Извозчик душ

Дело близилось к финалу. Несколько часов до спецоперации. Анька одевалась в моей квартире, мы ещё раз приняли по красной таблетке перед финальным сражением. В этот раз всё обошлось без мучительных образов о той девушки из жизни. – Скоро всё закончится? – риторически спросила она. – Наверное. Мы атакуем их базу, куда они отправили основную часть своих войск, – я затягиваю галстук. – Либо они нас, либо мы их. – Вот и вся война, которая всколыхнула наш мир? – Вот и вся, – соглашаюсь я. Жуткий пёс Рекс доверчиво боднул мордой меня в бедро. – Видела, как мы крошим им черепа в костюме Хантеров? У нас неимоверная сила, они капитулируют. У них практически нет шансов. Когда Смерь лично взялся за этот вопрос, весь бунт теперь кажется игрушечным. – Если только у них не будет козыря в рукаве… – Анька мрачно одёрнула рукав пиджака, прикрыв запястье, на котором едва заметны были шрамы от порезов. След одной неудачной попытки самоубийства, который остался у неё даже после смерти. У этой голубоглазой красотки под оболочкой миловидного лица и наивной улыбки, скрывалась тяжёлая ушедшая жизнь и целая цистерна храбрости. Наверное, поэтому она вместе со мной стала Хантером… Она обожала скорость, мчаться по ночной трассе в никуда, а затем под утро нестись домой... Когда от алкоголя тоска лишь усиливалась, она перешла на наркотики, и вскоре поняла, что они испепеляют её тело и разум, превращая жизнь в ещё больший ад. Усиливалась зависимость, начинались ломки, из-за которой бездна её боли становилась всё шире, всё необъятней, засасывая в себя всё больше её личности. Тогда она решилась на омерзительную процедуру кодирования и слезла с веществ. Легче не стало… Но теперь она нашла отдушину, единственный способ успокоиться этими полными боли вечерами. Скорость. Когда пробки на улицах стихали, а столица, словно ёлка, зажигалась иллюминациями в центре, инсталляциями на Тверской, она вставала с холодной двуспальной постели. Как это символично. Двуспальная. В самом названии уже было мучительное напоминание о том, что рядом с ней лежал кто-то ещё. Кто-то, кто легонько целовал её в губы перед сном и ритуально поглаживал по волосам, прежде, чем она засыпала на его груди, чувствуя биение его спокойного и сдержанного сердца. Это из-за него она с отлитыми из боли глазами (красивые голубые стекляшки, смазанные дождями слёз) вновь и вновь садилась за руль. Вырываясь из города на опустевшую трассу в неизвестном направлении, она словно ненадолго вырывалась из себя. Из той скорлупы, внутри которой она, согнувшись, истекала кровью своей души. Она становилась собой, свободной, когда стрелка на спидометре её «Ауди ТТ» стремилась за двести километров в час. Она прекрасно понимала, что может разбиться, но эта скорость под крылом, эта близость смерти действовала на неё умиротворяюще. Именно в этот момент её душу словно освобождали, и она жила. Жила, словно подбитая птица, несущаяся к земле. Вот и сейчас, она была за рулём своего спорткара, который смогла купить, став профессиональным дизайнером. Её работа тоже была последствием той страшной депрессии, когда она пыталась уйти от мыслей в рисовании. Очень много рисуя, стачивая карандаши в пыль и измазывая полотна в краски. Руки на руле. Из-под рукава торчит запястье левой, изрезанная сеткой шрамов. Она также свободно ощущала себя, когда легла в ванной и усилием воли сделала это. С наслаждением и чувством покоя, будто плюхнулась на кровать после тяжёлого дня, она ощущала, как жизнь алыми струйками утекает из неё, а затем наступил сон, блаженный сон, в конце которого она снова хотела проснуться в объятиях любимого… Но подруга, с которой она вместе снимала квартиру, вернулась раньше, чем Анна предполагала. Это она вызвала скорую, и, уже лёжа в палате, обессиленная и с перевязанной рукой, Аня исповедовалась соседке по палате. – Он погиб из-за меня, – произносила она, заливаясь слезами и засыпая. Больше ни на что сил не оставалось. Он погиб не совсем из-за неё, он погиб из-за того раненного озлобленного зверёнка, что поселили в ней ещё с детства. Отец, бывший вояка, вернувшийся с войны, из тех, кого война превратила в инструмент для кромсания чужих жизней, не смог до конца вернуться из зоны боевых действий. Здесь он продолжал бой, но уже с семьёй, не стесняясь в выражениях и средствах. Больше всего страдала девочка, которую избивали за малейший проступок или косой взгляд в сторону отца, когда он заливался дешёвой водкой на кухне. С самого детства она была запугана, и, ходя в школу, спрятав глаза