Проснулся Зверь в кромешной темноте И Богу была названа цена.
Высокое здание, куда успели добежать Вика и Алексей, оказалось самым высоким не только в городе, но и во всей Гамбии — это был самый дорогой пятизвездочный отель, входивший в известную британскую сеть, но сейчас он стал убежищем для всех, кто оказался поблизости. Под звуки сирены и громкие голоса вместе с другими людьми Вика поднималась наверх, проходя этаж за этажом. Она не чувствовала сил, эмоции ушли, вытесненные усталостью, и если бы не Барышников, крепко державший за руку, так и осталась бы на лестничных ступенях. Решив, что они поднялись достаточно высоко, Леша увлек Вику за собой в коридор и нашел незапертую дверь. Нужно было отдохнуть, насколько это возможно. — Не ходи, — позвал он, заметив, что Вика направляется к балкону, но она не послушала. Волна была уже в конце улицы, огромное количество воды, неуправляемая стихия неслась вперед, сметая все на своем пути. Стоял такой шум и гул, что закладывало уши. Пульсом в висках отдавались мысли, сменявшие друг друга. «Только бы устояли опоры отеля». «Только бы выдержала аэродромная вышка, и вода не дошла до полосы». «Только бы эта ночь скорее закончилась». Вика не смогла больше смотреть на воду и вернулась в номер, рухнула на кровать без сил. Снова открыла глаза, взгрустнула на механические часы в номере: прошло только четыре часа; так хотелось увидеть рассвет, но было темно, погасло освещение в отеле, и не горели уличные фонари, единственными источниками света были световые мигалки и луна, грустно глядевшая на них с высоты. Барышникова в номере не оказалось. Стало не по себе, когда Вика осознала, что одна, и она бросилась в коридор. Людей в отеле стало больше, те, кто чувствовал себя лучше, помогали раненым, другие выкрикивали имена, пытаясь отыскать своих близких. Силуэт Алексея мелькнул у входа на лестничную площадку, и Вика поспешила за ним. — Ты куда? — Догнать Барышникова удалось у террасы на втором этаже, где он остановился — насколько высоко вода затопила улицу. — Там кто-то тонет. — Проследив за взглядом Леши, Вика увидела в воде силуэт, периодически исчезающий в темноте, но вновь освещаемый красным светом. — Не надо! — Ее руки опередили голос, вцепились в его ладони мертвой хваткой. — Я скоро вернусь. — Алексей отцеплял ее пальцы аккуратно, не грубо, один за другим, и это время показалось ему вечностью, а потом вышел на террасу и спустился в воду — всего в нескольких метрах от отеля на плаву едва держался, ухватившись за что-то, маленький ребенок. Вода была грязная, мутная, воняло чем-то мерзким, а потом вдруг живот накрыла острая боль, и вода окрасилась красным. Ребенок был уже совсем близко, Леша поймал его, обхватив поперек туловища. Нужно было только доплыть обратно. Перед глазами мелькнул силуэт Вики совсем рядом, вода исчезла, сменилась твердой поверхностью, а потом стало темно. Ночь длилась бесконечно долго. Вода потихоньку отступала, количество раненых увеличивалось, а людей, способных оказать помощь, было совсем немного. Вика вспомнила, как в клинике делили пострадавших по степени тяжести и объяснила группе волонтеров суть. В любую свободную минуту она оказывалась рядом с Лешей и проверяла пульс, каждый раз замирая с ужасом, но тут же облегченно выдыхая — Барышников не был из тех, кто так просто сдавался. Под утро кто-то прокричал «Вертолеты!», и несколько человек бросилось по лестнице вверх на вертолетную площадку. Вначале был слышен гул, потом усилился ветер, и вот наконец появились несколько спасательных вертолетов с опознавательными знаками, так хорошо знакомыми Кузнецовой. Их перебросили сюда из Громова огромные лайнеры, догадалась Вика, но даже если бы вертолеты появились из ада, она была бы рада им. Кошмар закончился, помощь пришла, и все самое страшное было позади.***
Барышников помнил громкие голоса и шум воды, помнил, как расширились от страха зеленые глаза, когда Вика склонилась над ним, но все это вытеснила темнота, а теперь сквозь темноту пробирался дневной свет, и глазам стало непривычно больно. Зрение возвращалось постепенно, первее вернулся слух, но он различал только непонятный писк. С трудом сфокусировавшись, Леша увидел у окна женский силуэт в чем-то белом — больничный халат, догадался он. Моргнул несколько раз, и стало немного лучше, теперь четче различались белые стены вокруг, но взгляд вернулся к силуэту. «Не Вика». — Досадная мысль резанула сознание. Больница — он в больнице, но обстановка здесь не была похожа ни на городской госпиталь Банжола, ни на частную клинику. Неужели… дома? — Старкова? — Человек у окна обернулся, и теперь Леша мог видеть его лицо. Даша подошла ближе и нажала на кнопку, очень быстро в палате появилось еще несколько людей в белых халатах, руку что-то кольнуло. «Где Вика?». — Но успел задать свой вопрос или нет, Леша не понимал. Сознание снова погрузилось в темноту. Второй раз открывать глаза было проще, но теперь болела вся полость живота, словно охваченная огнем. Цепляясь за обрывки воспоминаний, Леша пытался восстановить события, но ничего толкового не выходило. Он помнил вторую волну и ночь в номере высотки-отеля; помнил, что Вика спала, а с улицы доносился слабый крик. Вот заметил ребенка, бросился в воду, потом боль, лицо Вики совсем близко и темнота. Ему удалось вытащить из воды ребенка? Но эта мысль и все остальные таяли перед единственным вопросом, который