Второй

Госпожа Шенди мастерски разнообразила свой внешний облик, меняя форму серёг. Альберт уже видел квадратные, треугольные, в форме колец, а сегодня были прямоугольные. И ещё сегодня был день юбки: она исправно чередовалась с брюками через раз. Поприветствовав класс, преподавательница огорошила их новостью: — Друзья, у нас сегодня заключительный урок по простой телепатии... — Как заключительный? — Он же только второй! — Мы только начали! Позволив студентам выплеснуть эмоции — первый урок телепатии всех неслабо впечатлил, — Шенди развела руками: — Небольшая корректировка программы. Раньше перейдём к одностороннему ментальному воздействию. В любом случае, на пятом курсе вас ждёт ещё много часов сложной телепатии, так что без практики вы не останетесь. Хотя практиковаться вам ничто не мешает и в свободное время, правда? — хитро улыбнулась она. — Ну а пока у нас есть ещё один урок, давайте вспомним основы. Альберт вздохнул: было бы что вспоминать. Его не меньше, чем других, влекла возможность мысленно общаться на расстоянии — единственное применение магии разума, которое его не пугало и даже казалось очень полезным. Но вот результат обескураживал. Легко было только Марте. Зато и свои образы она посылала так умело, что их мог считать почти любой. Кроме Леофа — этот отличался в другую сторону. Он единственный не справился даже с подготовительными упражнениями на визуализацию эфира, возмущался, что не понимает, что вообще такое этот эфир и как его отличить от воздуха. Альберт отличал, но этим его превосходство практически исчерпывалось. На прошлом занятии они учились передавать статичные образы. Это могла быть картинка, эмоция, слово — кому что проще. Отрабатывая технику в парах с одноклассниками, Альберт несколько раз видел всплывающие в голове изображения, но сложность была в том, чтобы понять, действительно ли эти образы ему хотел передать партнёр или Альберт выдумывал их сам. Например, он пытался увидеть, о чём думает Ве, и вдруг у него перед глазами возник капающий кран. Ве, услышав это, пришёл в возбуждение, потому что, как выяснилось, он изо всех сил мечтал о том, чтобы урок преобразований отменили. По его мнению, связь с краном тут была прямая и очевидная, в чём он принялся горячо убеждать Альберта, но у того никак не получалось радоваться таким сомнительным успехам. Сегодня первым его партнёром оказалась Марта. По заданию, как и в прошлый раз, она сосредоточенно думала о чём-то, вызывающем у неё сильный эмоциональный отклик, а Альберт должен был уловить образ. Он глубоко вдохнул и сконцентрировался, чтобы увидеть краем глаза мерцающие золотом песчинки — считалось, что именно так проще всего визуализировать эфир. Мерцание протянулось от него к Марте, окружая её переливающимся облаком, отчего её светло-рыжие волосы стали золотистыми, почти как у... Он поспешно одёрнул свернувшие не туда мысли и вдруг почувствовал густой запах вишни. Дурманящая сладость пробиралась в самое сердце, заставляя слёзы выступить на глазах. Он зажмурился, отгоняя наваждение, но аромат никуда не делся. Так это Марта думает о вишне? У него получилось? Он открыл рот, чтобы озвучить свою догадку... А что если это не её мысли, а его? Марта напоминает ему о вишнёвом запахе? Или — не Марта? Он запутался, разозлился на себя и покраснел, наверное, как та самая вишня. Марта едва сдерживала улыбку, а глаза её смеялись. Он ведь для неё как открытая книга, а ментальные блоки они ещё не изучали! Ох, вот уж точно скорее бы... — Как у вас дела? К ним подошла госпожа Шенди, проверявшая всех по очереди. — Замечательно, — лучисто улыбнулась Марта. — Альберт здорово справляется! Он