Рецепты доктора Моро

Ты, конек вороной, Передай, дорогой... Торкская народная песня

      – Моро, зайчик, когда мне захочется куда-то поехать, я обязательно тебя позову. А пока погуляй с герцогом Эпинэ. Хорошо?       Моро нетерпеливо заскреб копытом землю, мол, Иноходец – не кабан, чего же с ним не прогуляться. Лишь бы стражники не прицепились, а то Моро так понял, что герцог беглым мятежником до недавнего времени числился, а в Олларию прибыл тайно. Конечно, после сегодняшних ночных бдений его статус наверняка изменился. Думается, в эту ночь в политике Талига много чего изменилось. И хорошо, если только в политике, и только Талига. Вот только едва ли городскую стражу поставили в известность...       Иноходец оказался странным типом. Вчера на незнакомой и, вероятно, неадекватной лошади на недоуздке ехал, а сегодня бережется, как будто никогда на Моро не садился. Оглаживать начал едва ли не с крупа. Скормил три кило морковки. Слова всякие ласковые говорил. Все это приятно, но уже хотелось бы куда-нибудь ехать. Или здесь, как с прыжками с парашютом: второй прыжок куда страшнее первого. Моро терпел, стараясь не плясать от возбуждения, дабы не нервировать наездника. Седлал Эпинэ сам. Затем осмотрел подживший рот и лишь затем вскочил в седло.       Ух ты! Уж на что Монсеньор аккуратно водит, но Иноходец не просто чувствовал лошадь. Казалось, он чувствовал как лошадь. В него душа рысака с Московского ипподрома часом не вселялась? Моро просто млел под этим всадником.       Но вот на улице Эпинэ повел себя, мягко скажем, безрассудно. Вывел Моро на самые многолюдные и богатые улицы. Публика им встречалась знатная, в гербах и родовых цветах разбирающаяся. На всадника с вороном на вальтрапе и двумя конями на плаще начали оборачиваться. От удивлённых, испуганных, гневных, радостных и просто косых взглядов первым начал нервничать Моро. Что он, товар в витрине, чтоб на него пялились и пальцами показывали?!       Наконец опомнилась городская стража. Вон, в конце улицы замаячили. Ага, они не просто так задержались, они делом были заняты. По-научному оперативным планированием и слаживанием взаимодействия силовых структур называется. Проще говоря, за подмогой к королевским гвардейцам бегали. Теперь цепочка гвардейцев неспешно приближается к ним с двух концов улицы, а стражники подпирают тех сзади. Столь неспешное развертывание не могло не привлечь внимание даже тех прохожих, кто не узнал Повелителя Молний. Толпа собралась нешуточная. Моро ощерился и нервно заржал. Спокойствие Эпинэ казалось вызывающе безрассудным.       Моро успокоился, лишь заметив серого Грато. Присутствие Лионеля Савиньяка мигом превратило опасное приключение в заранее спланированный фарс. Портить задуманную игру конь не собирался. Покосился на всадника, сигнал, мол, понял, не дурак, был бы дураком, не понял бы. Иноходец кивнул, и Моро с удвоенной силой принялся изображать истерику: ржание превратилось буквально в рык. Несколько хаотичных прыжков в разные стороны заставили толпу пятиться и ахать от узнавания "мориска-убийцы". Наддав задними в пустоту, он наконец замер перед выехавшим вперёд Савиньяком, сымитировав попытку откусить Грато ухо. Серый возмущённо фыркнул. Такого немотивированного и вероломного хамства от старого знакомого, почти родственника, он не ожидал. Потом придется извиняться, но сейчас дело важнее.       — Именем короля и Талига! — заорал Лионель во весь голос: бедолага Грато аж присел на задние ноги от неожиданности. — Именем короля и Талига! Назовите себя и цель своего визита в славный город Олларию! И не думайте сопротивляться или скрывать истину!       — Ваши требования справедливы, сударь! — повторил громогласную интонацию своего визави Робер.       Слушателям из самых дальних рядов все должно быть хорошо слышно, а Моро, чтобы не оглохнуть, пришлось прижимать уши.       — Я, герцог Эпинэ, Повелитель Молний, прибыл из Агариса как посол мира! Я представляю здесь Орден Славы и Орден Милосердия. Уполномочен провести предварительные консультации от лица эсператистского кардинала Левия, магнуса Аристида и епископа Оноре. Вот грамота, в которой их преосвященства подтверждают мои полномочия.       Лионелю Савиньяку передается внушительный свиток. А в толпе начинают судачить о том, как светское лицо, вроде бы олларианец, да к тому же мятежник, сможет вести переговоры с самим его высокопреосвященством Сильвестром. Не много ли чести засранцу и не набить ли ему морду? Тем временем Савиньяк с содержанием свитка ознакомился и все так же на публику изъявил желание препроводить господина посланника к господину тессорию. Ибо полномочия посла сводятся к решению предварительных, чисто технических вопросов, заниматься которыми лицам духовным не к лицу.       