***
Пахнет круассанами и собачьим дерьмом. La Dame de Fer… Я внутри железной дамы. Вижу, как голуби кружатся вокруг, застывают на мгновение в полете — помет шлепается на железо, асфальт, пригожих. Птичьи испражнения застывают, стекают и благоухают на коричневом железе. Эйфелевом коричневом, на минуточку. Как, кстати, не зря ноздри щекочет запах дерьма. Извините, но во мне ни на мизер романтики. Я нахожусь на первом этаже всемирного достояния французов. На пятидесяти восьми метрах над землей, в ресторане с названием из двух цифр: пять и восемь. Звучит пафосно, но если сигануть с перил, то до приземления всего-то доли секунд… Пятьдесят восемь единиц вверх, столько же вниз. По факту — мгновение. Откуда я все это знаю? Смотрел документалку на днях. За одним из столиков двое: мужчина и женщина. Больше никого — зал ресторана пуст. На ней леопардовое манто, туфли лодочки, атласное платье на тонких бретелях и красная помада. На нем ничего, кроме бирюзового берета. Интригующе. Я как, всегда прозрачен — невидим, неосязаем. Подхожу ближе, смотрю во все глаза, ловлю детали. Они не разговаривают. В этом мире вообще нечасто ведут беседы. Бывает, но редко. Чаще я придумываю диалоги сам. В полном молчании они поедают свежий хрустящий багет. Мужчина грызет один конец, женщина — другой. Крошки осыпаются на полированный стол. Отпрыски пшеничной муки. На гладкой блестящей поверхности они словно звезды на ночном небе. Гуляет ветер. Легкий, едва уловимый. Таким и должен быть истинный француз. Багетных отпрысков сдувает на пол, в гости к пыльным следам на лаковых досках. Очень много отпечатков обуви. Даже слишком. Мне кажется это странным — тут всего двое, не считая меня. Убийц французской выпечки ничего не смущает, они продолжают жрать, наплевав на обилие следов, на вонь, доносящуюся с улиц, на невидимого зрителя. Когда багет окончательно скрывается в двух ненасытных ртах, мужчина и женщина соприкасаются губами. Тянут языки навстречу друг другу, сплетают их вместе с хлебным мякишем, крошками и слюной. Говорят: любовь прекрасна… Просто-напросто ее нет! Все, что не существует — прекрасно. То, что незримо глазу — восхитительно. Непонятно мозгу — невероятно. Все похожее на сказку — феерично! Оттого любовники так легко верят в ложь. Выстраивают воздушные замки, а после срываются с острых шпилей в глубину фальши — отважные утопленники океана заблуждений. Герои, награжденные орденом Амура. Самоубийцы, заклейменные самой Венерой. Возможно, поцелуй со вкусом багета для кого-то символ полного слияния. Ни капли отвращения — сплошное принятие! Да, принятие, но неискушенным от увиденного станет дурно. Меня вот уже точно воротит. Пусть это любовь, тогда я — Господь Бог! Смешно? Мне тоже. Кстати о всевышнем. Если Бог существует, то маловероятно, что ему до нас есть дело. Думаю, он подобен ребенку. Наигрался со старой игрушкой и забыл о ней, забросил в дальний угол. Теперь она там пылится, непригодная для новых потех. Готов поспорить, тоже самое случилось и с человечеством. Люди словно старая игрушка. Господь оставил нас. Бросил один на один со своим дерьмом. Недаром им здесь так несет… Дело не в собаках, которые справили нужду на тротуары в парках. Дело в нас. Мы слепо не замечаем смрада вокруг. Вот так и с жизнью — просто оставляем все как есть, засыпаем прахом из того самого угла, где пылимся в игровой Бога. Ладно, меня занесло… Вернемся к двоим за столиком ресторана. Стоп! Ремарка напоследок: любовь слишком часто проходит быстрее, чем засосы на шее. Так зачем о ней кричать на каждом углу? Прости, Джойл. Прости, Аика. Женщина разрывает поцелуй, хватает фиолетовый зонт, что змеей притаился у ножки стула, раскрывает над головой и кружится, кружится, кружится. Она вальсирует