продолжал молча краснеть. — А у вас как? — Шенди повернулась к стоящим рядом с ними Бренги и Леофу. Друзья только что поменялись ролями, и Леоф, приняв исполненную пафоса позу и закрыв глаза, изрёк: — Мм, я чувствую запах... — он потянул носом. — Запах выпечки... булок — сдобных булок... Вижу юную деву с кудрями чернее ночи... — Он нахмурился, по-прежнему не открывая глаз. — А это что, картошка с мясом? Пузырь морошковой бормотухи... Картошка... Не могу понять, — он потёр висок, — как связаны булки и юная дева... — Так, всё, остановись! — испуганно прикрикнул на него Бренги. — Этого больше чем достаточно! Ты что, правда это всё увидел? Леоф покосился на преподавательницу, которая стояла, скрестив руки на груди и улыбаясь одними губами. — Издеваешься? Ты мне плешь проел с этой дочкой пекаря. А остальное — боже, Брен, как будто я тебя не знаю. — Между прочим, — заметила Шенди, — близкая эмоциональная связь в самом деле значительно облегчает телепатию. — Ну разумеется, — с серьёзным видом поддакнул Леоф. — Не мог же я просто угадать. А когда Шенди отошла к следующей паре, пробурчал: — Не верится, что за это до сих пор не сжигают на костре. — А ещё цивилизованное общество! — поддержал Бренги. Альберт старался не быть таким категоричным, по крайней мере, пока у него ещё оставалась надежда научиться телепатии. Но вот с остальными ментальными техниками он бы тоже предпочёл никогда не сталкиваться. Урок боевой магии начался ещё более необычно — Дженкинс впервые вышел из-за кафедры и шагнул внутрь прямоугольной площадки. Вид при этом у него был такой скорбно-суровый, как будто он собирался объявить им какую-то ужасную новость, например, что он принял тяжёлое решение уволиться или что госпожа Сорхе лично будет его наказывать за неудовлетворительное усвоение студентами его предмета. Но он сказал: — Хостин. Альберт непонимающе посмотрел на Томара. Тот немного неуклюже поднялся со стула, явно тоже не зная, чего ждать. Дженкинс взглядом указал на середину класса. Пока Томар выходил, учитель снизошёл до неохотного пояснения: — Проверка успеваемости. Альберт непроизвольно сглотнул, отчего-то занервничав. — Всё, что помнишь. Атаки, защиты, с любой стихией или без. Начинай. Ещё ни на одном занятии им не предлагали применять магию против учителя. Тем более, этого преподавателя до сих пор считали низшим магом. Не все — студенты регулярно об этом спорили, хотя одно было точно: ни за те два месяца, что Дженкинс преподавал боевую магию, ни за предыдущие три года никто ни разу не видел, чтобы он использовал магию, хоть какую-нибудь. На боевой магии он только объяснял, что делать, а практиковались ученики в парах. Но некоторые всё же полагали, что директор не мог отдать свой любимый предмет тому, кто в нём не разбирается. Дженкинс, в принципе, тянул на разбирающегося, хоть и не с кем было сравнить. Кое-кто возражал, что боевую магию до сих пор преподают исключительно по старой памяти, а в жизни она никому не нужна, поэтому вполне вероятно, что курс спихнули самому незагруженному учителю. Альберт в спорах не участвовал, но всей душой болел за то, чтобы историк оказался просто историком, без стихийного дара и боевого опыта. Верил ли он на самом деле в такую возможность? Сегодня это стало неважно. Томар бросил пробный снежок. Учитель шевельнул рукой, в полуметре от него пространство на миг исказилось, как бы пошло рябью. Отразил. Томар выпустил ещё один снежок и с секундной задержкой — следующий, целясь в максимально удалённые друг от друга точки — в голову и ноги. То же движение рукой, еле уловимое колебание воздуха. После этого Томар как будто поверил, что