***
На утро столовая была заполнена солнечным светом, музыкой и громким смехом, что говорило об ещё не законченном алкоголе в холодильнике. Аддамс спустилась на первый этаж на ватных ногах, глаза бегали по комнате с особенным сумасшествием — куда более ярким, чем обычно. Уголки губ слегка поджаты, а руки спрятаны в массивный подол чёрной пижамы. Стол был полностью забит вчерашними остатками от празднества: к примеру, торт с насыщенным кремом в виде майонеза или вкуснейший салат с шампанской подливой. Но, кажется, никого из присутствующих это ни капли не смущало. Пять из шести свободных мест были заняты. Энид и Аякс сидели за столом, сплетничая о последних новостях в мире изгоев. Ксавье упорно делал вид, что слушал, попивая чай с обязательным присутствием в нём рома. А последние два места были любезно заняты Мариной и ее ногами. С лёгким подрагиванием пальцев и максимально безразличным взглядом, Уэнсдей присела около художника. — Аякс. По закону, принятому ООН, нельзя есть существ, IQ которых превышает твой собственный. — Нахмурилась Марина, испепеляющим взглядом смотря на горгона. — И чё? Ты это к чему вообще? — Положи клубнику на место! Расслабленная атмосфера приятно обволакивала всю комнату. Спокойно до такой степени, что кажется время застынет прямо сейчас, в эту секунду. И даже чай, что по вкусу больше напоминал сахар с чаем, не был настолько отвратителен. Отвлёкшись на разговор с Аяксом и Энид, дева чуть ли не подпрыгнула до потолка, когда ощутила прикосновение чужих рук к своей коже. Чёрные глаза панические бегали по комнате, боясь, что если она посмотрит вниз, то уведённое ещё сильнее выбьет её из колеи. Так и произошло. Ладонь художника расслаблено лежала на бедре Аддамс. И кажется, ощутив взгляд девушки, пальцы начали неторопливо изображать узоры на атласной ночнушке, которые были известны только ему. Маскируя надорванные вдохи под кашель, Уэнсдей опустила голову, надеясь, что волосы хотя бы немного прикроют покрасневшие щёки. — Всё нормально? — слева прозвучал обеспокоенный голос Торпа. — Ты случаем после вчерашнего не простыла? Острый взгляд писательницы прорезал воздух и посмотрел в невыносимо прелестное лицо Ксавье. Как у профессионального актёра — лицо его изображало обеспокоенность, но глаза. В этих глазах горел лес, искры буквально летали. — Может, Марина приготовит тебе какую-нибудь настойку? — достигнув крайней степени наглости, парень отвернул голову и посмотрел на ведьму. В то время, как рука забралась под ночнушку Аддамс. Пока тело ясновидящей билось в припадках, три пары глаз остановились на спокойно восседающей на стуле Марине. Лицо ведьмы выражало буйство ярких эмоций: серые глаза постоянно бегали то на согнувшуюся над столом ясновидящую, то на довольную моську художника.***
— С днём рождения! — проверещала девушка, накинувшись на Аддамс. — Энид. Ты уже пятый раз за день мне это говоришь. — Пробубнила писательница, пытаясь минимизировать контакт с подругой. — Если понадобится, скажу и в шестой. — Признай, что ты просто не хочешь присутствовать на следующих праздниках и потому поздравляешь заранее. — Уэнсдей нахмурила лоб, глазами ища у изгоев поддержку. — Энид, солнышко, пойдём со мной. Ты же хотела заскочить в Duty Free? — парень нежно берет волчицу за предплечье и отрывает её от Аддамс. Аякс с лёгкой наивностью улыбается, дабы не выдать истинные мотивы. В глазах Синклер буквально загорается пламя и теперь уже не парень ведёт ее в магазин, а она тащит за собой горгона. Перед этим юноша и писательница обмениваются кивками. Особая атмосфера аэропорта ощущалась всем телом. Тёплый воздух кондиционеров, запах дорогих парфюмов и шум, бесконечный шум, что даже ночью не стихал. Ну, и куда же без периодически галдеющих детей, что бегут к окнам, разглядывая посадку или взлёт самолёта. — Мне кажется, я увидела у неё дрыгающийся хвост. — К ясновидящей подошла ведьма. Марина, как ни в чём не бывало, нацепила очки и деловито держала крафтовый стаканчик из соседнего кафе. — Где ты потеряла Ксавье? — А что? Уже не терпится увидеть своего любимого? — усмехнулась ведьма, за что получила справедливый удар. — Аккуратнее! Прольёшь и меня отсюда выгонят нафиг! — Ты же вроде ничего не покупала? Что там у тебя? Наконец-то в поле зрение показался художник, что как ни в чём не бывало взял стакан из рук ведьмы и открыв крышечку вдохнул запах. — Фу, блять! Нахрена ты свою бурду сюда притащила? Так сложно купить что-нибудь в кафе? — Ксавье, во-первых — это успокоительная настойка. — Это тебе-то нужны