Меч Сталинграда

— Товарищ сержант, далеко ещё? – пропыхтел Петька, тащивший под левую руку Алексина, все еще не оправившегося от контузии. Он мог лишь неуверенно переставлять ноги, немного облегчая Семину процесс транспортировки. — Да, – коротко ответил Егорыч. — еще далеко. — Как-то странно товарищ лейтенант вторую позицию расположил, - заметил Семин. — Далековато от нас. — Мы идем не ко второй позиции. Вообще-то мы её уже прошли. Оглянись, – посоветовал старик. Занятый тем, что он тащил на себе раненого сотоварища, Петька не сразу заметил что обстановка вокруг изменилась. Обернувшись, он не увидел обломков почтовой станции, откуда они втроем шли. Вторая позиция была замаскирована, и её нельзя было просто так увидеть - бойцы спрятались в четырёх пятиэтажных домах сразу, получив отличные сектора обстрела, также получив возможность устроить засаду. Однако прямого сообщения между четырьмя домами не было - чтобы добраться до другого дома требовалось перебежать улицу под огнем противника. Не очень удобно, зато очень эффективно. Вместо знакомой улицы он увидел совершенно другой переулок. Невысокие трёх-двухэтажные деревянные дома, расположенные по обе стороны дороги, почти не затронутые немецкими бомбами и артиллерийскими снарядами; заметная в отдалении каменная пристань. Как ни странно - следов от бомбёжек почти не было видно, похоже переулок почти не пострадал от немецких и советских бомб и снарядов. За три месяца, проведённые в этом Аду, ефрейтор Петр Сёмин научился неплохо ориентироваться среди развалин города. Однако этого переулка он не знал. Когда в город после ожесточённого сопротивления русских войск, которое немцы пытались сломить бомбардировками и артобстрелами, прорвались немцы, единой линии фронта не появилось - даже в глубоком немецком тылу оставались очаги сопротивления, составленные из отступивших без приказа красноармейцев и вооружённых городских ополченцев. Танковый "кулак" был разбит извилистыми городскими улочками и непреодолимыми развалинами разрушенных артиллерией городских зданий. Да плюс к этому хитро устроенные засады бронебойщиков, поджигающих сзади тонкобронные немецкие машины, также внесли свою лепту - танковый Блицкриг в масштабах одного города захлебнулся в собственной беспомощности и бесполезности. С другой стороны - близость фронта серьёзно угрожала безопасности СТЗ - Сталинградского Тракторного Завода, на котором производились знаменитые "тридцатьчетвёрки". Когда линия фронта вплотную к заводу - рабочие оставили станки и взяли в руки винтовки. Завод едва успели эвакуировать, но пока завод переезжал - Фронт остался без значительной части новых танков, производимых заводом. Кроме солдат и вооружённых ополченцев, в городе остались мирные жители - семьи ополченцев и солдат, ушедших на фронт. Несчастные старики, женщины и дети, которые не успели уйти из города, вынуждены были выживать почти без еды, обитая в замёрзшей канализации и подвалах своих разрушенных домов. Однако жителей осталось относительно мало - многие успели эвакуироваться под бесконечными бомбёжками, многие были погребены под завалами. Всё это Пётька узнал из рассказов бойцов и, особенно, из рассказов Егорыча. Сержант, судя по его рассказам сам был из Сталинграда, поэтому ему Пётька верил во всём. Но каждый раз задавался вопросом, который, впрочем, мучил и остальных бойцов его отделения - как этот старик попал на фронт. На вид Егорычу можно было дать все 60 лет, а то и больше. Но он отнюдь не был дряхлым, едва двигающимся старичком. Сержант был очень подвижным человеком, он бегал наравне с другими бойцами, бодро перелазил через преграды, метал гранаты с завидной дальностью. К то му же никто не мог вспомнить откуда сержант появился в отряде. Вроде бы прибился к отряду в бою, когда с его помощью взвод Андреева уничтожил аж четыре "тройки"*! С