Глава 15
У старой яблони
Мы уже давно в пути, раны мои быстро затянулись, хоть порой и давали о себе знать. Тренировки с Христофором всегда начинались одинаково: с обливания ледяной водой и выкрика «Вставай собака! Пора служить!», — и так же одинаково заканчивались обсуждениями проведённого дня и того, чему Христофор смог научиться. За это время он многое усвоил и рост его достижений замечался прямо на лицо, и меня это не могло не радовать. Прогресс идёт не только в магии, но и в рассуждениях. Христофор избавился от многого лишнего: как от вещей, которые ему казались хорошими, так и мыслей. Его неоспоримая и слепая любовь к Мире стала переходить в здравый смысл. Он взрослеет, расставляет нужные приоритеты. Мне нравится наблюдать за ним, за его личными победами и поражениями. Как капитан гвардии Христофор тоже рос. Его стали больше уважать и четко выполнять его команды. Но мне кажется, роль играет то, что я всегда нахожусь рядом. И мое присутствие, мой статус давит на тех, кто стоит ниже меня рангом. Весперия привыкла к нам и легко влилась в нашу разнопёрую компанию. Я чувствую как привязываюсь к ней, и это пугает меня. С каждым днём я все больше и больше вижу в ней мою Аврору. Я чувствую, как девочка тянется ко мне, но в тоже время держит дистанцию, и тень недоверия всё равно проскакивает между нами. Она многого боится. Шугается резких движений, вздрагивает от криков, правда чаще моих, и в сторону того же Христофора и его гвардейцев. Но с самой Весперией я стараюсь обходиться как можно аккуратнее, нежнее… Сила Весперии проявляется в мелочах и я старательно пытаюсь это скрыть. Особенно стараюсь уменьшить общение Весперии и Миры. По-хорошему, лучше их изолировать друг от друга, но в сложившиеся ситуации я этого сейчас сделать не могу. Мне бы хотелось учить Весперию, хотя бы азам. Но с её силой и принадлежности к её классу, я не могу этого делать, ведь я мужчина. С самого начала, с первого мига, когда увидел Весперию на плахе, я понял, как мне казалось, к какому классу она принадлежит и какой силой обладает. И если смотреть в самую суть, то я был прав. Весперия потомственная ведьма. Но я не уверен, знает ли она об этом сама… Ведьмы в нашем мире — закрытая каста. Посторонних там попусту нет. За всю мою жизнь я повстречал их всего четыре. Весперия четвертая. Ведьмы не отдают своих девочек, они воспитывают их и учат, если же рождается мальчик, то его просто убивают при рождении. Изредка отдают на попечение отца. Если, правда, отец еще жив. Ведьмы ведут закрытый образ жизни и не сближаются с мужчинами надолго, лишь для того, чтобы родить дочку или же по своей прихоти на пару ночей. Мне всё же довелось жить с одной из них. Астра тоже была ведьмой, но на жизнь смотрела иначе, нежели её сестры по оружию. Аврора чуть ли не с пелёнок проявляла способности, но по сравнению с другими ведьмами она огромная редкость и исключение. Что Астра, что Аврора относились к типу целительниц. Весперия другая, понять ее точно я не в силах… Но осмелюсь предположить, что Весперия является проницательный. Очень часто, бывает, она предсказывать момент до того, как что-то произойдет, буквально за несколько мгновений. Что касается Ахерона, то он волочет свою тяжкую судьбу в шкуре коня. За время путешествия я приобрел множество магических вещей и книг, но не одна из них не помогла. Даже те предметы, которые предназначены для понимания животных, не помогают. Почему-то именно на Ахероне они не работают, хотя с другими с их помощью вполне сносно можно общаться. После нескольких тщетных попыток почти все безделушки я отдал Весперии, и она радостная играла со всеми зверями, что нам попадались. Чаще это птицы и полевые грызуны, иногда наши лошади. Ахерон тоже с радостью идёт на контакт с Весперией, по правде говоря, они всегда и везде вместе. Если в лагере нет девочки, значит она с конем. Ахерон всегда рад её присутствию, они даже играют вместе. Он терпеливо ждёт, когда она заплетёт ему в гриву цветы, которые он ей приносит в качестве