успокоительные? — Во-вторых, я не собираюсь тратить 10 евро на обычный американо в бумажном стаканчике! — голосила ведьма, чуть ли, не набрасываясь на художника с кулаками. Устало вздохнув, Аддамс ретировалась, в надежде, что очередные разборки между этими двумя её никак не затронут. Вдруг, аэропортную тишину прервал звук оповещения о посадке. — Мой самолёт. Мне пора. — Ты же в курсе, что он без тебя не улетит? — изогнул бровь художник, наблюдая, как ведьма накидывает на плечо рюкзак. — У меня есть надежда побыстрее смыться, пока я снова не столкнулась с нашей сладкой парочкой. Мне ещё 9 часов лететь. — Марина широко улыбнулась и заключила в короткие объятия Уэнсдей. — С днём рождения, котёнок. Уэнсдей обречённо замычала в плечо девушки, лениво переместив бледные кисти на спину ведьмы. — Обещай пустить хотя бы одну скупую слезу, когда мой самолёт улетит высоко в небо. — Издевательски, наиграно надула губы девушка. — Если я сейчас разрыдаюсь, обещаешь больше никогда не показываться на глаза? — на автомате ответила колкостью писательница. Марина загадочно улыбнулась, а затем отлипла от хрупкого тела ясновидящей и обняла Ксавье. — Постарайся, пока меня нет, ничего не испортить, истеричка ты драная. — Я тоже тебя люблю, злюка. — Нежно поглаживая плечи, словно заранее извиняясь, Торп добавил: — Если, ты однажды не захочешь никого слушать, позвони мне — я обещаю молчать. Зелёные глаза зацепились за глыбу льда в её глазах. Сквозь мутные стены виднелся солнечный свет и нежность. Ведьма благодарно улыбнулась.***
Первое, что встретило Ксавье, как только они вышли из самолёта — это солнце. Кажется, ещё никогда он не видел его так близко, словно можно дотянуться рукой. На дворе — октябрь месяц, а солнце палит так, словно хочет вскипятить кровь изнутри. — Чем больше мы путешествуем, тем больше сомневаюсь, что я тебя знаю. — Говорит художник. — Это нормально. Как только они покинули стены аэропорта, ясновидящая натянула панаму. Прям каноничный африканский турист: панама, солнцезащитные очки и одежда, что прикрывает каждый миллиметр тела. Только перчаток не достаёт. Хотя, после набора ножей для разрезания конвертов, Торпа уже ничем не удивить. И пока дева шла вперёд в неизвестном для парня направлении, ступая уверенно по гравийной земле, художник крутил головой, пытаясь запечатлеть каждый момент в памяти. Современные дома, песок и огромные, по несколько метров навесы, прямо вдоль улицы. Силуэт девушки резко сворачивает налево, Ксавье следует за ней. Взглядом он цепляется за большой баннер и к удивлению, надпись на английском: «Центр проката внедорожников». — Погуляй пока, я разберусь с документами. — Сказала Аддамс, входя в небольшое помещение. На секунду парень ощутил себя девятилетним мальчиком, которого папа взял на работу со словами: «ничего не трогай, ни с кем не разговаривай, далеко от меня не отходи». Убрав волосы в хвост, юноша не спеша прогуливался вдоль своеобразного коридора машин. Что интересно — все они были примерно одного типажа: внедорожники с какими-то странными пакетами наверху и огромными шинами. Когда в поле зрения снова появилась Аддамс, вместе с ней шёл мужчина, на вид — чуть старше 40-ка, местный. Все трое вместе последовали вдоль ряда автомобилей. Торп резко остановился около чёрного внедорожника, но девушка подошла к точно такой же машине, только белой расцветки, за что получила многозначительный удивлённый взгляд зеленых глаз. — У тебя, кажется, парализовались мышцы лица. — Кольнула дева, перед тем, как обратить внимание на мужчину. Оказалось, что перед тем, как взять машину — им должны провести инструктаж: что в ней находится, как менять колёса конкретно этой модели и тому подобное. Ксавье до конца не понимал, к чему все эти пляски с бубном, если им нужна машина лишь, чтобы доехать до отеля. Хотя, зачем им вообще автомобиль, если можно было заказать такси? Слишком много вопросов на которые писательница не даст ответ, в ближайшее время так точно. После обучения, волокиты с бумагами и оплаты, они снова вернулись к машине. Аддамс сразу же заняла почётное водительское место, спорить с ней художник не решался. Выехав за ворота арендного центра, Уэнсдей ощутила жжение на левой щеке, а всё потому что Ксавье был на полпути к тому, чтобы взглядом прожечь её кожу. После долгого молчания девушка наконец-то подала голос. — Мы сейчас заедем в магазин и купим всё необходимое. — Что ты имеешь в виду под всем необходимым? — Еду, продукты, воду. Очень много воды. Одеяло. — Одеяло? — оторвавшись от спинки кресла Торп с изумлением