Меч Сталинграда

В тот же день, за несколько часов до описанных в прошлой главе событий. — Х-холодно... как же холодно... Дерьмо... Ну почему же так холодно?! – протянул боец, разминая свои замёрзшие, негнущиеся пальцы. Винтовка лежала у него на коленях, но он уже до автоматизма отработал алгоритм: упал-перекатился-прицелился-выстрелил-спрятался. К тому же сейчас наступило небольшое затишье - почтовую станцию они взяли, несмотря на довольно большие потери. Можно было немного отдохнуть. Петька мельком вспомнил, как он лез по промёрзшим канализационным трубам с сотоварищами, как он снизу кидал гранаты под немецкие танки, как немцы их засекли и пытались перебить их, пока они ползли по трубе. Только он сумел пробраться на столярный цех неподалёку от цели, там и был сборный пункт советских бойцов. — Не ной, Семин, – сурово прикрикнул на него сержант - очень старый и седой как лунь воин, непонятно как оказавшийся на фронте - древний же совсем! Звали его Егорычем, а имени-фамилии его никто, даже их взводный - лейтенант Андреев, не помнил. Так и погоняли - Егорыч-то, Егорыч-это... Суровый старик-сержант - спуску не давал и держал бойцов в строгости. А ещё живучий он, как таракан - когда их однажды по прямой наводке обстреляли из миномётов, он единственный оказался не раненым - только каску осколком оцарапало. Стрелял он чудно - за триста метров с немчуры каски сбивал, да и в рукопашной завсегда был рад поучаствовать - штыковой бой он хорошо знал, а уж сапёрной лопаткой дрался как сам чёрт! Но лучше всего он обращался с хворостиной - шпицрутены он провинившимся бойцам и пленным немцам раздавал знатные. — От твоего нытья воздух не потеплеет, - заметил старик. — Дык устали ж все, Егорыч, – вклинился в разговор третий. Его поддержали ещё два бойца: — Верно бает - холодно и есть ишшо хочется. — А хер у тебя по бабам не соскучился, болтун? – хмыкнул сержант. Солдаты дружно заржали - Егорыч хоть и был суров, зато хорошо посмеяться тоже был горазд - анекдоты он травил знатные. И ведь бойцам его шутки-прибаутки духу придавали, ведь если русский солдат смеётся - значит всё у него хорошо. — Верно говоришь, Егорыч - по бабам я тоже соскучился! – давясь смехом, ответил Петька. — Эх, как там она, суженая моя... — перестав смеяться, грустно протянул боец. Остальные бойцы тоже посмурнели. У многих из них лица буквально почернели от горя. Может Петька, который сам из сибиряков, и имеет основание чутка поскучать - хоть есть по кому. У многих бойцов не то что жён или любимых - матерей и сестёр уже наверняка в живых нет. — Эка печаль! Чего приуныли-то, бойцы? – строго спросил сержант. — Ничего, вот побьём немца, они тоже до баб своих захотят. Да уже наверняка хотят - не очень-то и весело и интересно на чужой земле яйца морозить небось. — А де твої рідні, Егорыч? – мрачно сплюнул Павло Нестерчук, боец родом из Жмеринки, что в Винницкой области. Дюже мрачный он боец и есть от чего! На его глазах в родную хату авиабомба, "Штукой"* сброшенная, попала. Редкое невезение. Сам он едва из Киевского котла выбрался, оставив позади много погибших друзей и земляков. — Дык нету у меня родных, – хмыкнул сержант. — Сирота я. Ни братов, ни сестёр нету. — А... – стушевался Нестерчук. — Вибач тоді. Не знав, чесно. Якщо б знав - промовчав би, точно кажу! – Нестерчук даже перекрестился, подтверждая свои слова. — Да что уж там, ты же не виноват, шо не знал, – сержант махнул рукой, но в его серо-зёленых глазах мелькнула тоска. Но в следующую секунду его взгляд стал настороженным. Он к чему то прислушался, потом повернулся к Семину и иронично хмыкнул: — Не время таперича болтать, Петька. За одно и согреешься. Вражина идёт. — Где?! – подорвался с места еще один боец - молодой и еще незнакомый с городской войной. Он выглянул было в оконный проём, но тут же схлопотал пулю в голову. Хорошо хоть каска и буденовка под ней спасла - его лишь контузило. — Снайпер сучий... – только и просипел раненый, забившись в угол и в ужасе сжимая винтовку, не обращая внимания на кровь, текущую из ушей и носа. — Всем залечь! – крикнул сержант, падая на пол и подползая к едва заметной снаружи дыре в кирпичной кладке - оттуда можно было почти безопасно выглядывать наружу. — Смирнов! — Я! – отозвался снайпер этого отряда, а также по совместительству бронебойщик, здоровенная рязанская морда* под два метра ростом и чуть меньше в плечах, уже расчехлявший