Правильное воспитание

Барти Крауча-младшего можно было смело назвать невезучим человеком. Единственный сын влиятельного отца, обладающий располагающей внешностью, острым умом и несомненными талантами, Барти мог бы идти по жизни легко, но судьба ему не благоволила. Слишком многим волшебникам перешел дорогу Крауч-старший, слишком многие затаили против него зло - и волна проклятий, сглазов, порчи и просто высказанных в сердцах ядовитых пожеланий, превратив Бартемиуса-старшего в замкнутого педантичного сухаря, лишенного радостей и эмоций, коснулась и его сына, отбирая то ценное, что могло бы сделать ребенка счастливым. Барти-младшему фатально не везло. Дома мальчик, невзирая на все свои старания, не получил ни толики родительской любви и тепла, в школе даже выдающийся ум и несомненное обаяние не помогли ему завести близких друзей, и в итоге Барти почти сломался. Почти… Одинокий, не понятый и отверженный, он потянулся к группе волшебников, окружающих оппонента его отца, в надежде на хоть какое-то признание. И оказался в еще более страшной и глубокой ловушке, нежели прежде. Теперь его руку украшала метка – как рабское клеймо или знак принадлежности. Как символ того, что он оступился и оказался на стороне проигравших. Лорд не успел завершить начатое и пропал, и пресса с самого утра взрывалась сообщениями о его падении, торжестве «Светлой Стороны» и победе «Мальчика-который-выжил». Барти не понимал, как такое могло произойти. Не понимал, но интуитивно чувствовал, что это - конец. Он молча плелся следом за агрессивно-оживленными Лестренджами, обсуждающими внеплановый визит в поместье Лонгботтомов, но думал лишь о том, что его жизнь теперь не стоит и кната. Отец не поймет и не простит. Мать, которая боялась своего супруга до дрожи, по своему обыкновению отстранится, и Барти останется совсем один против всего мира. Потому что «соратникам» тоже нет до него никакого дела, - каждый будет спасать свою шкуру. Тут Рабастан обернулся, подмигнул, и Барти слегка полегчало. А может… может, все еще образуется? Защиту с поместья Рудольфус снял очень легко – видно, на радостях Лонгботтомы решили не напрягаться осадными щитами. Парадная дверь открылась обычной «алохоморой». Рудольфус свернул налево, Рабастан скользнул вверх по лестнице, а Барти, замешкавшись на пороге, пошел вправо, следом за Беллатрикс. Сработало подсознание: воспитание требовало сопроводить и защитить даму. И неважно, что эта дама раскидывала в дуэльном зале сильнейших боевиков Лорда, а он сам еще ни разу не ходил в боевые рейды. Ему снова не повезло – он попал в самый замес. У дивана валялся оглушенный Фрэнк, Белла нацелила на Алису палочку, выводя что-то фамильное, Барти зачем-то дернулся к ней, глупо подставляясь под линию удара, и резким ступефаем Алисы его отнесло к эркеру, основательно приложив об угол. Белла безумно расхохоталась, направляя в противницу круциатус, Алиса выставила кривоватый зеркальный щит, и попавшее в него заклинание, отрикошетив, ударило опять же в Барти. Словно он был магнитом для неприятностей. Боль накрыла штормовой волной, мир замедлился, и будто в страшном сне Барти увидел, как шевелится Фрэнк, как поворачивает к нему искаженное ненавистью лицо и выпускает из палочки ярко-зеленый луч. - Авада Кедавра! - Круцио! Они попали в Барти одновременно. Яркая авада Фрэнка и очередной мощнейший блэковский круциатус Беллы. Раньше, еще до дурацкого распоряжения министерства, аваду использовали колдомедики. Она убивала мгновенно и безболезненно, прекращая страдания тяжелораненых или смертельно проклятых за долю секунды. Круцио тоже использовали колдомедики, но с прямо противоположными