***
— Аргх! Жон удивленно моргнул, заметив летевший ему прямо в лицо клинок. Он рефлекторно вскинул руку, в которой оказался зажат меч, и с глухим стуком парировал удар. "Деревяшка?.." Немного придя в себя после неожиданной смены сюжета сна, Жон понял, что и в самом деле держал в руке деревянный тренировочный меч. Как, впрочем и его противница – девочка, которой было от двенадцати до четырнадцати лет. Как раз сейчас она давила на его оружие своим клинком в тщетной надежде победить в силовом противостоянии. Судя по всему, это оказалась та самая дочь из предыдущего сюжета. По крайней мере, на такой вариант намекали серебряные глаза, поскольку ее волосы стали немного светлее, а кожа – наоборот, загорела. Но забавнее всего тут было кое-что еще: несмотря на не столь уж и большой возраст, эта Руби уже серьезно обогнала в росте свою тезку из реального мира. — Гра! – взревела она, отводя оружие для колющего удара. – Ха-а-а! Жон сделал шаг в сторону, позволяя ей самостоятельно потерять равновесие в чересчур длинном выпаде. Боевые навыки этой Руби примерно соответствовали его собственным времен начала обучения в Биконе – то есть еще до того, как их оттачиванием занялась Пирра. — Руби! – взволнованно воскликнула внезапно появившаяся Салем. – Руби, ты как?! — Мама! – простонала та. – Прекрати меня контролировать! — Я – королева, юная леди, и делаю то, что захочу. Ты не поранилась? — Я в порядке. Хватит уже ставить меня в неловкое положение. Жон разжал руку, позволив деревянному мечу упасть на землю, и поглядел на нескольких мужчин и женщин, что наблюдали за ходом тренировки. Рассмотреть лица возможным не представлялось, и это означало только то, что в свое время Салем не потрудилась их запомнить. А вот с декорациями дела обстояли уже гораздо лучше: двор с пыльной площадкой в центре, которую огораживал деревянный заборчик, и всё это в окружении каменных стен. "Замок". — Озма, я тебе говорила, что терпеть не могу, когда она сражается на мечах, – сказала Салем. — Справедливости ради, никакого сражения не было, – ответил ей Жон. – Я не нанес ни единого удара. Со стороны зрителей послышались смешки, а Руби обиженно надулась. И теперь, когда прошло столько лет, Жон мог с чистой совестью признать, что она действительно выглядела довольно мило – примерно как сердитая домашняя кошка, которую так и хотелось погладить. — Ты понял, что я имела в виду, – фыркнула Салем. – Руби к полю боя и близко не подойдет. — Но мама! — Никаких "но". Ты – наша дочь. Единственная дочь! — Это ненадолго, – проворчала Руби, указав взглядом на живот Салем. "Ой..." Ну, по крайней мере, тут Жон точно был ни при чем. — Мое положение никак не изменит нашей к тебе любви, – прошептала Салем, потрепав Руби за щечку. – И того, что меня пугает твое желание побывать в "реальной битве". Там всё не настолько красиво, как любят расписывать рыцари, и люди умирают по-настоящему. — Я тоже когда-нибудь умру. Не хочу до конца своих дней провести взаперти в замке только из-за того, что ты за меня боишься. Жон понимал и тревогу Салем, и желание Руби. Первая, будучи бессмертной, совсем не хотела потерять свою дочь и намеревалась провести вместе с ней каждый отведенный той год жизни. Жизни, которая вовсе не казалась таким уж большим сроком для женщины, что прожила тысячелетия. Для Салем взросление и смерть дочери легко промелькнут в мгновение ока. Руби же не собиралась жить под вечной опекой боящейся за нее матери. Жон откашлялся. — Дай ей хоть немного свободы, Салем, – попросил он, постаравшись не дрогнуть под ее полным ярости взглядом и не смотреть в сторону уставившейся на него с надеждой Руби. – Я не говорю, что надо отправить ее на войну, но... пусть сама поймет, чего хочет от жизни. Как насчет того, чтобы я сводил ее... эм... Честно говоря, он понятия не имел, куда можно было сводить ребенка в эти времена. — Куда-нибудь, – так и не придумав ничего стоящего, закончил Жон. – Но не на войну, разумеется. — На охоту! – воскликнула Руби. – Я хочу на охоту! Жон пожал плечами. — Пусть будет охота, – сказал он. Салем всем своим видом выражала недовольство. — Я подумаю, отпустить ли ее, если она хорошо себя покажет на сегодняшнем