Сместить параллели

А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. От Матфея

Тяжело ухающее, где-то в области живота, сердце не позволяет нормально сидеть на месте. Внизу - беснующийся пламень разношерстной толпы и кровь уж гонит по венам взбудораженное электричество. Arctic Monkeys умеют сделать атмосферу. Зал огромен, воистину огромен. Неистовствующие фаны, скандирующие: "Алекс - король!", а также: "Monke-e-e-eys, come on out, Monke-e-e-eys!!!" вводят меня в разнузданный языческий трепет. С балкона, сцену видно очень хорошо, ибо близко. Тернер не знает, что я здесь. Тихо радуюсь, что меня, как корреспондента известного журнала, на подобные мероприятия пускают бесплатно, иначе бы мистер-гель был бы совсем оскорблен моим поведением. По сути, я впервые на концерте обезьян. Наконец-то. И то, прежде попасть на эту феерию, я ухитрилась переспать с их фронтменом. Непредсказуемая штука, эта жизнь. А, вспомнишь солнце, вот и лучик. На дисплее смартфона высвечивается свежее смс. Алекс: "Ты здесь?". Какой ты? какой здесь? Ниче не знаю! Решаю ничего не отвечать. В ванне, мол, отмокала. Но...: "Я знаю - ты здесь. Мэтт сказал". Хелдерс, скотина. Хрен я ему рассказывать еще что буду. "Да ты что-о-о, мы же теперь кореш-а-а, я ему ни сло-о-ова". Стервец. Придется отвечать: "И ты послушал пьяного барабанщика?". "Вивьен, говори честно, а не то я тебя изнасилую". Ого-го! Нашел чем пугать. Да я может специально провоцировать буду... С гаденьким смехом отправляю ответ: "Можно подумать, ты этого никогда не делал". Н-да, народ ревет в ожидании, а он грозится меня изнасиловать. Что за человек. "Занимался любовью, но не насиловал!". Яростно нажимаю на виртуальные кнопки. "Выходи уже на сцену, насильник!". Через полминуты: "Спалилась! Где ты находишься?". - ага, так я тебе и сказала: "Не спрашивай, противный". Ответ заставляет меня громко заржать, отчего мои соседи синхронно шарахаются в стороны: "Ладно. Но потом я тебя точно изнасилую". "Жду, сладкий". Не дожидаясь очередной порции обещаний эротического характера, выключаю гаджет. Пора зажигать зал, парни! Люди только этого и ждали. Неоновое помещение стало постепенно погружаться во тьму. В духе баховских мистерий, вступает будоражащая морфинистское сознание музыка новой эры. Источником света являются только громадные буквы AM. Толпа ревет, толпа на взводе - действие, походящее скорее на Февральскую революцию, разворачивающуюся у доживающего свой российский монаршеский век Зимнего Дворца, чем на безобидный бескровный концерт. Они выходят. Возбуждение окружающих, цепочкой сцепленных между собой молекул, передается и мне, и я, вместе со всеми, фанатично, ненормально ликую. Цезарь приветствует римлян, вторые восторженно скандируют, они требуют хлеба и зрелищ и небо вот-вот разверзнется, и прольет из своих глубин гибельную лаву. Нас всех, здесь присутствующих, охватывает древний, жуткий, первобытный инстинкт идолопоклонничества. Тебя уже нет. Есть мы и есть они - кумиры, воздвигнутые на столь высокий пъедестал самими же поклоняющимися. Заплесневелой краюхой трезвого разума нахожу, что заповедь о запрете сотворять себе кумира очень и очень мудра - взрывоопасная, однако, штука. Пафосное: "L-a-a-adies!" напоминает, что на дворе двадцать первый век и ничего чудовищно-кровожадного таки не происходит. Вроде бы. Джеймс и Ник уже взялись за гитары - они готовы к бою, подобно солдатам на восточном фронте. Мэтт, похожий в свете прожекторов на дьявола, увлекшимся музыкой, занес барабанные палочки над установкой, приготовившись избивать ее до последнего пота, так, чтобы из-под ударов искры сыпались. И у края сцены стоит Алекс, эффектный такой, кажущийся сейчас недосягаемой планетой Марс. Прием, прием, вызывает Земля, прием. А потом понеслась. Фейрверк! вспышки! дикий рев! девушки-фанатки справа от меня оргазмически вопят! пиздец нахуй, как бодрит! Ни разу не была на их концертах, но видеть все равно видела. И с уверенностью Моисея, ведущего свой народ невесть куда по пустыне сорок лет, могу сказать, что Алекс сегодня явно в ударе. Вот если