по залу ресторана в каком-то немыслимом танце. Каблуки лодочек стучат по лакированным доскам, леопардовое манто колышется от хаотичных движений, красные губы выгибаются в приторной улыбке. Мужчина наблюдает, как и я. Различие: он следит за женщиной, я — за ними. Неожиданно раздаются раскаты грома, всполохи молний озаряют сумрак неба и снова тишина. После — дождь стеной. Сумасшедший ливень. Он проникает сквозь конструкцию из коричневого железа, сквозь этажи, через трехмерность фантазии. Для меня эти видения равны реальности. Вода полосует пространство. Дождь становится неоновым — кислотно-желтый, оранжевый, розовый и голубой создают наркотический фильтр. Мужчина срывается с места. Его голое тело переливается яркими разводами. Он подбегает к своей спутнице, с которой делил недавнюю трапезу, тянет за подол темно-синего атласа. Бретели рвутся, платье падает на пол. Она смеется, откидывает фиолетовый зонт прочь, живо хлопает ладоши. La folie. Абсолютное безумие — от него у меня в зрачках пляшут огоньки. Под платьем нет белья. И вот она голая и в манто, он голый и в берете. Они прижимаются вплотную к друг другу и начинают танцевать танго. Если вы еще верите в любовь, сочувствую. La démence. Это помешательство. Первый этаж Эйфелевой башни погрузился в чудаковатый трип, словно я оказался на представлении в цирке гиков, а не в сердце Парижа. Возбуждение мужчины упирается в бедро женщины. Возбуждение женщины сочится между ее ног. Мне хочется материться, но я затаил дыхание и продолжаю наблюдать. Неоновые лужи залили пол — почти бензиновые арабески смотрят снизу. Они смыли следы, намочили черные лодочки и босые ступни. Падение — громкое, как раскат недавнего грома, наполняет мои ушные раковины. Двое катаются по лаковым доскам в разноцветной воде среди желтого, оранжевого, розового и голубого. Хренова недорадуга, мать его! Они снова целуются — страстно и пошло. Их руки бродят по сырым телам, а половые органы радостно встречают друг друга. Голый мужчина в бирюзовом берете и голая женщина в леопардовом манто совокупляются на залитом яркими красками полу. Они кричат слова любви между стонами. Они восхваляют это чувство. Гордое «L`amour» разносится со всех сторон — весь мир эхом вторит в ответ любовникам, скрываясь в туманном сумраке улиц. Я на долю секунды перевожу взгляд на фонарь. Бесплатное порно вызывает смущение и долю отвращения. Когда мои глаза возвращаются к созерцанию сумасшедшего романа — двое растекаются лужей. Бирюза и леопард… смешиваются с неоном, теряются в арабесках, становятся ничем. Пестрая вода поднимается на пятьдесят восемь метров. Мне кажется, будто она накрывает мои домашние тапочки, касается щиколоток. Пока, Париж! *** Снимаю темные очки, размыкаю закрытые веки. Я снова в своей квартире — пустой, захламленной, одинокой. Делаю большой глоток разбавленного виски — лед растаял, снизив градус. Подвигаю поближе старенький ноутбук, надеваю очки для зрения. Пальцы торопливо стучат по клавишам, стараясь опередить потоки мыслей. Я вновь пишу в никуда. Еще тысячи ненужных черных букв на белом. Сотни предложений, что не прочтут ничьи глаза, кроме моих. Поток бесконечного абсурда, который самовоспламенится на страницах, так и оставшись непонятым. Заразиться бы верой в лучшее от Джойла, но у меня крепкий иммунитет.^НИ^
11 января 2023 г. в 20:47
Джойл, как и обещал, явился вечером. Провел со мной три вида бесед: ободряющую, воспитательную и непринужденную. Наставлять меня на путь истинный пока бессмысленно. Я и так прекрасно знаю, что мне нужен психотерапевт, но сейчас как-то не до этого. Обсуждали разное: работа, дом, фильмы, погода, его будущее отцовство. Он отвлекал меня от проблем, словно бубнящее радио. Стало ли мне легче? Не стало.