К концу речи стражники рассосались сами собой, и герцог с графом продолжили путь в сопровождении гвардейцев. Толпа разошлась, разнося с собою слухи, скорости распространения которых Моро мог только завидовать. К моменту, когда мориска завели в конюшню тессория Манрика, здешние конюхи уже вовсю обсуждали три новости:       К нам едет кардинал. Три кардинала. При этом один из них святой, второй умный, а третий умеет особенно доходчиво доносить слово божие прямо в мозг. Не обязательно кулаком. Чем потяжелее тоже может.       Но эта крутая эсператистская братва нашего Сильвестра шибко уважает и готова с ним торговаться. Они готовы потратиться за право открыть в Талиге несколько эсператистских монастырей и решить проблему засевших в Агарисе политических беженцев ко всеобщему удовольствию. Реально ко всеобщему, потому что договариваться приехал беглый Эпинэ. И король его вроде бы помиловал и даже приватно принял. Или не король, а герцог Алва... Да какая разница?       Такой союз Агариса и Олларии грозит усилением обоих, что злит врагов Талига и веры в Создателя, поэтому в городе следует ждать провокаций. Враги с Леворуким не спят, и добрым людям варежку раззевать не след.       При обсуждении последнего слуха конюхи грозно потрясали кнутами и проверили прочность нового засова на воротах.       Кстати, о тессориевой конюшне. У Манрика, как у истинного финансового гения, клока сена средь покоса не выпросить. В буквальном смысле. Стоят Моро с Грато в пустых денниках. Все чистенько, известью обработано — тут ничего дурного сказать нельзя. Но даже воды в поилки налили на самое донце. Жмоты. Грато за стенкой недовольно вздыхает. Вот и повод помириться.       Дождавшись, когда конюхи уйдут на другой конец здания засовы на запасном выходе менять, Моро открыл щеколду своего денника и отправился к копне сена в углу. Грато аж заржал от такого чуда чудного. Моро же ухватил зубами клок сена побольше и перекинул его в денник серого. Грато про почти откушенное ухо помнил и поначалу при приближении маршальского хищника окрысился, но при виде сена оттаял. Мало того, именно Грато осторожным фырканьем обратил внимание коллеги на мешок в углу. В мешке оказалась сахарная свекла. Хотя в том, что эта штука так называется, Моро уверен не был. Главное, вкусная, зараза. И большая. По три штучки на брата закатили. А что мешок ополовинился, так Моро здесь при чем? Он уже на месте стоит, дверку за собой заперев. Свекла куда подевалась? Так герцог Эпинэ вон с ручной крысой приехал. Она и поточила. Крысы, знаете ли, они такие.       Наконец вернулись Савиньяк и Эпинэ. Домой? Прекрасно. На опустевшей уже почти ночной улице цокот копыт разносится особенно звонко, и это единственный звук. Даже собаки не лают. Отвлекаться не на что, и Моро прислушался к разговору всадников.       — Простите, Лионель. У меня нет оснований не доверять вам или Первому маршалу... Но, Леворукий вас дери, что за балаган вы устроили?!       — Который из? Если вы о демонстрации грамоты трёх отцов эсператистский церкви, то прежде всего она нужна для внутреннего употребления. Теперь отыграть назад будет куда сложней. Для внешних сил дан сигнал о том, что теперь власти Олларии склонны изменить трактовку понятия "свой-чужой".       — Ну, супрем прибежал на совещание с Сильвестром в доме Алвы ещё ночью.       — Придд — особый случай. Он давно ищет повод соскочить с дороги, по которой идут Окделлы и... прочие Люди Чести. Да и по должности поинтересоваться странной поездкой кардинала ему положено.       — Окделлы и Эпинэ. Не кокетничайте, Лионель.       — Я не кокетничаю, Робер. Теперь вы уже на ином пути. И если вслед за вами на него встанет кто-то ещё, вам многое простится и на том, и на этом свете.             — Я всего лишь...       — Вы всего лишь согласились на смертельно опасную миссию, которая могла закончиться для вас на плахе. Но вы решились. К слову, позвольте спросить, почему?       — Понимаете, когда я оказался в Агарисе, Матильда... Принцесса Ракан слишком много сделала для меня, чтобы я отказался. Магнус Аристид (со мной разговаривал именно он, об участии в проекте кардинала Левия и епископа Оноре я узнал уже в Олларии). Так вот, магнус Аристид понимал, что в ходе переговоров с Талигом не может не всплыть вопрос о пребывании талигойских беженцев. Агарису они, по сути, не нужны, но терять лицо недопустимо. Поэтому святые отцы решили прощупать вариант, который устроил бы всех, включая самих эмигрантов, неформально, до начала официальных переговоров. Неформально настолько, чтобы в случае провала святой престол легко смог бы откреститься от своего "легата".       — И что же Сильвестр?       — На удивление легко согласился не трогать Раканов.       — Правду сказать, меня это тоже весьма удивило...       — Знаете, Лионель, мне кажется, за всем этим вдруг охватившим всех стремлением к миру и единству стоит нечто ещё. Нечто, что пугает Сильвестра и магнусов Агариса. После смерти эсперадора Адриана словно бездна какая разверзлась.       — Говорят, в Агарисе неспокойно?       — Из Агариса ушли крысы. Уже скоро год...       — Из Олларии пока нет... Хотя отдельных двуногих "крыс" погонять самое время.       — Вы имеете в виду остатки заговора?       — Нет. И вы, Эпинэ, яркое тому подтверждение. Хотя, к чему скрывать, ещё с месяц назад Сильвестр планировал нечто подобное.       — А сейчас?       — По ходу реализации план изменился. Заявляя о грядущих переменах, мы провоцируем всех склонных к заговорам на немедленное выступление. Тех, кто удержится от соблазна, можно считать достаточно надежными, чтобы шагнуть с ними в Излом.       — Пославший на разведку сына, а затем примчавшийся лично Придд доказал свою лояльность...       — Думаю, что его ночной визит — это больше, чем лояльность.       — Согласен. Но я хотел о другом. О нашем нынешнем визите к Манрику. Неужели Сильвестр и в его благонадёжности сомневался?       — Не в благонадёжности. Но когда все на войну разъехались, а рядом остались только Ариго и Колиньяры, то и Манрик может возомнить себя политиком.       — А он?..       — Он гениальный финансист. Поэтому, чтобы ему всякие глупости в башку не лезли, его следует отвлечь экономическим проектом подходящего ему размаха.       — Так, значит, идея экономического проэмперадора северных земель...       — Это не только план грандиозного хозяйственного развития отдельных особо запущенных земель и знак доброй воли в адрес бывших мятежников, но и способ занять шаловливые ручки тессория общественно полезным делом. С правом снести ему голову, если не справится.       Дальше пошли хозяйственные разговоры, к которым Моро прислушивался, разве когда речь заходила об овсе. Но сколько не говори "овес", в желудке полнее не станет. Так что в родную конюшню они забежали просто с удовольствием. Но не тут-то было. Что-то с Сильвестром? На пороге Моро ждет местный доктор, мэтр Пастери, да не один. Это ещё кто? А-а-а, повар. Фр-р, а он уж волноваться начал. Только понимание сути происходящего породило печальную мысль об удаляющемся на неопределенное время овсе. Савиньяков Грато, небось, уже до дому доехал и вовсю хрумкает, а он...       А он выслушивает мэтра Пастери, который громко зачитывает записанные по наущению мориска рецепты травяных сборов. Коих вышло три: эликсир мэтра Пастери "Конская сила", настойка спиртовая "Морисковка" и грудной сбор Пастери-Моро. По сути, местная медицина получила весьма недурное седативное средство и средство для нормализации сердечного ритма. Чай для нормализации давления, скорее всего, так себе. Но это смотря с чем сравнивать. По форме, мэтр Пастери оказался парнем амбициозным: ценник у снадобий по первости будет конским, но честным: авторское право соблюдено.       Только презентацией достижений талигской фармацевтики дело не закончилось. Мало того, оно ею толком и не начиналось. Потому что повар герцога Алвы исхитрился соорудить из цикория и нескольких травок-отдушек дюжину разнообразных напитков. Черные и с молоком, горячие и холодные, изготовленные из цветков, стеблей и корней, напоминающие пеной земной капучино, объемом молока — латте и вообще ни на что не похожий... Конская сущность противилась дегустации, но Моро терпеливо тыкался мордой в расставленные чашечки, отчаянно пытаясь вспомнить, а какую часть цикория использовали как заменитель кофе на земле. Но трудно вспомнить то, чего никогда не знал. Ну, все образцы кончились. Теперь овес?       Угу, как же... Нет, в денник его завели и кормушку засыпали. Он ещё успел понаблюдать за возящимся со своим Дракко Иноходцем. Герцог Эпинэ явно извинялся перед своим рыжим за двоекратную измену. Начищенный конь все ещё обиженно фыркал, требовал ещё морковки и так и норовил улечься чистым боком в опилки. Иноходец счастливо смеялся и говорил ласковые слова. Идиллия, короче.       