Неудачно разложенный пасьянс, или Ликбез по закоулкам памяти

Дом полнился блеском мишуры, ароматом остывающего под салфеткой имбирного печенья, степенными беседами взрослых и топотом детских ног по линолеуму. Во всех комнатах горел свет, из колонок в столовой доносилась бодрая аранжировка на порядком задолбавшую «Jingle Bells». Вечеринка давно уже пересекла ту черту, когда заворожённые атмосферой праздника дети полностью отбиваются от родительских рук, разлетаясь, подобно гонимым вьюгой снежинкам, кто куда. Самая большая группка сгрудилась вокруг телевизора, обитавший в котором Кевин Маккаллистер в неизвестно какой по счёту раз переживал своё незатейливое приключение; другая, под предводительством младшего хозяина дома, направилась в детскую, готовая драться за одну на всех радиоуправляемую машинку и разбрасывать по углам детальки лего. Ещё парочка, сопровождаемая одобрительными взглядами взрослых, неуклюже пританцовывала под рёв колонок. Обычно зоркий родительский глаз настолько замылился шумом празднества и парой бокалов шампанского, что они позабыли даже о трёх шалунах, всегда готовых что-нибудь отчебучить и в данный момент штурмовавших запертые на ключ антресоли. — Сколько там времени? — отвлёкшись от своей порции оливье, подняла голову женщина в платье цвета морской волны. — Боже! Всего десять. Пока пробьют куранты, они уже весь дом разнесут. — Может, выпустить их погулять? — неуверенно поинтересовалась хозяйка вечера, повязавшая поверх наряда фартук и хлопотавшая у второго противня с печеньем. — Пусть хоть воздухом подышат, чем под батареями сидеть. — Ты что! — всплеснула руками женщина в платье, — они, как в тот раз, побегут с насыпи на санках кататься. Не дай бог под машину кто попадёт, темно же! — Вот бы их хоть в одном месте всех собрать, — задумчиво добавила другая, в цветастой жилетке, — а то все по дому разбежались, не узнать даже, кто где! — Слушай, — осенило вдруг женщину в платье, — у тебя же дочка какие-то свои истории пишет? Надо попросить собрать мелких и почитать им, её они точно послушают! — Можно и попросить, — засомневалась хозяйка, — а ты думаешь, она там для детских ушей пишет? Напугает ещё кого-нибудь… — Да брось, — отмахнулась собеседница, едва не задев тарелку с оливье, — детям как раз нравятся всякие страшилки. Моего от ужастиков этих за уши не оттащишь! — Ну хорошо, — чуть подумав, согласилась фартучница, — пойду загляну к ней. Она ведь в наушниках сидит всё время, не дозовёшься. В отличие от остальной части дома, в комнате дочери хозяйки горел лишь стоявший на подоконнике семисвечник да экран ноутбука на письменном столе. Рядом стояла исходящая паром кружка — всё-таки попросить у родителей на Новый год свой собственный чайник было выгодным решением. Как минимум, теперь не нужно никуда выходить за горячей водой, а чайные пакетики в комнате всегда найдутся. Подумав так, сидящая перед монитором девушка поставила идущее фоном видео на паузу, потянулась сделать глоток ароматного напитка. — Ты чего в темноте сидишь? — заглянула в приоткрытую дверь мать. Девушка обернулась, и по глазам тут же ударил хлынувший из щёлки свет. — Ну мам, — протянула раздражённо та, — я же тебе говорила, у меня работает компьютер, мне всё видно! — Ладно тебе, — отмахнулась женщина, — нечего тут куковать, иди лучше к нам. И тетрадку свою захвати, хоть послушаем, что ты там пишешь. — А без меня никак? — попыталась оттянуть неизбежное девушка. — Никак, — отрезала мать, — надо же детей хоть как-то отвлечь, а то мы до полуночи не доживём! — Ладно, ладно, иду уже, не кричи только, — неохотно прозвучало в ответ. Пришлось встать из-за стола, нашарить в тумбочке ту самую тетрадку и, быстро допив чай, направиться в столовую. Содействие дочери очень помогло: всего спустя пятнадцать-двадцать минут утихомирившиеся дети нетерпеливо кучковались на ковре в гостиной. Дольше всего пришлось возиться с захватчиками антресолей и капризничавшей девочкой, которой не дали досмотреть ей одной интересное приключение Кевина Маккаллистера. Однако перспектива «послушать страшилку от старшенькой» мало-помалу заинтересовала всех, так что на сидящую в центре комнаты девушку в упор уставилось с десяток пар заинтригованных детских глаз. Сначала было даже немного неловко, но это ощущение быстро прошло. Тетрадка не понадобилась: прогнав у себя в голове сюжет нужной истории, девушка поняла, что знает её наизусть. Осталось лишь откашляться, спугнув остатки возбуждённых шепотков, и, прикрыв глаза, начать нараспев: — История называется… — в наступившей тишине собственный голос прозвучал неестественно звонко, — «Старое кладбище». Комнату заполнили слова. Они, отчётливые и густые, застывали в воздухе, качаясь, как струйки дыма из бенгальских огней, и замедляя неумолимо бегущие к началу нового года стрелки часов. Дети на ковре, взрослые в дверях — все застыли как заворожённые, и лишь рассказчица, изредка поводя руками, чуть развеивала замершую в комнате кашу из слов. Глаза её всё ещё были прикрыты, потому создавалось ощущение, что текст находится на внутренней стороне её век. Слова сыпались чётко и дробно, как горошины: ей не нужно было подыскивать фразы, ранее уже изложенные на бумаге. Слов становилось всё больше и больше, и вот на их холсте проступил образ паренька, на спор посетившего заброшенное деревенское кладбище, и недовольных обитателей подземья, чей покой он потревожил. Казалось, невозможно было пошевелиться, настолько крепко объял слушателей созданный воображением читающей девушки жуткий портрет. Пришло понимание, что они могут так и остаться здесь окаменевшими статуями, способными лишь моргать, дышать и слушать, и не настанет никогда новый день, не раздадутся во дворах хлопки фейерверков, и будет лишь звенящая тишина и разрывающий её тихий, монотонный голос. Однако прозвучала последняя, кульминационная фраза, и довольная собой рассказчица открыла глаза. Навеянный историей морок тут же рассеялся, и вновь обретшие способность двигаться слушатели разразились аплодисментами. Взрослые улыбались, дети шумно обсуждали страшилку; все сбросили с себя только что пробиравшее их до дрожи оцепенение, как ненужную в тёплой комнате шапку. Девушка же встала с ковра, подхватила тетрадку и, покивав немного в ответ на восхищение родительниц, направилась в свою комнату, к ноутбуку и новой кружке чая — лучшему завершению любого года. В колонках заиграла «Тихая ночь».