The Mystery of Student No.18

Только когда вы подключаетесь к кардиомонитору, вы начинаете по-настоящему ценить, насколько успокаивающим может быть этот ритмичный писк. Для человека в такой ужасной ситуации, как Мидория, это было постоянное, легкое напоминание о том, что да, он все еще жив и его сердце все еще бьется. Если бы не этот звук, Мидория серьезно усомнился бы, что он вообще выжил. С другой стороны, если бы он был мертв, он бы не смог чувствовать всю эту боль. Полубессознательное состояние комы, к которому он так привык, хлынуло на него через несколько дней после инцидента со Всем за Одного. Боль просочилась сквозь его мышцы. Каждая из них болела и неестественно пульсировала. Каждый вдох был резким и болезненным. Он был благодарен кислороду, текшему через его маску. Он не знал, что бы он делал без него. Мидория не мог вспомнить, чтобы такое было раньше. Он пытался покинуть свое тело, но это было бесполезно. Боль, казалось, приковывала его кандалами и цепями к кровати и его бесполезному телу. В предыдущие месяцы боль, связанная с перенапряжением в его призрачном облике, обычно она ограничивалась мучительной головной болью и пребыванием в ловушке своего тела на некоторое время дольше, чем ему бы хотелось. Он чувствовал себя оторванным от себя, как будто кто-то щелкнул выключателем в его мозгу, остановив его движения и парализовав его нервы, до такой степени, что даже нежное, доброе прикосновение руки матери порой было трудно осознать. Никогда прежде он не был так осознающим черноту своего облика или скованность своих ног. Он лежал там некоторое время. Тишина вокруг него, наполненная только жужжанием и писком машин, подсказала ему, что в больнице не было людей, что было необычно, если, конечно, это не была середина ночи — тогда да, это имело бы смысл. Боль не утихала, но голова больше не болела. Он воспринял это как знак того, что его тело в порядке и он со временем снова может уйти. Он был наполовину занят тем, чтобы побродить по больнице и проверить, находятся ли там еще Дзиро и Хагакурэ. Он надеялся, что их там нет. Он попытался сесть, но острая, ноющая боль пронзила его, прижав к чистым простыням больничной койки. Мидория застонал. Даже вибрация горла причиняла боль. Что происходит? Его конечности были такими тяжелыми, совсем не похожими на легкость его призрака, к которой он так привык. Подождите секунду. Подождите, подождите, подождите… Был ли он в своем теле… или все еще был призраком? Медленно, но верно он открыл глаза – - его глаза Мир был темным. Он был добр к его глазам, которые так долго не использовались. Спокойный оранжевый свет просачивался в комнату из окна. Он смешивался с неоновым зеленым светом мониторов вокруг него в резком контрасте. Потребовалось больше времени, чем должно было, чтобы его зрение прояснилось и мир перестал вращаться. Как только это произошло, осознание пришло к Мидории быстрее, чем солнце взошло за его окном. О Боже, я проснулся – я проснулся – я проснулся – Он мог видеть, как огни электрокардиограммы мерцают все быстрее и быстрее. Он мог чувствовать, как его сердце бьется быстрее, а грудь поднимается и опускается. Он мог ощущать сухость во рту, когда наступила паника. Чувствовал запах стерильной палаты больницы, которая неосознанно держала его в плену. Он мог слышать , как писк становится все более и более беспорядочным. Ладно, ладно, успокойся – глубокие вдохи, приказал голос в его голове. Который звучал подозрительно как Нана, хотя Мидория сомневался, что это действительно она. Его дыхание было хриплым и болезненным, но он боролся, почти дрожа от токсичной смеси паники и возбуждения, пока кардиомонитор не предупредил его, что он снова вернулся в состояние покоя или, по крайней мере, настолько отдохнул, насколько это было возможно в данный момент. Он лежал там некоторое время. Его разум был пуст, он просто смотрел в потолок, смакуя каждое произвольное моргание и глоток воздуха. Мидория был почти слишком напуган, чтобы закрыть глаза, страх не иметь возможности открыть их снова поглотил его по крайней мере на час. Но через некоторое время его веки стали тяжелыми, и его ноющее тело снова скользнуло в океан бессознательности.