подарка или для поднятия настроения. Сама же Весперия часто таскает ему всяческие лакомства с нашего стола и свежие фрукты, прохладную чистую воду. Взамен Ахерон катает её на себе. Как она на него взбирается для меня до сих пор загадка. Ахерон намного выше обычного коня тяжеловоза, а Весперия едва достает до его колена. Но смотреть, как он весело вприпрыжку бегает по полю без седла, везя почти на шее весело хохочущую Весперияю, которая всеми силами тянет его гриву и прижимается к его шее, весьма приятно. За время нашего заточения Ахерон стал мне не только другом… Учитывая то, что в «Вековых оковах» разумы сливаются воедино. И чтобы у меня внутри не происходило, все то, что хранилось, то, что я скрывал, все вышло наружу, и Ахерон это видел. Также видел я, что происходило у него. Мы стали братьями не только по несчастью, но и по мышлению. Поэтому я очень радовалась тому, что Ахерон может находить общий язык с Весперией. Даже сейчас мы остановились на отдых среди скошенного поля и множества стогов сена. Я с очередной книгой сидел в тени старой раскидистой яблони и смотрел, как разбивается наш лагерь, недалеко от меня Весперия возилась с Ахероном. Близилась осень. Весна и лето очень быстро пролетели для меня. Мы путешествовали по Империи, разнося дожди и грозы. Засуха не была такой уж сильной, как мне казалось в первые дни. Но по сравнению с моим временем, мир сильно изменился, как минимум в нём стало жарче. И поэтому в тени старой плодоносной яблони было весьма комфортно. По небу плыли пушистые, кудрявые облака, отбрасывая причудливые тени на землю. Северный ветер легко и нежно колыхал листву и траву, ласково остужая нагретую природу. В траве копошились её жители, шурша и жужжа. Издали доносились голоса людей из лагеря, ржание коней и пение различных птиц, а в воздухе витал ароматный запах спелых яблок, которые были разбросанны повсюду. Арамот опавших яюлок смешивался с запахом свежескошенных стогов сена. Эта невероятная смесь ароматов уносила меня куда-то в очень далекое, в теплое прошлое. Туда, где не было забот, туда, где на окраине небольшого поселения стоял мой дом, полный счастья. На этот раз в мои руки попал исторический том книги. Всё-таки стоило воспополнить свои знания прошедшими годами, что я провёл в «Вековых оковах». Но как я не старался сосредоточиться на чтении, всё никак не получалось. Я то и дело отвлекался на смех Весперии и ржание Ахерона, или же на ругань в лагере и крики Христофора, который раздавал указы своим солдатам. Вскоре от монотонности происходящего, от скучной книги и потока своих не менее скучных мыслей я и вовсе задремал. Проснулся я от звука приближающихся шагов. Даже сквозь пелену сна я почувствовал магическую силу которая исходила от Христофора. Выдавать то, что Христофор меня разбудил, я не стал. Мне стало любопытно что же он будет делать. Я все также продолжал сидеть с закрытыми глазами. Но Христофор прошел мимо меня. Я прислушивался к его шагам, он прошел недалеко, и я услышал шуршание ткани, недовольное фырканье Ахерона. Приоткрыв один глаз, я увидел, что недалеко от меня Весперия почти лежала на Ахероне, уткнувшись в его большую, массивную шею, которую покрывала длинная черная грива. Девочка крепко спала. Христофор накинул своий плащ на маленькую девочку. Конь смотрел на него с выраженным осуждением. Будто бы говоря, что он может и сам обогреть кроху. Я мог понять отношение Ахерона к Весперии. Он, как и я был отцом. Но взаимоотношения Ахерона и Христофора я находил забавными. Пускай я не мог понять отношение Ахерона к молодому паладину, но мне нравилось наблюдать, как конь постоянно фыркает, недовольно вертит мордой и демонстративно отворачивается от Христофора. Порой мне казалось, что Ахерон испытывал ревность. Но какая этому была причина? То, что я сблизился с Христофором во время наших с ним учений и моих публичных издевок над ним, или то, что время от времени Весперия бегала за Христофором, прося показать его разные глупые детские фокусы? Мне кажется, что