Глава 14
Не жалей меня
— Ты любил её… — с горечью и сожалением прозвучали слова Христофора. Эти слова прозвучали как удар хлыста. Любил ли я Миражанну? Скорее нет. Нравилась она мне как женщина? Да. Миражанна была несомненно красивой для своего времени, достаточно образованной и манерной. Я прикрыл глаза и выпрямил больную спину, пытаясь вспомнить её образ. Как бы я не старался удержать в своих воспоминаниях её улыбку, сияние глаз и звонкий смех, всё равно не выходило. Я пытался вспомнить, как мы с ней праздновали победы и кружились в танцах под весёлую музыку и возгласы окружающей нас пёстрой свиты. Вспомнить, как нас учила танцевать старуха в стареньком ветхом доме, когда я ещё был рабом, а она шарлатанкой. Босыми ногами мы кружились по гнилому деревянному полу. Миражанна, ещё не опьянённая властью, смеясь, вытаскивала занозы из своих ступней под нелестные высказывания старухи о том, какая она неумеха. Миражанна игнорировала её брань и мечтала стать великой. Но как бы я не старался удержать тот далекий и лёгкий образ Миражанны, перед глазами возникал её злобный оскал, громкие бранные крики и свирепый взгляд. Душераздирающий плач, преходящий в страшные угрозы наказаний за моё неповиновение и неблагодарность. Со временем её скромные и простые наряды сменялись дорогими платьями и драгоценными украшениями. Старую и повидавшую жизнь единственную пару туфель сменили сотни новых. Деревянные заколки она с радостью променяла на диадемы и короны. И чем больше роскоши и власти её окружало, тем злее и алчнее она становилась. Я не мог насытить её жажду власти. Сколько бы краёв, сколько бы государств я не положил к её ногам, ей было мало. Холодная ухмылка императрицы Миражанны Великой, а в последствии еще и Мудрой, въелась в душу сильнее, чем добродушная и весёлая улыбка обычной уличной шарлатанки. Да, Миражанна определённо занимала особое место в моём сердце, как женщина, но я не любил её. — Нет, есть вещи, за которые я благодарен ей. Но я не любил её, — голос мой мне казался незнакомо неуверенным и робким. Я не столько рассказывал свою историю собеседнику, сколько напоминал сам себе о своих достижениях и поражениях, — Миражанна сыграла определённую роль в моей жизни. — Ты говорил, что она забрала тебя из Кровавого театра, но как? Кем ты там был? — Христофор решил тактично свести тему, видя, насколько сильно я погрузился в себя, рассказывая о первой императрице. — Как я уже говорил, в Кровавый театр меня продали из карьера. Третье клеймо. В театре была своя иерархия. И в этой иерархии я сначала занимал не самое завидное место. По своей сути я был мальчиком для битья. Но после смог занять более высокий пост. Если ты был в Кровавом театре, в этом проклятом месте, то ты знаешь, как он устроен. Быть может, с годами он и изменился, а я расскажу тебе, в каком был я. Сам театр из себя представлял громоздкую и грузную, круглую и высокую сцену. Она была окружена магическим невидимым куполом, который впускал участников во время представления, но не позволял покинуть купол, пока спектакль не будет сыгран. Вокруг самой сцены всегда толпились зрители. Стоячие места для бедных, и немного поодаль на уровни самой сцены — роскошные беседки для знати. Они были расположены вокруг самой сцены. Беседки были словно невесомые, лёгкие и воздушные. В самой их середине стояли удобные кресла вокруг стола со всякими разными яствами, а вместо стен висели разноцветные ткани, они переливались словно облака, окрашенные лучами закатного солнца. Цвета тканей были от бледно-оранжевого до насыщенно-багрового цвета. Из-за этих тканей и казались беседки такими воздушными. Они красиво извивались на ветру, создавая особый перелив цветов. И в отличии от самой сцены, где игралась пьеса, у них были крыши. Купол, может быть, и сдерживал