приглядеться, благо, балконы от сцены в смехотворном расстоянии, можно без помех проследить за всем происходящим на сцене: за удалым Хелдерсом, немного напряженным Ником, ловящим кайф Джейми, и беснующимся, чуть ли не ломающим стойку, Тернером. Вглядываюсь в Алекса внимательнее и... не верю. Поразительная разница, какой он в жизни и какой он на сцене. Я не знаю этого мажористого типа, находящимся то ли под градусом, то ли под чем еще, с гелевыми запасами земных недр на голове, порочным лицом, такими же телодвижениями и спертым из шкафа стиляги-пятидесятника костюма - нет, этот парень мне незнаком. Ловлю пробежавшую мысль о тоске по Хамбаг-тайму, тут же одергиваю себя - вокруг ревут, визжат, кричат, с ума сходят, дергаются, танцуют, а я тут по-прошлому скучаю. Высшая степень блядовитости, Веллер. Признай, эра AM тоже содержит некоторый изюм. Секс, например. Новый альбом буквально пропитан этой темой, верно? Людям нравится. Просто надо вслушиваться в музыку, в голос... Голос, благодаря которому, изнасилование, скорее всего, будет инициировано мною. Финальные аккорды, Алекс экспрессивно уходит вниз, вместе с гитарой. О д-а-а-а. Народ бешено лютует, я же прибываю в эстетическом оргазме - хо-ро-шо. Небольшой тайм-аут, замена гитары у Ника. Вот это я понимаю самоотдача! Облегченно вздыхаю, будто это я только что надрывно пела на сцене, бросая в зал горящие взгляды. А сейчас, метатель незримых огненных шаров пьет водицу и беспрестанно зыркает по сторонам. Я даже догадываюсь зачем. Ха, он правда думает, что... А! Операторы! Уберите, мать вашу, гребаные прожектора! Какого хрена пускать их в зал, затейники чертовы! Нет! нет! О нет. Вглядывается, на мгновенье застывший, довольный улыбается. Как же, отыскал. Изнасилование отменяется, не? Стоит теперь полубоком к залу и, никоим образом не задевая чувств почтенной публики, но затрагивая глубины моих, неторопливо проводит рукой по гитарному рифу. Два раза. В упор смотря в мою сторону. Всегда догадывалась, что у рок-звезд риф гитары - продолжение... Ну, продолжение. Рода человеческого продолжение. О, бесстыжий! О, Парис, с кофейными глазами, похитивший сердце Елены! Пощади нежность девичьего сердца! Поймай вот это дивный воздушный поцелуй, нацеленный ударить твое беспощадное сердце своей пылкой страстью! И ведь ударил! Парис отдает честь, уже знакомым Елене жестом. Людям понравилось, улюлюканья усиливаются. Дальше шоу продолжилось. Были пляски, поступательно-вращательные движения бедрами, двусмысленно стреляющие в меня, делающую вид, что я тут не при чем и вообще мимо проходила, на "R U Mine?", волшебно искрящиеся конфетти под романтичную "I Wanna Be Yours" - тоже были. Колбас, экстаз, атас - вот что я испытывала на сем мероприятии. Вот в чем суть Манкис, господа! После второго - и окончательного - прощания со зрителями, меня, как и многих, обуяла тупая грусть. Всегда обидно, когда артисты, утомленно-счастливо машущие залу своими звездными конечностями, триумфально уходят за кулисы, оставляя послевкусие какой-то неправильности - тебе чего-то недодали и вообще как бы намекают - все самое вкусное остается за кадром и тебя это ни в коей степени не касается, дружище. Что и говорить, ситуация не из веселых. Но печаль недолго длилась. Новое смс. О, Джейми, чувак: "Тут у Алекса отходняк, поэтому пишу я - мы зависнем в пабе, вчера его еще обсуждали. Заезжай туда, а. Ответ нет не принимается". Досадно. А я так надеялась отказаться. Шутка. Зачем упускать веселье, шанс потроллить Тернера и остальных упоротых товарищей - вот уж нет. Эх, карету мне, карету! *** Я сидела за барной стойкой в страшном волнении. И все курила, и все курила. И тут, яркая мысль, как молния, поразила мой мозг: - Надо выпить еще. Да. Больше пить, меньше закусывать. Нет-нет, я вовсе не алкоголичка,с утра, первым делом, лезущая в мини-бар, нет. Просто нервничаю. Слегка. Источник безвозвратного убиения нейронов - животное. Это царство. Класс же - млекопитающее, вид - человек. Животное развалилось на диване, цвета крови, животное, рассеянно улыбаясь, комфортно себя чувствует, вместе с пергидрольной