешок на голову.       Потом в конюшне появился тип в одежде богатого горожанина. Моро припомнил, что его уже вызывали как-то на консультацию, ибо был он знаменитым столичным коновалом, пользующим всю королевскую и гвардейскую конюшни. К лошадям мэтр-ветеринар не пошел, а уселся пить вино со старшим конюхом. К ним присоединились ещё люди Алвы. Дело кончилось песнями и выносом храпящего тела ветеринара к его коляске.       Стемнело. В деннике пахло известью. На душе было тревожно. В дверях конюшни заиграли неровные блики масляного фонаря. К Леворукому! Только пожара не хватает! Сено же вокруг. Моро перестал переживать за противопожарную безопасность, лишь разглядев среди пришедших своего Человека. С ним он хоть в огонь. Вместе с Алвой оказалось ещё двое: маленький Спрут Валентин и парнишка, его ровесник, которого называли Арно. Ещё один Савиньяк, видимо. Только слушать их разговор оказалось интереснее.       — Арно, вы уверены в безопасности краски? — нудил Валентин.       — Вне всякого сомнения! Мы в детстве этой дрянью на каждый осенний Излом мазались: и сами, и матушкину собачку, и кухаркину козу, а Ли рассказывал, что однажды и отцовского коня. Но этого я не помню.       — Но и от сахарного сиропа отказываться не следует. Это добавит бредовости происходящему.       — Одно другому не мешает, — положил конец спору молодежи Алва. — Валентин, вы принесли накидку?       — Да, Монсеньор.       — Моро, зайчик, послушай меня внимательно. Не волнуйся, сейчас эти достойные молодые люди намажут тебя сахарным сиропом и светоотражающим лаком, после чего ты сходишь в дом Штанцлера, дружка нашего Ричарда, и изобразишь там призрак мертвой лошади. Хорошо?       Не привыкший к такому Арно Савиньяк прыснул в кулак за спиной Монсеньора. Алва невозмутимо потрепал коня по шее. Конь ласково ткнулся мордой в плечо своего Человека и строго фыркнул на молодого нахала.       Тем временем невозмутимый Спрут развернул дерюгу, расставил на ней плошки и, засучив рукава, принялся за дело. Второй молодой человек с шутками-прибаутками присоединился к нему. Алва наблюдал со стороны. Вот кто бы мог подумать? Блестящие молодые офицеры из благородных семей, один — сын супрема, второй — сын и брат маршалов, творят сущее хулиганство. Обильно смоченная сахарным сиропом грива Моро начесана жутким ирокезом. По хребту от холки до крупа шерсть тоже приподнята в некое подобие гребня. "Хвост трогать не дам!"— про себя озлился мориск. Но на хвост сахар тратить не стали. Сверху Придд принялся разбрызгивать малярной кистью нечто из другой плошки, а Савиньяк тут же присыпал это место чем-то из красивой, явно дамской коробочки.       — Все, теперь пусть подсохнет. Монсеньор, попросите Моро погулять немного в леваде, — подвёл итог титаническим усилиям Валентин.       — Слышишь, зайчик? Пойди, побегай. Только по земле не валялся.       Моро поручил к выходу, краем глаза отметив восхищённый взгляд Арно Савиньяка.       — Мой Кан, конечно, умница, но чтобы такое...— поймало чуткое конское ухо уже у дверей.       Луна царствовала над пустой левадой, деля мир вокруг на чернильный мрак и зыбкое серебро. Других цветов в мире просто не осталось. Моро сделал несколько кругов кентером, словно убегал от сумасшествия минувшего дня. Потом перешёл на шаг и остановился совсем. Повернув голову, принялся рассматривать собственный бок. Покрытая лаком и припорошенная блёстками вороная шерсть блестела и переливалась в лунном свете, словно радуга из брызг над водопадом, делая конский силуэт размытым и невесомым. И правда призрак. Лошадь Баскервилей из Гримпенской трясины. Алва и Придд Конан Дойля, несомненно, не читали, но столь же очевидно решили укокошить кансилльера Талига тем же способом, что и старого сэра Чарльза Баскервиля. Моро ничего против не имел. Только он что, вот так вот по улице пойдет? Одно дело, когда бесплотный дух невинно убиенного с родной конюшней прощается, а другое дело — через полгорода копытами цокать. К тому же какой цокот от мертвой лошади?       