тех, кто был внутри, но не защищал ни от солнца, ни от дождя. Как же я мечтал оказаться в одной из этих беседок, чтобы меня обслуживали мальчики, наливали мне вина, красивые девушки составляли мне весёлую компанию, а стол ломился от моей еды. Каждый раз смотря на этих богачей с кровавой сцены, я мечтал оказаться на их месте. В иерархии Кровавого театра я сначала был мальчишкой для битья, тем самым, на котором отрабатывали красивые удары магической силы или же просто тренировали кулаки да оприходовали палки, имитирующие разное оружие. Я убирал за актёрами и начищал их доспехи да оружие. Выполнял всякого рода их поручения. Они глумились и издевались надо мной, смеялись над моим именем и акцентом. Говорили, что во мне лишь ничтожная капля магии, которая ни на что не годна. Такая роль мой бунтарский дух не устраивала, и я стал давать отпор. Вскоре это заметили постановщики спектаклей и меня ввели в актёрский состав. Сценаристы, видать, возомнили, что я паду сразу после первого боя. А я выстоял. Был ранен, но выстоял. Залитый весь кровью такого же несчастного мальчишки. Он не намного был меня старше, но был сильнее. Он с легкостью управлялся со своей водной магией, у меня же был лишь небольшой кинжал. Чтобы выжить самому, я убил его под ликующие крики толпы. Я смутно помню, как вонзал свой кинжал ему в грудь. За оружие я держался крепко обеими руками, как утопающий за соломку. Я вонзал этот кинжал в грудь по сути ровеснику, ребёнку. Вытаскивал и снова вонзал. Раз за разом, заливая всё кровью. Я и сам был ранен. Кровью было залито всё! Он хрипел… А глаза так и остались широко открыты. Наверное, последнее, что он видел — это небо. Когда всё закончилось я понял, что мой голос осип от крика, когда стало ясно, что мальчишка мёртв. Я взглянул на небо. Красивое лазурное небо. С того мальчишки началась моя карьера кровавого актёра. — Великие Боги… — услышал я тяжёлый вздох Христофора. Я лишь усмехнулся. Лицо Христофора было вытянуто, в нём отражались боль, сожаление и какая-то непонятная для меня тоска. Он провёл рукой по своим волосам и ещё раз тяжело вздохнул. Я даже растерялся на секунду, а стоит ли рассказывать ему дальше? Пока я об этом думал, я перевёл свой взгляд на Ахерона. Тот лишь смотрел на меня сквозь языки пламени. Но на его лошадиной морде не было ни одной эмоции. Лишь пристальный взгляд, который он не сводил с меня. — Люцифер, как тебе удавалось раз за разом выживать там? — опомнился от молчания Христофор. — Это достаточно просто. Всего лишь нужно убивать своего соперника, и не важно кто перед тобой: маг, человек, огр или зверь какой. Нужно стоять до конца, не думать об усталости и ранах, о боли. Нельзя жалеть, не важен пол соперника или же возраст. Нельзя упасть, упал — умер. На самом деле нужно завоевать любовь не только публики, но и тех, кто в беседке. Они-то и помогут выжить. Так было и со мной. Один зритель из богатой беседки проникся моей жаждой к жизни и оплатил мне целителя. Суть всех боев в том, чтобы понравиться богачам в беседках. И тогда тебе будут покупать оружие, доспехи, оплачивать услуги целителей и наставников. Могут выкупить из театра для персональной защиты или же для иных целей. Но для этого нужно очень сильно постараться. И я старался. По началу я дрался с такими же мальчишками, по мере роста моих сил менялись соперники. Очень скоро мальчишки сменились на крепких парней, тут-то приходилось мне сложней. Помню, как одолел одного мага земли, порезав ему сухожилия на ногах и тем самым обездвижив. После того боя мне подарили первое оружие. Вульж. Обычный, на деревянной основе, он больше походил на копьё, только вместо наконечника острое лезвие. Оружие было тяжеловато для меня, да и по росту не очень-то походило. Но я смог к нему приловчиться. Оно-то и позволило мне держаться