под чёлкой, прятала не только себя, но и многочисленные побои. Мать безмолвствовала. Поначалу. Отец сломал её волю первой, превратив в безропотное существо, потакающее любым его поступкам. Долгие годы мать молчала и пыталась не видеть того, что творит отец, включая телевизор погромче, дабы не слышать её криков, а затем она выбрала путь проще: встала на сторону насильника и также начинала срывать злость на дочери. Аня терпела. Долго. Тая в себе обиду и ненависть, она уже тогда задумывалась о самоубийстве, но потом ей стукнуло пятнадцать. И вся та ярость, те унижения, та несправедливость, что она чувствовала в семье изо дня в день, пролилась кровавым ливнем на кухонном столе у неё дома. – Ты сломала мне нос, сука! – орал её отец, закрывая лицо. Обезумевшая девочка сжимала в тонких ручках сковороду и продолжала наносить методичные удары по своему мучителю. Мать окаменела, будто горгулья на рассвете, даже не пытаясь вступиться за отца. Её словно откинуло на несколько лет назад, когда она входила в ступор, когда отец избивал её дочь. – Я ухожу отсюда! – в слезах ярости выкрикнула Анна и ушла. А дальше всё пошло по накатанному сценарию: раннее пьянство, сомнительные компании, первые уличные драки, из которых она далеко не всегда приходила целой, учёт в милиции. Добрая молодая инспекторша тепло беседовала с ней и говорила, что та хорошая девочка, которая сможет иначе и у неё всё будет хорошо. Но она уже не могла иначе… История могла бы иметь другой сценарий, где она рассказала людям в форме, как над ней измывался отец, как мать потакала, глядя на это, но жизнь не делится на чёрное и белое. И крайне редко можно встретить однозначно плохого или хорошего человека. Её родители также оказались неоднозначными. После того, что произошло, отец пересмотрел своё отношение к ней и даже попросил прощения. Впервые по-настоящему попросил прощения у дочери и признал свою ошибку. И вроде как даже несколько месяцев они жили в мире и согласии, Аня снова стала пай-девочкой, как и прежде, отец старался держать себя в руках, но сорвался. Непростой день на работе. Всё, как оно бывает в этой стране: урод начальник, маленькая зарплата, усталость. Взял бутылку, накатил, а тут ещё и дочка платье себе коротковатое взяла. Ссора, плотная затрещина по нежной щеке, и всё по новой. Уход из дома, бесцельное и опасное времяпрепровождение, возвращение домой под утро… С отцом они ссорились и мирились, ненавидели и прощали друг друга, но теперь Анька стала постоянницей комнаты милиции, бывшая круглая отличница с синяками на лице и кулаках очень редко появлялась в школе, вызывая порицание учителей. Затем отец умер, она стала постепенно возвращаться домой к апатичной матери, которой на всё было плевать, взялась за ум, подтянула школу, закончила её, даже поступила в универ и нашла работу. Этот озлобленный зверёк в ней поубавил пыл… Но всё ещё оставался. В один прекрасный день молодая сексапильная хулиганка, чьи озёрца голубых глаз скрывала полоса крашенной в розовый чёлки, стояла в кожанке и тяжёлых гриндерсах за барной стойкой. Вокруг с безумными глазищами толкали друг друга на танцполе такие же фанаты рока, как она, а со сцены грохотало что-то невнятное и с матом, но очень эмоциональное. В такой атмосфере можно найти себе кого-угодно: хорошего любовника с пирсингом и татухами, угарного мальчика для подъездной романтики, но никак не ответственного мужчину, с которым захочется прожить жизнь. Но такой нашёлся. Он был, как и она, в кожаной куртке, горяч, но в нём было ещё что-то: сила, спокойная сила и выдержка. Он заметно отличался внутри от той молодёжи, что колбасилась на танцполе. Выпили, познакомились, провожал до дома. Она узнала, что ему уже почти тридцать, он при деньгах, на руководящей должности, а эта трэш и содомия рока для него способ уйти от серых будней, этого однообразного делового костюма и галстука-удавки. Полная внутренняя свобода, разрушение, кайф снять узкую маску и расслабиться, почувствовав себя самим собой – вот, что привлекало его в этом. И что-то он увидел и в ней, в этой пьяной матерящейся девушке с повадками пацана. Наверное, ту самую скромную, невинную отличницу, которой она всегда и была. Они поженились, и стали больше увлечены друг другом, чем роком. Её внешность сильно изменилась: из дикарки в кожанке и с цепями она превратилась в прекрасного лебедя с ангельской внешностью в дорогом платье и застенчивым взглядом. С ним она одомашнилась, проводила время за чтением и фильмами, готовила ему перед работой и задумывалась завести