Я смотрю на холодильник, забитый продуктами, на дорогую бутылку виски и думаю: какое же я все-таки ничтожество! Джойл и не подумал взять с меня денег — благородный до одури. Святой, мать его, человек! Аике до усрачки с ним повезло. Примерная ячейка общества нашла свое место в социуме, готовая клепать пособия с громким названием «Нюансы создания идеальной семьи». Мне снова становится не по себе.
Пепельница полна окурков. Я тушу сигарету — плюс один. Сознание скоропостижно закручивается в мутный водоворот. Знаете, на что по-настоящему можно подсесть?
Героин… Секс… Еда… Похвала… Любовь… Алкоголь… ВСЕ НЕ ТО!
Реальную зависимость порождает одиночество. Со временем оно становится твоей второй оболочкой, настолько привычной, что ты чувствуешь физическую боль, когда в твою форточку души пытаются постучать. За полгода заточения в собственной квартире я кое-что понял: вся эта доброта и забота, которой стараются меня окружить Джойл и Аика — на самом деле страх. Именно. Страх признать правду. Я балласт, который тянет на дно. Туда, куда так любил опускаться в детстве. К сожалению, теперь это не дно бассейна… Настоящее суицидальное месиво. Вместо небесно-голубой плитки — неудачи, взамен хлорки — психологические травмы. Ну что? Еще желаете отправиться вместе со мной в путешествие? Думаю, не очень. Тогда лучше не лгите себе, а искренне пошлите меня к черту. Опять без приглашения, дети сатаны? Могли и постучать для приличия!
Я ничего не имею против искренности. Против доброты или внимания… Просто, похоже, я в конец остыл. Покрылся коркой льда и инея. Огромная дыра в сердце обернулась непрошибаемой холодной стеной. Стена стала экваторам из долгих заморозков. Заморозки слились со мной воедино и обратились тяжким бременем. Поэтично.
Полгода я не плакал. Слезы — талые реки одиночества. А с ним я предпочитаю не расставаться и не расходую попусту драгоценные капли сиротства. Холод ласкает изолированную тушку, тишина спускается с потолка на макушку — вялые взаимодействия обреченности обволакивают меня прозрачным эфиром. Игра в шахматы один на один с забвением… Не стоит жалости! Это мой добровольный выбор. Но если быть совершенно откровенным — я чувствую… где-то глубоко внутри засел огонь, и боюсь, что однажды он вырвется наружу и спалит все на своем пути. Пламя необратимо растопит бескрайний лед.
Пепел. Скрип балконных дверей. Одиночество поджидает меня в комнате. Я возвращаюсь с распростертыми объятиями.
Велюровая обивка скользит под ладонями — тактильный экстаз. Напоминает кожу лысой кошки. Вы когда-нибудь гладили этих тварей? Я гладил. Повторюсь — тактильный экстаз. Сначала, конечно, и не скажешь, но потом за уши не оттащишь от мурчащей помеси крысы и кота. Плюсом у них такое горячее тельце … Вспоминаю Джойла. Вспоминаю котацу.
На блюдце две лиловые таблетки. Драже. В красивом бокале из толстого стекла виски со льдом. Все эти подношения на роскошном столе из красного дуба. Единственная дорогая вещь в моей квартире. Стол мне достался от дедушки. Ностальгия шевелится слева в груди, провоцируя неприятное копошение памяти. Я гоню ее в шею, куда подальше, чтобы не повадно было. Закидываю в рот лиловые бусинки. Глотаю, ощущаю, как они катятся вниз по стенкам глотки, будто две мини-гранаты. Когда они коснутся дна моих незащищенных недр, то разнесут там все в щепки, а я и рад буду. Смешно. Делаю жадный глоток виски. Алкоголь отливает янтарем, выглядит элегантно и достойно.
Спасибо, Джойлу.
Я всегда знал — у него отменный вкус. Снимаю очки для зрения, надеваю солнцезащитные. Зачем? Солнце мне не светит. Только тусклая лампа под потолком и та на последнем издыхании. Допускаю, что сей жест — понты. Просто понты, не более. Под темными стеклами закрываю глаза, откидываюсь в кресле.
ИЧИ! НИ! САН!