документами у него всё было в порядке, вот только фотография была пробита пулей. Но возраст был указан вполне точно - 12* июля 1889 года - дата рождения. Родился Егорыч здесь же - в городе Царицын, он же теперь Сталинград. Ну... Или его остатки. — Не отставай! – отвлёк Петьку от размышлений голос Егорыча. — Почти пришли... И действительно, спустя метров тридцать, трое солдат подошли к невзрачному одноэтажному серому домику. Он был относительно цел, разве что воронка у входа и замёрзший пепел вперемешку с копотью вокруг указывали на то, что ты, Петя, ещё на Войне, а не у себя дома, в Сибири. Родом Петя был из Иркутска, происходил из семьи забайкальских казаков. Отец, настоящий боевой казак, есаул, воевавший в отряде генерала Каппеля, был после конца Гражданской войны репрессирован, но районный комиссар пожалел мать Пети, оставшуюся в одиночку с семью детьми на руках. Каторгу в Якутии заменили на принудительные, но почти бесплатные работы по установлению Советской Власти и правопорядка в самом Иркутске. Бывшему есаулу пришлось засунуть свою гордость подальше и подчиниться. Из всех его братьев и сестёр выжили только сам Петька да две сестры, плюс один брат. Остальные - кто замёрз в первые годы, кто умер от голода или тифа. Но Петя оказался живучим парнем - переболел в детстве тифом, против воли отца записался в пионеры, потом попал в комсомол, а потом, закончив школу, пошёл учиться на профессию "настоящего пролетария" - в железнодорожное училище. На Фронт его забрали почти закончившего обучение, и уже без пяти минут женатого - его возлюбленная, с которой он был знаком ещё со школьной скамьи, была беременна. Петя клятвенно пообещал ей вернутся живым. Старик как ни в чём не бывало отпер невесть откуда взявшимся у него в руке ключом массивный навесной замок на двери. Зайдя в дом, Егорыч поманил бойцов за собой. Удивлённый Петька послушно пошёл за ним, таща на себе окончательно потерявшего сознание Алексина. В доме было очень тепло, даже жарко, что ещё больше удивило Сёмина, уже почти забывшего что такое "теплое помещение". Согреться удавалось очень редко, день через два. Спасала лишь тёплая одежда, которой с огромным запасом были обеспечены бойцы. От внезапного потепления Петька и сам едва не потерял сознание и чуть не уронил Гришку, но устоял и осторожно, пригибаясь под низким козырьком, зашёл в дом. Егорыч тем временем удивил Петьку ещё больше: старик снял шинель, повесив её на торчащий из стены гвоздь, подошёл к печке, в которой горело жаркое пламя, и матерясь сквозь зубы закинул в её жерло короткое, но тяжёлое брёвнышко. Печка ответила ему снопом искр, едва не опалив ему бороду. Всё так же вполголоса матерясь, старик закрыл жерло заслонкой и обернулся к бойцам. Он рассеяно поглядел на них, что-то видимо вспомнил, и махнул Петьке рукой, указывая на длинную и довольно широкую скамью. Оглядывающий помещение Петька, всё ещё прибывая в изумлённом состоянии, послушно уложил товарища на неё, перед этим заботливо сняв с него каску, буденовку и шинель, оставив Гришку в одной гимнастерке, галифе и сапогах. Лицо бойца было залито кровью из носа, глаза закрыты, дыхание прерывисто. — Так, похоже у парня тяжёлая контузия, – начал осмотр сержант, присев на табурет рядом. — Мы тут ничем особо не поможем, если конечно... – Егорыч обернулся и ехидно улыбнулся Петьке, склонившемуся над ними с участливым видом: — Если конечно, ты не профессиональный врач. На что я очень надеюсь, паря. Ну так шо? Семин вздохнул и отрицательно помотал головой: — Не-а, не врач. Я сам-то из Иркутска, в железнодорожном учился. Не доучился, неделя до выпускного - война наступила. — Ясненько, впрочем я и не особо надеялся, – Егорыч потянулся, похрустел своими старческими костями и выпрямился. — Значит так, там за печкой есть сундук, это, так сказать, аптечка. Вот