волновал его: где Кузнецова? Когда Алексей очнулся в третий раз, ему ничего колоть не стали. Снова в палате отказалась Старкова-Морозова, значит, она не была плодом его воображения, но в этот раз Даша была не одна: в кресле неподалеку от его койки спала ее маленькая тезка. Даша-младшая устроила руки на подлокотнике, а сверху положила голову, темные волосы разметались по ее спине, поза была совсем не удобная, но ей, казалось, не мешала. Стало так тепло на душе от одного только вида его дочери. — Старкова, — Алексей тихо позвал Дашу, голос плохо слушался его. — Давно она здесь? — С самого утра, как только врачи сказали нам, что к тебе можно. — У Даши, наверное, было много вопросов, почему дочка Вики так рвалась к Алексею, почему его самого не удивило ее присутствие, но она не торопилась с вопросами. Даша-младшая уловила сквозь сон голоса и открыла глаза, выпрямляясь в кресле. Заметив, что Алексей в сознании, метнулась к нему и присела на край кровати. Его рука повиновалась с трудом, но приподнялась и коснулась кончиков ее шоколадных волос. — Леша, как ты? — Теперь намного лучше. — Присутствие Даши придавало сил, и Барышников смог улыбнуться. — Даш, — позвал он Старкову, но не продолжил, не желая тревожить свою дочь и надеясь, что Старкова поймет все сама, она же умная. Она поняла, качнула головой, мол, позже, а через некоторое время уговорила свою маленькую тезку пойти в кафе что-нибудь перекусить, и Леша остался один, но совсем не надолго — снова отворилась дверь и у больничной койки возник подполковник. Комаров спрашивал о самочувствии — Леша стиснул зубы, чтобы не послать его куда подальше. — Где Кузнецова? — Леш, — Никогда Комаров не называл его так, никогда еще не смотрел с таким сожалением. Все, что тот сейчас скажет, ему, Леше, очень не понравится, — Вика в Гамбии. У нас было мало времени до начала проливных дождей, Вика отказалась лететь, осталась там. Вместе с группой врачей они отказались занимать места, которые больше нужны были раненым. «Разве своя жизнь не важнее? Нет. Иногда важнее жизнь другого человека». — Типичная Кузнецова. — Как это осталась? Что значит: осталась? — Смысл слов он улавливал, но слова никак не хотели складываться в единый пазл. — Вы что, бросили ее там? — Никто никого не бросил. Как только ливни закончатся, первый же самолет заберет их. — Сколько? — Еще две-три недели. Ты в Москве уже пару недель, тебе крупно повезло, если бы арматура попала немного правее, пробило бы легкое, и тебя не успели бы спасти… — Да плевать! Я не понимаю, как вы могли оставить ее там! — Барышников не приподнялся на кровати, но тут же запищали приборы, появились врачи, снова укол, и только темнота спасла Комарова от его гнева. «Как она могла остаться, не улететь?». — Мысли принадлежали одной лишь Кузнецовой, стоило только проснуться снова. Леша понимал — ее упрямства хватило бы для такого. Ее нужно было схватить за волосы и силой затолкать в самолет, но так мог сделать только он, а он прикован к чертовой больничной койке, пока Вика совсем одна на другом конце света, среди хаоса после мятежа и катастрофы. Алексей рисовал в мыслях лицо Кузнецовой, ее улыбку, которая так редко предназначалась ему, звонкий смех, но каждый раз эта картина сменялась гримасой испуга, когда Вика просила его не выходить из отеля, но он оставил ее, хоть и не мог поступить иначе, но теперь ненавидел себя за это. Даша постоянно навещала его, мчалась после школы как по часам, только это и спасало. Слушая ее болтовню, Алексей представлял, будто с ним говорит Вика, и сам говорил с ней, оставаясь один. От него прятали пульт. Даша, Старкова, медсестры — все как сговорились, будто бы ему был нужен этот злосчастный пульт. Новости пугали до невозможного. Но когда Алексей проснулся поздно вечером, пульт вдруг оказался слишком рядом. Он не хотел ничего знать, но все же включил телевизор, попав прямиком на новостной канал. «Стихийное бедствие накрыло западное побережье Африки. Гамбия, Сенегал…» «Тысячи погибших и пострадавших…» «Самая крупная международная спасательная операция двадцать первого века…» Слушать голос диктора и видеть ужасные кадры было невыносимо. Выключив ТВ и отбросив пульт, Леша сел на кровати, а затем поднялся на ноги — вставать еще было нельзя, но запрет докторов мало волновал Барышникова. Его волновала только Вика. Чертова глупая девчонка, решившая остаться. Она ведь даже не медик! Если бы можно было все переиначить и остаться вместо нее, он бы сделал это. Но, валяясь на больничной койке, он ничего не мог сделать. «Абсолютно бесполезен». На негнущихся ногах Леша дошел до маленького санузла. Открыл кран холодной воды и умылся, но вода не принесла облегчения. Лицо, что смотрело на него из зеркала, было незнакомым и чужим. — Папа! — раздался вдруг за спиной встревоженный детский голос, и Леша обернулся. Видимо, Даша снова заснула в кресле, а он не заметил. — Все нормально. Погоди, что ты сказала? — Целый мир сузился до одного короткого слова, которое он и не мечтал услышать, но Даша смотрела прямо на него, и на ее лице застыла решимость — такое знакомое выражение Алексей сотни раз видел у Кузнецовой. — У тебя кровь на повязке. — Как ты узнала, давно? — Я не знаю как, не понимаю, как это работает. Просто узнала и все. Я даже не помню, кажется, как будто давно знала. Пойдем, пап, тебе надо лечь. — Даша назвала его папой. Барышников готов был пойти за ней куда угодно.