на расстоянии и не вступать в ближний бой. Соответственно меньше ран наносили мне. Кстати говоря, с тех пор вульж и стал моим излюбленным видом оружия. Даже сейчас со мной он, который выковала великая мастерица кузнечного дела. Та мастерица даже выгравирована магические символы на нём и имя, что я дал своему оружию. Чем кровавее зрелище — тем лучше. Мне было лет тринадцать, когда меня поставили против двух огненных магов, ведь среди людей своего ранга я был одним из лучших, и мои бои приносили достаточно много прибыли. Но я был не только человеком, но и магом, да слабым, который не мог пользоваться своей силой. Но то, что я являлся магом позволяло сценаристам ставить меня против магов. Ведь даже в Кровавом театре есть свои законы и порядки, которые уважали и соблюдали. Должен признаться, мне порядком досталось от этих магов, и когда я уже сам прощался с жизнью и надеялся поскорее отмучаться, терпя множество ожогов на теле, было... Очень больно. — я невольно поморщился, вспоминая эту самую боль. — Пошел ливень, да такой сильный, что энергия тех магов резко поубавилось. Ты же, Христофор, огненный маг, знаешь, что при наличии воды твои шансы становятся меньше. Вот и их шансы поубавились. Ливень тот остудил мою сожжённую плоть. А вот гроза была по истине прекрасна. Наверное, это было самое прекрасное, что я видел в своей жизни! Сияние той молнии для меня стало чем-то необыкновенным, завораживающим, я смотрел на неё, как молнии расходятся по небу, я слышал грозный рокот грома. Когда мы начали бой, не было ни облачка. А тут прекрасные сильные и мощные тучи цвета темной золы. Я смотрел на небо, и лишь одна мысль мелькала у меня в голове: «Какая же ты прекрасная! Сильная! Свободная!» И лишь на долю секунды я представил себе, что было бы, если бы и у меня была такая сила, как у этой грозы. И знаешь что? — с хитрым прищуром и веселой ноткой в голосе я спросил у своего слушателя. — Ты смог с ней совладать? — Христофор придвинулся ближе, дабы не упустить ни единого слова. В его глазах горели огоньки, то ли отражался костёр, то ли искры интереса и любопытства. — Я почувствовал отголосок той грозы у себя где-то глубоко в сердце. Она словно сжалось в маленькую капельку воды, а потом резко разлилась огромным океаном! Это было что-то невероятное, необузданное, природное! — я чувствовал, как внутри меня забурлила вся моя мощь, словно просилась наружу. — И в тот же миг я понял, что я не просто слабый маг, который ни на что не способен, а что я тоже обладаю силой. Да еще какой! Во мне всё бурлило и искрило, я забыл про боль, про усталость и слабость, — я слегка наклонился к Христофору и тихим голосом, почти шепча добавил, — я даже забыл, кто я есть. Словно всё в мире потеряло свою значимость, и ничего не осталось, кроме меня и той грозы, что раскатывалась мощной силой где-то глубоко внутри! Мой голос снова стал прежним, каким был утром, будто воспоминания об открытии своей собственной магии придали мне сил. — В бою с теми магами я представил, как молнии раскатывают по моему телу, словно по грозной, мощной туче. И раскаты молнии действительно пошли по телу, они светились яркими переливами и искрами, хаотичные и непредсказуемые. Не прошло и доли секунды, как огненные маги пали один за другим. Рев толпы заглуши даже сам гром! Такого прилива сил и радости я не испытывал прежде. Это было невероятно! Хотел бы я тебе рассказать, что я ушёл с арены не поверженным, но по правде говоря, сам упал после недолго ликования. Очнулся, когда целых три целителя исцеляли мои раны. С тех пор, с той победы, я стал чемпионом и фаворитом у всех знатных. Мне дарили качественные дорогие оружия, доспехи, нанимали наставников, приносили корзины со всевозможными яствами. Даже вина и женщин! Через какое-то время меня стали представлять