целями. Круцио могло запустить остановившееся сердце. Барти на миг словно застыл в воздухе, рассматривая картину с высоты. Накрывшее его спокойствие было неестественным, ненормальным… мертвым. Он слышал сумасшедший смех Беллы, яростный крик Фрэнка, видел распахнувшуюся дверь и пришедшего на помощь Белле Рудольфуса. И мог наблюдать собственное бледное лицо, запрокинутое наверх. Крохотные веснушки, рассыпавшиеся в беспорядке русые волосы, остекленевший взгляд. - Круцио! Тук. Тук. Тук. Сердце дрогнуло и снова застучало. Еще рано. Ты еще нужен здесь. Зачем? Что значит – зачем? Потому что твоя жизнь только начинается. Заново. С чистого листа. Тук. Тук. Тук. Барти осознал себя, лежащим на полу. Фоном восторженно верещала Белла, кричала от боли Алиса, что-то рычал Рудольфус. В сознании творился какой-то «винегрет». Барти понятия не имел, что обозначает это слово, но определение казалось правильным. Только затылок очень болел. Он осторожно, с тихим стоном повернул голову, едва не уткнулся носом в вытертый паркет – о, а дела-то у Лонгботтомов не очень! – увидел перед собой ножку стола, кусок покрывающей его скатерти, свисающей едва не до пола, а под столом, рядом с мертвым телом расщепившейся домовушки – явно пыталась аппарировать, уже получив смертельное заклинание – перепуганного малыша. Невилл Лонгботтом. Так вот ты какой, северный олень. Что за северный олень? Барти зажмурился и снова открыл глаза. Пора делать ноги. И ребенка прихватить. Пора – что? Он снова не понял формулировку, но мысль была ясной и четкой. Его мысль. Или не его? Не важно. Тот, кто поселился в его голове, был прав – убираться отсюда следовало как можно скорей. И Невилла забрать с собой. Барти перекатился, протянул руки, прижал к себе малыша, и аппарировал на задний двор «Дырявого котла», прямо за помойку. В нос ударила нестерпимая вонь. Фу, какая гадость! А в более приличном месте проход нельзя было сделать? Барти потряс болезненно загудевшей головой, перехватил ребенка поудобнее и, подумав о том, что позже его могут начать разыскивать – и наверняка начнут, неважно, сторонники Лорда или авроры, переместился к публичному дому, где его не так давно отвратительно обслужили. Кто бы ни отправился по его следу, хозяевам этого заведения не поздоровится. Следующее перемещение вынесло его к Стоунхенджу. Здесь след гарантированно затеряется. Сил почти не осталось – тройная аппарация после авады с множественным круциатусом почти выпила его до дна, но Барти собрался и перенес себя с ребенком на побережье, к домику, который оставила ему бабуля Мэри-Энн. Где и рухнул прямо на пол, задыхаясь и чувствуя, как из глаз текут слезы. Невилл на его руках обмяк сонной тряпочкой – вырубился от стресса, и теперь сопел в две дырочки. Барти перевернулся на спину, аккуратно примостил ребенка подмышкой и уставился в подкопченные потолочные балки. Об этом месте никто не знал. Мать – не интересовалась, а отец считал «подарки от нищебродов Адамсов» не стоящими внимания. Строго говоря, бабуля Мэри-Энн Адамс была всего-навсего его двоюродной прабабкой по материнской линии. И жили Адамсы и впрямь небогато. Но она единственная относилась к Барти по-человечески. И когда он сдал на превосходно все пятнадцать ЖАБА, включая дополнительные предметы, тепло поздравила внука, написав, что гордится им, и передав порт-ключ от этого места. Щедрый дар, ничтожный с точки зрения состояния Краучей, но невероятно ценный сам по себе для Барти. Небольшой домик был построен почти над обрывом, в глуши, рядом с диким пляжем, и даже близко не походил на вылощенный охотничий особняк Краучей, но тут имелось все необходимое для жизни. А