_______________________________________________________________________________________

—Доброе утро, Мидория,— раздался знакомый голос. Мидория был выдернут из своего сна с толчком. Его дыхание сбилось, но он не сделал ни одного движения своими болезненными мышцами. Он чувствовал себя немного тяжелее, чем раньше, каким-то образом более болезненным и жестким, чем когда-либо. —Ваша мать сегодня на работе,— сообщил ему доктор Адачи. —Боюсь, что мы по-прежнему не разрешаем никому, кроме ближайших родственников, навещать вас, пока ваше состояние не стабилизируется. Надеюсь, вы понимаете— Его присутствие всегда было таким успокаивающим и обнадеживающим. Он был героем в своем собственном праве, всегда таким добрым и стремящимся помочь Мидории, несмотря на очевидную возможность того, что он никогда не сможет его поблагодарить. Однако эта возможность внезапно показалась гораздо менее невероятной, без ведома молодого доктора. Каждое утро любимый врач Мидории приходил, чтобы проверить его жизненные показатели и проверить рефлексы коматозного пациента. Его причуда позволяла ему сокращать любые мышцы обычно неподвижного тела Мидории. Ему не нужно было помогать ему, но он все равно это делал. С помощью доктора Адачи Мидория не потерял столько мышечной массы, сколько, возможно, должен был. —Странно, сегодня рано утром у вас был довольно высокий пульс,— признал врач. Доктор Адачи не заметил, как дернулась рука Мидории с другой стороны тела. Он напряг мышцы руки, наслаждаясь своей способностью сгибать пальцы и сжимать кулак. Он был так отвлечен своей новообретенной свободой, что не заметил предупреждения доктора Адачи о том, что он будет проверять свои рефлексы, пока не открыл правый глаз и не посветил в него светом. Врачу не было нужды записывать, насколько изменился размер зрачка его пациента, когда Мидория от удивления зажмурился, скорчив гримасу от внезапного света, оставившего фиолетовое пятно, танцующее перед его глазами. —Мидория?— позвал доктор, положив руку на плечо Мидории и осторожно встряхнув его. —Мидория, ты…— Он застонал и медленно открыл глаза, прищурившись, глядя на доктора Адачи, вокруг которого сиял дневной свет. Доктор присел у его кровати, открыв рот, когда его планшет упал на пол вместе с маленьким фонариком, которым он посветил в глаз Мидории несколько секунд назад, и который с грохотом закатился под кровать. —Мидория?— повторил он. —Ты меня слышишь?— Когда глаза Мидории привыкли к свету, он позволил им открыться шире и впервые остановился на лице своего врача. Он открыл рот и попытался ответить, но ничего узнаваемого не сорвалось с его губ. —Все в порядке, все в порядке,— настаивал доктор Адачи, снова положив руку на плечо Мидории. —Тебе не нужно ничего говорить. Можешь кивнуть мне? Не слишком ли сложно это для тебя?— Мидория покачал головой, но затем запаниковал и вместо этого кивнул. Доктор рассмеялся. Мидория видел, как в его глазах сверкает волнение. —Т-ты проснулся,— понял он, улыбаясь от уха до уха, показывая ямочки на щеках и жемчужно-белую улыбку, достойную доктора. Мидория кивнул, а затем улыбнулся сам, поняв, что по его щекам текут слезы. Через мгновение доктор Адачи вскочил на ноги и нажал кнопку «вызов медсестры» возле головы Мидории. После чего Мидория видел и навсегда запоминал выражение на каждом из лиц, когда люди входили и выходили из его палаты. Их сияющие улыбки и слезы облегчения были для Мидории прекраснее новых цветов на его прикроватном столике. Ему задавали вопрос за вопросом — все «да» или «нет», из жалости к его потерянному голосу. Они проверили рефлекс в его коленях, тот, когда они ударили по маленькому молотку, и его нога невольно вылетела. Каждый маленький успех был встречен небольшим приветственным криком, и Мидория, который был более чем немного ошеломлен, просто улыбнулся и позволил облегчению от своего пробуждения окутать его. Но только несколько часов спустя Мидория по-настоящему оценил тот факт, что снова жив. В этот момент дверь в его больничную палату снова распахнулась, и на пороге появилась невысокая, полная женщина с носовым платком в дрожащих руках, которая маленькими шажками шла вперед, слезы тихо текли по ее лицу, когда она приближалась. —И-Изуку?— запинаясь, пробормотала Инко, ее большие зеленые глаза уставились на такие же глаза ее сына. —Мама…— Она прыгнула вперед с криком счастья и заключила Изуку в теплые объятия. И медленно, но верно Мидория обнял ее, уткнувшись лицом в ее плечо и оставив за собой влажные следы своих слез. —Спасибо,— тихо прошептал он ей на ухо, его голос был хриплым и болезненным от долгого молчания, но он знал, что, тем не менее, должен это сказать. —Ч-ч-что?— всхлипнула она, вырываясь из их объятий, обхватив его лицо руками и с любовью глядя на него, несмотря на кислородную маску, которая все еще закрывала большую его часть. —За то, что не сдались—