смотрит на 50 оттенков безэмоциональности Уэнсдей. — Надо бы ещё и подушки взять. — Подушки? — Ещё влажные салфетки и сухой шампунь, на всякий случай. Светофор, красный свет. Аддамс тихо тормозит, но всё равно упрямо смотрит в лобовое стекло. — Уэнсдей. — Шершавая ладонь накрывает её рот, пальцами нежно сжимая щёки — так, что зубы ощущают кожу. — Послушай меня. Он мягко поворачивает лицо девушки к себе, смотрит долго. Она не пытается убрать его руку, только смотрит слегка ошарашено. — Если ты сейчас не объяснишь наш дальнейший план действий… — То, что? — пробубнила ясновидящая, сквозь сжатые щёки. На секунду, на губах художника расплылась улыбка. В таком положении она напоминает рыбу — только и может хватать воздух ртом. Светофор переходит на жёлтый, машины вокруг понемногу начинают оживать. А изгои по-прежнему смотрят друг на друга. — Посмотри в бардачок. — Промычала Аддамс, наблюдая за действиями Ксавье. Одной рукой он по-прежнему «удерживал» внимание ясновидящей, а другой — потянулся к карману бардачка. И первым, что попалась ему в руки — было что-то бумажное. Карта Намибии. И пока парень был отвлечён, писательница выскользнула из его рук и продолжила вести автомобиль. До магазина осталось всего ничего. В тот момент, когда машина заехала на стоянку, а Уэнсдей нашла свободное место и уже вытянула ключ зажигания, художник резко выкрикнул, отрываясь от карты: — Намибия?! — А ты не знал? Познакомься, Ксавье — это Намибия, страна в которой мы проведём ближайшие две недели. — Ты хочешь объехать на машине всю Намибию?! Без отелей, бассейнов и all inclusive? — Да. — Девушка отстегнула ремень безопасности. — По несколько часов беспрерывной дороги? — Да — она открыла дверь машины. — Уэнсдей! — крикнул Ксавье в громко захлопнувшуюся дверь автомобиля.***
Фигура, одетая во всё чёрное, не торопливо прогуливалась по магазинному ряду, пока за ней ленивым шагом следовал художник. Как только они вошли в отдел с овощами, Ксавье быстро понял, что одной корзиной они не обойдутся. — Может, уже хватит воды? — В Африке вода лишней не будет. — Даже не посмотрев в его сторону, ответила дева. — Три баклажки пятилитровок? — Ты прав. Нужно ещё взять бутылки. — Аддамс присела на корточки и взяла с нижней полки вязку. — Ты мне изменяешь? Плечи писательницы слегка вздрогнули. Она повернулась всем телом и смотрела на парня с озадаченным выражением. — Это ведь вся вода для тебя, меня и твоих любовников? Я правильно понимаю? Я конечно слышал, что в Африке проблемы с водой, но чтоб настолько… — В среднем, человеку нужно около 2 л воды в день. Расстояние между городами здесь огромное, плотность населения — 2 человека на один квадратный километр. Представь, каково это — застрять среди пустыни без связи, воды и… — Всё-всё, я понял. — То-то же. Возьми с верхней полки ещё бутылку. На всякий случай.***
Солнце в зените. Ещё нигде, кажется, оно не было настолько убийственно-жгучим. Не покидало ощущение, что стоит только 10 минут провести на улице, как кожа потемнеет на тона два, и загорят даже те места, что прикрыты одеждой. Пока Ксавье был занят продуктами и тем, как всё поместить в холодильник, писательница была занята их багажом. И так, как багажник был заполнен доверху продуктами, пришлось всё складывать на заднее сиденье. В какой-то момент, Аддамс нарыла в одной из сумок странные упаковки. — Да вы издеваетесь! — Что там? — послышался из багажника голос Торпа. — Я ведь просила: без подарков. — Бледная дева раздражённо перебирала яркие свёртки бумаги. Три упаковки: одна полностью — чёрная, вторая — чёрно-белая, а третья — красная… — И что там? — спешивает художник, перекладывая баклажки. — Не знаю. — Посмотреть не хочешь? — А есть смысл? — По крайней мере, ты узнаешь, насколько у них скудная фантазия. После такого аргумента довольно сложно сдержать интерес. Пальцы сразу потянулись к ярко-красному пятну. Было бы несправедливо его игнорировать только из-за цвета. Хотя, признаться — было довольно интересно. Абсолютно каждый, кто знаком с Уэнсдей хотя бы день, знает о её непереносимости к цветам. Однако, кто-то намеренно обращает внимание на свой дар. Провокационно. Коробка была лёгкая, но довольно большая. Аккуратно распечатав бумагу, первое, что попалось на глаза — это изящный логотип. Приподняв крышку. Воздух испарился из лёгких. Чёрное кружево. Повязки и чулки. — Chingada madre! — Что там? — послышался голос сзади. Уэнсдей тут же захлопнула коробку крышкой и повернулась к парню. — Ничего. — В смысле? Ничего не подарили? — Нет! Подарили, просто. Ничего интересного. Ты был прав. — Дева чувствует, как подрагивают ноги. Голос звучит слишком странно, слишком не свойственно ей. Неужели, это то, что называется волнением? — Ясно. — Продержав минутную паузу, парень спокойно продолжил. — Я уже закончил, мы можем отправляться? — Да-да, конечно. Аддамс сделала шаг вперёд и прислонившись к двери быстро её захлопнула, затем также быстро села в машину, но тут… — Левостороннее движение. — Иронично напомнил парень, сев на водительское сиденье.***
