Шоколадные рыбки

- Никто никогда не замечает непривычное,- такую фразу мне когда–то сказал Доктор в нашу вторую встречу и я ему поверила на свою беду. Странница без имени отправилась в свой путь, а странник пошел своим. Я пожалела о своем решении, когда поняла, что из всех многочисленных любовников, которые были у меня на заре молодости, только у сумасшедшего из телефонной будки были такие же искры в глазах как у Аннук. Я заметила это чудовищное сходство уже тогда, когда летнее дитя только впервые потянуло ко мне свои маленькие ручонки. Именно тогда стало ясно, что я обязана вернуться в пыльное Большое Яблоко и найти Доктора, но всё мои поиски не увенчались успехом, а чем больше я пользовалась своей силой, тем злей и опасней ставился Черный Человек наше семейное проклятье. В конце концов, он заставил меня ставил меня собрать одну небольшую сумку на двоих и отправиться за океан, снова. Я уже пересекала Атлантику в неполные восемнадцать, и теперь для меня не было ровным счетом ничего удивительного в бескрайней морской глади на несколько дней ставшей с серым октябрьским небом единым целым. Отныне где бы я не видела мужчину в потертом твидовом пиджаке, то я бежала за ним, каждый раз ошибаясь, а потом.... Потом я просто перестала верить, что мне не приснился движущийся плачущий ангел. Я внушила себе успокоительную мысль, и когда для моей дочери пришло время задавать вопросы я честно ей ответила, что не знаю имени ее отца. Время бежало бежали и две ведьмы, преследуемые невидимым никому кроме нас двоих призраком. У нас с ней три тени на двоих. Черный Человек - он пригнал нас в маленький городок, который редкие на этом шоссе машины пролетают за полминуты. Ланскне-су-Танн. Малышка потянула меня за рукав оранжевого плаща и жалобным голосом произнесла тот самый вопрос, который стал очередным поворотом в моей судьбе, больше походящей на лоскутное пестрое одеяло, чем на приличный черно-белый клетчатый плед остальных жителей этого мира. Мы прибыли в этот город с праздничным конфетти и так же должны были и исчезнуть, время, которое нам отвел наш незримый страж исчислялось несколькими неделями. От Масленицы и до… до того момента, когда тень начнет грызть углы. Мы сняли маленькую кофейню, и раз за разом привлекали к себе немногочисленных горожан, одной из первых наших посетительниц стала Арманда Вуазен, пожилая эксцентричная женщина, так похожая на мою мать.Если говорить начистоту, то Аннук, когда вернулась из гостей потребовала, у меня показать затертую фотографию бабушки и с серьезным, таким совсем не должным быть свойственным шестилетней девочке, тоном сказала, что они с Жанной были на одно лицо… Все это было более чем странно, но спросить совета мне было не у кого до того момента как на площади перед церковью не появилась английская синяя полицейская будка, которая являлась ко мне во снах. Я видела все это сумасшествие через блестящий даже в пасмурную погоду аквамарин стеклянной витрины, заставленной до середины стеклянными вазами под колпаками, чье содержимое было плодом моего мастерства. Доктор вывалился из будки, внимательно осмотрелся, пробуравил пытливым взглядом полумрак моей шоколатье и, что-то очевидно решив про себя, двинулся прямо к входной двери. Не знаю: испугалась ли я больше, когда увидела движущуюся статую или когда поняла, что он может одним своим визитом разрушить мой мирок. - Здравствуйте, вы не могли бы мне подсказать… -вопрос определено застрял у него в горле, когда я перекинула полотенце и постаравшись взять себя в руки приветливо улыбнулась. - Да, конечно, доброе утро… Джон. -Освин? -Роше. - Ты…- он настороженно затих, растягивая последний звук. -Нет, не вдова. Сменила имя. Кофе? Рыбы, к сожалению, нет – только заварной крем. О таких визитах предупреждать надо, - я зачастила, развернулась на носках и поспешила заняться чашками, чтобы не выдавать ему свой испуг, но, думается мне, что он все равно читал меня как раскрытую книгу. Краем уха я слышала, что люди медленно расползались по площади, и по звуку шагов становилось понятно, что телефонную будку они не замечают, что нельзя было сказать о странном мужчине, устроившемся на высоком табурете за прилавком. Я кожей чувствовала, как их острые взгляды ныряют в витрину и застревают в помещении, как назойливые мухи в жаркий день. Впервые за долгое время я была рада, что моя малышка ходит в эту приходскую школу. Они с ним слишком похожи, чтобы этого никто не заметил. - Не откажусь, сколько времени прошло? Ты постарела… - он понял, что сморозил глупость и тут же исправился, забарабанив пальцами по столу, - В смысле выглядишь солидней. -Семь лет, думаю, что для тебя немного больше, но не мне судить. -Тебе честно или как? - Если ты скажешь ложь – я все равно не узнаю правды. Говори, что хочешь. -Двадцать шесть. -Ты не меняешься? – ложка стукнулась о край турки и звон, похожий на звук камертона, застыл в воздухе. -Я не старею. - И сколько тебе? -Тысяча двести сорок два, если переводить в земное летоисчисление. Вместо ответа я удивленно крякнула, потому что в этот самый момент порог кофейни пересек отец Франциск, следовавший за Аннук в неизменном голубом макинтоше и огромных резиновых сапогах, купленных на вырост. - Мам, мам, кюре хочет с тобой поговорить…- с этой именно фразы я поняла, что глубоко влипла, потому что священник переводил взгляд с меня на Доктора, с Доктора на Анук и так по замкнутому кругу. - Тебе вовсе не стоило говорить, что ты отец Аннук, мог бы сказать, что ты мой брат. - Да ладно тебе, Освин, я просто сказал пастеру, что он хотел услышать. Он же похож на консервную банку – куча предрассудков! – Доктор в темноте щелкнул меня по носу. Однако, руку от лица он не убрал, и то, что я ее не сбросила было очередной моей ошибкой. - Она смотрит на мир твоими глазами, - прошептала я в темноту, будучи уверена, что он крепко спит, уткнувшись носом в подушку, но Доктор не спал. - Это невозможно…Наши виды – они не должны скрещиваться… Если только… Я вернусь через минуту. И он отбросил край одеяла и в невероятной спешке стал поднимать с пола свою часть одежды. Я слышала, что он чуть не навернулся с лестницы, как загремел кастрюлями на кухне, как хлопнул дверцей шкафчика, утаскивая пару печений с мармеладками. А потом - как со странным звуком он покинул Ланскне-су-Танн. Но он не вернулся ни через минуту, ни через день, ни через месяц. Арманда умерла и ее последними словами, как мне передали, были те самые загадочные: «Беги, умник, и помни», пожар, начавшийся как-то под утро, списали на прибывших по реке на следующий день за Доктором цыган, с которыми я даже успела подружиться. Черный человек ухмылялся, тянул ко мне свои липкие пальцы, и я прижимала к себе свою малышку, с каждой новой строчкой напевая все громче старую французскую колыбельную: « V'là l'bon vent, v'là l'joli vent»,- все-таки надеясь, что в этот раз ветер улетит без нас, но этого не случилось. А я уже знала, что у меня под сердцем хранится очередной секрет странника.