Но стоило Эпинэ уйти, как возле денника Моро появились младшие конюхи и без лишних слов вывели его куда-то. Уже на соседнем пустыре сменили недоуздок и намалевали мелом пятно на лбу и носочек на задней ноге. Уж не местным ли цыганам гаденыши его продать вознамерились?! Моро взвился в свечку и истово замолотил передними ногами. Пока не на поражение. Просто демонстрация намерений: я все вижу, у меня не забудешь.       Впрочем, от версии конокрадства пришлось отказаться, потому что тут появился Придд-младший. В седло не полез. Да и не было на Моро седла. Но чомбур ему передали. Что им здесь каршеринг? Впрочем, буянить мориск не стал, решив осмотреться для начала.       — Успокоился, кажись, — опасливо покосился на коня один из конюхов. — Вы уж, сударь, поаккуратнее... Нам никому с вами не можно. За домом смотрят. А совсем с чужим он не пойдет. Вас же он видел... Может, и обойдется.       Придд, Валентин, кажется, сухо кивнул и зашагал прочь, моментально растворившись в хитросплетении вечерних переулков. К нему присоединились несколько солдат. Тоже с лошадьми в поводу. Как и Придд, все в мундирах одного из столичных полков. Со стороны, пожалуй, ничего необычного. Солдаты с младшим командиром ведут полковых лошадей в ночное или на водопой. Но, коли смысла своего участия в этом действии Моро пока не понял, то старался притормаживать на каждом повороте и запоминать приметные ориентиры, которые позволят не заблудиться в малознакомых закоулках столичных предместий.       Действительно, ночное. Они тихо спустились к реке. Придд отступил в тень, а солдаты принялись переговариваться с уже имеющимися здесь коноводами. В результате солдаты расположились у ближайшего костерка, а лошади спустились на обширный луг, где уже паслась куча лошадиных морд. И в чем засада? Опустив морду к траве, Моро принялся осматриваться, неспешно передвигаясь по лугу. Ага, кажется, понял. Кроме рабочих полковых коняг, тут ещё несколько совсем не простых лошадок. А вон в сторонке ещё едва виднеется костерок почти в овражке. За лошадьми смотреть оттуда совершенно неудобно, не то что конфиденциальные разговоры меж собою вести. А вон в кустиках охрана, которая должна не дать случайным прохожим забрести к неприметному костерку. Людям, но не лошади. На пасущегося Моро внимания не обращали. Хотя совсем близко лучше не подходить. Мел — мелом, но знаменитого коня первого маршала Талига могут и узнать. Лучше потолкаться среди VIP-лошадок, авось кто знакомый встретится. Сона? Значит, свин-Окделл здесь. Что за шум? Валентина шуганули от заветного овражка, на фамилию не посмотрев. Поняв, что теперь вся надежда на него, Моро принялся щипать травку с удвоенным энтузиазмом. В результате разглядел клеймо конюшни Штанцлера на чьей-то буланой заднице, пару знакомых по дворцовой конюшне морд и редкой масти кобылку секретаря гайифского посольства.       Дальний костерок погас первым, стоило утреннему туману опуститься в пойму. Вместе с ним тихо исчезли и вышеупомянутые лошади. Моро же остался пастись со всеми до восхода, когда солдаты начали массово разбирать коней по своим полкам. Моро забирали люди Придда. Они же вернули на конюшню Алвы, предварительно отмыв от мела. Сам Валентин появился у самых ворот Монсеньора. На коня так и не сел, заведя Моро в поводу.       На дворе их уже поджидал Придд-папа и Монсеньор Рокэ.       — Ну, что, зайчик, кого из знакомых ты сегодня видел?       Фр-р, видеть-то он видел. Но как рассказать об этом Монсеньору? Впрочем, не стоит недооценивать сообразительность людей вообще и его Человека в особенности. Моро сегодня в этом лишний раз убедился.       — Я буду называть имена, а ты, если видел их самих, то топаешь правой передней ножкой, если их лошадей — то левой передней. Если не видел ни тех, ни других — стоишь на месте. Если что-то из сказанного мной не соответствует действительности — козлишь.       Придд-старший сварливо поддал губы — мол, в балагане не участвую. Но четверти часа не прошло, как он уже удивлено поднимал бровь, записывая фамилии предполагаемых участников ночной встречи.       — Что ж, Валентин, вынужден признать, что ваша идея оказалась не лишена смысла, — наконец процедил супрем.       — Благодарю, ваше светлость, — столь же церемонно отозвался его отпрыск.       Послушать продолжение спрутьего обмена любезностями не получилось. Во двор въехал Окделл. С Соны он практически свалился, изображая пьяного.       — Доброе утро, Монсеньоры! Привет, Валентин! Зря ты со мной не поехал. Там были такие девочки... Такие...       Подлетевшие слуги подхватили гуляку под руки. Только это уж не забота Моро. Он честно отправился спать.