свое грозное оружие - ПТРС*. На эту самозарядную "пушку" калибра 14,5 мм он навинтил трофейный немецкий прицел и теперь мог доставить неприятностей танкам и бронетранспортерам противника гораздо раньше, чем они заметят его. А главное - благодаря своей чудовищной силе он мог практически бегать в обнимку со своей двадцати килограммовой винтовкой с позиции на позицию. — Будь готов стрелять по моей наводке... – пока Смирнов устанавливал своё гигантское ружьё, Егорыч украдкой выглянул в проём, пытаясь высмотреть снайпера. "Так, перед нами два дома: синий пятиэтажный и серый шестиэтажный... В каком он прячется?... Так, а это что еще за серое пятно?... Вот и он, голубчик: серый дом, пятый этаж," – пока Егорыч высматривал в бинокль снайпера, немцы подвели к окрестностям здания взвод солдат на бронетранспортерах. Один из них, весь потрепанный, заглох когда перебирался через чудом уцелевший каменный забор, а второй подстрелил предусмотрительный Смирнов. БТР задымил и через некоторое время взорвался - Смирнов попал прямо в двигатель, пробив довольно тонкую броню. Уцелевшие фрицы шустро разбежались по позициям и теперь медленно, но верно приближались к станции, которую охраняло всего одно отделение. Зато и пригодных укрытий возле станции почти не обнаружилось - одни неглубокие воронки от артиллерийских снарядов, которых щедро, но бесцельно отправляли с большинства направлений - немецкая артиллерия совершенно не щадила городскую застройку. — Смирнов, серое здание слева, пятый этаж, четвертое справа окно, видишь? — Так точно, товарищ сержант, заметил... – боец передвинул ствол чуть левее, прильнул к прицелу и спустя две секунды мягко нажал на спуск. Грохнул выстрел и Смирнов, замерев на секунду, удовлетворенно оскалившись при этом, присел, укрывшись от вражеских пуль. — Готов, только ошметки остались - в грудину попал! — А как иначе-то? – усмехнулся Егорыч. — С твоего штуцера слонов на куски разрывает, не то что немчуру. — А что такое слон, тарщ сержант? – зачем-то спросил Петька, едва успев спрятаться - над его головой просвистела пулеметная очередь с заглохшего бронетранспортера. — Тебя, дурнык, счас не это должно волновать! – прикрикнул командир. — Ты вон лучше в дальний архив сбегай - у тебя гранаты, а там тока двое наших, и то с одними лишь "мосинками", – Егорыч осторожно, буквально на секунду высунулся из под защиты стены и огляделся. После чего вновь скрылся с глаз врага. — К ним сейчас семеро гансиков подбираются. Не сдюжат они вдвоем против них. Эх, надо было там пулемет трофейный ставить, да что уж теперь... – раздасадованно вздохнул Егорыч. — Есть! – козырнул парень и на четвереньках пополз к месту. Егорыч вновь высунулся из-за укрытия и дал пару очередей по приближающемуся врагу. Вместе с этим он мельком оглядел обстановку. В заглохшем "Ганомаге" оказался переносной легкий миномет и теперь кроме пулемета бойцов прижал ещё и расчет, пока что бесцельно отправлявший мину за миной в их сторону. Что никак не радовало сержанта - это пока расчет мины в "молоко" отправляет, а накроет бойцов - мало и ему не покажется. "Не хочется вновь уходить одному..." – подумал он. Сталинград с огромным, не виданным доселе усилием перешел в ментал, прислушался к внутреннему слуху и просканировал окрестности на предмет присутствия неподалеку иных эгрегоров. Кроме постоянно присутствовавшей едва заметной тени Мороза, очень близко находилась только чья-то мощная злая аура. Чужая аура. Не принадлежащая Ивану. А вот это уже плохо, раз так - не стоит светить себя в ментале. Сталинград вернулся обратно в тело. — Егорыч! Ты чего, заснул?! – окликнул его Смирнов. — Немец откатывается. Ну, вроде... — Угу, заснешь тут, – мотнул головой старик, отряхнувшись от налипшей дремы. — Счас поглядим... Он вновь подполз к щели и приставил к глазам бинокль. Фрицы действительно отходили, но как-то странно - до определённой отметки. Они отходили до остова сгоревшего среднего танка, находящегося всего в 300 метрах от станции. Там они останавливались и искали укрытия. Их минометчиков взорвал все тот же Смирнов, попав пулей в снарядный ящик, так что осколков с неба можно было не опасаться. — Они как будто чего-то ждут... – протянул сержант. — Но чего? Как там у Петьки дела? — Обошлось, – хмыкнул здоровяк, отряхиваясь от снега, ниспадавшего с неба ему на плечи. — Гансы хитро поступили - не напрямик по лестнице пошли, а через черный