тебе ключ, – Егорыч передал Петьке тот же ключ, которым он открыл входную дверь. — возьми в сундуке бинт, спирт и йод, а за печкой - уксус. Надо бы перевязать ему голову и обеспечить покой. И не стой в шинели, как дурак! Запаришься ещё - мне и тебя в сознание приводить?! Петька кивнул и, уже перестав всему удивляться, снял шинель, повесив её на соседний гвоздь. В сундуке действительно оказались нужные медикаменты, в довольно скудном, правда, ассортименте. Бинт, спирт, йод, вата, жгуты разной длины и несколько явно не медицинских приспособлений, назначение которых боец не понял, хотя пытался. Какие-то перекрученные, связанные шипастой цепью металлические конструкции, от которых волосы на голове вставали дыбом. На них было страшно даже смотреть, хотя никакой угрозы они собой не представляли, так - обычные железки, правда какие-то кручёные, а некоторые из них - с шипами. Они вызывали у него страх одним только своим видом. — Хорош копаться, неси уже! – нетерпеливо рявкнул старик. — Уже бегу! – спохватился Петька, и, не забыв по дороге прихватить уксус, подбежал к скамье. — Ну-с, – пародируя негодяя из одного популярного фильма сказал Егорыч. — начнём препарировать пациента... Лицо Гришки было залито застывшей кровью, поэтому для начала требовалось оттереть её, чтобы перевязать голову бойца. Когда старик оттёр кровь, Петька ахнул. От левой скулы до брови бойца шёл довольно свежий чудовищный шрам, чудом не задевший глаз. Судя по его форме и глубине - его нанёс очень удачный для пострадавшего удар штык-ножом. Едва сошедшийся шрам вновь разошёлся и из него теперь текла сукровица, мешая перевязке. Старик обильно смазал шрам йодом и быстро перевязал пропитанным спиртом и уксусом бинтом и ватой голову бойца, прикрыв ему левый глаз. Заметив пропитавшийся кровью рукав гимнастёрки, старик вскрыл его своим ножом и обнаружил на руке ещё один разорванный шрам, но уже гораздо более старый, что было видно по остаткам шва, шедшего от запястья до локтя. При помощи Петьки, вновь сбегавшего до сундука, Егорыч промыл ему рану и перевязал руку тем же проспиртованным бинтом с ватой, остатками подвязав раненую конечность к шее. Теперь свободной у Гришки осталась только левая рука. На морозе советские пехотинцы часто скрывали свои лица воротами шинели и, если у кого был или кто взял трофеем у немцев, шарфом. Алексин также носил на лице шарф, поэтому из-под каски были видны только его серо-голубые глаза. У парня были светло-русые волосы, немного угловатые черты лица с худыми щеками и выделяющимися скулами, а также длинный, хотя и сломанный нос. Это повреждение не уродовало парня, нос лишь приобрел заметную горбинку. Вполне приятную внешность портил только этот самый шрам. Парень, свободный от шинели, оказался очень худым, впрочем как и подавляющее большинство солдат, офицеров и даже генералов на любом фронте. Закончив перевязку, Егорыч облегчённо вздохнул, сполоснул руки в принесённой Петькой деревянной бадейке, наполненной теплой водой и повернулся к нему: — Ты сам-то в порядке? – с головы до пят оглядел его сержант. — Так точно, товарищ сержант, в полном порядке, – ответил Сёмин и неожиданно для самого себя сладко зевнул, потянувшись. — Что, – понимающе ухмыльнулся Егорыч. — спать хочешь? — Ага, – виновато ответил Петька, потупив взгляд. — Я уже два дня не спал... Разрешите отоспаться, хоть с полчасика? – с надеждой посмотрел он на сержанта. Тот по-старчески покряхтел, посмеялся, но всё же разрешил. Но выспаться никому из них не удалось - спустя всего каких-то тридцать минут в дверь неожиданно, но настойчиво и требовательно постучались… Примечания: 1: "Тройка" - немецкий лёгкий/средний танк Panzerkampfwagen III, он же Pzkpf 3, он же Т-3. 2: 12 июля 1589 года - предположительная дата основания города Царицына, первоначально - как пограничной крепости.