уроке этикета. Это значит, что никаких пряток от наставницы или жалоб на скуку из-за танцев и вышивания. Всё понятно? — Да, мама! Я буду хорошо себя вести! Обещаю! Салем махнула рукой, и Руби убежала на "скучные уроки". Несколько рыцарей с размытыми лицами собрали раскиданную вокруг экипировку и приступили к собственным тренировкам, в то время как Салем ухватила Жона за плечо и отвела в сторону. — Ты злишься? – спросил он. — Нет, – со вздохом ответила ему Салем. – Я всё еще беспокоюсь, но взять ее с собой на охоту – не самая плохая идея. С тобой ведь отправятся твои рыцари, верно? — Конечно. В конце концов, Жону было куда проще согласиться с Салем, чем спорить из-за какой-то ерунды. — И ты проконтролируешь, чтобы она стреляла только из седла, так? Никаких пеших поединков против кабана или волка с копьем в руках! — Несомненно, – пообещал Жон. – Наша дочь не подойдет ближе, чем на десять футов, ни к клыкам кабана, ни к рогам оленя, ни к зубам волка. Салем позволила себе немного расслабиться. — Тогда я отпущу ее, если, конечно, Руби будет хорошо себя вести. Просто... Она прижалась к нему, и Жон привычным движением обнял ее за талию. — Просто я не хочу потерять нашу дочь, Озма, – продолжила Салем. – Знаю, что ей требуется свобода. Знаю, что у нее своя жизнь. Но любая мысль о том, что может произойти, меня пугает. В таком возрасте она могла бы уже начать подыскивать того, с кем заведет семью. Я бы совсем не отказалась от внуков. Но вдруг ее муж захочет жить где-нибудь еще? Вдруг он увезет от нас наш Рубинчик? Я просто не знаю, как это переживу. То, о чем говорила Салем, было очень хорошо знакомо Жону. По крайней мере, он помнил, как его собственная мать отреагировала на желание Сафрон жить вместе с Террой вдали от дома и ее последующий отъезд. Там хватало и слез, и гнева, и криков, так что Жону с остальными сестрами пришлось сидеть и молча всё это выслушивать, поскольку никто из них понятия не имел, что следовало говорить или делать в подобных ситуациях. Сам он очень сильно скучал по Сафрон. Исчезновение из жизни какого-нибудь привычного элемента вообще всегда ощущалось весьма неприятно. Но в отличие от той же Амбер, Жон был достаточно взрослым, чтобы не плакать и не вести себя так, словно Сафрон умерла. — Уверен, что ничего подобного не произойдет, – попытался утешить он Салем. – К тому же ты – королева. Муж Руби будет жить там, где ты решишь. — Хм. Я думала, что она выйдет замуж за какого-нибудь короля. В конце концов, наша Руби заслуживает самого лучшего, – задумчиво произнесла Салем. – Но, возможно, самым лучшим вариантом для нее будет как раз один из наших рыцарей – тот, кто сумеет сделать Руби счастливой и ни на мгновение не возомнит, будто ему всё сойдет с рук. Жон рассмеялся. Если учесть, что перед ним сейчас находилась та, кто, видимо, несла ответственность за атаки монстров на протяжении многих тысяч лет, контраст с ее планами по привитию потенциальному жениху дочери должного уважения к супруге просто не мог не выглядеть забавным. Хотя эти самые планы, похоже, были делом давно минувших дней. — Не смейся надо мной, – прошептала Салем. — Я смеюсь не над тобой, – покачал головой Жон. – Просто подумал о том, насколько же сильно ты любишь Руби. — Конечно, я ее люблю. Это наша дочь. Первая дочь, – сказала Салем, прижавшись губами к шее Жона, пока его руки гладили ее живот. – Но совсем не последняя. Он ощутил, как его ладонь легонько пнули. Мир опять исказился.***
Третий сюжет радостью, спокойствием и счастьем ничуть не отличался. Жон сидел на троне рядом с вскочившей в ярости Салем. Перед ними находилось несколько избитых мужчин, чьи руки были связаны толстой веревкой. — Убить! Я хочу, чтобы их казнили! Нет, сначала пытки! Пусть умрут в муках! "Это ненастоящие люди... Если точнее, то настоящие, но давным-давно мертвые. Их нет смысла спасать". И всё же Жон испытывал ужас и непонимание. Он огляделся по сторонам, чтобы избавиться хотя бы от последнего, а заодно выяснить, какие конкретно события вспомнила Салем. Руби тоже была здесь и стояла на коленях, но не среди тех, чьей казни требовала Салем. Ее поддерживали три девочки помладше, и все они плакали. По лицу