ход сунулись. В дальнем архиве пол дырявый, так они наших заметили, сразу палить начали с первого этажа, один погиб, второй ранен, легко. Петька, не будь дурак, сзади их обошёл. Одной гранатой взорвал, уважаю! — Молодец, второй раз за день отличился. Представим к новому званию... – протянул старик, все ещё пытаясь понять почему немцы остановились. Ответом на его вопрос послужил прозвучавший вдалеке тихий хлопок и пронзительный свист тяжелого артиллерийского снаряда, прозвучавший спустя три секунды. Он на излете влетел в станцию и разорвался в левом крыле, где раньше была сортировочная станция, а теперь расположился пулеметный расчет и еще двое бойцов. Точнее, раньше располагался - половины отряда как не бывало. — Вот хрень! – вскрикнул Смирнов, отброшенный к противоположной стене взрывной волной. — Это что же, немчура пушками долбит?! — Да! – сплюнул сержант, зажимая раненую руку. — Сукины выблядки, мать из так! — И чё делать будем сержант? – бронебойщик подполз к командиру, и сев рядом, помог ему перебинтовать руку. — А хрен его знает! Одно я знаю точно, задержимся здесь - подохнем! – мотнул головой старик. — Надеюсь, шо наш лейтенант подготовил вторую позицию обороны. — Отходить сейчас? – спросил закончивший повязку Смирнов. — Нет, все одно - погодим секунду, – переменил своё мнение Егорыч. — Посмотрим что будет. Уж что-то крупное у немчиков сдохло, раз они из гаубиц по жалкому стрелковому отделению шмаляют... Ждать пришлось недолго: спустя 20 секунд немецкая гаубица выстрелила еще раз, вновь отправив "чемодан" в сторону станции. В этот раз снаряд не попал внутрь здания, он разорвался снаружи неподалёку. Но обрушив при этом стену, за которой схоронились русские солдаты. В ту же секунду немцы ринулись в атаку. Пехотинцы бежали вперед, сжимая в окоченевших руках винтовки и автоматы. Подойдя на сто метров, немцы снизили темп бега и начали выцеливать советских бойцов, которые едва успели выстроить баррикаду из шкафов для писем. Из оставшихся после двух попаданий из гаубицы бойцов в живых осталось только трое: Егорыч, Петька, да тот раненый в самом начале боя боец, Гриша Алексин. Смирнов, не успевший скрыться за шкафами, был убит меткой очередью немецкого автоматчика, Нестерчук с пробитой каменным осколком головой выпал из оконной рамы, а раненый из дальнего архива провалился на первый этаж, когда они вместе с Петькой отступали к Егорычу. Вдобавок к раненой руке он обломал себе ноги при падении. Теперь он был совсем не ходок. Егорыч и Петька, мельком переглянувшись, скинули ему почти все гранаты - при приближении противника он обещал устроить им веселую жизнь, подорвав себя вместе с полуразрушенным зданием. Как бы Петьке и Егорычу не хотелось его спасти - это было бесполезно. Вместе с Егорычем и Алексиным Семин выбежал со станции и теперь они отходили ко второй позиции обороны, где закрепился основной отряд. — Бегите! – крикнул он им на прощание. — Пусть эта станция будет мне хорошей могилой, ахахахахаха!! – безумно и злобно засмеялся он. Едва они ушли - послышались новые шаги и голоса, но теперь - на немцком языке. На первый этаж спустился один из немцев - среднего роста, в зимней форме войск СС. Под шлемом блестели яростные глаза жуткого, почти красного цвета, а сквозь повязанный на лице шарф пробивались его неестественно светлые волосы. Он уставился на оставшегося в одиночестве солдата долгим неморгающим взглядом. Раненный солдат вновь хрипло расхохотался и продел почти негнущиеся от холода и потери крови пальцы в чеки от гранат, рассчитывая выдернуть их всех разом. — Я еще повоюю, сука нацистская! – заорал он, глядя немцу прямо в глаза. — Мы еще будем пировать на ваших могилах, ублюдки, слышите меня?! За Родину! Ура!!! С этими словами он с усилием дернул пальцами. Немец недоумённо перевёл взгляд на его руки. В следующее мгновение его глаза наполнились явно читаемым ужасом и страхом. Он упал на задницу и, дёргаясь от страха, быстро отползал от самоубийцы. В последние четыре секунды своей жизни русский солдат вспоминал свою маленькую сестру, единственного живого родича, томящуюся в плену в оккупированном немцами Харькове. "Прощай, сестрица! Прости, что не смог спасти тебя. Не дай нам Боже свидеться вновь!" 1: Штука (русск. разг) - немецкий пикирующий бомбардировщик Ju-87. Крайне опасный во всех своих модификациях самолет, гроза пехоты. 2: ПТРС - ПротивоТанковое Ружьё Симонова.