можно атаковать всерьёз. Он запустил ещё пару снежков, а потом стал экспериментировать с формой, осыпая учителя непрерывным градом атак. Не все из них Альберт успевал заметить и опознать, но понял, что сначала Томар изменял форму потока чистой энергии, в основном заостряя его — пространство на границе щита колебалось с меньшей амплитудой, — а потом обратился к своей стихии. Вода во второй купели бурлила и плескалась. Томар, хорошо зная свои возможности, не надеялся пробить щит одним сильным ударом и сделал ставку на непрерывность атак, хаотично выбирая цель с расчётом, что однажды щит не успеет появиться в нужном месте. Он взмахивал то одной рукой, то сразу двумя, иногда помогая себе всем корпусом, шагал то назад, то вперёд, то бросался в сторону. Водные атаки было легче увидеть — свет отражался в длинном клинке, выброшенном из кончиков пальцев, как продолжение руки, в десятке мелких снарядов, похожих на сосульки, только из не застывшей воды. Но даже когда заклинание оставалось незримым, из каждого движения исходила сила. Отчасти, конечно, потому что Томар не отличался большим запасом энергии и, чтобы его атаки имели эффект, ему приходилось в каждую вкладываться со всей возможной отдачей, выбрасывая всё без остатка, порой помогая себе даже физической силой. Но вряд ли кто-то, кроме Альберта, об этом думал. Дышащие энергией атаки Томара вызывали восхищение — сродни восхищению буйством летней грозы — и ещё что-то, похожее на зависть. Хотя Альберт знал, что его собственный стихийный дар не уступал дару одноклассника. Только он был противоположностью Томара и, окажись сейчас на его месте, всё делал бы по-другому, полагаясь на сокрушительную силу и избегая заклинаний, требующих высокой точности. Было бы это так же красиво? Возможно. А более эффективно? Тут Альберт был в растерянности. Все до единой атаки Томара бесследно гасли, коснувшись щита. Почему? И в чём вообще смысл такого задания? Наконец Томар остановился. Чуть раньше, чем всем стало бы заметно, что он устал. Без предупреждения учитель коротко взмахнул рукой. Совсем не так, как Томар. Не меняя позы, не меняя даже своего отсутствующего выражения лица, как будто смахнул пыль со стола. От напряжённых рук Томара разошлись круги по водному щиту. Дженкинс повторил атаку: тем же движением, в то же место — центр корпуса. Щит снова пошёл рябью, более крупной. Альберту показалось, что на лице Томара появилось беспокойство. На третий раз Дженкинс сделал короткий замах. Раздался всплеск. Томар громко охнул и согнулся пополам, отступив на два шага назад. Дженкинс не продолжал, стоял и смотрел с каким-то сложным выражением лица, как его противник пытается вздохнуть. — Что я сделал не так? — просипел Томар, силясь разогнуться. — Я же поставил щит... — Слишком слабый. Томар вскинул голову: — Какой могу! — Он с трудом втянул носом воздух, после чего смог немного распрямиться, всё ещё прижимая руку к солнечному сплетению. В голосе звенела обида. — Я знаю свою проблему, знаю, что у меня мало энергии. И компенсирую это точечными атаками. Мы же это учим на теории — как учитывать свои слабые и сильные стороны. Я учитываю. — А со щитом что? Томар непонимающе пожал плечами: — Мне просто не хватило силы его удержать. — Значит, нужно больше силы, — заключил Дженкинс и занёс руку для нового удара, но вмешался Ян. — Не может быть, — категорично заявил он, — чтобы сила решала всё. А как же интеллект? Стратегия, непредсказуемость? — О, конечно, — согласился Дженкинс, глядя не на Яна, а на Томара. — Томар может уклоняться телепортацией на малые расстояния. Оказаться у меня за спиной. Атаковать водой сразу со всех