скорее всего второе, ибо Весперия единственная, кто понимал бедного Ахерона. Порой мне казалось, что она знала, кто скрывался под шкурой коня… Я все так же наблюдал за Христофором, накрыв девочку, он вернулся ко мне и забрал из моих расслабленных рук книгу, после просто уселся рядом. То ли Христофор ждал, что я проснусь, то ли ему надоело организовывать лагерь, и он свалил свои обязанности на своего помощника Йохана. Так мы просидели долго в молчании. Я сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь последними теплыми днями. Слушал дыхание Христофора, недовольное фырканье Ахерона в сторону паладина и едва уловимое сопение Весперии. Благодать. Давно не было настолько спокойных дней. Если и ночь будет такая же, то возможно, я сегодня даже высплюсь. Но ничто не длится вечно. На голову Христофора свалилось яблоко, и он от неожиданности ойкнул и подскочил с места, после чего Ахерон неистово заржал, чем разбудил Весперию и заставил меня открыть глаза, дабы оценить критичность ситуации. По итогу Христофор стоял в шаге от меня, недовольно поглаживая голову и укоризненно смотря на старую яблоню, будто бы она специально кинула в него своим спелом плодом, Ахерон неистово ржал и катался по полю, высоко вскидывая свои копыта, Весперия же сидела на своем месте. Укрытая плащем Христофора и прикрывающая рот рукой, она весело хихикала над тем, как катается по земле огромный конь. Сдержать улыбку в такой ситуации было сложно. — Знаешь, у меня такое ощущение, что твой обожаемый конь меня недолюбливает, — неожиданно проговорил Христофор, усаживаясь на место. — Тебе так только кажется, — я приподнялся и уселся поудобнее, наблюдая за происходящим, Ахерон же вернулся на свое прежнее место и смотрел на Христофора с высоко поднятой головой. — Посмотри на них, — я махнул рукой в сторону маленькой потомственной ведьмы и древнейшего демона рядом с ней, — разве они могут кого-то обидеть? — Голос мой звучал на удивление весело. — На счет Весперии я даже спорить не буду, но вот конь меня порой пугает. Ты знаешь, что он недавно сделал? — Как будто удивляясь своим же воспоминаниям, посмотрел на меня паладин. Я вопросительно вскинул свои брови и смотрел то на довольного собой Ахерона, то на недовольного его поведением Христофора. — Недавно, когда мы стояли у ручья и чистили доспехи, твой обожаемый конь, — паладин сделал утвердительный акцент на слове «обожаемый», — насрал на мои доспехи. Мало того, что он навалил огромную кучу, которой можно было бы удобрить земли всей империи, так еще стоял и ржал надо мной! — Христофор активно жестикулировал и говорил на повышенной интонации, как соседская бабка жалуется отцу нашкодившего мальчугана. — Самое ужасное, что перед этим я их отмыл, и мне пришлось самому ещё раз отмывать и полировать их снова. Но и это не помогло! Они до сих пор воняют, между прочим, эти доспехи стоят дороже чем твой сучий конь и вся имеющаяся у него сбруя! Тут честолюбивый Ахерон не выдержал унижений и, резко вскочив на ноги, урожающе помчался в нашу сторону. Я едва успел отпрыгнуть от его копыт, а вот бедному Христофору повезло меньше, и он остался зажатым между раскидистой яблоней и озлобленным, внушительного роста конем. И несчастному парню ничего не оставалось делать, как в один прыжок вскочить на яблоню. Весперия заливалась судорожным и очень заразным, звонким детским смехом, и устоять перед всем этим было трудно и мне. Я тоже закатился смехом. Лишь униженому Ахерону, который бегал вокруг яблони и думал, как добраться до перепуганного Христофора, было не до веселья. Как и объекту его раздражения, который сидел на толстой, массивной ветке, крепко вцепившись в нее руками и ногами, прижимался к дереву всем телом, словно тонущий человек ухватился за спасательную соломинку. Я подошел к смеющейся девочке и подобрал валяющийся на земле золотистый плащ. Плащ Христофора действительно был дорогим, как и все его вещи. Выткан золотыми нитями, с чудесным ярким красным узором на белой ткани. Прекрасная и тонкая