Их окружали бескрайние поля, песочная земля, такого же цвета трава и бесконечная долгая дорога. Даже оставаясь в машине, под кондиционером с температурой строго 18°, стоило только взглянуть на пейзаж за окном, как становилось душно и жарко. Словно оказался на Марсе, с высокими горами, странной растительностью и… — Зебры! Машина резко затормозила, от чего всякая сонливость из тела девы выветрилась моментально. Не успела она и моргнуть, как автомобиль резко остановился и послышался характерный хлопок двери. Ксавье, как дитя малое, подошёл к самому краю асфальтированной дороги. По другую сторону высокого сетчатого забора гуляло целое стадо зебр. Хотя сейчас их сложно было назвать таковыми, так как белоснежная шерсть из-за пустынной грязи стала пудрово-коричневой. Вздохнув, Уэнсдей выбралась из машины. Солнце начало медленно заходить за горизонт. Не пройдёт и больше часа, как всё здесь погрузится в темноту, а ночью ездить совсем небезопасно, по большей части из-за диких животных. Хотя писательницу в данный момент это не сильно беспокоило. Всё её внимание было сосредоточено на Ксавье, что без остановки глядел на зебр. И что в них такого? Обычная лошадь с полосками. В каждом приличном зоопарке их увидишь. — Только посмотри на них! В голове воцарилась тишина, стоило только… Ксавье повернул голову и улыбнулся самой широкой улыбкой, на которую был способен. Лёгкий ветер развивал его волосы, последние жаркие лучи проникали сквозь пряди, падая на лицо, растворяясь в его глазах. Глаза. В них столько света, столько жизни. — Тебе нравится? Mon cœur. — Не переставая улыбаться, спрашивает парень. Если в её мире и есть место цвету — то это должен быть он. — Да, нравится. — Вдох. — Очень сильно нравится. — На бледном лице проявляется яркая улыбка. На бледных, трупного цвета щеках, проявляются ямочки от улыбки.***
Старость подкралась незаметно. Торп это ясно ощутил, после того, как поднялся с кровати. Спину тянуло так, словно Ксавье был в шаге от того, чтобы поменять местами титанические плиты. Хотя, возможно, причина столь прекрасного самоощущение была, отчасти, из-за стука в дверь. Лениво поднявшись с твёрдой кровати мотеля, парень подходит к двери и раскрывает ее настежь. — Я думала, тебя съели красные муравьи. — И тебе… — полуприкрытыми глазами парень быстро обводит взглядом комнату и быстро находит настенные часы, присвистывает. — Не знаю. Доброе утро? — Ты выглядишь плохо. — Спасибо, что заметила. Её взгляд какой-то странный — в нём видно удивление и необъяснимый интерес, словно перед ней не Ксавье, а диковинный и непонятный экспонат в арт галерее. — Ты пришла, чтобы убедиться, что меня не съели… Как ты там сказала? — Красные муравьи. У них очень опасный яд, который может убить. А ещё они питаются человечиной. — На её лице сохранялось то же самое выражение. — Ясно. Спасибо, у меня стало на одну фобию больше. Ну, а если серьёзно: что-то нужно или.? — Мы уезжаем. — Что? — Мы сейчас уезжаем. Собирайся. — Уэнсдей, третий час ночи. — Я вижу. Парень ещё минуту глядит в безупречное фарфоровое лицо девы. Хотя. Замечает, что кончик носа и щёчки слегка, буквально чутка загорели. Это служило своего рода отрезвлением — напоминанием, что Уэнсдей не всевышнее существо, которое никогда не будет доступно, а человек, из плоти и крови. И несмотря на всю холодность оболочки — она горячая на ощупь и на вкус. Это сносит голову. Ксавье ловит себя на том, что засматривается. Гортанно кашлянув, он хрипло сказал: — Дай мне немного времени. Ясновидящая молча кивает и уходит, сохраняя идеальную осанку.***