еще – было так уютно и спокойно, что Барти решил сделать это место своей тайной и никогда никого сюда не приглашать. Теперь вот пригодилось. Защитные чары на домике и прилегающей к нему территории стояли такие, что сам Дамблдор не пройдет. Особенно если не будет знать, куда идти. Невилл мяукнул что-то сквозь сон, и Барти очнулся. - Винки! Домовуха появилась рядом мгновенно, вот только выглядела как-то непривычно. Плечики тряслись, глаза бегали. - Винки, подойди, - позвал Барти и осторожно сел, - Дай булавку. Та недоуменно моргнула. Барти выдернул булавку, которой крепилась сделанная из кухонного полотенца туника, проколол палец и, капнув кровью эльфе на голову, провел привязку по старинному обычаю. Раньше он не решался сделать это, потому что отец бы не одобрил, но сейчас ему было настолько наплевать на мнение старшего Крауча, что это могло бы порядком озадачить. Конечно, если бы Барти взял на себя труд задуматься о странностях. Задумываться не хотелось. С новым мировоззрением жилось гораздо проще, чем раньше. К тому же, авада убивает гарантировано, это аксиома магического мира. Так что Барти решил считать, что он умер и воскрес новым человеком. Магия и не такое может! Ну, вообще-то так и есть. Откуда-то возникла уверенность, что будь у Краучей родовой гобелен, его портрет оказался бы заключен в траурную рамку. И что он теперь не вполне Крауч – разве что новая ветвь, освобожденная от всех обязательств, фамильных проклятий и долгов. И может строить свою жизнь так, как пожелает. Винки тем временем взбодрилась и уставилась на Барти с обожанием в глазах: - Хозяин наконец-то признал Винки своей собственностью! Винки больше не должна будет тайно следить за хозяином и докладывать о происходящем его отцу! - Вот уж точно – не должна, - помрачнел Барти и кивнул на спящего ребенка: – Винки теперь будет вести хозяйство в этом доме и ухаживать за маленьким наследником. Обеспечивать его безопасность, кормить, развлекать. Не покидать участка! - Винки слушается, - эльфа радостно кивнула. – Это наследник хозяина? - Нет, это наследник Лонгботтом. Я планирую стать ему наставником. Барти прислушался к себе. Мысль была верной. Он забрал ребенка не с целью получить заложника, а с целью спасти. Откуда-то он знал, что после встречи с Рудольфусом и Беллой Лонгботтомы будут не в состоянии заняться этим сами. А отдавать малыша авторитарной и не вполне адекватной Августе было нельзя. Она даже при жизни старика Корнелиуса умудрилась воспитать Фрэнка полным отморозком, превратив потомственного герболога в оголтелого аврора. Что же эта фанатичка сделает с невинным младенцем сейчас, когда лорд Лонгботтом умер? А Фрэнк, кстати, так и не принял титул. Магия не позволила? Или заигрался в демократию? Место в Визенгамоте после смерти Корнелиуса вот уже который год занимала Августа. Интересно, на правах регента внука или представляя интересы сына? Надо бы узнать. Барти оставил спящего Невилла на Винки и поднялся в ванную комнату. Набрал горячей воды, запустил в нее пенную шапку с травками и с наслаждением скинул с тела одежду. Сейчас бы контрастный душ, а потом джакузи. Джакузи?!? Кто-то очень разумный и флегматичный, занявший его мысли, продемонстрировал картинку-воспоминание, и Барти, прикинув так и этак, слегка трансфигурировал ванну, добавив внутрь волшебных пузырьков. Так и впрямь стало приятнее. А уж когда жесткая мочалка, смывающая грязь, словно липкую склизкую наклейку стерла с руки отметку Лорда, с плеч словно камень упал. Он больше никому ничего не должен. Он – свободен! И впервые мысль о том, что одиночество тождественно свободе, приятно согрела душу. Да и не нужна