работа умелых мастериц. Сложив его аккуратно, из уважения к труду тех самых мастериц, я повесил вещь себе на руку и наблюдал за беснующимся конем и перепуганным паладином на ветке, усыпанной яблоками. Весперия все так же хохотала, держась за живот. Конь не долго бегал вокруг дерева, демонстративно развернувшись побрел прочь. Ну, или сделал вид, что уходит, ведь только стоило ослабевшему хватку Христофору закричать вслед коню, как тот резко развернулся и со всей свой мощи на ходу ударил своими массивными задними ногами о ствол дерева. С невероятным звонким ударом, да таким, что почти все яблоки посыпались всестие с Христофором, который божьим чудом едва удержался за ветку, на которой до сих пор сидел. Ахерон стал неистово долбить по дереву, будто бы собирался свалить его вместе с паладином, нелестно отозвавшемся о коне с высоты своего убежища. А мы с Весперией лишь весело и громко над ними смеялись. Но у всего должен быть предел. И устав хохотать над ними, я проговорил: — Ахерон, оставь бедолагу в покое. Дерево не виновато в ваших разборках. — Едва уняв смех, прокричал я. Конь недовольно заржал, высоко вскинув голову и смотря, казалось, в самую душу Христофору. В своем ржании он как будто угрожал паладину, ну или проклинал его, обещая все равно рано или поздно поквитаться. При этом он бил копытами о земь. Насколько бы не была серьезна их вражда, она все равно выглядела забавно. Ахерон, недовольно развернувшись, самой гордой походкой, что была у него в арсенале, пошел в нашу сторону. Весперия едва смогла успокоиться от своего непрерывного смеха. Конь подошел к девочке и, наклонив к ней свою огромную морду, начал недовольно и негромко пофыркивать, будто жалуясь на обидчика. Весперия же крепко обняла морду коня и, нежно поглаживая, шептала ему что-то ласковое и утешительное. Христофор неуклюже слез с дерева. — Тупая скотина! — Христофор стоял, слегка пошатываясь и поправляя свою одежду. — Что за неуправляемая тварь, возмутительно! — Христофор смотрел в нашу сторону весь красный и напыщенный, будто тоже не в состоянии терпеть унижение от демона, заточенного в теле коня. Дальше случилось то, чего никто не ожидал. Конь, мягко, но быстро освободившись из объятий ребенка, вырвал у меня из рук дорогой плащ огненного паладина. Помчался навстречу к Христофору и неистово заржал. Мы с Весперией остались смотреть на все происходящие в недоумении. Сам же Христофор такого отношения больше терпеть не стал. С четким намерением вырвать свой любимый плащ из пасти надменного демона, он погнался за конем, нелестно выкрикивая свое мнение о нем. Но Ахерон, резко увернувшись и бросив плащ на землю, просто начал его втаптывать в грязь и рвать копытами. Христофора я всегда считал нудным, чрезмерно арестократичным. В первые недели нашего тесного общения он крайне редко обронял бранные слова, после чего краснел и извинялся, будто бы я вот-вот начну его отчитывать как щегла. Но провокация демона не обошла стороной последнюю каплю терпения паладина. Не постеснявшись присутствия ребенка, из его уст посыпалась отборная брань. Парочку фраз и отдельных словечек я бы даже записал, было бы куда. Но брань Ахерона не остановила, и паладин, впервые прибегнув к своей силе, прогнал коня. Ахерон торжествующе убежал на просторы пастбища, а Христофор поднял свой плащ и попытался очистить его от грязи и комков разавленных яблок. — Люцифер, не смотря на все мое увжение к тебе… — его голос дрожал будто бы он сейчас расплачеться. Христофор прижал свой плащ к грудти. Казалось, что расшитый золотом и красными нитями плащ был единственной драгаценной его вещью, — если твой ебанутый конь еще раз выкинет нечто подобное, то я накормлю им весь наш караван, включая тебя! Христофор резко ко мне развернулся, бросая самый ненавистный взгляд, что у него есть. Но мне было безразлична его ненавесть, в его покрасневших глазах я видел слезы. Впервые! Как бы я его ни унижал и ни избивал, он все стойко терпел, а тут из-за какой-то дорогой тряпки разтрогался. Ахерона