Руби текла кровь, а чуть выше глаза виднелся порез. Жон поднялся с трона, поймал на себе взгляд Салем, но прошел мимо, присел рядом с девочками и обнял их. — Они убили его! – всхлипнула самая младшая. – Они убили его, папочка! "Кого?.." У него был еще и сын? "Не имеет значения. Этого уже вполне достаточно, чтобы понять, что обвиняемые виновны и заслуживают наказания". — Успокойтесь, – произнес Жон. – Руби, медленно и подробно перескажи мне, что именно произошло. — Мы... – дрожащим голосом начала его – ну, то есть Озпина – старшая дочь. – Мы гуляли по городу. Подумали, что не случится ничего страшного, если немного пройдемся по магазинам. Сначала даже не поняли, что люди сердиты. Собралась толпа, и в нас полетели камни. Я попыталась защитить остальных, пока не подоспела городская стража, но один из камней попал мне в голову. Брут сорвался с поводка... Она всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и продолжила: — Он... он бросился на того, кто кинул в меня камнем. Н-но... у них были вилы. Он... Папочка, он так кричал, когда его проткнули! "Пес. Погиб пес..." Впрочем, это абсолютно ничего не меняло. Бунтовщики напали на их детей, которых пес просто защищал. Жон погладил Руби по волосам, стараясь не прислушиваться к мольбам о пощаде от тех, кого потащили прочь и наверняка вскоре казнят. Мир вокруг на мгновение размылся. Дети лежали в своих кроватях. Руби всхлипывала даже во сне. Жон поправил ее одеяло и вышел в коридор, по которому сердито бродила Салем. — Иди за мной, – прошипела она, потащив его в другую комнату – должно быть, их собственные покои. – Это была последняя капля, Озма! Мне наплевать, что ты скажешь. Тупые людишки едва не убили наших детей! — Салем... — Они убили нашего пса! Пса Руби! Прямо у нее на глазах! Я хочу, чтобы каждого из них выследили и выпотрошили. Всех до единого! Пусть их дети посмотрят, что происходит с неблагодарными родителями! "Это и есть начало ее падения?.." Жон ощутил тошноту. — Салем, нет. Знаю, что люди злятся, но... – пробормотал он, понятия не имея, из-за чего вообще вспыхнули беспорядки. – Должно быть, наши законы не слишком популярны... — Я тебе с самого начала говорила! – рявкнула Салем. – Это твой закон "не слишком популярен". Это именно ты настаивал на открытии школ! Жон удивленно моргнул. — Они восстали из-за школ?.. — Да! – сердито вскинув руки к потолку, подтвердила Салем. – Из-за твоего дурацкого "всеобщего образования". Тупые скоты недовольны тем, что мы отнимаем у них "исконное право воспитывать детей". Они предпочитают, чтобы следующее поколение тоже выращивало репу и ловило рыбу. Ценности в изучении математики и прочих наук они не видели, не видят и никогда не увидят. Жон просто не мог поверить в то, что восстание вспыхнуло из-за настолько обыденной в будущем вещи. Лично у него куда больше недовольства вызвало бы как раз отнятое право на образование. "Пожалуй, нужно учесть, что времена тогда были совсем иными, и доктором считался тот, кто советовал устроить кровопускание или накормить больного галлюциногенными грибами. Настоящего врача, скорее всего, просто бы сожгли на костре". — Но мы не можем убить всех, – вслух произнес Жон. — Еще как можем, – возразила ему Салем. – Это был наш эксперимент, если не забыл. Королевство, в котором мы попытались воссоздать утерянное... Давай уже признаем, что эксперимент закончился провалом. Неблагодарные вырожденцы слишком тупы, чтобы подпускать их к моим детям! — К нашим детям, – машинально поправил ее Жон. Салем вздрогнула. — Именно это я и сказала. Пожалуйста, Озма. Мы можем начать сначала и всё сделать лучше. Давай возьмем тех, кто нам верен, и уйдем. Остальные... Нет у них никаких перспектив. Это тупиковая ветвь. Лучше уж сразу всех истребить. Впервые с самого начала ее сна тело Жона принялось говорить безо всякой его на то воли: — Как когда-то они поступили с нами? И чем тогда мы будем лучше них, если примемся убивать всех, кто вызвал наше неудовольствие? Чем вообще станем отличаться от проклявших нас? — Есть вещи и похуже, чем сравнение с богами, Озма, – произнесла Салем, ткнув пальцем Жону в грудь. – И кто мы такие для остальных, если не боги? — Не боги, – ответило