ему сейчас была ни компания, ни чье-то одобрение, ни сомнительная социализация. Друзья, может, и не помешали бы, но друзья познаются в трудные времена. А маленький Невилл станет тем, кого Барти сможет верно воспитать, реализуя свой потенциал. Впервые за долгие даже не месяцы – годы! – Барти спал сладко и спокойно, словно младенец. И проснулся отлично выспавшимся и полным сил. В «Пророке» и «Ведьмополитене», которые принесла по его просьбе Винки, снова было очень много о победе Мальчика-который-выжил, о проводимых аврорских рейдах, арестах пособников Неназываемого, но почему-то ни слова о том, что произошло у Лонгботтомов. Почему? Лонгботтомов запытали до смерти? Об этом бы кричали на передовицах всех изданий. Фрэнк и Алиса ухитрились взять верх? Тогда тем более, сейчас разворот был бы посвящен победе светлых сил над темными Лестренджами! И где истерия по поводу пропажи наследника? Барти рискнул и отправил сову к мистеру Бёрку – их семейному адвокату, который представлял интересы десятка чистокровных семей, включая Блэков. Тот ответил меньше чем через час, приглашая Барти на встречу. Предложение было заманчивым, хотя и опасным. Почему? Метки больше нет, а значит, нет и доказательств. И все равно Барти было не по себе. Словно он, сам того не осознавая, вдруг развернул поперек ту ось, которая всегда шла вдоль, и теперь простая и ясная картина мира начала искажаться, меняя события и позволяя взглянуть на них под другим углом. Рудольфуса Лестренджа и его жену Беллатрикс арестовали по обвинению в пособничестве Неназываемому. На Рабастана Лестренджа тоже был выписан ордер, но его старший брат с ухмылкой заявил, что понятия не имеет, где носит этого шалопая, и что вряд ли великий Темный Лорд стал бы принимать в Ближний Круг вчерашних школьников. Метки и показания Каркарова дали Скримджеру теоретическую возможность применить глубокую легилеменцию, но штатный легилемент не смог пройти за прочные щиты лорда Лестренджа. С его вспыльчивой женой возникла другая проблема – темпераментная Беллс своим потоком эмоций и впечатлений едва не сожгла бедняге мозги. Больше в голову к этой психованной легилемент лезть отказался, но и того, что он увидел – хватило. В день падения Темного Лорда Лестренджи напали на Лонгботтом-холл. Августа Лонгботтом, вызванная для дачи показаний, отпиралась недолго: ее сын и невестка были найдены в состоянии овощей, а маленький наследник вообще пропал. Оттого старая леди и молчала: ждала требований о выкупе. Скримджер оказался в сложном положении: Рудольфус молчал, Беллатрикс истерила, а министр магии Миллисента Багнолд со снисходительной усмешкой посоветовала Руфусу не забывать «о букве закона». Вот только по закону Лестренджам полагался открытый суд Визенгамота, а прямых доказательств их вины, кроме меток на руках и доносов Каркарова, не было. При таком раскладе Лестренджам грозил штраф, пара месяцев Азкабана и добровольное заключение под домашним арестом на неопределенный срок. При наличии незаблокированной каминной сети – просто фикция. Но тут к делу подключился нанятый Вальбургой Бёрк, и Скримджер попытался договориться. Бёрк знал что-то такое, ради чего готов был пойти на контакт. Они заключили соглашение. Беллатрикс выпивает веритасерум и отвечает на три вопроса, заранее оговоренных и заданных через Бёрка. После чего с нее снимаются все обвинения. На суд Визенгамота Рудольфус отправляется один. Августа Лонгботтом скандалила и орала, противясь сделке ровно до тех пор, пока Скримджер не заверил ее, что не собирается играть честно. Ему было наплевать, как – но Лестренджи должны были получить максимальное наказание. Если упустить