сторон, а не только от источника. Или нет, — он издевательски прищурился, — ты не можешь. Значит, ставь щит. Томар успел только выставить руки перед собой. Сила удара согнула их в локтях, а скрещенные кисти с глухим стуком ударили его в лоб, откинув голову и заставив отступить назад в попытке сохранить равновесие. Учитель выждал несколько секунд и ударил снова. На этот раз Томар успел. Щит по-прежнему был невидимый, но Альберт чувствовал энергию, которую Томар не просто собрал перед собой, а с яростью бросил вперёд, создавая встречный поток. Если бы они с этого начали, у него бы точно получилось. Но после стольких стихийных атак и пропущенных ударов ни у кого не хватило бы сил... Его отбросило назад. Альберт уже представил, как он налетает спиной на купель с огнём, но в этот момент вспыхнул латунный цилиндр в полу, и Томар врезался в невидимую стену. Преграда оттолкнула его обратно, он сделал пару шагов вперёд и упёрся ладонями в колени, дыша с видимым трудом. Дженкинс отвёл руку для нового удара. — Хватит! — почти прорычал Томар сквозь зубы. Альберт хорошо представлял, как тяжело ему далось это слово. — Я понял. — Что понял? — Что я ничего не могу. — Водные стрелы были ничего. Томар не нашёлся, что ответить на эту похвалу. Дженкинс отвернулся и прошёл за кафедру. — По понедельникам теперь дополнительные тренировки. Посещение обязательно. На экзамене практическое задание будет из двух частей. Поединок между двумя студентами и противодействие студент — артефакт. Артефакт будет настроен на одно атакующее и одно защитное заклинание. Уровень силы — средний. Это такой, как я сейчас показал. Надо объяснять зачем? — Да нет, всё понятно, — прервал Бренги воцарившееся было молчание. — Чтобы комиссия могла в своё удовольствие поохать, какой хреновый в наше время пошёл студент — даже до среднего уровня не дотягивает. Дженкинс только на секунду посмотрел на него, а затем равнодушно отвёл взгляд. — Рад, что всё понятно. Считайте, что сегодня был сокращённый урок, все свободны. — Что это вы в такую рань уже празднуете? — весело спросила госпожа Кюне, расставляя на столе запотевшие кружки с пивом. Кабатчица пользовалась уважением всех студентов в том числе потому, что никогда не позволяла себе нравоучений и исправно подавала всю заказанную выпивку, так что её вопрос был исключительно проявлением дружелюбия. — Помилуйте, госпожа Кюне! — с чувством воскликнул Бренги. — Какое там празднуем, сугубо в терапевтических целях! Не так уж он и лукавил. Томар отказался нести в лазарет свою шишку на лбу, но руки у него так дрожали, что идти на иллюзии не было никакого смысла. Ян и Ве не могли оставить товарища в беде, Бренги и Леоф не хотели идти на урок, который другие прогуливают, а Альберт устал быть белой вороной, поэтому вся мужская половина класса вместо третьего урока отправилась в «Лось форштевня». Женская половина перестала к ним присоединяться после того, как прошлой весной Ве бурно расстался с Уной и отказывался находиться с ней в одной компании. Но сейчас это было к лучшему: за прогул им влетит не так сильно, как за срыв урока, если бы не явился сразу весь класс. Кабак в середине дня пустовал. Ветер посвистывал в оконной раме, но внутри было тепло, горел камин, с кухни доносилось обычное громыхание, шкворчание и шипение. Альберт то и дело поглядывал на Томара, который молчал с тех самых пор, как они вышли из замка. Остальные по пути до острова вяло перебрасывались комментариями о погоде, но теперь и эти разговоры сошли на нет. Альберту хотелось как-то поддержать Томара, приободрить — но он боялся ещё сильнее задеть явно растоптанное сегодня самолюбие