Вдоль пустой дороги едет одинокая машина, оставляющая после себя целый тайфун пыли. Раздражающий датчик превышения скорости даёт о себе знать почти что каждые пять минут, но девушке до этого не было никакого дела. Аддамс сидела на водительском сидении, тихо слушала Вивальди «Времена года» и, время от времени, поглядывала в зеркало заднего вида, а конкретно — на заднее сиденье, где удобно расположился её уставший спутник. Солнечные лучи противно падали на лицо, Ксавье жмуриться и лениво поворачивается на бок, а затем на другой. Торп окончательно выбирается из царства Морфея в тот момент, когда машина начала тормозить. А когда дверь автомобиля открылась, а затем громко хлопнула, художник подорвался с места. Яркий свет врезался в глаза, словно намеревался ослепить, даже сквозь стены автомобиля. Толком не ориентируясь в пространстве, парень выбрался из машины. Ярко-синее, абсолютно безоблачное небо странно контрастировало с каменной сухой землей, что обдавала своим теплом. Зелёные глаза быстро нашли тёмный силуэт. И без особых причин Ксавье последовал к Уэнсдей. Он уже намеревался что-то сказать, как дыхание перехватило… В нескольких метрах от силуэта Аддамс, находилось огромное ущелье. Каньон. Сложно сказать, какой он был по размеру. Сложно сказать, какие чувства он вызывал. А ещё сложнее было подобрать подходящее сравнение. Лабиринтное ущелье внешне напоминало слоёный шоколадный торт, что разрезали под диагональю. Странно только, что под этой жарой шоколад не растаял. — Второй по размеру. — Нарушая тишину, отозвалась писательница. — Что? — Это Фиш-Ривер каньон. По некоторым сведениям — является вторым в мире по размеру. Раньше здесь протекала огромная река, но, как видишь, от неё осталось только слабое течение. — Глаза цвета ночи вглядываются в неразборчивую даль, сквозь чёрную оправу солнцезащитных очков. — Освежает воспоминания о детстве. — Вы с родителями ездили на Гранд Каньон? — Да. Один раз. Но это была лучшая поездка. — Уголки губ мечтательно приподнялись. — В тот день кузен Лампи скинулся с утёса. Торп медленно повернул голову, заглядывая в лицо Уэнсдей. Девушка, заметив реакцию парня, добавила: — Он был жутко надоедливый, но что ещё хуже — я ему нравилась. — Тогда можно. — Парень моментально расслабился. И они вместе еще какое-то время продолжали смотреть на величественное создание природы.***
Следующей их остановкой было весьма необычное место, хотя в контексте Африки — буквально любое место считается необычным. Изгои отправились в «Quiver Tree Forest» или же «Лес колчанных деревьев». — Это точно лес? — спросил юноша, изогнув брови и продолжая вести машину. — Лучше смотри на дорогу. — Пробубнила Аддамс, подчёркивая маркером что-то в карте. Под «Это точно лес?» имелась в виду местность, полностью усыпанная камнями, сухими кустами и странными по форме деревьями. Их было слишком мало, чтобы назвать это лесом, но слишком много, чтобы назвать это полем. Припарковавшись на стоянке, парень с удивлением заметил, что в парке они не одни. Помимо изгоев здесь также находились и другие туристы, что путешествовали на точно таких же машинах — все исключительно белые. Отсюда ответ на вопрос, почему Аддамс, вопреки своей любви, выбрала не чёрную машину. Белый отталкивает свет, а чёрный его притягивает, что в контексте африканской жары — противопоказано. Пока Торп был занят разглядыванием окружающего мира, ясновидящая забралась на машину. С учётом её роста — это выглядело весьма комично. — Mon cœur, что ты делаешь? — Пытаюсь разложить блямбу . — Тяжело дыша Уэнсдей забралась на крышу, снимая зелёный навес. — Каждый раз ты поражаешь меня всё больше. Никогда не думал, что ты знаешь маты. — Парень сложил руки на груди, наблюдая, как корёжится писательница — пытаясь высунуть лестницу. — Вместо того, чтобы трепаться в стороне и пускать неуместные словечки, лучше бы помог. — Помнится: каждый раз, когда я хотел тебе помочь, ты всегда отказывалась. К тому же, мне очень нравится этот вид со стороны. — Ксавье! — Ладно-ладно, иду. После долгой беготни вокруг машины, художник наконец-то понял. — Палатка? — Двухместная и безумно удобная. — Ответила девушка, доставая из сумки недавно купленное одеяло и подушки. — Почему нельзя было просто разложить на земле? К чему эта беготня? — Потому что мы в Африке, Ксавье. Тут спокойно себе гуляют слоны, которых явно не будет мучить совесть, если они кого-нибудь ненароком убьют. — То есть, ты слон? Ответом послужил многозначительный взгляд из-под лба. — Что ж, не знаю, как ты, а я очень голоден. Пойду что-нибудь состряпаю. — Парень без особого труда достал из багажника мешок с дровами и отнёс его к свободному мангалу. В этот момент, девушка ощутила вибрацию в кармане. Достав телефон, Аддамс обнаружила сообщение. Ведьма Как не вызвать подозрение, если поперхнулась святой водой? Уголок губ кольнул вверх. Но потом ясновидящая вспомнила об недавней находке в красной коробке. Ярость и жажда крови заполонили не только голову, но и пальцы.Марина. Какого чёрта?
