Извозчик душ

Всё пошло своим чередом. Если так можно выразиться в нынешней обстановке. Мы с Анькой возобновили совместные выезды, и я уже привык сдавать в ремонт машину, после того, как на бампере мокрым местом растечётся очередное зомби Азазеля. Привык к тому, что на крыше остаются следы моих ботинок, когда я запрыгиваю на неё и отстреливаюсь от толпы с пулемета, привык водить так, чтобы можно было развернуть машину боком, взять гранатомет и прицельно пальнуть в толпу атакующих мотоциклистов. Я привык, что Анька стала боевой подругой, привык, что каждая перевозка даётся с боем, привык, что из-за моей деятельности шпиона, на нас нападали с особым остервенением. В Городе Суда строили новые корабли, большая часть перевозок перешла на море, из-за чего скорость доставки душ сократилась. Многие новые души после Суда ещё томились в Зале Ожидания. Каждый раз увозя душу из Города на просторы Мира Мёртвых, я видел ужас в её глазах. Ужас, когда рядом с машиной грохотали взрывы, в небе летали Вольные, кидая испепеляющие солнечные шары, как автоматы барабанили по машине и разбивали стёкла. Война уже началась, войско Азазеля давно перестало быть подпольными партизанами: они в открытую захватывали Мир Мёртвых, вербуя в свои ряды всё новых и новых последователей. Понятия не имею, как я выживал в бесконечных схватках с ними, так отчаянно сражался, так точно попадал по ним. Видимо, при жизни у меня была чертовски хорошая боевая подготовка. Но даже с ней с каждым днём было все сложнее: всякий раз я возвращался в Город Суда, пропахнув свинцом, в изодранном костюме и раненый, меня спасала броня, которую я выпросил у Мары и подкладывал под костюм. Моя машина возвращалась с перевозки уже не шикарным блестящим бумером, а каким-то постапоколиптическим седаном с разбитыми стёклами, фарами, обожжённым мятым кузовом, с которого сходила краска. Поговаривали, что скоро перевозки на суше совсем отменят на неопределенный срок. Да и на море тоже. Вольные демоны, летая в небе, как стая истребителей, нещадно сжигали корабли. Я уже не знал, как буду снова и снова выезжать за душами, иногда казалось, что мы с Анькой остались последними Извозчиками, выезжающими на трассу. Кажется, никто так больше не рисковал, все сидели дома. Даже депрессия не могла вытащить их оттуда. Всё поменялось в тот день, когда мы плелись в сторону Города из Рая, я почувствовал, как что-то трёт и искрится под колёсами. Оказывается, резина на одном из них была разорвана в клочья, и я двигался, искря голым диском. – Господин Смерть вас ждёт сегодня в час ночи, – на экране появляется Мара. – Переоденьтесь, машины можете оставить у Здания Суда, мы займёмся ими. На часах едва за шесть вечера. – Как думаешь, чем мы заинтересовали самого Смерть? Может, накосячили? – с холодным лицом трупа, губы которого просто и безжизненно двигаются, словно через них пускают ток, спрашивает Анька. – Не знаю, – таким же металлическим голосом отвечаю я. – Может, в чём-то накосячили. Мы перестали закидываться эмоциями перед выездами, потому что это было слишком опасно. Холодный, равнодушный мертвец лучше оценивает обстановку и действует машинально. По идее, Господин Смерть только меня должен вызывать не пойми для чего. Я недавно выполнял его секретную миссию, о которой ей ничего не говорил. Причём тут тогда Анька? Может, ей тоже параллельно давали какое-то поручение, и она также несколько дней не появлялась в Городе? Наши помятые, избитые машины среди вылизанных тачек Города Суда выглядели так убого, что мы без сожаления кинули их у Здания, переоделись внутри салонов в чистые костюмы и быстро засеменили к Банку. Через минуту я сжимал в руках увесистый мешок с оболами, Анька тоже бережно держала его в двух руках как ребёнка, не понимая, с чего нам такое счастье привалило. Я понимал, но не говорил. Если Слуге внезапно платят много – это не щедрость Смерти, это завуалированный намёк, что ты снова отправишься в качестве пушечного мяса. И тебя уже заранее купили. Кафе-бар "Кружка и кости" неподалёку от Здания Суда. Этой громадины, пронзающей небо. Она настолько широкая, что её видно через переулки между двумя башнями-близнецами. Именно туда прикован мой взгляд. Что, чёрт побери, замыслил для нас Смерть опять? Анька выглядит менее задумчиво. Её разум не тяготит осознание того, чем придётся расплачиваться за эти мешки денег, что нам дали. А вот я хорошо знал после лагеря Свободного Легиона... Почём они, дары Смерти. Анька уплетает пирожное с бледно-розовой, словно вырванный и брошенный язык, помадкой и уже вовсю улыбается. В этом кафе эмоции радости продавались в виде пончиков и пирожных, а спокойствие и умиротворение в виде чашки капучино или чего-нибудь покрепче. – Угощайся, Арчи, – лучезарно улыбается она, видя, что моё лицо всё ещё некое подобие эластичного камня: можно натянуть улыбку, но каменным оно от этого быть не перестанет. – Ты совсем невесел. Я вспоминал миссию, которую дали мне и Луцию... Мы хватали Извозчиков на дороге. Нет, я вовсе не добряк и не жалостлив, но я хватал и нещадно вербовал таких же как я. В этом было некое, пусть и небольшое, но самоубийство моей личности. И да, на трассе в те вечера, когда я перехватывал водителей, в одной из чёрных машин могла быть и она. Не то, чтобы я дорожил ею, но я в Мире Мёртвых