***
— Ты не можешь поступить так, нет! Клаудия! — Голос ее дедушки, но интонации чужие, полные ярости. — Это чудовищно! Ты чудовище! Я думал, что мы работаем ради одной цели! — Цели у нас разные. Схожи только методы. Какая ирония, не правда ли? Но все еще может измениться. Ты поможешь нам? — Помогать нацистским ублюдкам? Я лучше умру. — Что ж, это желание тоже осуществимо. — Женщина в чёрном костюме возвела пистолет, но ее дед не пошевелился. А потом раздался выстрел и звук падающего тела, и кто-то зажал ей рот, гася в зародыше крик ужаса. Вика проснулась в холодном поту, подскочив на кровати. Она вспомнила. Клаудия Сафронова, бабушка Барышникова, убила ее деда прямо здесь, в этом бункере, когда он узнал правду о ее деятельности и отказался помогать. В дверном проеме появился темный силуэт, и сердце рухнуло вниз. — Леша? — Словно это мог быть кто-то другой… И Вика не знала, что хуже. Как здесь лишили жизни ее деда, так Барышников поступит и с ней. Только если она не убьет его первой. — Ты ждала кого-то другого? — Раздался щелчок выключателя, а потом маленькую комнату наполнил слабый свет и едва слышный гул. Барышников стоял в дверях и смотрел на нее с усмешкой. Знал ли он о поступке Сафроновой? Без всяких сомнений, да. Наверное, считал это символичным. — Восемь утра. Нечего прохлаждаться, — бросил Леша и скрылся в коридоре. Вика откинулась на жесткую подушку, испытав что-то отдаленно похожее на облегчение. Она выберется из этого мрачного места. Одна, без Барышникова, но с разработками их родных. А потом увезет Дашу далеко-далеко, где их никто не знает и никто не найдет. Мысли о дочери, невозможность увидеть ее, услышать ее голос причиняли боль, но успокаивало только понимание: Дашенька в окружении людей, которые заботятся о ней, как о родной. И отец рядом с ней. Пусть Вадим не вспомнил их любовь, но он защитит Дашу, Вика знала это, чувствовала. Переодевшись и приведя себя в порядок, насколько это было возможно под прохладными и скудными струями воды в подобии душа, Вика вышла из комнаты, которую заняла только по одной причине — то была самая дальняя от выбранной Барышниковым. Небольшой коридор привел к кухне, которая служила и помещением для отдыха. На тумбочках и в шкафах лежали чужие вещи, тетради, словно люди покинули это место второпях, забыв обо всем. Вчера Вика была слишком измотана, чтобы осмотреться, а сегодня оглядывалась по сторонам, и страх внутри нее неумолимо рос. Стены бункера давили на психику, хотелось бежать. Заслышав позади себя шаги, Вика обернулась, зажав рот ладонью в попытке подавить крик. — Вик, ты чего? — Барышников смотрел на нее, замерев с банкой сгущенки в одной руке и ложкой в другой. На его лице промелькнуло неподдельное удивление. — Это место пугает меня до чертиков, — призналась она, шумно выдохнув. — Возможно, это связано с твоим предыдущим посещением этого места. — Тонкий намек в его голосе невозможно было не распознать. В Вике вспыхнул огонек ярости. Как спокойно Барышников говорил о смерти ее деда — впрочем, что от него ожидать. Но было еще кое-что. Еще одно ощущение не только не покидало Вику, но и росло, крепилось в ней. — Мне почему-то кажется, что мы здесь не одни. — Страх, граничивший с ужасом, притуплял ненависть к Барышникову. Если ее предчувствие справедливо, вряд ли те, кто обитает в бункере, лучше него. Его Вика хотя бы знала. И он не позволил зэкам тронуть ее. От воспоминаний о вчерашней стычке Кузнецову передернуло. — Здесь никого нет. И бункер не выглядит жилым. Все три выхода заблокированы. — Леша подошел ближе, вглядываясь в ее напряженное лицо. Он точно был уверен, что в бункере нет других людей, но от испуга Кузнецовой становилось не по себе. — Завтракай и приступим к делу. Чем быстрее найдем то, что нам нужно, тем быстрее вернемся домой. «Вернемся домой». Он действительно это сказал? Это лишь попытка успокоить Кузнецову. Ему нужен от нее холодный ум, а не панические атаки. Но Вика, нервно кусающая губы, ссадины на ее лице и страх в глазах вызывали противоречивые чувства. Возможно, он действительно отпустит ее. Даст забрать дочь и уехать за границу — как можно дальше от Уварова и ее друзей, и от него самого. Возможно. Или нет.***
