Рано или поздно заберёт меня море, Такова судьба всех земных людей.
Гриммель увидел небольшую лодку, целую, но давно брошенную. Он поставил её на воду, первым делом прочистив дно от водорослей, ила и песка, залез внутрь и стал грести. В голове было пусто: только голос Аннстис, напевающий песню, манил и звал за собой.Не грусти, родной, мы увидимся вскоре, На том свете, чтобы любить ещё сильней.
Гриммель грёб и грёб, никак не реагируя на сильную усталость. Весла резко входили в спокойное море, оставляя после себя фейерверк брызг. Это было похоже на помешательство. Была лишь цель, до которой нужно грести, грести, грести… цель. И больше ничего. Вскоре Гриммель остановился. Слабость в руках не давала двигаться дальше. Но это не имело значения, так как деревня была уже далеко. Викинг поднялся на ноги и заглянул в спокойную черную гладь. Море приветливо плескалось, призывая будущего утопленника в свои объятия. Их разделял всего лишь шаг. И Гриммель был к нему готов.Нас могут разлучать самые сильные воды…
Ноги подкашивались, руки дрожали от перенапряжения, а глаза впивались в бесконечную черноту.Нас могут разлучать самые разные миры.
Вдалеке послышался плач чаек. Из-за туч показался краешек белобокой красавицы луны.Не волнуйся понапрасну, мы увидимся вскоре…
Ладонь коснулась прохладной воды. По телу пробежались мурашки.На просторах свободного мира любви.
Гриммель резко одернул руку. Голос в голове оборвался: перед глазами предстала живая Аннстис. Она заливисто смеялась и хлопала в ладоши. А рядом с ней стояла… Асе! Её милое личико перекосила гримаса ужаса и страха. Она кричала имя брата, плакала и задыхалась, пока Аннстис танцевала и пела песни. — Асе! Асе, что ты тут делаешь? — Гриммель в ужасе уставился на двух девушек, которых любил больше всего на свете. — Она теперь со мной, дорогой, — ответила Аннстис. — Жизнь не зря преподает нам уроки. Прислушайся к ним, и тогда мы обязательно встретимся. Она приблизилась к Гриммелю, чтобы поцеловать его. За её спиной горько плакала Асе. Проснулся Гриммель ранним утром на холодном песке. Ни одной лодки поблизости не было. Он смутно помнил, что случилось с ним в эту ночь. Но ему почему-то стало так легко! Аннстис даже в Вальхалле оставалась для него несокрушимым ориентиром. Он будет жить достойно ради неё! Пронесет память о ней сквозь года и с невообразимым смирением будет наблюдать за счастьем Асе. О, как горько плакала она во сне! Как же хочется скорее обнять её, пожалеть, жить ради этой маленькой бойкой девочки и посвятить ей всего себя! Вот что Аннстис желала ему показать. Асе! Гриммель вдруг заметил осевший пепел на руках, одежде, волосах. Он принюхался и учуял запах гари вперемешку с гнилью выброшенных на берег водорослей. Страшная догадка поразила его. От образа страдающей сестры его затошнило, и он долго не мог встать, – он не хотел быть прав, не хотел видеть. Когда Гриммель нашёл в себе силы взглянуть на деревню, он истошно закричал. Его предположение было таким наивным по сравнению с тем, что произошло с деревней на самом деле. Легара больше не существовало. Всё было выжжено и уничтожено. Каждый домик, каждое сооружение, каждый человек… На негнущихся ногах Гриммель ступал по руинам деревни и добрел до места, где раньше стоял его дом. С ужасом он осознал, что среди груды обломков сейчас мертвые лежат его мать и сестра. Драконы уничтожили всё. Пока Гриммель бредил, драконы уничтожили всё, что ему дорого. Они сравняли с землей целое поселение. И это – из-за убитой ночной фурии! Одной ночной фурии, которая первая отобрала жизнь у Аннстис. — Я убью вас всех. До одной, — прохрипел Гриммель. — Будьте вы прокляты! Со стороны леса взметнулась вверх и улетела с острова стая ночных фурий.