Впрочем, и об этом его Человек подумал заранее. Убедившись в том, что лак засох и блёстки не осыпаются, Придд тихонько подозвал коня в тень. Делал это с помощью свиста, словно собаке, за что Моро ему легонечко попенял зубами за ворот. Молодые люди принялись надевать на коня странную попону, закрывающую не только туловище, но и шею, и даже морду, для чего в ткани имелись прорези для ушей и глаз. Ткань была старой и пахла нафталином. Это ж когда они реквизит готовить начали? Правда, потом Моро вспомнил фильмы про крестоносцев, где на конях псов-рыцарей поверх конского доспеха имелись такие попоны-сюрко в цветах ордена. Здесь такие вещи из моды уже вышли, поэтому название такой попоны Моро не знал, а запасливость и прижимистость Приддов, у которых эта давно вышедшая из употребления вещь бережно хранилась, про себя отметил.       Рокэ махнул рукой, и молодые злоумышленники вскочили в седла и с Моро в поводу скрылись во тьме. Все правильно. Сегодня ночью Рокэ Алву, желательно вусмерть пьяного, должна видеть половина Олларии в местах, максимально удаленных от особняка кансилльера Штанцлера.       Особняк оказался окружён небольшим парком. С дыркой в заборе. Тоже мне, кансилльер. С Моро сняли маскировочную попону и отстегнули чомбур. Конь тихо потрусил к дому, а его сопровождающие, оставив своих лошадей в соседнем переулке, собрались залезть на дерево, смотреть, что будет. Моро эдакое ребячество не одобрил, но, естественно, ничего молодым людям не сказал. А Арно Савиньяк, стесняясь, что разговаривает с лошадью как с равным, окликнул его звонким шепотом.       — Эй, Моро, ты... ну... Короче, постарайся там кучи не делать. А то у призрака и навоз должен быть призрачный.       Резонное замечание. Моро слегка поклонился в знак согласия. Ободранный первым успехом, пацан принялся генерировать идеи дальше.       — Вон у кансилльера окно светится, а перед ним балкончик. Низкий довольно. И просторный. Ты как туда заскочишь, а я давай заржу, словно из преисподней. Я умею ржать голосом коня Повелителя кошек!       Ох, Леворукий, чему там деточек в семейке Савиньяков учат? Приличные же на вид люди. Впрочем, вслух свои сомнения по поводу Савиньякова ржания конь не выказал. И вообще, через балкончик он собирался не заходить, а выходить. Заходить же, как все воспитанные люди, будем через дверь.       А жеребята не унимаются.       — Моро, дай ножку.       Придд наклоняется и пристраивает на протянутую ногу нечто вроде войлочного сапожка, гасящего звуки шагов и смазывающего след. Пока Валентин "обувал" задние ноги, Моро оценил мастерство выделки обуви. Супрем Талига конокрадством не промышляет?       Конь легко (опыт уже есть) взбежал по ступеням. Исхитрился зацепить копытом за дверное кольцо и громко постучал. За дверью недовольно заворчали, но решили, что коли привратник на воротах впустил ночного гостя, то опасаться нечего, и дверь отворили.       Разглядывать перепуганного человека в ливрее Моро не стал, просто отодвинул его плечом и пошел внутрь. Коридоры дома были темны и пусты, а полы покрыты коврами. По ним получалось идти темной тенью во тьме и не цокая, но не совсем бесшумно. Несколько раз в коридор высовывались слуги. На свою беду — с фонарями, мерцающий свет которых отражался от лака и играл на конской шерсти почище огней святого Эльма. Кто-то молча пятился, осеняя себя святым знаком, кто-то тихо взвизгнул, но тут же сам себе зажал рот, кто-то выронил фонарь. Пожара бы не сделали, убогие. Но пока в доме не было ни паники, ни пожара. Моро уже добрался до гостиной с балконом, где хозяин у открытых двустворчатых дверей наслаждался подогретым вином и пьянящим ароматом весенней ночи, когда буквально перед конем в комнату из двери напротив проник лакей.       — Что за ор у нас в саду, Максимилиан? — судя по тону, хозяин вовсе не наслаждался. — Словно четыре закатных твари душу грешника не поделили.       Это не закатные твари, это теньент Савиньяк инициативу проявляет, подумалось Моро. Слуга же склонился в почтительном поклоне.       — Прошу простить, господин, но люди только что видели в доме призрак лошади...       — Какой ещё призрак? — недовольство хозяина дома становилось все явственней.       — Не могу знать, господин Люди говорят о сгустке потусторонней тьмы с искрами по краю и о светящихся закатным пламенем глазах во тьме.       — Что за глупость? Скорее здесь появится призрак избитого людьми Алвы коновала.       Все. Его выход. Моро всхрапнул утробно и вбежал в гостиную. Прошёлся между креслом хозяина и камином, чтобы в неровных отблесках огня мерцание лака эффектней смотрелось. Теперь остановиться на фоне светящей в окно луны, вскинуть голову в безмолвном ржании и бесшумно ударить копытом об пол. Поворачиваем морду к хозяину дома. Пламя камина должным образом отражается в глазах. Впрочем, закативший глаза Штанцлер едва ли в состоянии оценить зрелище по достоинству. А лакей — молодец. Святой знак едва ли не обеими руками совершает, но при этом к хозяину кинулся. Ещё круг для того, чтобы набрать скорость для прыжка через балконные перила. Краем глаза и с искренним сожалением Моро заметил, как лакей валится на пол. Сердце?        А от стены раздался новый лошадиный всхрап. Моро аж скорость сбросил. Да он здесь не один такой призрак! Прямо из стены вышла, да так и замерла скромненько пегая кобыла. Только глазом на жеребца косит да фыркает заигрывающе. Она вообще о чём? Лошадь страшная! Моро прибавил скорость и сиганул с балкона. Приземлился удачно: в клумбу. Пробежался вдоль загорающихся одно за другим окон дома, дождался действительно закатного, хотя вовсе не конского рева из кустов и исчез в тех самых кустах.       — Я так думаю, после такого Штанцлер точно в Дриксен сбежит, не удержится! — захохотал Савиньяк, когда они пробежали пару кварталов.       Ни кошки не понимающий, но чувствующий радостное возбуждение хозяина Кан бодро заржал. Приддовский серый остался невозмутим как спрут. Моро же с сомнением фыркнул. С учётом возраста кансилльера лечь ему куда проще, чем сбежать. Хотя убежит старый интриган, отбегается навеки или отделается лёгким инсультом, он все равно выпал из игры.       Рассудительный Придд радости подельника не разделял, равно как и прогнозов Моро. В результате заговорил вовсе о другом.       — Вы, Арно, поменьше про нынешнее приключение болтайте.       — От чего же? Ничего постыдного в наших приключениях нет.       — Я и не спорю. Но у вашего брата Лионеля и так не самые лучшие отношения с его преосвященством Сильвестром.       — При чем здесь это?       — Насколько отец понял, первоначальный план кардинала опирался на судебное преследование всех неблагонадежных. Уничтожение политических противников на дуэли или иные формы убийства не приветствуются.       — Но план изменился!       — Да. В той части, что Сильвестр искал повод для арестов, а Алва и Савиньяк дали всем неблагонадежным проявить себя.       — В результате твой отец выбрал верность короне, а Штанцлер подослал отравителя в дом Первого маршала Талига.       — За что его следовало судить.       — Ох, и зануды вы, Придды. И как вы на почве своего крючкотворства раньше с Сильвестром не спелись? И вообще, если это все незаконно, то чего ты пошел?       — Потому что отец не верит в возможность суда над Штанцлером. У него слишком сильные позиции при дворе. Королева бросится его защищать всеми способами, а явный раздор в королевской семье сейчас неуместен.       — Говорю же, зануда!       Арно Савиньяку надоело говорить о большой политике, и он со смехом брызнул бывшему однокорытнику водой за шиворот. Благо, они как раз спустились к реке. Придд ответил целым фонтаном брызг. Нарезвившись и нахохотавшись, жеребята принялись отмывать залезшего по брюхо в воду Моро от боевого камуфляжа. Затем купали своих коней. В конюшню вернулись в рассветном тумане.       Заходя в свой денник, Моро обнаружил, что Соны нет на месте, и тревожно заржал. Принявший чомбур у злоумышленников Пепе беспокойство коня понял верно.       — Ускакала Сона. В Агарис вместе со свином Окделлом. Соберано — великодушный человек. Вместо того, чтобы шею свернуть поганцу, к Ракану его отправил. Теперь, ежели с попами тамошними договоримся, всем беглым амнистия выйдет. Если кабан успеет до Ракана добежать, то, выходит, и ему. Одно хорошо, тогда, может, совесть поимеет лошадь вернуть.       Хорошо бы.