я и сам мысленно проклинал. Я сам хотел довести паладина до такого сотояния. Но я не думал, что какая-то вещь этому может поспособствовать! — Это вего лишь плащ. Если тебе так жалко денег, я выплачу стоимость этой тряпки, — я смотрел ему прямо в глаза с самым спокойным выражением лица, будто его чувства меня не касаются. — Это, — он поднял к моему лицу изуродованную вещь, — не просто плащ! Не все в этом мире можно купить! — Голос Христофора был приглушенным, он едва сдерживался, на его лбу разбухли голубые вены. Либо он сейчас набросится на меня, либо разрыдаеться. — Наверное, тебе этого никогда не понять. — Прижав к себе плащ, паладин сделал то, что я никак не ожидал. Он просто ушел… Впервые за долгое время я чувствовал себя растерянно. Весперия тихо подошла ко мне и взяла меня за руку. — Я думаю нам стоит его догнать и извиниться. — Очень тихо проговорила она. — Извиниться? — Да. — она утвердительно пошла вперед за Христофором и потянула меня с собой. — Может и вправду этот плащ был для него дорог, как для тебя тисовое дерево? — Она повернулась и как будто смотрела мне не в глаза и даже не в душу, а в самое больное место для меня. — Откуда ты знаешь про тис? — Я сам удивился, насколько тихим можетбыть мой голос. — Просто знаю, — пожала плечами малютка, — идем, вам с Ахероном стоит извиниться перед Христофором. Маленькая прорицательница снова потянула меня за руку и махнула коню, давая знак, что ему тоже стоит пойти с нами. Я шёл за ней, не отбирая руку. Ее маленькая ладонь, такая теплая, несмотря на то, что она была в рабстве и много работала наравне со взрослыми, ее ладонь по-прежнему была нежной. Она шла с по-детски легкой припрыжкой, в полголоса напевая незнакомую мне весёлую песню. Мое сердце при виде этой картины сжималось. Я шел за ней, едва держа себя в руках, чтобы не развернуть ее к себе и не прижать к груди настолько сильно, насколько я это мог сделать. По первости, я думал, что я пытаюсь ею заменить мою Аврору, но нет, эти чувства равны. Она не замена! — Весперия, — тихо одернул я девочку. Она повернулась ко мне и смотрела на меня своим вопросительным детским лицом, по истине невинным и безгрешным. — Хочешь я заберу тебя в свой дом? — Я присел на корточки, чтобы мы были на одном уровне, подтянул девочку к себе, — я нареку тебя своей дочерью и буду заботиться о тебе, как родной отец. — Я сам удивлялся тому, что говорю, и своим действиям тоже: я аккуратно поправлял ей выбившиеся непослушниые пряди волос за ухо и смотрел на ее лучезарную улыбку. — А это как? — склонив слегка на бок голову, захлопала она глазами. — Мы с тобой пойдем в храм Грозовой Богини, и я там нареку тебя своей дочерью. Служители смешают нашу кровь, и ты станешь частью меня, а я — частью тебя. — И ты будешь любить и заботиться обо мне? — Ее глаза восторженно загорелись, а на устах заиграла улыбка. Я лишь утвердительно кивнул. — И не позволишь мне умереть ребенком? — Неожиданно серьезно спросила она. От такого вопроса я даже опешил и потерял дар речи. Но быстро нашелся. — Пока я жив буду, тебя никто не посмеет тронуть. — Больше в мою голову ничего другого не пришло. — Тогда я согласна, — звонко, словно колокольчики зазвенел ее голос. — Ну же, пойдем найдем Христофора, — Весперия сильнее потянула меня за руку и быстрее направилась на поиски обиженного паладина. Христофора мы нашли у глубокого ручья. Высоко закатав штаны, он опустил ноги в холодный поток воды. Сам же паладин сидел на каменной насыпи и пытался отстирать свой испорченный плащ. Весперия подошла к нему и, поправив платьице, присела около его правой руки, положив на плечо голову. — А мы пришли тебе помочь. — Она подняла на него свои удивительные фиалковые глаза и захлопала ресницами, будто крыльями неведомой бабочки. Место у ручья было поистине спокойным и утешающим. Журчал буйный и глубокий ручей, угрожая всем однажды стать рекой. Вокруг цвели самые простые цветы и кустарники. Берега же у ручья были каменные, из множества различных по форме и цвету