О! Ты нашла мой подарок. И как тебе?) Даже сквозь буквы и эту отвратительную скобку, Уэнсдей ощущает эту гадкую ухмылку. Бесит.У тебя есть хотя бы намёк на совесть? Или ты на метле всё отбила?!
Котёнок, моя скромность моей пошлости не мешает. К тому же, я ведь для тебя стараюсь.Для меня?!
Ну, и для Ксавье, в том числе. В любом случае, будьте аккуратнее. Планета не выдержит ещё одного Аддамса, а Торпа-Аддамса — и подавно. — ¡Aquí está la perra! — Кто пишет? Плечи девы нечаянно подрагивают. Она быстро разворачивается на пятках, к стоящему прямо перед ней Торпу. — Марина. — Быстро отвечает Уэнсдей и прячет телефон за спину, при этом закидывая голову, чтобы заглянуть в лицо художнику. — Пишет, что добралась домой и спрашивает, как мы. — Ясно. — Его лицо продолжает изображать спокойствие, но она всей кожей чувствует его подозрение. Ксавье нависает над ней, словно гора над морем. Разница в росте чувствуется остро. Писательница практически ощущает, как циркулирует кровь в венах. Все звуки стихают. Есть только собственное дыхание и мысли. Она помнит эти ощущения. Ноги практически подкашиваются. До безумия странная реакция при таких обстоятельствах. — Я почти закончил. Пошли есть.***
Небо окрасилось в огненные оттенки. Деревья алое пускали тёмные тени на каменную землю. Прям-таки — кадр из фильма. Последние лучи жаркими пятнами падали на землю, отдавая свое последнее тепло. — Тебе не холодно? — к девушке подходит уже одетый в кофту Ксавье. — Нет. Не обращая внимания на её отрицательный ответ, парень всё равно укрывает колени Уэнсдей пледом. — Сколько закатов видел, но такого нигде не было. — Почему? Пока юноша разглядывал деревья, окутанные последним светом, на него не моргающим взглядом смотрела Аддамс. — Такое чувство, что здесь Солнце ближе всего к Земле. После сказанного художником, ясновидящая обратила своё внимание на столь повседневное явление, как закат. — И правда красиво. — Шепчет писательница, наблюдая, как небо окрашивается в тысячи оттенков красного. — Mon cœur. — Чёрные глаза тут же переводят своё внимание на Торпа. — Пошли спать.***
К тому моменту, как они разложились в палатке, солнце уже полностью ушло за горизонт. В тот момент, когда Аддамс стояла на лестнице и раскладывала подушки и одеяло в палатке на крыше автомобиля, к ней подошёл только вернувшийся с душа художник. — Уэнсдей. — Ксавье прикоснулся рукой к щиколотке девушки. Писательница вся вздрогнула. Дева полностью забралась на крышу автомобиля и прижала ноги к себе. — Ты чего? — Ничего. — Протараторила Аддамс. — С тобой что-то странное происходит. Больше, чем обычно. Уэнсдей отвела взгляд. Потому что каждый раз, когда она встречается с зеленью в глазах художника — она вспоминает подарок ведьмы. — Я закончила. Пойду в душ. Ты ложись, отдыхай. — Ясновидящая практически перелетает через лестницу, берет из машины полотенце, зубную щётку с пастой и уходит к душевым кабинам.***
На улице слышалось пение цикад, шуршание мелких животных и бесшумные шаги Уэнсдей. Оставив обувь на земле, дева не спеша поднялась по лестнице в палатку, где уже спокойно расположился Торп с фонариком и книгой. — Всё нормально? — Дралась с сурикатом за полотенце. Пока художник пытался побороть приступ смеха, писательница легла на правую сторону палатки, укрываясь одеялом и поправляя подушку. — И как прошёл бой? Ты одержала победу? — А ты сомневался? — Ни на секунду. Через какое-то время, изгои удобно устроились и приготовились ко сну. Шум улицы и дыхание убаюкивали. Но затем, тишину нарушил Ксавье. — Тебе понравился праздник? Удержав паузу в несколько секунд, дева ответила: — Да, очень. Спасибо тебе. — Мне? — Я предполагаю, что значительную роль в организации принимал ты, поэтому спасибо. Даже сквозь тьму этой ночи, девушка ощущает улыбку Ксавье. От этого становится легче. Веки тяжелеют, но сквозь пелену дева слышит его голос. — Уэнсдей. — М? — А что тебе подарила Марина? Вмиг всякий намёк на сон исчез. Аддамс тут же подрывается от матраса и садится. — Что? — Что тебе подарила Марина? — Почему ты спрашиваешь? — тараторит готка и вглядывается в тьму, пытаясь разглядеть в ней лицо юноши. — Просто, она