моим попечителям. Звать на праздники. Но я совру, сказав, что мне давалось всё просто так. Долгие, упорные, выматывающие тело и душу тренировки, после которых я падал без сил. Упорство и озлобленность сильно помогали. Я стал выигрывать один бой за другим, и мне было уже не важно, кто передо мной, что за маг и какой силой он обладает. Что касается наёмных наставников, то они не сильно-то и помогали раскрыть мои способности. Я был уникальным. В театре было огромное количество бойцов, всех видов магов, но моя сила была единственной в своём роде. К пятнадцати я стал абсолютным и непобедимым чемпионом. Лучшим кровавым актёром! Мне не составляло труда выйти одному против пятерых. Однажды, ко мне прямо перед самым боем подошёл один из сценаристов и сказал: «Это твой последний бой. Тебя купили». Как же я ликовал. Я подумал: «Наконец-то! Я выберусь из этого дерьма!» А когда я вышел на сцену, узнал, что должен выстоять один против тринадцати магов! Каждый из них обладал своей силой и был лучшим в своём классе. Среди них был и мой друг. Маг метала — Валдер. Мы дружили с ним всё то время, что я был в Кровавом театре. Он помогал мне, учил, защищал. Наверное, за всю мою жизнь он был самым лучшим моим другом. — после этой фразы Ахерон недовольно заржал, мол, я с тобой триста лет, а его ты знал всего пять. — Мы с Валдером жили вместе, тренировались и делились всем поровну. И мечтали, что вместе сможем покинуть Кровавый театр. Договаривались, если купят одного, то он непременно уговорит своего нового хозяина купить того, кто останется в театре. И вот путь из преисподней так близок, но какова цена! Невольно я вспомнил своего друга детства. Его невысокое крепкое тело, покрытое шрамами, блестящую лысину и глухой голос. Он всегда говорил тихо, почти шепотом. У Валдера всегда были какие-нибудь безумные идеи. Он часто встревал в какой-нибудь переплёт и всегда, словно по волшебству, выходил сухим из воды, а после мы смеялись вместе над этой проделкой. Его всегда называли везунчиком. — Валдер тоже был не в курсе происходящего, он не знал, кто выйдет соперником. И когда сценаристы объявили мой последний кровавый бой и его правила, я осознал, что должен убить всех, убить своего единственного друга или же пасть самому. Валдер понял, что путь к моей свободе преграждают двенадцать лучших бойцов и его жизнь, на долю секунды он нахмурился, а потом подбежал ко мне со словами: «А знаешь что? Плевал я на правила! Бери тех, что с права, а я тех, что с лева. А потом, в конце, что-нибудь придумаем». Он говорил это с такой беззаботностью, будто это обычная наша тренировка. Но Валдер был слабее меня и не смог бы выстоять один даже против троих! Да, он был одним из сильных магов метала, но что он мог против мага воздуха или огня, или же против мага, обладающего силой природы?! Я встал перед ним, давая понять, что лучше ему обождать, пока я сам разберусь со всем, а дальше мы решим как быть. И Валдер это понял, он отошёл в сторонку и не мешал мне. Бой с мыслью о том, что в конце мне придется сражаться с лучшим другом, дался мне очень тяжело. Соперники нападали скопом, заходили за спину и использовали грязные и подлые приёмы. Толпа ревела и ликовала. Громко выкрикивали разные высказывания, одни подбадривали, иные наоборот желали мне сдохнуть. К концу я выбился из сил и едва стоял на ногах. Валдеру не составило труда прикончить меня одним мощным ударом. Но он подошёл ко мне и засмеялся своей беззубой улыбкой: «Ты же меня не забудешь, а братец?! Давай только не больно, ладно?» И протянул мне свою раскрытую ладонь. Его глаза смотрели на меня с надеждой, а я плакал, не зная что делать. Но он решил все за меня, крепко схватив мою ладонь в рукопожатии. Он ждал. Он заплатил своей жизнью за мою! Мне ничего не оставалось, кроме как пустить