дочку: такую же смеющуюся непоседу, какой была когда-то она. Она стала забывать ту агрессивную рокершу, способную сломать нос здоровому мужлану, что как-то сделала у дверей клуба, когда тот свой волосатой ручищей решил попробовать на ощупь её ягодицы. Идя по такому пути, она могла бы стать совсем как демоница Алиса, другая любовница Артура. Но у той не было никаких шансов снова стать домашней послушной девочкой. Детство в цыганском таборе, голод и воровство, затем побег оттуда, работа стриптизёршей, а затем банда, грабежи, убийства, торговля наркотиками. Алиса не могла стать другой, а Анька могла. Могла даже стать тем ангелом, которым теперь она отражалась в зеркале. Но дремавший внутри неё зверь однажды проснулся! В тот момент, когда они поздно ночью возвращались с вечеринки. Уже не с рок-концерта, а из дорогого ресторана. После женитьбы они больше не торчали до утра с бесшабашными фриками, слушающих вульгарные песни. Им там уже нечего было искать. Компания пьяных быдланов у подъезда очень громко хохотала и орала матом, продолжая распивать этиловую амброзию. Их было человек пять-шесть, и один из них отпустил неосторожный и очень убогий комплимент в адрес её внешности. Можно было пройти мимо, вызвать полицию, разогнать их без потерь, но тут зверь, дремавший в ней проснулся, резко вскочил с тёплого ложа и вцепился в горло обидчику. Она ни слова не сказала, а с криком ударила каблуком гопнику прямо по яйцам. Его глаза выскочили из орбит так, словно ему тисками сжали череп, а из беззубого вонючего рта сорвался девчачий противный писк. Уродец упал на колени и с воплями: "ТЫ ОТБИЛА МНЕ ЯЙЦА" стал кататься, валяя свежую адидасовскую ветровку в каше осенней грязи. – Ах ты сраная шлюха! – совсем как её отец, когда она сломала ему нос сковородой вскричали возмущённые собутыльники и бросились на неё. И Михаил закрыл её собой. Он был очень смел и силён и размотал двоих так, что они без сознания с выломанными суставами, роняя на землю кровавые крошки зубов, падали рядом со своим товарищем, но лезвие предательски ударило его несколько раз в живот. Миша не сразу остановился, он нанёс ещё несколько точных ударов в голову обидчику, сбив его с ног, прежде чем внезапно упал. Как марионетка, которую обрубили нити. Дальше уцелевшие уроды хотели расправиться и с ней, оцепеневшей от шока, но мимо удачно проезжал наряд полиции. Бандиты смылись, но на следующий день их всех задержали. И это было уже не важно. Она навсегда запомнит, как Михаил умирал у неё на руках, как он плевался тёплой кровью и как она оставалась на её ладонях, пока его тело холодело. – Он погиб из-за меня... После неудачной попытки суицида курс лечения, больницы и вот она, наконец, нашла себе успокоение: рисование и скорость. Её парень тоже увлекался уличными гонками, как и другим экстримом, но его машину она продала после его гибели. Она не могла на ней ездить, но зато на своей Ауди уделывала многих парней. Одна такая гонка и стала для неё последней... Резкий поворот, удар по тормозам, который уже ничего не решал и монолитная смерть в лице отбойника. Она не очень сильно испугалась перед смертью и не шибко-то пыталась бороться за жизнь. В своей любви к скорости она неосознанно искала гибели, которая нашла её в возрасте 26 лет. В Мире Мёртвых ей было уютней, Михаил отправился в Рай, а она его даже не искала. Смерть вытрясла из её души всю былую любовь, привязанность, страдания. И она бы тоже смогла попасть в Рай вместе с ним, если бы горе не сожгло в ней остатки доброты, оставив пустоту. Не злобу, не ненависть, которая селилась в будущих демонах, которые тоже переживали тяжёлые утраты. а такую холодную пустоту, заполненную ледяным ветром, замораживающим всё живое. Совсем как двигатели машин Извозчиков. Многие становились Извозчиками также, как и она, пережив страшную боль. Кто-то обнаруживал в себе силы справиться и найти себя в добродетели, в ком-то разгоралась злоба, превращая его в демона, а в ком-то не оставляла ничего, кроме льда. Слугами Смерти становились не только серые безликие офисные клерки, но и такие как она. Она могла стать демоном, не встретив его, могла стать Ангелом, оставшись с ним, но стала Слугой. Поэтому она и нашла родственную душу в Артуре. От него ощущалась сила, невероятная непреодолимая сила, словно при жизни он был кем-то великим. С ним рядом она ощущала защиту. А ещё что-то в нём было похоже на неё... Он тоже мог быть ангелом, но с ним что-то произошло при жизни. Что-то, о чём он даже сам не помнит. И тут тоже была замешана любовь...