писала. Спрашивала: понравился ли мне её подарок тебе. Довольно странная формулировка. Мозг писательницы был занят двумя вещами. Первое — проклинанием Марины всеми известными матами, что она знала, а второе — паническим придумыванием оправдания. — Ну, так что там? Поняв, что ничего путного в голову не придёт, Аддамс обречённо вздыхает, приложив руки к лицу. — Бельё. Такое чувство, что в мире воцарилась полная тишина, абсолютная. Это невероятно раздражало, до тряски. Странное чувство заполонило всё тело, не давая возможности сделать лишний вдох. И что ещё хуже — сквозь эту тишину она не может прочитать реакцию Ксавье. — Обычное или...? — Протяжно спрашивает художник таким голосом, что можно пускать заряды по телу. — Или! Это напоминает ей разговор, что был у неё с матерью в период пубертата. Хоть Уэнсдей держалась достойно и на её лица не промелькнула ни одна эмоция, но внутри… А теперь все эти эмоции умножились на два! Хочется спрятаться под одеяло, чтобы её никто не трогал и не видел. Пока девушку съедали её собственные тараканы, Ксавье медленно приподнялся и мягко прикоснулся к бледной кисти Аддамс. — Что ты сейчас чувствуешь? — тихо спрашивает парень, убирая упавшие на лицо пряди ей за ухо. — Глупо. Чувствую себя глупо. Словно надо мной поиздевались. — Мычит девушка в руку. — Хочешь избавиться от этого чувства раз и навсегда? Ясновидящая замирает. Она медленно отстраняет руку от лица и пытается в темноте вглядеться в лицо художника. — В какой коробке оно? Уэнсдей не видит, но чувствует, что лицо парня абсолютно спокойное. От этого становится чуток легче. — В красной. Не сказав больше ни слова, Торп тянет молнию палатки вверх и выходит на улицу. Писательница прислушивается ко всем звукам: к каждому шороху и дуновению ветерка. Слышит звон ключей, как открывается машина и захлопывается дверь. Юноша снова подходит к палатке, приоткрывает занавес, ставя коробку прямо перед девушкой. — Надень его. — Ксавье, это не… — То, что ты описала, — художник спокойно её перебил, — называется стыд. Причины его могут быть разные и это чувство вполне нормально для каждого человека. Но я не хочу, чтобы это было между нами, особенно по отношению ко мне. — Это с тобой не связано. — Отрицала девушка, вглядываясь в силуэт Торпа. — Тогда, почему ты с самого начала не сказала правду? И в этот момент шестерёнки в голове ясновидящей замерли. Ведь причину она и сама не знала. Это было даже унизительно. Стыд и Уэнсдей Аддамс в одном предложении. Позор. — Я тебя не заставляю, но… — Выйди. — Голос её прозвучал настойчиво и уверено. Настолько, что она и сама в это поверила. Вдох-выдох. Резкими движениями девушка потянулась к коробке. Разобравшись с упаковкой, она достала причину всех этих бедствий. Полупрозрачное кружево, чулки, пояс — это выглядело инопланетно. Не верится, что это могло быть предназначено ей. И даже сам факт, что она может носить такое, казался странным. Вдох-выдох. Присев на колени в дальнем углу, дева дрожащим голосом окликнула Торпа: — Заходи. Шторка палатки тут же отворилась. И факт, что всё это время Ксавье стоял буквально в шаге от неё, странно повлиял на её тело. Все мысли улетучились, стоило только Уэнсдей разглядеть в свете уличного фонаря его лицо. Становится душно, невыносимо душно. Ощущая дрожь в пальцах, дева наблюдает, как Торп забирается в палатку, застёгивая молнию за собой. Он садится напротив неё и смотрит таким взглядом, словно хочет присвоить себе. Уэнсдей сложно смотреть ему в лицо, в эти глаза. Но с другой стороны, ещё сложнее — это не смотреть на него. Ксавье протягивает руку — кончики пальцев прикасаются к её щеке, поглаживая контуры скул, челюсти и переходят на губы. Аддамс зачаровано приоткрывает их, позволяя его пальцам ощутить каждый миллиметр. Затем рука опускается вниз. Подбородок, шея, ключицы. Лёгкие не слушаются, в тот момент, когда пальцы пробегают по ложбинке между грудей. Тело не подчиняется, когда он переходит ниже, живот втягивается сам с собой. Но напряжённая ситуация буквально умножалась, с учётом беспрерывного зрительного контакта. Ксавье мягко отводит её руки с колен, освобождая обзор на бледные ножки