свою силу через него. Я сделал это. Понимаешь? Я сделал это как можно безболезненнее, и когда он падал, я подхватил его и держал на руках, рыдая до последнего, пока не потерял сознание. Так закончилась моя актёрская карьера в Кровавом театре. Я замолк и снова уставился на огонь. Я помню тебя, братец Валдер, я не забуду того, что ты сделал для меня, и о твоём величии и благодетельности буду рассказывать своим детям. — Люцифер, мне так жаль твоего друга, — в голосе Христофора послышались горькие нотки сочувствия и жалости. — Тебе, наверное, было очень трудно принять его смерть. Христофор как-то неестественно осунулся и потупил свой грустный щенячий взгляд. Было видно, что ему было правда жаль и меня и Валдера. — Эй, — тихо позвал я Христофора, — а знаешь кто меня выкупил? — я поймал на себе его вопросительный и заинтересованный взгляд. — Меня купил один богач в подарок своей подружке, наверное, целую гору денег отвалил. Самого его я не видел. А вот его хваленая подружка, маркиза, как она представилась, оказалась безумно талантливой уличной шарлатанкой. Как и чем она вскружила ему голову, что он подарил ей первоклассного бойца из Кровавого театра, я не знаю да и уже никогда не узнаю, но то, что она могла любого вокруг пальца обвести— это да. У этой шарлатанки была обычная крытая плотной тканью повозка да пару дряхлых кляч, еще старушка рабыня. Как я покинул театр я не помню, нашёл себя в повозке с дикой тошнотой, весь в повязках да в каких-то травах. На голове прохладная ткань, а на улице тёплый день. Рядом сидела старуха по имени Тина. Выхаживала меня. А на месте кучера сидела и правила лошадьми та самая шарлатанка. Она громко ругалась и нелестно высказывалась о том богаче и Кровавом театре. Ведь она явно рассчитывала на то, что в руки ей достанется не израненный телом и душой пацан, а сильный мужчина, который мог бы защищать её и имущество в дороге от всяких недоброжелателей. А старушка всё её успокаивала да подшучивала над ней. Укачивало меня, конечно, безумно. Я то приходил в сознание, то снова терял его. Окончательно в себя пришёл только ближе к ночи. Шарлатанка и старушка остановились на привал, и меня перестало укачивать. Я проснулся всё также в повозке, а сквозь ткань просвечивался костёр да парочка силуэтов. Женщины о чём-то тихо беседовали и готовили ужин. Недалеко слышалось ржание лошадей. Мне пришлось приложить немало сил, чтобы слезть с повозки и, шатаясь, подойди к ним. Шарлатанка и старушка Тина, сидели на бревне возле костра, над которым висел старенький потрёпанный котёл. У старушки на коленях была размотана салфетка с хлебом и ещё чем-то, у девушки в руках была тоненькая маленькая книжка. Я подошёл к костру и сел на землю рядом. Молча я ждал хоть каких-то слов или действий от них. Но каждая продолжила молча заниматься своими делами. Лишь спустя некоторое время девушка встала, ушла в повозку и вернулась с железным клеймом. Она бросила конец клейма в огонь, а другой обмотала тряпкой. Когда метал раскалился до красна, она взяла и подошла с ним ко мне. Старушка долго возмущалась, но она всё-таки ткнула меня им в грудь и поставила свою отметину поверх других. Я ещё не знал, но то клеймо было последним, которые мне делали. Той шарлатанкой была Миражанна. Она обманула знатного князя и тот отдал ей Тину, свою прислужницу, которая учила его детей читать, писать и вести себя в обществе. Теперь Тина учила этому свою новую молодую хозяйку Миражанну. Тина и Миражанна вместе путешествовали по свету, ища постоянное, надёжное и удобное пристанище. Но пожилая Тина никак не могла дать защиту своей хозяйке, и тогда та охмурила другого богача, и тот подарил ей меня. Раны мои быстро заживали, и мы путешествовали втроём. Тина с Миражанной в повозке, а я шёл рядом, с моей-то болезнью мне было