Песнь ночной фурии

      Гриммель сломя голову бежал по побережью Легара, хотя глубоко в душе понимал, что это никак не спасёт его от праведного гнева любимой. Что ж поделать – быть советником вождя дело не из простых, к тому же занимает слишком много времени.       Парень и сам не любил опаздывать, особенно на такие важные встречи. Но не отзываться на любые просьбы вождя, – значит, потерять достойную работу. А это худший из возможных «подарков судьбы».       Разгорячённый на солнце песок жёг пятки, но Гриммелю было всё равно: он не бежал, он летел, вдохновлённый скорой встречей с Аннстис. Стоило только вспомнить её озорную улыбку, нежный взгляд, мягкие пленительные губы… Сердце от таких мыслей пропускало несколько ударов, а потом билось ещё сильнее, как бы подстрекая бежать всё быстрее.       Гриммель услышал её раньше, чем увидел. Она пела песню, которую они вместе сочинили вчера. То есть, не совсем вместе: скорее, Аннстис сочиняла, а он восхищённо поддакивал. Но это была их песня.

Рано или поздно заберёт меня море, Такова судьба всех земных людей. Не грусти, родной, мы увидимся вскоре, На том свете, чтобы любить ещё сильней. Нас могут разлучать самые сильные воды, Нас могут разлучать самые разные миры. Не волнуйся понапрасну, мы увидимся вскоре, На просторах свободного мира любви.