ей тело Жона, взяв руку и отведя ее от груди. – Мы – люди, Салем. Не забывай об этом. Боги – просто не способные на сочувствие и сострадание чудовища. Наши дети заслуживают лучшего. Но если ты не в силах понять такую простую вещь, то, быть может, именно тебя не стоит к ним подпускать? На лице Салем отразилась паника. Паника настолько сильная, что стены вокруг начали плавиться и искажаться, отбрасывая странные тени. Кошмар, как внезапно понял Жон, не выдержал и принялся рассыпаться. Подсознание попросту перестаралось, и паническая атака Салем обернулась самой настоящей атакой на ее физическое тело. — Нет, – тряхнув головой, прошептала она. – Нет-нет-нет... Ее волосы выцвели, кожа побелела, а глаза налились красным цветом. Всего на мгновение, после чего прежний внешний вид Салем вернулся обратно. — Нет, Озма, – взмолилась она. – Ты убьешь их! Я убью их! Мы убьем их! Рассыпавшийся на части кошмар уже не мог контролировать тело Жона, оставив того в одиночку разбираться со всеми последствиями. — Успокойся! – рявкнул он, ухватив ее за плечи. – Успокойся, Салем! Возьми себя в руки! Мир вокруг вспыхнул. Откуда-то послышались испуганные крики четырех маленьких девочек.***
Жон очнулся, усевшись на кровати и схватившись за грудь, в которой бешено колотилось сердце. В комнате команды JNPR царила тишина. Даже Нора практически не храпела. Сон завершился, и это означало, что Салем тоже очнулась. "Он был каким-то слишком уж реалистичным..." Взрыв внезапно сотряс здание. Рен, Пирра и Нора моментально проснулись. Пол под ногами ходил ходуном так, словно случилось землетрясение. Жон не стал отвечать на вопросы удивленных товарищей по команде и бросился к окну, отдернув штору и выглянув наружу. Заливший всё зеленый свет медленно уступал место ночной тьме. Посреди Изумрудного леса зиял огромный кратер. "Озпин меня убьет..." Авторский омак: Бикон содрогался. Монстры яростно бросались на оборонительные рубежи, заставляя защитников отступать всё дальше и дальше, пока те не оказались заперты в столовой. Озпин – или, если точнее, Освальд – вместе с Глиндой Гудвитч, Питером Портом и Бартоломью Ублеком, а также всеми еще способными сражаться студентами смотрели на то, как постепенно сдавалась под градом ударов входная дверь. Баррикада из скамеек помогала, но слишком уж остервенело лезли на нее чудовища. "Долго мы не продержимся..." Студенты покрепче сжимали в руках оружие, готовясь к своему последнему бою. От очередного удара дверь разлетелась облаком щепок. Проникший внутрь Урса оказался встречен ураганным огнем и тут же сдох, но успел проложить путь своим собратьям. Вот только воспользоваться им никто почему-то не спешил. Над полем битвы повисла зловещая тишина. В пролом спокойно вошла Салем, вызвав у многих удивленные возгласы. У многих, но не у Жона и не у членов его команды, поскольку они о ее существовании уже знали. — Салем... – прошептал Озпин. — Озма, – ответила та с видом женщины, которую случайно встреченный на улице знакомый отвлек от некоего важного дела. Ее взгляд прошелся по собравшимся в столовой. — Ты! – вдруг рявкнула она, указав пальцем на одного из студентов. – Ты! Придурок! Урод! Сволочь! Все уставились на внезапно занервничавшего Жона Арка. — Сукин ты сын! – взвыла Салем. – Посмотри, что ты со мной сотворил! Она обхватила руками живот. Довольно большой живот. Среди удивленно вытянувшихся лиц была и физиономия Озпина, в то время как Жон занервничал еще сильнее. — Бери на себя ответственность! – крикнула Салем. – Я не собираюсь воспитывать нашего ребенка в одиночку! Историки назовут этот день "Днем мира", поскольку именно тогда монстры прекратили осаду Вейла и попросту ушли. Некоторые упомянут "великую доблесть", другие – ничуть не менее "великую жертву", но одна картина навсегда останется в людской памяти. Королева Гриммов Салем несла под мышкой связанного Жона Арка с прикрепленной к нему надписью "Молодожены", в то время как недоумевающие студенты переглядывались с такими же недоумевающими монстрами и дружно разбрасывали на пути столь колоритной пары конфетти. Воистину, в тот день было проявлено самое доблестное самопожертвование в истории всего человечества.