проще пройти босиком длинный путь, чем ехать в повозке. Нет, порой всё же приходилось забираться в эту треклятую повозку, к примеру, когда шёл дождь или я уставал. Мы ходили от одного большого города к другому, там Миражанна надевала своё единственное роскошное платье по сравнению с остальными да поношенную пару туфлей и разыгрывала знать. Представлялась то маркизой, то баронессой. Иной раз и вовсе заплутавшей княжной. В искусстве обмана и лжи ей не было равных. Мы же с Тиной подыгрывали ей. И выходило у нас здорово. Мы представлялись разными именами и сословиями. Вскоре старых кляч сменили на молодых кобыл, обновили повозку, купили новые вещи. Дела наши шли в гору. Я стал учиться грамоте вместе с Миражанной. Тина была прекрасным учителем. Она была хороша не только как учитель, но и как мать. Что я, что Миражанна не были подростками. Мне было шестнадцать, Миражанне же едва двадцать. Тина учила нас распоряжаться деньгами, торговаться на рынках, а также считать и писать, танцевать и вести себя в светском обществе. Правильно пользоваться магией, чтобы не расходовать всю силу сразу. Миражанну она ещё учила шить и вышивать. Я же тренировался в боевых искусствах отдельно от них. Ещё через какое-то время мы купили мне коня и оружие. В дороге я защищал нас от разбойников и недоброжелателей, Тина следила за нами, а Миражанна продумывала свои гениальные планы, как ей стать одной из знатных дам и жить богато. Мы были не столько хозяйкой и её рабами, сколько обычной семьёй. Подшучивали друг над другом, а в сложной ситуации поддерживали. Наверное, это не позволило мне сойти с ума после Кровавого театра. Наверное, это было единственное время, когда я жил спокойно. Зима застала нас в столице одного небольшого государства, названия даже не вспомню. Государство то было ввязано в войну, а наша главная шарлатанка очень понравилась местному нищему королю. Должен признаться, что даже большинство купцов было побогаче него. Не прошло и трёх недель, как Миражанна выскочила за него замуж, и на этот случай у неё тоже был план. Она хотела перезимовать в статусе королевы, заодно попробовать, какого это — быть королевой. Нас же с Тиной она далеко от себя не отпускала, и я ходил за ней хвостом. Король Оливер, кажется, был глупый и, как мне казалось, умалишённый. Миражанна с лёгкостью выманивала у него всё, чего хотела, и вскоре все вопросы государства она стала решать сама. Ну как сама, не без совета Тины, конечно же. Королевство было маленьким и слабым, с некомпетентным королём. Лакомый кусочек для соседних государств. И одни из соседей пришли к нам с войной. Это была моя первая война. Столицу взяли в кольцо, отрезав пути отступления. На город опустился голод и страх, к тому же была зима. Оливер не продержался долго, он выпил яда и умер, оставив всё на плечи Миражанны. И тогда в атаку пошли враги, зная, что победят. Армии у нас по сути не было, жители истощены, а король соседнего царства сам повёл своё войско на наш город. Миражанна сама захотела выпить яда вместе с Тиной. Я же позволить себе такого не мог и попросил их немного подождать. Я взял своё снаряжение, оставшееся в строю солдат, и повёл их в последний бой. Скажи, Христофор, ты видел когда-нибудь грозу зимой? Можешь не отвечать, знаю, что нет, — усмехнулся я, махнув рукой. — Так вот, я и, наверное, сотни две истощенных бойцов против армии в пятьсот человек. Сильных и хорошо подготовленных. В битве всё смешалось в кроваво-сером месиве. Сверкали молнии, которые я разносил по всему сражению, и шёл снег. Слышались крики тут и там, умирали люди. Мы прикрывали спины друг друга и, словно загнанные в угол звери, рвали и метали противника. Это был славный бой. Мы знали, что защищаем, многие считали это последним боем и готовы были с честью умереть на поле брани. Но