      — Прекрасная песня. Только слишком уж грустная, тебе не кажется? — Гриммель, покрасневший с ног до головы то ли от бега, то ли от любви, глупо, но счастливо улыбнулся девушке.       — Такая же грустная, как твой внешний вид, — хмыкнула Аннстис и поцеловала его в губы. — Что, опять вождь?       — Он самый. Не отпускал меня до самого конца обеда! Как же скучно состоять в совете. Каждый день одно и то же.       С лица Аннстис полностью исчезло прежнее озорство, а на его месте появились любовь и сочувствие. Она приобняла викинга и горько вздохнула.       — Я знаю, как тебе тяжело. И я очень ценю то, что ты для меня делаешь. Но я не хочу держать тебя насильно, слышишь? Я готова ждать день, месяц, год, даже вечность. Ты только скажи, я…       — Т-с-с… — игриво прервал монолог девушки Гриммель, приставив палец к её носику. — Аннстис, ты такая умная девушка. Неужели ты правда считаешь, что можешь быть преградой к моим путешествиям? Просто всё дело в желании. У меня его больше нет.       Аннстис закатила глаза и слабо ударила Гриммеля кулачком в бок. Это работало безотказно: парень сразу же расслаблялся. Его напускная важность вперемешку с излишней взрослостью испарялась, и перед ней вновь представал пятнадцатилетний мальчишка.       Слова Гриммеля всё же слегка задели Аннстис, хоть она и не подала виду. Но она не знала, что Гриммель – жестокий обманщик: он не признавался в этом другим и тем более не признавался самому себе.       Аннстис стала для него всем. Воздухом, морем, землёй, смыслом. Зачем путешествия, зачем несметные богатства, когда рядом любимая женщина, которая любит в ответ. И не просто женщина, а сама Аннстис, чьи песни заставляли проживать иные жизни, обычно полные трагизма и отчаяния. Гриммелю раньше было чуждо творчество, и он просто удивлялся тому, как в такой маленькой прелестной голове было сокрыто столько нерассказанных историй. Сближение с Аннстис приобщило его к искусству. Она и была искусством, рядом с ней хотелось создавать, преображать, делать мир лучше.       — Так, я всё проверила, — Аннстис надела тканевую сумку на плечо. — Еды до отвала, можно смело отправляться в путь.       Даже в разгар лета лес был удивительным местом, напоминавшим совсем иной мир. Высокие могучие деревья не просто отбрасывали тень, но и излучали свежую прохладу, которой так не хватало деревне, построенной на открытой местности, пусть и возле моря.       — Я так рада, что ты согласился. Хорошо, что мама не знает, куда мы пошли. Она меня даже с тобой не отпустила бы.       — Потому что очень за тебя переживает, — отозвался Гриммель. — И я, кстати, тоже. Надеюсь, что нужные тебе цветы и травы растут недалеко.       — Ах, а название «драконий глаз», «бутон Змеевика» и «Бурокоготь» тебе ни о чём не говорят? — улыбнулась Аннстис. — Стала бы я просить тебя быть со мной, если бы не нужно было идти далеко? А так хоть помрём в один день, как в дурацких романтических историях.       Гриммель остановился и недоумённо посмотрел на девушку. Та захохотала и похлопала его по плечу.       — Шучу-шучу. Не бойся. Умирать не собираюсь, уж явно не сегодня! Это было бы очень нехорошо с моей стороны. Пошли дальше! День клонится к закату, а мы ещё даже «черту» не перешли.       Лишь спустя час на пути двоих встретились первые бутоны Змеевика. Это были невероятной красоты цветы, чем-то напоминающие ромашки, только в несколько раз больше и с голубыми пятнами. Ещё через полчаса викинги вышли на огромную поляну, полную разных диковинных растений.       Аннстис принялась собирать цветы для венка. Гриммель как мог помогал девушке, чтобы поскорее вернуться домой. Скоро должно было сесть солнце, а они далеко не на самой безопасной стороне леса.       — Тебе не кажется забавным то, что на «драконьих» землях нам не встретился ни один дракончик. Хоть бы самый маленький какой-нибудь показался…       — Давай дружно порадуемся, что мы очень удачливые, и будем выдвигаться в сторону дома. Темнеет уже. А ты вон сколько цветов набрала. Тут для десяти венков хватит. К тому же, завтра тяжёлый день для нас обоих и… Аннстис? Аннстис! Аннстис, ты где?       Гриммель принялся искать запропастившуюся куда-то девушку. На поляне, очевидно, было пусто, и он решил проверить лес в округе. Через несколько минут он увидел чёрную макушку, мелькнувшую в высокой траве.       — Аннстис! Вот ты куда делась, негодница! Нам нужно идти-и-а-а….       Мужчина замер между деревьями, не веря своим глазам. Вот его Аннстис с охапкой разных цветов в руках, а рядом с ней… дракон. Настоящий дракон! Чёрный, гладкий, чешуйчатый, огромный… С широкими зелёными глазами! Дракон не выглядел сердитым, но он был напряжён, готовый отразить нападение. Он принюхивался к Аннстис и медленно приближался к ней, а она, застывшая от ужаса и восторга, зачарованно смотрела в его большие бездонные глаза.       — Аннстис, не двигайся! Я сейчас прикончу его!       Гриммель взял в руки боевой топор, который всегда болтался у него на бедре, и тут же метнул его в фурию. Девушка крикнула что-то, похожее на слово «нет», но было уже поздно. Топор вонзился в тело дракона, он взвыл от боли, и его глаза наполнились яростью. Мгновение, и рептилия повалила Аннстис на траву. Послышался нечеловеческий вопль, и Гриммель бросился на выручку, молясь всем Богам, чтобы успеть. Фурия выла, истекая кровью, и через несколько секунд, когда мужчина уже был совсем близко, она, шатаясь и врезаясь в попадающиеся на пути деревья, метнулась в лес.       — Нет… Нет-нет-нет! Аннстис…       Её грудь тяжело и рвано вздымалась, разодранная сильными когтями дракона.       — Смотри… какой сегодня красивый закат… — еле проговорила Аннстис. — Всё… розовое…       — Ты не можешь уйти сейчас, — Гриммеля душили слёзы. — Это невозможно! Тис... Тис, ты слышишь меня? Пожалуйста, не уходи…       — Ты… называл меня так… лишь однажды, — собрав последние силы, девушка приложила похолодевшую ладонь к мокрой щеке любимого. — Не грусти, родной…       Аннстис пустила слезу, и дух покинул её тело. Глаза остекленели, улыбка ужаса застыла на милом расцарапанном лице. Гриммель прильнул к груди ещё секунду назад живой и любимой Аннстис. Он хотел верить, что какое-то чудо заставит её вновь глотнуть воздуха, и они, живые, пойдут домой, посмеиваясь над такой нелепой ситуацией. Так было всегда, почему сейчас должно быть по-другому?!       Но она не оживала. Не было здесь больше Аннстис. Изуродованная оболочка – всё, что от неё осталось.       И всему виной ночная фурия.