уже почти год. И знаю её столько же. И эта девушка, как и Луций тоже в какой-то мере стала частью меня... – Ах да, совсем забыл, – транслирую эту чёртову фальшивую улыбку на "экран" своего лица. – Принесите мне чашечку кофе, – обращаюсь к пухленькой черноволосой официантке в мини-юбке и белом фартуке. Её красные губы, словно два вареника с джемом с очень тонким тестом раздвинулись в неестественной лыбе. Все, кто работают с эмоциями, счастливчики. Неужели никто не следит, чтобы они так внаглую не тырили продукцию для себя? – Да, конечно, – отвечает она, и, пританцовывая, уходит за стойку. Успеваю отметить, что при внешней полноте, из-под юбки её бедра очерчены очень даже сексапильно. За соседними столиками все веселы. Эти до тошноты улыбающиеся рожи. Эти глянцевые эмоции. Эта пародия на жизнь. Приносят капучино. Отпиваю. Вкус как у какао в школьной столовой: до жути сладкий и приторный, но умиротворение ощущаю. Мир становится позитивней и спокойней. Скорая встреча со Смертью выступает просто как факт, никаких тяжёлых мыслей от этой перспективы, только лёгкость и приподнятое настроение. Мгновения несуществующей жизни. Удивительная вещь. После смерти мы не становимся подобны богам, а лишь сильнее деградируем. Когда мы живы, то стремимся стать богами в глазах себе подобных: готовы горбатиться, воровать или убивать, продавать честь, чтобы иметь дорогой особняк, спорткар стоимостью в тысячи зарплат работяги, кучу наложниц, чьи фигуры слеплены по образцам мужских журналов. Мы стремимся к тому, чтобы нам завидовали, чтобы нами восхищались, чтобы перед нами склоняли головы и мечтали к нам приблизиться. Как к богам. Но человек смертен, и вся его богоподобность – фикция, он в любой момент может быть раздавлен грузовиком в кровавую кашу или умереть от запущенной стадии рака. Мы цепляемся за иллюзию божественности, готовые потратить на это всю жизнь. После смерти всё почти тоже самое, но мы уже цепляемся за то, что имели раньше. За жизнь. Мы рискуем под шквалом пуль, заклинаний и вонючим дыханием зубастых монстров, чтобы урвать куски того, что у нас десятками лет было в избытке. Заработать, на то, что и так всегда было под рукой. Чувства, эмоции, ощущение жизни в себе... И снова я разочаровываюсь в человечестве, и снова понимаю тщетность замысла бунтовщиков. Каким бы сильным и злым демоном ты ни был, как бы ни сверкали твои крылья под облаками, ты уже просто инструмент богов, скот, который выращивают и берегут, не пойми для каких целей. И после смерти ты ещё более никчёмен, чем был до неё. Лишь тень своего былого величия... Я совсем не удивляюсь тому, что в кафе-бар заходит Луций. Завидев нас, он опять улыбается. Ещё одна улыбка в этом заведении, куда люди пришли торчать от кофе и конфет, приготовленных на таблетках эмоций. Только его всегда выделяется из общей массы. Как она у него всегда получается такой искренней? – О, какие люди! – он стремительно подходит к нашему столику у окна, где блестит серебристая наклейка кружки, из которой торчит кость. Усаживается рядом с Анькой, а рядом кладёт звенящий содержимым мешок. Этим жестом он словно говорит: «Я тоже в теме». – Уже пропиваете зарплату? – подмигнул. Ему нетрудно было догадаться, где мы. В кафе-баре, где эмоции дают в виде продуктов и напитков, они стоят куда дороже. Лучшее место, куда можно пойти с мешком денег. – Ага, уже начали. – Хорошо, начнём по-другому. Как вы думаете, почему Смерть решил нас с вами собрать? – Луций распрямил согнутые руки за затылком, обтягивающий пиджак сильно натянулся в области накачанных бицепсов. – Может, потому что мы красиво сражались? Положили столько врагов? – кокетливо подмигивает Анька. Эмоции из чашки ударили ей в голову. – Именно так, красавица, – сладко произносит Луций и совсем не по-отечески приобнимает её за талию. – Получается, Смерть хочет отправить в отпуск тех, кто оказывает лучшее сопротивление? – всё ещё хихикает после его объятия Анька. – Не говори глупостей, девочка, – уже по-отечески мягко говорит он. – Иначе бы он не решил собрать нас сегодня... – Луций, а почему ответственные миссии поручают Слугам, а не Богам Смерти? – вдруг спрашиваю я. Как будто бы он знал, как будто бы он должен был это знать. И он знал, у него словно на всё был ответ. – Потому что ответ в твоём вопросе. Боги Смерти не Слуги, а его приближённые. Которые знают много его тайн, и которые могут его предать, – Луций прервался и заказал у пышной, но симпатичной официантки стаканчик бренди. – И такое уже происходило. Изначально Слуг славянского происхождения должен был курировать Чернобог, но отказался работать со Смертью и ушёл бороздить просторы Вселенной. Теперь с вами Морана. И таких примеров полно. – Значит, бог Смерти может примкнуть и к Вольным демонам? Луцию принесли бренди. Он поблагодарил официантку и похотливо проводил взглядом её пятую точку. – Ну...Теоретически, да, – он залпом осушает стакан и уже начинает лыбиться, как и все в кафе: широко как хеллоуинская тыква. – Он глядит на часы на стене, вместо стрелок в которой крутятся два обглоданных вороньих крыла. Окно, над которым оно висит, покрылось холодной, как монетка, приложенная к фингалу, корочкой льда. Узоры на ней плавно меняют свой контур, обретая очертания чудовищ. Как грозное знамение перед встречей. – Нам пора.