отличника. Госпожа Кюне вернулась с блюдом поджаренных колбасок, а как только она снова отошла, Бренги торжественно извлёк из кармана плоскую жестяную флягу и повысил градус разлитого по кружкам пива. Альберт с любопытством отхлебнул облагороженный напиток. Он был ледяным, но секунду спустя согрел так, как если бы Альберт укутался в меховое одеяло, только изнутри. И он решился. — У тебя впечатляющий арсенал атак, — сказал он Томару, стараясь выдержать нейтральную интонацию с едва уловимой ноткой одобрения. — Да, — тут же включился Ве, — но я ждал, что ты ему наваляешь, Томар, что за дела? — Ну, я пытался... — Да ладно, он что, правда сильнее тебя? — Нет, я специально решил получить в лоб и под дых, чтобы вас повеселить, — начал злиться Томар. — Я бы посмотрел, как бы у Альберта пошло дело, — сказал Ян. — Я думаю, — Альберт попытался скрыть смущение, — теперь с этими дополнительными тренировками нам всем по очереди это предстоит. — Не-не-не, я не согласен! — заволновался Леоф. — Пусть каждый желающий заключает договор на мордобитие, а то меня при поступлении ни о чём таком не спрашивали! — Мне кажется, тебе не о чем беспокоиться, — произнёс Бренги, которого Альберт ещё не видел таким недовольным, как сегодня. — По-моему, ему было приятно унизить именно Томара, чтобы показать, что даже лучшие студенты ни на что не годятся. — Вообще-то, — заметил Ян, почесав нос, — если сегодня он действительно показал усреднённую силу атаки, то это то, с чего стоило начинать. А то получается, что до сих пор мы учились применять щиты, которые не защищают, и атаки, которые не пробивают щиты... — Погоди, — припомнил Альберт, — а разве не ты говорил, что боевая магия вообще никому не нужна? — Нет смысла отрицать, — не дал сбить себя с толку Ян, — что область применения боевой магии, мягко говоря, очень ограниченна. И большинству магов не придётся её использовать, может быть, никогда в жизни. Но уж если всё-таки придётся, то тогда в полную силу, а не как получится. — Я согласен, — кивнул Томар. — Это было позорно, но лучше как можно раньше узнать свой предел, чтобы когда-нибудь его преодолеть. — А что это вообще за «средний» уровень, — скептически скривился Бренги, — кто его определяет? Ян пожал плечами: — Статистически как-нибудь... — Ты ещё не достаточно много раз услышал, что магия вырождается, каждый первый курс хуже предыдущего и если мы такие бездарные, то на следующий год, видимо, придётся набирать низших? Тогда, по-хорошему, средний уровень должен понижаться каждый год — но я подозреваю, что нам продолжают навязывать устаревшие мерки. — Погодите, — осенило Ве, — если маги слабеют, значит, никого сильнее нас всё равно уже не будет? Зачем тогда становиться ещё сильнее, чтобы одолеть кого? Да ещё в самое мирное время за всю историю. — Ну, знаешь, всякое возможно, — пробормотал Леоф. — Раскол Ковена был, можно сказать, недавно, и поверь, там была жуткая бойня. — Ковен — другое дело, они сами по себе, и разборки у них были чисто внутрисемейные. Я говорю про весь остальной мир — города и деревни, где обычной жизнью живут высшие и низшие. Там все, кто младше нас, будут слабее нас, независимо от того, как мы сдадим экзамены, правильно? Остаются, конечно, ещё те, кто старше, но я не представляю, чтобы кто-то вроде Макдуфа пошёл мочить мирное население. Альберт, вопреки обыкновению слушать молча, не удержался: — А что, по-твоему, было в пятьдесят девятом? — А что в пятьдесят девятом? Это вообще не про магию, чисто произвол. Власти считай что нет, половина Ковена перебита, с половиной непонятно, что дальше. Делай что хочешь — хватай оружие, грабь деревни, и для этого