лишь по воле Богов мы победили! Я, как предводитель армии, убил короля и снял с него уродливую, грубо скроенную корону. Когда из ворот столицы выехала Миражанна со своей свитой, я из последних сил поплелся к ней, весь в крови с ног до головы. С горящими глазами, как мне потом сказали. Протянул ей, такой прекрасной и удивлённой, сидящей полубоком, так по-женски, верхом на бело-сером коне, окровавленную корону поверженного короля и упал без сил прямо под ноги Коня Миражанны. К лету мы полностью захватили государство, что на нас напало. Миражанна — человек, который был искусным притворщиком и обладал магией слов. Пусть этот вид магии не самый сильный, но при правильном подходе весьма полезный. Она быстро завоевывала любовь людей. Наши территории и армия росли. Миражанна правила королевствами, княжествами, слушала советы мудрой Тины и окружала себя знатью и «нужными» людьми. Я же безвылазно воевал и приносил ей одну корону за другой. Но сколько бы я ни делал, ей было мало. Мне было едва девятнадцать, когда я встал во главе королевской армии. Первое время мы не грабили селения, не трогали людей, в моей армии были строгие правила. Насильников и мародеров строго наказывали. Я запрещал брать людей в рабство. Мою армию называли армией Милосердия. Приходя в города и селения, мы с начала призывали жителей добровольно сдаться. У меня были лучшие ораторы, люди слушали их речи и сдавались. Так мы не трогали мирное население, а сражались лишь с такими же воинами как мы. Я считал, что это справедливо. Что это верно. — Что же случилось тогда? Если ты говоришь, что не трогал мирное население, то почему тебя прозвали Кровожадным? Удивлению Христофора не было предела. Ахерон же мотал головой, смотря то на Христофора, то на меня, словно ждал, что же будет дальше — Они не пожалели меня, как я жалел их, — я поднял свой взор, ища свою звезду. Аврора. — О чем ты? — На самом краю нашего на тот момент королевства Солярис, мы держали войска на случай нападения небольшого соседнего государства, которое вступило в альянс с нашими сильными врагами. Во время очередного своего привала на окраине небольшой деревушки я познакомился с одной крестьянкой. Её звали Астра. Она была необыкновенной. Самой красивой, доброй и великодушной. Вот её я люблю. Даже по сей день. У неё были рыжие волосы, легкая походка и малиновые глаза. Я таких глаз никогда не видел! О, какие же у неё были нежные и холодные руки! Она снимала боль лишь одним прикосновением. Астра была дочерью местного фермера. Одна из семерых детей. Я познакомился с ней случайно. Мы сразу нашили общий язык. Она была умна и всё понимала. Астра понимала меня как никто другой! Свободное время мы проводили вместе. Гуляли, веселились, любили. Периодически я покидал лагерь и уезжал воевать в другие части Соляриса. В один прекрасный день я вернулся и пошёл по привычке сразу к ней. Из дома она не вышла. Честно признаться, мы скрывали свои отношения, и я ни разу не посещал её дом. И когда вышла её младшая сестра и сказала, что Астра не выйдет, я отчего-то разозлился. Думал, что за долгое время моего отсутствия она разлюбила меня и, быть может, полюбила кого-то другого. Но я лишь поспешно ошибся. Её сестра позвала меня посетить их дом, и я, раздираемый любопытством, пошёл к ним, не таясь. Для девятерых человек домик был тесен, с маленькими окошками и низкими потолками, местами даже приходилось нагибаться, чтобы пройти куда-то, но для Астры выделили небольшую комнатку. Очень маленькую, но светлую, тёплую и уютную. В ней мне хотелось находиться. Даже мои покои в замке мне показались уродливыми по сравнению с этой комнаткой. То ли Астра так на неё влияла, то ли она и вправду была особой. Когда я зашёл, моя прекрасная звезда сидела ко мне спиной с потрепанными волосами и спущенной с