Песнь ночной фурии

      В ту страшную ночь, когда Гриммель приволок остывшее тело Аннстис, ни один викинг в деревне не позволил себе заснуть. Да и как можно было спать, когда по поселению то и дело раздавался страшный вой матери несчастной девушки?..       Аннстис в детстве была не очень послушным ребенком. За ней закрепилась слава озорной хулиганки, которой не было дела ни до чего вокруг. Она жила одним днём – от рассвета до заката. С возрастом она менялась, и в ней стали рождаться чуткость, внимательность. Она с радостью помогала всей деревне, и многие любили её как родную дочь.       Сейчас она лежала на земле: бездвижная, равнодушная ко всему вокруг – растерзанная драконом.       — Мы… она… я… дракон… — Гриммель попытался хоть что-то объяснить, но был слишком измучен и потерял способность ясно мыслить. Всё было очевидно и так.       Домой мужчина вернулся не сразу. Он долго плутал между маленькими домиками, цепляясь за неровности дороги, падая, снова поднимаясь. Ноги сами несли его, ведомые внутренними животными чувствами. А в голове стоял туман. Мысли, порой совершенно глупые и неважные, надоедливо жужжали, словно рой ядовитых пчел. Зато они притупляли боль.       Мама и сестра бросились обнимать Гриммеля, едва тот ввалился в дом. Им уже давно было известно, что произошло. И хотя им было невероятно горько и больно за Аннстис, они радовались, что Гриммель в схватке с драконом уцелел.       — Я думала… я думала, что больше не увижу тебя! — плакала маленькая Асе, дергая брата за лохмотья. — Как хорошо, что ты цел!       Голос сестры вывел Гриммеля из оцепенения. Он обнял Асе и уткнулся в её хрупкое плечо. Впервые после смерти Аннстис он дал волю эмоциям и расплакался.       — Я должен убить его. — Холодно произнес Гриммель несколько часов спустя. — Он ранен, это не опасно. Но я должен убить. Ради Аннстис.       Илва тяжело вздохнула. Хотела что-то сказать, но передумала. Знала: спорить бесполезно. Если он что-то решил, то его сможет разубедить разве что смерть.       — Ты не можешь… радуйся, что цел остался! — Асе задыхалась от возмущения. Ну и бестолковый у неё брат! — Мама, скажи ему!       Женщина только пожала плечами, как бы давая понять, что это не в её власти. Затем она коснулась плеча Гриммеля, благословляя его на удачный поход, и, еле сдерживая слезы, отправилась спать.       — А… а можно с тобой?       — Ты с ума сошла, Асе! — возмутился Гриммель, попутно натачивая меч. — Это опасно!       — А я о чём! — не унималась девочка. — Это опасно! И совершенно безрассудно. Думаешь, Аннстис хотела бы, чтобы ты сразу за ней в Вальхаллу отправился?       — Это уже не имеет значения. Я знаю только то, что она не хотела умирать. И я отберу жизнь у того, кто лишил жизни мою любовь.       — А как же я? О моей жизни без тебя ты подумал? — Асе обиженно насупилась. — Ты всегда думаешь только о себе. А как же я? Как же мама?       Гриммель взял ладони сестры в свои и нежно поцеловал их. В душе у него был целый ураган эмоций, но что-то притупляло их. Нечто дикое, что захватило его полностью, начиная безраздельно властвовать в его теле, ослепшем и оглохшем после смерти любимой.       — Асе, я не собираюсь умирать, правда. Но я должен отомстить. Обещаю тебе, я буду осторожен.       Девочка несколько раз кивнула, мысленно проклиная всех на свете драконов. Тошнотворный ком уже подступал к горлу.       — Только успей к похоронам.       Когда Гриммель добрался до той самой поляны, солнце уже взошло. Лес был спокоен. Птицы щебетали привычные песни, ветер шелестел в листьях деревьев.       Гриммеля раздражало такое равнодушие. Ему казалось, что весь мир изменился, утратил краски с потерей Аннстис, и было странно осознавать, что это не так.       Найти дракона было несложно. Стоило просто несколько минут идти по кровавому следу. Фурия еле дышала и почти не реагировала на происходящее вокруг.       Гриммель приблизился к дракону и победно улыбнулся, сжав до боли в ладонях рукоять меча. Р-раз! Лезвие вошло прямо в едва бившееся живое сердце. Хлынула кровь, животное ещё раз вдохнуло, а затем затихло.       Мужчина рассмеялся, видя, как собственными руками сумел превратить живое в мертвое. Позади осталась любовь к человеку, искусству, жизни. Только огромная, жгучая, непреодолимая жажда крови. Вместе с тем в душе его поселилось спокойствие.       Жизнь за жизнь. Он отомстил.       Аннстис гордилась бы им.