не надо быть крутым магом. Если бы в каждом селе держали хотя бы одного высшего, все разбойники обломались бы... — Это не были разбойники, — сказал Альберт. — Ну пусть не разбойники, пусть сектанты, хотя по мне так это бабские сплетни... — Это были не разбойники и не сектанты, а высшие маги. — Кто тебе это сказал? — заинтересовался Леоф. Альберт сразу стушевался. Выпитое развязало язык ровно настолько, чтобы поправить однокурсника в его заблуждении, но не больше. О том, что точку зрения, которая сильно разнится с общепринятой, придётся как-то объяснять, он не подумал. — Не помню, где-то услышал, — бросил он, торопливо делая ещё глоток, чтобы кружкой отгородиться от неудобного вопроса. Но Ян уже буравил его проницательными чёрными глазами. — А напомни, — прищурился он, — ты откуда? Что-то вылетело из головы. — Из Сухого Ручья. Я же почему каждое лето там помогаю — сам рад навестить госпожу Инген, малышню повидать... — Это я помню, Сухой Ручей, сиротский приют, под который отдали небольшую усадьбу между Ваной и Лихлинном. А где ты родился? — Как раз в Лихлинне. Это и правда недалеко... — В Лихлинне? — недоверчиво переспросил Томар. — Ты жил в Лихлинне в пятьдесят девятом? Когда напали разбойники? — Это были не разбойники, — закатил глаза Альберт. — Боже, ты не рассказывал! Там же всех убили! — Как же ты уцелел? Альберт не придумал ничего более содержательного, чем развести руками. Так сразу и не расскажешь. — Хмеля сказителю! — воскликнул уловивший его колебания Бренги и пододвинул к Альберту одну из пока нетронутых кружек в центре стола, в которую тут же подлил своего чудо-зелья. — Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — заметил Томар, строго глянув на Бренги, пока Альберт, возведённый в ранг сказителя, пил и собирался с духом. — Да он хочет, разве не видно! — Это же, в сущности, историческое событие, — поддержал Ян, — об этом слышал каждый в Иннсдерре, а мы только теперь узнаём, что наш однокурсник там был? — Ну же, рассказывай, — потребовал Ве, — ты там всем навалял своим ураганным ветром? — Ну скажешь тоже, — сконфузился Альберт. — Я до приюта вообще не учился магии, мог только всё ломать. Но, кстати, это мне как раз помогло. — Говори уже! — взвыл Бренги. — Ну... — Альберт почесал за ухом, собираясь с мыслями. Ему было приятно оказаться в центре внимания и заинтересовать всех своей историей, но знал бы он заранее, так хоть порепетировал бы! — За то, что я случайно смёл посуду со стола, тётка отправила меня посидеть в сарае, она каждый раз так делала. Там я и был, когда снаружи поднялась суматоха. Окон-то в сарае не было, только слышно, как все бегали, кричали, дымом потянуло. Я решил, что пожар. В общем, отчасти так оно и было. А дыма всё больше, и я понял, что мой сарай тоже горит, — а я в нём заперт! Я, само собой, запаниковал, стал пытаться вышибить дверь. И тут рухнула крыша, я только голову руками прикрыл, больше всё равно ничего не смог бы сделать. Стою и вдруг понимаю, что ничего на меня не падает, да ещё и дышать стало легче. Оказалось, я стою посреди обломков сарая, всё, конечно, в дыму, но я на воле, цел и невредим. — И что это значит? — спросил Ян. — Ты непроизвольно защитился воздухом от падающей крыши? — Да, похоже на то. Когда я взмахнул руками, получилось, что я случайно задействовал воздушный поток, он разметал падающие доски и всё остальное. — Это очень круто для того, кто ничему не учился, — серьёзно сказал Томар. — Так и что было, когда ты оказался на улице? — спросил Бренги. — Дал дёру? — Я-то дал, — Альберт невесело усмехнулся. — Но меня заметили и поймали. Незабываемое ощущение полёта, когда тебя