одного плеча сорочкой. Она тихо подозвала меня своим ласковым голосом. Я подошёл ближе и за её плечами увидел ребёнка, которого она держала на руках. Маленького, крошечного и совершенно беззащитного. Моего ребенка. Дочку звали Аврора — утренняя звезда. Хотя родила Астра её вечером, спорить с ней я не стал. Я выделил деньги и недалеко от фермы её отца нам начали строить большой деревянный дом. Сама Астра была целительницей, сильной и могущественной, но всегда это скрывала. Я не осуждал её за это. И пока я воевал, она растила Аврору. По первой возможности я приезжал к ним. День мы весело проводил втроём. Я, Аврора и Астра. Мы играли, веселились, я учил их грамоте и прочему, чему учила меня Тина. Так прошло пять лет. Самых прекрасных пять лет. Омрачала всё это только война и разлука с моими любимыми девчульками. Боги, как же я их любил. Я был готов отдать все ради них. Я был готов то, что сделал для меня Валдер — отдать за них свою жизнь! — сам того не замечая, впервые за много лет я позволил себе заплакать. Слёзы непроизвольно катились по моим щекам, а руки судорожно хватали друг друга, лишь бы за что-то ухватиться. — Я не успел… Совсем чуть-чуть… Я бежал по выжженной деревне к своему дому в надежде. Мои люди обыскивали окрестности. Но никого не нашли. А на месте моего дома лишь обугленные останки. Останки моей семьи. Они сгорели. Астра до последнего обнимала и защищала нашу Аврору. Я сам их похоронил, сам вырыл могилу, сам туда их положил, даже не разнимая их обнимающиеся почерневшие скелеты и сам же закопал. На том месте, на месте их могилы, я посадил Тисовое дерево,— шепотом добавил я. — То небольшое королевство, что граничило с той деревней, где жила моя семья, напало на Солярис. И первым делом начисто сожгло деревню и поубивало всех жителей. Никого не пожалели. И я не стал жалеть, — мой голос стал грубым и нотки стали зазвучали в нем. — От горя и безумия я одним ударом уничтожил целую нацию. За один день! Пусть небольшую, но все же. В одиночку. Как они не пожалели мою семью, я не пожалел никого! Ещё сто тридцать восемь дней там бушевали грозы, начисто выжигая землю. Моей ненависти хватило на всех, никто не спасся. От всего королевства остался лишь пепел, даже реки высохли. Молнии без дождя жгли всё и вся, и я не был удовлетворен местью. Я переключился на весь альянс, в который входило то королевство. Тогда-то люди и увидели мои крылья. Я летал и уничтожал столицы. Миражанна же радовалась скорым победам и расширению своего королевства. В тот год Солярис приобрела статус империи. Империя Солярис. Когда силы мои, что питала ненависть, закончились, я выдохнул и смирился с утратой. Прекратились и грозы, что выжигали земли злополучного королевства. На праздники в честь победы Миражанна присвоила мне титул Герцога и, словно в насмешку, к титулу выдала мне выжженные мною же земли. Сказав, что такому верному подданному нужна достойная земля. Что она, Миражанна Великая, отводит в мои владения целое государство. Она назвала моё герцогство Грозовыми Приделами. Издевалась. Она знала, что там случилось, но всё равно поступила подло. Должен ли я говорить, что этот подарок от великой Императрицы был словно нож в спину? Что я покинул праздник сразу же после почестей? Что отдала мне твоя любимая императрица Миражанна великая? С тех пор моё отношение к ней стало меняться, как и её ко мне. Она видела во мне лишь орудие для расширения и укрепления своей Империи. Я видел в ней узурпатора и жадную, подлую мразь. Я перестал всех жалеть и пытаться спасти. Я воздвиг на месте бывшей столицы свой замок. За год восстановил все то, что сам и уничтожил. Но больше я не ходил с армией Милосердия. Я стал Кровожадным Героем Великой Империи Солярис. Люцифер Темпастес. Они не пожалели мою семью, и я не жалею теперь никого.