— Боже, это же… — Вика перебирала записи в старых тетрадях. Два почерка сменяли друг друга: тонкий, почти каллиграфический, и размашистый, не такой аккуратный. Очевидно, женский и мужской. А формулы и заметки, что они выводили, несли в себе столько опасной информации — от осознания, что она держит в руках, у Вики голова шла кругом. — Это оружие. — Барышников выглядел совершенно спокойным, даже равнодушным, словно исследования его не трогали. Поднявшись на ноги, он ленивым жестом потянулся к тетради и забрал ее из рук Кузнецовой. — Что ты делаешь? — Из тетрадей получилась не маленькая стопка, и Леша опрокинул ее в железное ведро. В его руках мелькнула зажигалка, и Вика поняла. Бросившись к Леше, она повисла на его руке. — А как же антидот для моей дочери? Ты же обещал! — Вик! — Он стряхнул ее как пушинку, и Кузнецова осела на пол. Растеряв всю свою выдержку и сдержанность, она глядела на него, как обманутый ребёнок. Все исследования, над которыми работали их семьи, сгорали в рыжем пламени. Больше они не достанутся никому. Бункер вдруг сотряс грохот, и с потолка посыпалась известь. Кузнецова вскочила на ноги, глядя наверх, но Леша оборвал ее, еще не успевшую ничего сказать. — Вик, сядь. — Он махнул рукой в сторону железного стула. — У нас мало времени. — Я должна была понять, что это ловушка… Как я могла поверить тебе? — Это ловушка, но не для тебя. Пару месяцев назад на меня вышли интересные люди. Они хотели, чтобы я работал на них. По ранним исследованиям Клаудии и твоего деда. — И кто же эти люди? — поинтересовалась Вика с усмешкой. Не поверила ни одному его слову. Леша устало накрыл лоб ладонью, но поспешно опустил руки. — Те, о ком не говорят. На них работал и твой дед, но сейчас их называют по-другому. — Что?.. — Понимание промелькнуло в красивых глазах Кузнецовой. Она уставилась на него, складывая кусочки пазла. — Ты с самого начала знал, что я не найду антидот для Даши. — Твоей дочери не нужен антидот. Она здорова. — Кузнецовой потребовалась пара минут, чтобы переварить услышанное, а потом она подскочила к Леше, и град ударов маленьких кулаков обрушился на него. Зеленые глаза пылали яростью, ненавистью, но Лешу это не трогало. Он столько раз видел эти эмоции в глазах Кузнецовой, что уже к ним привык. Поймав Вику за руки, он обездвижил ее, прижав бёдрами к железному столу. — Ублюдок! — Кузнецова пыталась вырваться, но Леша крепко держал ее. Перехватив ее запястья в одну руку, второй он обхватил затылок, заставив Вику смотреть. — Я спасу тебя, а потом ты спасешь меня. — Бункер сотряс новый удар, но Леша не замечал его и Вика, казалось, тоже. Он в ней не ошибся. Ни много лет назад, выбирая ее в Логосе, ни в своем кабинете, когда Кузнецова пришла за Уваровым. Она всегда выбирала не тех, но одна проблема: он выбрал ее уже давно. Даже строя планы мести, он не желал расставаться с ней. И именно поэтому хотел убить. Он никогда не забывал, как поступила Вика с его чувствами, променяв вначале на глупца Морозова, потом на Уварова, который не смог ее спасти и никогда не смог бы. Но теперь все изменилось, а значит, пришло время строить новые планы. Барышников обладал уникальной способностью переориентироваться, принимать нужную форму, как того требует та или иная ситуация. Отличное умение выживать. И даже если он окажется на Лубянке или — даже в страшном сне не представить — в «Черном дельфине»*, он выберется оттуда живым. Но о самом плохом исходе Леша предпочитал не думать. Князь и его команда бывших школьников так старались уничтожить Лешу, что стерли с лица земли всю его деятельность. Его компания теперь в руках Морозова младшего, а кто он сам? Да никто. И это ему на руку. — И что дальше? — Вика перестала брыкаться, но ярость в ее глазах пылала диким пламенем. Такая Кузнецова ему нравилась. Она справится. — Я не знаю, — честно ответил Леша, а потом впился в ее рот в жадном поцелуе. По-хозяйски раздвигая ее губы, лишив ее возможности сопротивляться и даже просто пошевелиться, он целовал ее так, словно ставил на ней свою печать. А потом в помещение ворвались люди в черной одежде и масках и с оружием наперевес. В ведре тлели останки долгих лет работы Клаудии. Другая часть была в его голове, но они не получат ни одну каплю информации. Барышников не работает ни на кого, только на себя.