волокут по воздуху, а потом подвешивают в трёх метрах над землёй. И я вам точно говорю, что никакие разбойники такой магией не владеют. И, кстати, некоторые из них были в белой одежде. — Ну, кто угодно может вырядиться в белое, — всё ещё не уступал Ве. — Хочешь, я в простыню замотаюсь? — А сможешь потом меня несколько минут в воздухе удерживать? — Ну... — Ве посмотрел на него, как будто мысленно взвешивая. — Несколько — не знаю... Допустим, я и не смогу, но ты меня наверняка смог бы. — То есть, это были как минимум стихийные маги. — Как скажешь, — сдался Ве, — стихийные так стихийные. — А яма там была? — спросил Леоф. — Какая яма? — не понял Томар. — Мой отец говорит, что те, кто разорял деревни в пятьдесят девятом, убивали жителей не как попало, а сначала согнав всех в одну большую яму. Это вроде бы неофициальная информация, но все и так знают, потому и говорят про сектантов. — Он снова вопросительно посмотрел на Альберта. — Да, яма была. С огнём. Туда меня и хотели бросить. — С магическим огнём? — уточнил Ве. — Надо думать, не лупой разжигали. — И всех остальных жителей там сожгли? — Ага. Томар не дал затянуться траурной паузе: — Так как ты в итоге сбежал? — Как в сказке, — Альберт покачал головой, как будто сам не мог поверить в своё чудесное избавление. — Просто, пока я болтался в воздухе, вдруг появились ещё двое высших и спасли меня. — Да уж, феноменальное везение, — оценил Бренги. — И кто это был? — продолжил допрос Леоф. — И как они так вовремя там оказались? — Да я понятия не имею. Мне показалось, что они не впервые увиделись — те, кто напал на Лихлинн, и те, кто меня спас. Может, у них там встреча была назначена. Ну а мне действительно просто повезло. — Это кто-то из Ковена? — Нет, — уверенно возразил Альберт. — Хотя тогда я имел о Ковене очень туманное представление, но теперь-то знаю, кто в нём есть. Никого хоть немного похожего на магов в Лихлинне. Ну то есть... — он оборвал себя, запутавшись в разных фрагментах собственной истории: тех, которыми хотел поделиться, и тех, которые упоминать не собирался. — Что «то есть»? — не дал ему шанса Ян. Альберт понял, что если продолжит мяться, то его вообще заподозрят во вранье, и, зажмурившись, выдохнул: — Вообще-то, под конец там ещё появилась Кристина Лин. Хотя тогда она, конечно, ещё не была в Ковене. — Ооо, ты видел Кристину Лин! — Это же как увидеть богиню! — Она и в жизни такая красивая? — Ты с ней разговаривал? — Немного... — Он с ней разговаривал! То есть, вы знакомы? Вы общаетесь? — Да нет же, нет. Она спросила, как меня зовут, из Лихлинна ли я, есть ли у меня где-нибудь родственники, а когда я сказал, что нет, отвела в приют. И сказала обязательно пойти в школу — она почувствовала мой дар. — А у неё правда такой голос? — Да, — Альберт улыбнулся, вспоминая. — Как... как будто звенят на ветру не успевшие опасть листья, скованные внезапным морозом... — Боже, Альберт, как ты мог никогда нам об этом не рассказывать? — Мы ему мало наливали... — Да он вообще редко с нами пьёт. Кстати, почему? Альберт совсем уже не знал, что ему делать со свалившимся на него вниманием, и только слабо отпирался: — Да просто... мне казалось, что у вас своя компания, зачем навязываться... — Да брось, нас всего шестеро парней на курсе, как тут ещё на компании делиться? — Мы тебя зовём посидеть с нами, но не уговариваем, потому что у тебя обычно такой вид, как будто тебе наше презренное общество даром не сдалось. — Что? — не поверил Альберт. — Правда? Нет, я никогда такого не думал! — Ну вот и хорошо, что мы всё выяснили, — подытожил Бренги. — У меня осталось больше половины фляги, нам нужно взять ещё пива.