в чулках, и словно специально водит по области, которая не прикрыта тканью. Уэнсдей сжимается, оставляет на ладонях следы от ногтей. Придушенный писк прозвучал, когда Торп прикоснулся к повязкам: натянул, а затем и вовсе одну вытащил из петли. Теперь ладонь художника уютно ощупывает бедро. — Mon cœur. — Его голос сипкий и пьяный, он наклоняется к ней так, что слышно дыхание другого. А затем губы соприкасаются, разгорячённые и холодные. Душно. Они — то нежные и кроткие, то неприличные во всех отношениях. — Mon cœur, можно? — зелёные глаза практически не видятся — зрачки неестественно расширенные. Взгляд его пускается ниже. Ксавье сглатывает. Уэнсдей чувствует себя так хорошо от осознания, какую власть она имеет над ним, что без лишних раздумий — руки тянутся назад и расстёгивают петли белья. Художник сам пробегает руками по её плечам, снимая лямки. Когда перед ним открылся вид на полуобнажённую Аддамс, мозг окончательно перестал думать. — Merde — промычал парень, сгибаясь и пряча лицо в ложбинке между грудями Уэнсдей. Он тянет руки, берёт ее за бёдра и усаживает к себе на колени. Руки девы бегают по его плечам, по шее, забираясь в волосы и обратно. Уэнсдей тяжело дышит каждый раз, когда Ксавье мягко прикусывает и бегло целует её грудь. В какой-то момент, рука его перебегает на внутреннюю часть бедра Аддамс, проникает в бельё, но, к разочарованию девы, ничего не делает. За что получает преждевременные полосы на спине. — Учись справляться сама. — Шепчет в шею, подталкивая её. — Бери то, что хочешь. Словно в тумане Уэнсдей начинает слабо двигать бёдрами, задавая собственный ритм: то медленно, то быстро. — Умница.***
Изгои встали непривычно рано. На улице до сих пор были сумерки, и от того хотелось спать ещё больше. Без особых объяснений, Ксавье накормил, а затем усадил на пассажирское сиденье Аддамс. И всё это время молча вёл машину. Вместе с тем, девушка просто боялась смотреть в его сторону. Ведь стоит только мельком глянуть на профиль Торпа, как она слышит у себя в голове вчерашние слова и шёпот. Потому мелодичная музыка и навигатор были единственным спасением. За всё пребывание в Намибии они встретили малое количество людей, однако, чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем больше видели машин. Что просто не могло не интриговать Уэнсдей. В один момент, они подъехали к целой очереди машин, где люди выходили из автомобилей, спускали шины, а затем снова залезали и ехали дальше. То же самое сделал и Ксавье. Аддамс не решалась промолвить и слово, отчасти боясь, что после вчерашнего голос охрип, а Торп и без того выглядел слишком довольным. Раздражает. Когда художник вернулся в машину, и они снова продолжили путь, до Уэнсдей дошло, почему люди выходили и спускали шины. Под ними не асфальт и даже не камни, а исключительно песок. Стоит только один раз остановиться, затормозить, как всё — застрянешь. Машина ходила ходуном, раскачивалась из стороны в сторону, писательница даже уже начала держаться за дверь и панель. А на лице Ксавье всё та же довольная лыба. Бесит до скрежета зубов. Когда они всё-таки остановились, парень впервые за всё утро посмотрел на Уэнсдей дольше, чем на несколько минут. — Пошли, посмотрим на магию. — Он улыбается и выскакивает из машины. Не успевает девушка опомниться, как дверь открывается и Торп буквально её вытаскивает. — Ксавье! Поставь меня на место немедленно ¡¿Qué diablos estás haciendo?! Пока писательница буянила, художник, как ни в чём не бывало нёс её в неизвестном направлении. В тот момент, когда он всё-таки поставил Уэнсдей на твёрдую поверхность, ясновидящая оглянулась и всевозможные претензии исчезли. Пустыня. Песок, на который только-только падает солнечный свет, загорается всеми возможными оттенками оранжевого и красного. Абсолютно ровные линии верхушек дюн, словно ненастоящие. И всё это буйство тёплых красок сочетается с абсолютно синим небом. Человек на фоне этих пирамид песка, что могли достигать до нескольких сотен метров, чувствовался абсолютно крошечным, как песчинка среди таких же миллиардов других. — Вот, как выглядит поверхность Марса. — Шепчет Ксавье, нависая над ухом Аддамс.