пород. Камни были как большие, так и не очень. — Я, между прочим, хорошо умею шить и вышивать. Давай я вечером залатаю твой красивый плащ как только он высохнет. — Спокойный детский голос Весперии звучал успокаивающе и приобадряюще. Лишь Ахерон где-то позади недовольно фыркал и бил копытом. Я присел рядом с поникшим паладином, и как он опустил ноги в прохладную воду. — Я не знаю почему вы с Ахероном так друг друга недолюбливаете, но я поговорю с ним и он так больше делать не будет, — Ахерон протестующе заржал. — Не стоит так убиваться из-за тряпки, в следующем городе я закажу тебе такой же, а пока подлатаем этот или я отдам тебе свой. — Я старался говорить как можно мягче и правильно подбирать слова. В своей жизни я ни перед кем не извинялся и ни у кого не просил прощения. Разве что только перед Астрой с Авророй. — Этот плащ подарил мне дядя… незадолго до того, как погиб в метяже. Он как полагается защищал интересы короны. Его погубила бушующая толпа. А сам плащ для него сшила мама. Своими руками, от и до. Ее тоже давно нет в живых. Я даже ее не помню. — Христофор поднял на меня свой уставший и одинокий взгляд. После снова посмотрел на свой плащ. — Поэтому он мне так дорог. Так как ко мне относился дядя, больше никто не относится. Я отцу даже не нужен, он с радостью сбагрил меня в имперскую академию. Даже не спросив. — А почему отца ты называешь дядей, а дядю отцом? — Весперия спросила это из детского любопытства, но я, тот кто знает о ее даре, таким вопросом был шокирован. Если Весперия спрашивает это, значит данная информация правда. Тогда получается, что Христофор бастард, но это скрыли. И все-таки он титулованный дворянин, а его якобы отец не лишил его дома. Сам же Христофор смотрел на нее во все глаза, будто впервые видел эту девочку и впервые слышал данную новость. — Откуда ты… — паладин был настолько растерян, что не мог даже выстроить свои мысли в нужном порядке. — Просто знаю, — в привычной манере пожала плечами Весперия. — Так получается ты… — Не смей! — Резко повернувшись и угрозиьельно выставив палец в мою сторону, сорвался на крик Христофор. — Тебе не нужно этого стыдиться, твои мама и папа сильно любили друг друга! — Восторженно, как это полагается мечтающей девочке, проговорила маленькая ведьма. — О такой любви многие даже и думать не смеют. А если бы твой дядя, муж твоей мамы, не обманул бы их, то они были бы вместе. — Весперия говорила как об обыденности, — тебе стоит гордиться этим. Поверь, хозяйка Судьба все расставит на свои места. Мы тут все с покалечанными душами. Ты, я, папа, даже Ахерон. И между прочим, Ахерону и папе очень стыдно! Ахернону, что он так поступил, а папе, что вовремя не остановил. Но если мы не научимся прощать, то у нас никого не останется, а сердце станет черным. — Весперия говорила это, смотря на бегущую воду, как бы между прочим звучали ее слова, будто не имели смысла. — Я помню, как в прошлой жизни папа меня убил. Это было очень давно. Он пришел с солдатами к нам в деревню. Я тогда с одной бабушкой жила и наш дом был на окраине. У нас были красивые голубые ирисы. В них я и умерла, а папа просто смотрел как я умираю, истекая кровью, потом он отдал приказ страшному, безумному мужчине сжечь деревню. Я это помню, он тогда был немного другой… — немного задумавшись, посмотрев на голубизну небосвода, она сказала, — он не простил и сердце у него стало черным. Давай плащ, я его лучше отстираю. — Девочка протянула руку к плащу, а Христофор настолько был поражен, что просто отдал его ей. От услышанных слов мой мир перевернулся и больше не станет прежним. Неужели та девочка из королевства Ирис… Весперия отошла на несколько шагов вниз по ручью и принялась отстирывать испорченную дорогую Христофору вещ. — Папа? — недоуменно посмотрел на меня паладин. — Мы с Весперей решили, что я забираю ее в свой дом. — Как болагородно, — хмыкнул Христофор. — Откуда она это знает? И при чем тут голубые цветы? — Если бы я знал… Интересно, я это ответил Христофору или сказал сам себе?..