give me hope

       Йечан       — Я толстая, — грустно тянешь ты, остановившись напротив большого зеркала в пол в одном белье.       Вы собирались на какую-то вечеринку, куда пригласили Йечана играть, и сейчас оба копались в гардеробной.       — Что ты сказала? — мужчина выглядывает из-за дверцы шкафчика и едва не падает, запутавшись в узких штанах.       — Я толстая, — громче говоришь ты, рассматривая своё отражение и вздыхая.       Йечан чертыхается и таки стягивает штаны, подходя и обвивая руками твою талию, прижимаясь грудью к спине.       — Ты не толстая, — хрипло шепчет он тебе на ухо, едва касаясь мочки губами. — Ты сочная. И очень красивая…       И этого уже было вполне достаточно, чтобы ты почувствовала приятные мурашки и смущённо заулыбалась, но парень был настроен решительно.       — Ты только посмотри, насколько роскошные у тебя формы! Эта красивая, просто невероятно шикарная грудь? — он аккуратно проводит пальцами по кружеву белья, заставляя тебя хихикать. — Я словами не могу выразить, насколько мне она нравится! А эти пышные бёдра! Это же просто чудо какое-то! — Йечан мягко поглаживает кожу шершавыми ладонями, продолжая восхищаться: — А этот прекрасный мягкий животик! Я готов написать песню о том, как я люблю его мягкость! А плечики? Вы посмотрите на эти кругленькие мягонькие плечики! — парень не сдерживается, звонко чмокая тебя в плечо, не забывая следить за твоей реакцией в зеркало. — Я не представляю тебя с другими! Милая, ты просто представить себе не можешь, насколько ты идеальна! Но я-то вижу!       Йечан кладет подбородок на твое плечо, все так же обнимая тебя за талию и медленно покачиваясь.       — Ты самая прекрасная и удивительная девушка, которую я встречал в своей жизни. Поэтому, пожалуйста, не говори о себе негативно. Ты просто невероятна! Но теперь нам нужно скорее собираться на вечеринку, ты ведь собираешься затмить там всех? — он дожидается твоего кивка и улыбается. — Вот и отлично, погнали!       Санёп       — Я толстая, — скорее, равнодушно, чем грустно говоришь ты, задумчиво мешая рамён в чашке.       — Ну и ладно? — Санёп скептически смотрит на тебя сквозь призму круглых очков, дожёвывая лапшу.       — И это всё, что ты мне хочешь сказать? — ты с треском опускаешь палочки на стол, гневно прожигая парня взглядом.       — Ну, слушай, — прежде чем продолжить говорить, он не спеша выпивает из чашки бульон, следом вытирая рот салфеткой и складывая руки на груди, откинувшись на спинку стула. — Если бы ты мне это сказала в любое другое время — я бы, конечно, предложил тебе ходить со мной в зал, выбрать диету, которую бы мы могли соблюдать, сделал бы всё, чтобы ты себе нравилась. Но, дорогая, — его взгляд смягчается, и он едва сдерживает смешок, глядя на твоё расстроенное лицо, — посмотрим правде в глаза: ты в три часа ночи позвала меня есть самый острый рамён. Уверена, что всё, что я перечислил тебе нужно? Уверена, что настолько считаешь себя толстой, что хочешь лишится вот таких вот посиделок?       Ты лишь тяжело вздыхаешь, опуская взгляд в тарелку.       — Иди сюда, — тихо зовёт он, поворачиваясь на стуле и хлопая себя по бёдрам, куда ты незамедлительно перебираешься, утыкаясь носом ему в шею. — Я люблю тебя, слышишь? Мне не важно, сколько в тебе веса: буду любить каждую твою жиринку, — шепчет он тебе на ухо, а ты в который раз за вечер думаешь — смеяться тебе или обижаться. Ты выбираешь первое и больше к этому вопросу вы не возвращались.       Вонсан       Вонсан заподозрил что-то неладное уже тогда, когда ты третий раз отказалась от нормального приёма пищи и осточертело жевала сельдерей, голодным взглядом прожигая его тарелку, на вопросы предпочитая отмалчиваться.       А вот ты далеко не сразу поняла, как обычный разговор на диване перерос во что-то непонятное, до этих пор ни разу не происходившее.       Вроде, ты сидела рядом с ним, и вы обсуждали прошедший день, а сейчас ты лежишь перекинутой через колени парня, не имея возможности вырваться — его рука тяжело покоится на твоей спине, не давая подняться.       — Так, почему ты сегодня ела целое нихрена? — ты не узнаешь голос всегда милого Вона, сейчас он довольно низкий с лёгкой хрипотцой, и ты даже не знаешь: внутри всё поджимается от того, что страшно, или от того, что тебе нравится?       Ты не то чтобы не хотела отвечать — просто пропустила его вопрос мимо ушей, зациклившись на голосе, — поэтому вскрикиваешь не столько от боли, сколько от внезапности, когда его ладонь в резком шлепке касается твоих ягодиц.       — Вонсан, твою медь, ты сдурел? — твои попытки вырваться ни к чему ни приводят, а он скользит пальцами по ткани леггинсов, успокаивая.       — Я повторю ещё раз. Почему ты сегодня не ела?       — Просто, — выдавливаешь ты, отфыркивая волосы с лица.       — Ах, просто, — тянет он, чуть замахиваясь и оставляя на второй ягодице шлепок. — Уверена?       — Я на диету сесть решила! — после сдавленного вскрика хнычешь ты. — Что ты хочешь? Достаточно, Вон…       — Зачем? — снова его ладонь скользит по твоим бёдрам, обманчиво двигаясь по внутренней стороне и снова возвращаясь на ягодицы.       — Просто так, — не сдаёшься ты, затем внезапно чувствуя холодок перед шлепком, тут же выпаливая: — Я думаю, что я толстая, Вон!       Над тобой слышится тяжкий вздох, и он убирает руку с твоей спины, но ты так и остаёшься лежать, пока он аккуратно не перетягивает тебя к себе на грудь.       — Дурочка, зачем? — Вонсан аккуратно придерживает твоё лицо за подбородок, чтобы смотреть в глаза. — Ты совсем не толстая.       — Правда? И красивая? — тянешь ты, ёрзая на его коленях, стараясь усесться поудобнее.       Он вздыхает и не даёт тебе этого сделать, чуть отстраняя и указывая взглядом вниз.       — Как думаешь, это может быть показателем? Ты нравишься мне настолько, что у меня стоит. Я считаю тебя самой красивой и самой идеальной. Не забивай свою головушку этими глупостями, — он вновь притягивает тебя к себе, обнимая. — А теперь пойдём, и ты нормально поешь. Силы тебе пригодятся.       Кваниль       — Я толстая.       — Я тоже, и что? — Кваниль недоуменно поднимает на тебя взгляд. — Не вижу проблемы?       Ты с минуту думаешь, прищурившись глядя на него через стол и сквозь лёгкий дымок, поднимающийся от гриля, на котором шипела жареная свининка, а потом машешь рукой, подливая ему и себе соджу, хватая с гриля самый поджаристый кусочек и заворачивая его в лист салата, протягивая ему.       — И то правда…