их, за ними плавно сольются Розье, Нотты, Малфои и прочие лордовские подпевалы. Пожирательские маски, Мордред их задери, не давали ни малейшей возможности использовать воспоминания потерпевших, а просто наличие метки не являлась поводом к наказанию. У прыщавого зельевара, за которого вступился Дамблдор, вон, тоже была метка – и что? Вряд ли этот мальчишка был способен убить кого-то кроме лабораторной крысы. Каркаров даже сынка Барти Крауча оговорил, якобы и тот меченный. Ощущение, что у них на Слизерине моду ввели – татушки с черепами себе рисовать. В назначенный день все было подготовлено, как полагается. Изолированный кабинет, Беллатрикс, Бёрк, два дежурных аврора, колдомедик из Мунго и сам глава аврората. Бёрк и Скримджер подписали договор, колдомедик дал Белле выпить фиал с веритасерумом, Бёрк открыл было рот для заготовленных вопросов, и тут Скримджер вероломно кинул в него подряд заклинания онемения и обездвиживающее. Тем временем один из авроров начал допрос: - Для чего вы напали на поместье Лонгботтомов? - Чтобы отмстить, - хрипло ответила Белла. - За смерть вашего Лорда? - Нет. Скримджер растерялся: - Тогда за что? - За нападение… ребенка… Они заслужили… - Беллатрикс вдруг неестественно побледнела и стала задыхаться. - Прекратите! – рявкнул колдомедик и протянул женщине стакан с водой: - Выпейте, тут успокоительное. - Что с ней? – тревожно спросил Скримджер, кидая опасливый взгляд на закаменевшего Бёрка. Выражение лица адвоката предвещало самые неприятные последствия, и Скримджер всерьез задумался о том, не сглупил ли, нарушая договор. Но на кону стояло его недавнее назначение на должность и – в перспективе – кресло министра. - Ей заблокировали воспоминания, - пояснил колдомедик. – Не полностью, просто приглушили, и теперь леди Лестрендж переживает их заново. А вот это было интересно! Для чего затирать молодой женщине воспоминания, если не для скрытия улик? - Расскажите нам о нападении и потерянном ребенке, - наклоняясь к самому лицу Беллатрикс, хищно потребовал Скримджер. Кажется, Бёрку почти удалось сбросить ступефай, но второй аврор обездвижил его заново. А Беллатрикс заговорила. Только вот от того, что именно она говорила, у Скримджера едва не встала дыбом вся его пышная шевелюра. Леди Лестрендж рассказывала вовсе не о том, как они с мужем и деверем пришли в поместье Лонгботтомов. Она рассказывала о том, как Лонгботтомы пришли к ней, в Лестрендж-холл. Френк, Алиса, Аластор Моуди и какой-то стажер. Она тогда была на пятом месяце беременности и чувствовала себя просто превосходно. Смеялась в лицо Моуди, с презрением вертела в руках бумагу с ордером на обыск, издевалась над Френком и Алисой. Алиса не выдержала первой, запустив в Беллу круциатусом. А Френк добил, когда та, сраженная раздирающей ее болью, рухнула со ступенек, подворачивая ногу и приземляясь на живот. Они оставили ее у подножья лестницы истекать кровью, отлично понимая, что без немедленной помощи та как минимум потеряет ребенка, а то и вовсе умрет. Моуди вырвал из ее рук ордер и, переглянувшись с Лонгботтомами, предупредил: «Нас здесь не было. Она ничего не докажет». Стажеру, который стал было протестовать, тут же стерли память. Колдомедик, едва Беллатрикс договорила, выпустил патронуса: - Носилки и бригаду, срочно. Леди Лестрендж нуждается в срочной госпитализации. И приготовьте палату на четвертом этаже, в отделении душевных травм. Авроры избегали смотреть друг другу в глаза. Скримджер с силой провел ладонью по лицу. Похоже, сегодня его карьере пришел конец. Бёрк наконец-то скинул с себя заклинание и ехидно поинтересовался: - Вы удовлетворены, сэр? Скримджер