самкой человека, приложившейся к животному всеми изгибами своих полуобнаженных розовых кусочков мяса. Он не против даже ее расположения к нему, и лобзаний прямо в уста, всякий раз, когда она к нему тянется. - Да он под кайфом. - Сидящему рядом Мэтту явно неловко. Да это и понятно, - с разозленной, печальной барышней сидеть - это вам не попкорн в киношке хавать - за каждым словом следить надобно, - Плюс еще выпил крепкого. - А вы его страстно отговаривали, как я вижу, - улыбаюсь, но улыбка выходит кривой и нерадостной, - Ну-с, нюхал, дул, тяжелая артиллерия? - Первое. Он уже был в таком состоянии, когда мы встретились. - печально и извиняюще разводит руками, хотя ему передо мной каяться не в чем, - Не думаю, что сейчас он отвечает за свои действия. А я не думаю, что он думает. Ну допустим, - это так. Допустим этот примат познал радости порошка. Допустим его разум застелен рассыпчатой эйфорией. Но он знает, он, подонок в сияющих доспехах, прекрасно знает что я рядом, что я вижу, но даже это не останавливает его великий порыв плюнуть на меня и вспомнить про некую особь женского пола. Я хочу быть твоим, блять. Ах деточка, ранехонько встающая за кофе и пончиками. Ах рыцарь, ищущий даму в набитом людьми зале. Д-дешевка актерская. Скольким ты подставлял губы в эту ночь? Сколько постелей уже измял? Скольким еще принесешь пряный кофе? Блядская одноразовщина! Рассредоточена я, темнолика, тихо изнываю, бросаю взгляд на безбожника, попирающего грязной схимой все мои розовые мечты, и чернота еще больше поглощает меня невыносимым, смешанной с гадливым отвращением, презрением и разочарованием. Еще и Мэтт сидит под боком, сочувственно вздыхая. Мы поладили, -это правда, - но к чему моей печали такое дутое сочувствие? Хелдерс не дурак. А если и дурак, то не полный. То есть, конечно, он может быть дураком целиком, но не полностью. Нет, даже так, - он, может быть, и дурак, но не совсем. Так что он ушел, предварительно утешающе похлопав меня по спине, отчего я чуть не перелетела птичкой через стойку, бормоча про то, что надо будет поговорить, и что он не понимает, и что Алекс дебил и прочее, и прочее, и прочее. Теперь рядом остался только бармен. Лей, лей, не жалей. - Желаете что-нибудь еще? - а по моей говорящей физии не видно, дубина ты стоеросовая? - Может, коктейль? - Водки. Парень сочувственно кивает. Е-мое, и этот туда же. Предо мною стопка. Прозрачная, с колыхающейся теплой жидкостью, обещающей замутненное парами Поднебесье и звезду Вифлеемскую, если только захотеть. Водка, по крайней мере, не предаст. Выпив, оборачиваюсь назад, расхрабрившейся и потрясающе яростной. Там, на середине вавилонского шабаша, встречаюсь с его бесстыжими глазами. О, эта сволочная, эта опустившаяся белизна в зрачках, белее чем альпийский снег и священные помыслы! Ничего я в них не увидела. Ни сожаления, ни испуга, ни, тем более, раскаяния. И вид такой, живописный: "А что ты думала? Неповторимая, думала? Единственная, думала? А вот тебе, милая, и хрен. Только одна из". А я такая, пьяная и сердитая, закинула ногу на ногу, эдак дерзостно бровку приподняла, с вызовом посмотрела, мол: "Да какое мне дело до твоих кобелиных случек. Я тебя не первого, да и не последнего - немало вас". Вот как я храбрюсь, молодец какая, Веллер. Но делать здесь больше нечего и я схожу с затопившегося судна. Насколько хороша была первая часть вечера, настолько же плохой оказалась вторая. Се ля ви, черт тебя дери! На выходе меня, словно облака дыма, окружили ребята из группы. И Джейми грозится "по-мужски разобраться с засранцем", и я предлагаю ему захватить огнестрельное, чтоб наверняка, ха. Горячее прощание с каждым, поворот в сторону "романтика", - а тот ничего, тупо пялится на меня, - выход, свежий воздух и спасением, светящимся во тьме, быстро примчавшееся такси. Оказываюсь в тепле кабины, успеваю назвать адрес, и тут вся храбрость, вся ярость, что бурлила во мне, - все разбилось об это тепло. И почему так запоздало? И... почему... странно... Таксист был привыкший и на мои красочные маты, мешающиеся со всхлипами, внимания не обращал.