сглотнул. Воспоминания, переданные Бёрком якобы от лица Рабастана Лестренджа, где он пытается заслонить собой Беллатрикс от ступефая Алисы, попадает под случайный шальной круциатус, а разъяренный Фрэнк Лонгботтом кидает в него аваду, при том, что сам волшебник, отдавший воспоминания, даже палочку не успел обнажить, окончательно похоронили надежды Августы Лонгботтом на какое-либо возмездие. Невилла так и не нашли, хотя поисковые ритуалы на крови упорно демонстрировали, что мальчик жив и вполне благополучен. Лестренджей оправдали по всем статьям. Долохову и Яксли дали год Азкабана – удалось подтвердить пару эпизодов с их участием. Нотт, Малфой, Роули, Руквуд, Кребб и Гойл отделались небольшими штрафами. В итоге тюремные камеры пополнили близнецы Кэрроу, Сириус Блэк и всякая мелкая шушера из егерей. А еще – к величайшему негодованию Дамблдора и его последователей – Наземникус Флетчер и Кингсли Бруствер, опознанные как участники стычки, в которой погибли трое магглорожденных. И как Дамблдор ни разорялся, что это была случайность, как ни выставлял регалии, надеясь взять своих орденцев на поруки, его никто не пожелал слушать. Авроры Лонгботтомы и Аластор Моуди развеяли миф о «благородных сторонниках светлой стороны». Запачканы оказались обе команды: и «пожирательская», и «фениксовская». Заменивший Скримджера Гавейн Робардс учел ошибки своего предшественника. Барти Крауча-младшего также вызвали для дачи показаний. Веритассерум под наблюдением Бёрка он принял без малейших сомнений. - Вы являетесь сторонником лорда Волдеморта и участником его военной кампании? – мягко спросил адвокат. Барти вспомнил увитый плющом дом, спокойные закаты, мирные посиделки перед камином, и совершенно искренне ответил: - Нет. После чего показал чистые предплечья. Бартемиус-старший ворвался в кабинет, когда Барти-младшему приносили извинения за беспокойство. - Это провокация! – с порога заявил он. – Я не позволю марать свою репутацию. Если мой сын виновен, требую заключить его в Азкабан! Я не сниму свою кандидатуру и все равно буду участвовать в грядущих выборах! Что-то больно кольнуло у Барти в груди. Что-то острое и горячее. Но замешательство тут же сменилось каменным спокойствием. - Успокойтесь, сэр, не порите горячку. Что такое «пороть горячку» Барти не вполне понимал, но прозвучало весомо. Хотя он и сам не понял, почему сказал именно это. И назвал отца «сэром», а не отцом. Но так было правильно. - Ваш сын абсолютно чист перед законом, - заверил Крауча-старшего Бёрк. - Я не иду на сделки с взяточниками и аферистами! – рыкнул Крауч. – Требую, чтобы Бартемиус предстал перед полным судом! - В этом нет необходимости, - вздохнул Робардс и подумал, что пылкость главы Департамента международного магического сотрудничества попахивает возможным компроматом. – Мы все перепроверили. Мальчик чист. - А по поводу выборов, сэр, - ехидным голосом добавил Барти, - хочу вас сразу предупредить, что бабушка Адамс передала мне свой голос в Визенгамоте. И я буду голосовать за переизбрание министра Багнолд, нравится вам это или нет. Под фамилией Адамс-Крауч. Бартемиус Крауч-старший растерялся, но тут же полыхнул возмущением: - Да как ты смеешь…?!? Ты! Ты… Дома поговорим! - Возможно, Вы не заметили, сэр, но я не живу в вашем доме уже две недели. И возвращаться не собираюсь. Как глава рода вы надо мной более не властны. У вас больше нет сына. Барти одернул манжеты, тонко улыбнулся Робардсу, кивнул адвокату и, по широкой дуге обойдя пучившего глаза отца, вышел из кабинета. Все же, смерть от авады пошла ему на пользу. Былое невезение словно рукой сняло. Интересно, а с Гарри Поттером произошло то же самое?